Юнсон всегда был очень и очень влюбчивым мальчиком, но слишком неуверенным в себе. Он как назло ещё и влюбился в самого милого мальчика из его класса! Минхёк, так звали того, кто безжалостно забрал сердечко парниши, был очень весёлым сам по себе, и всегда улыбался всем-всем-всем, будучи любимчиком всего класса! а Юнсон…а что Юнсон? Юнсон очень сильно любит гербарий. А ещё Минхёка. Как-то раз ему подарили полароид, красивый такой, красненький… Он долго думал о том, какая будет его первая фотография. Родители предлагали сфотографировать красивый закат, и аккуратно поцепить серию таких фотографий на верёвку над кроватью, а Юнсону это казалось слишком примитивным. Закаты везде закаты, и везде красивые, а ему нужно что-то ну очень милое, и желательно… Минхёковое. Такое, чтобы от радости сводило скулы, чтобы яркая улыбка на фотографии запечатлилась. Зачем фотографировать небо, если облака нельзя потрогать? Они всё равно уплывут, а Минхёк… Минхёк будет рядом. Ещё пару годиков так точно. Поэтому Юнсон, переминаясь с ноги на ногу столь неуверенно, теперь смотрит на Минхёка, что остался один в классе. Он как раз прибирался после всех, будучи старостой класса. Его волосы были красиво растрёпаны после физкультуры, с которой он и не планировал сбегать, а школьная форма идеально ложилась на нём, прямо сейчас делая его прекрасно уютным и до невозможности…мягким. Как…облачко?
Из его мыслей о том, какой он может быть, его вывел голос Хёка.
— Юнсон? Ты что-то хотел? — он подходит к парню чуть ближе, отставляя в сторону швабру.
В руках дрогнул полароид.
— А…а…ничего… — тут же замялся мальчик, неловко оглядываясь по сторонам.
Минхёк на это лишь пожал плечами и продолжил убираться, но неловкость отчётливо чувствовалась в воздухе и поэтому он вскоре снова поднял на него взгляд, улыбаясь уже более приветлевее чем до этого.
— Я же знаю, ты чего-то хочешь. Зачем тебе фотик? — он подходит снова к нему, а Юнсон, кажется, забывает как дышать. Ведь в ярком свете заходящего солнца он ещё более прекрасен, и Юнсон точно мог поклясться, что будет лоб разбивать в молитвах всем богам если сможет видеть такого Минхёка каждый вечер. Кажется, он влюбляется ещё больше, но сказать так ничего и не может, поэтому Минхёк немного смеётся. — Ладно, если не хочешь говорить, я просто продолжу убирать.
И только стоило Минхёку отвернуться, как Юнсон пискнул что-то вроде «Не надо!», и, когда он снова обернулся к нему, Нам тихо проговорил:
— Может, прогуляемся? Мне…меня родители попросили завести себе друзей. — щёки еле заметно алеют, а Хёк слабо улыбается, кивая. — Я помогу тебе с уборкой, ладно? Странно, что с тобой никого не было… — Юн тут же ставит на парту полароидный фотоаппарат и помогает ему закончить со стулами. Юнсон часто замечал за Минхёком рассеянность, поэтому и вовсе не удивился, что он уже принялся за швабру, когда где-то одиноко лежали фантики от конфет, а стулья так и продолжали стоять на полу.
Минхёк совсем слабо поблагодарил его, и продолжил убираться. Юнсон всё время наблюдал за ним исподтишка, всматриваясь в его профиль, на ярко огненные волосы от света солнца… Сердце приятно защемило от того, что он видит. Для него это казалось чем-то волшебным, по истине прекрасным. Но убираться всё же нужно было не забывать поэтому совсем скоро они уже закончили вдвоём побыстрее.
— Ну…вот, в принципе, и всё! Куда ты хочешь прогуляться? — он отставляет в сторону швабру и улыбается ему, струшивая остатки пыли с ладоней, пока Юнсон забирал рюкзак и фотоаппарат вместе.
— Я хотел вместе с тобой купить…может, сока какого-то, и прогуляться…
— О, как раз и сфотографируемся! Ты же для этого притащил его сюда?
Юнсон слабо, совсем слабо угукает, перед этим чуть остолбенев. Что-то он когда-то слышал о родственных душах, которые понимают друг друга с полуслова, но тут…надеяться на такое было сущим бредом, поэтому он выходит за Минхёком следом и долго топает рядышком не проронив ни слова. Ему и не нужно было: Минхёк без умолку говорил и без каких-то подтверждений, а Юнсону так было уютнее. Он слабо улыбался на его милые рассказы, смеялся на всех-всех шутках, и ему было поистине уютно с ним. Зайдя в супермаркет который был достаточно далеко от школы, Юнсон быстро пошёл к разделу с соками и посмотрел на Хёка, который достаточно быстро оказался рядом.
— Какой ты будешь? — стреляя глазами в сторону парня спрашивает тот.
— Вишнёвый. Здесь есть такой? — он быстро проскальзывает взглядом по полкам и достаёт нужную пачку. — А какой будешь ты? Тебе, может, достать?
— Не надо, я и сам могу дотянуться! — Не смотря на то, что Юнсон и был старше Минхёка, всё же он был ниже. Хёк на это никак не возразил и лишь пошёл к кассе как только Юнсон взял апельсиновый.
а солнце всё садилось.
Минхёк шёл вместе с Юнсоном не быстрым шагом, иногда нервно посматривая на парня. В то время как тот спокойно пил сок, Минхёку казалось, что всё вокруг стало резко неуютным и серым. Почему он молчит? Он странный. Словно Минхёк должен вечно говорить…почему? Это не так работает. Друзья должны разговаривать, а Юнсон только и делает, что молчит.
Вдохнув поглубже, он снова попытался завести разговор.
— Так, что с фотографиями? Твой фотик скоро сядет если ты так и будешь таскать его везде.
— Глупый, такие не садятся. — Он слегка хмыкает и смотрит на него как на дурачка. — Если не вставлять кассету, то ничего и не будет.
— Но ты же наверняка её вставил… — Ким бурчит почти как ребёнок, на что тот лишь вздыхает. А после засматривается на небо, что было ярко розовым прямо сейчас, и тут же встал в позицию.
Прижать локти к себе. Вставить кассету как можно быстрее. Заставить Минхёка взять трубочку в рот и посмотреть в профиль.
Фотография сделана.
Первая.
Первая.
Та, где есть Минхёк.
тот кто застыл в сердце юнсона навсегда.
Он медленно проводит по фотографии, что вылезла из полароида, и осматривает её. Как жаль, что прямо сейчас она не проявляется…смотрит на него, а затем так тихо:
спасибо.
— За что? Это же просто фотка. — Минхёк глупо смеётся и подходит к нему. — Что там с ней?
Когда она всё же проявляется, Юнсон смотрит на неё даже немного с придурковатой улыбкой, и с тихим хихиком:
— Там тот, кто мне
нравится.
и эта фотография будет висеть у него долго-долго, а в один момент минхёк увидит её, зайдя впервые к юнсону в комнату, и признается в любви, и вечных полароидах.
и тогда все фотографии юнсона будут пропитаны любовью, и это даже лучше, чем небо и закаты.
