шагая в волчий капкан.

Я лишь привидение, Что тебе мешает уснуть, И в твой День рождения Помогу тебе свечи задуть.

— Впусти меня… Шелест листьев за окном — не более. Скрежет веток по стеклу — вовсе не волчьих когтей по двери. Это завывает ветер, а не давно мёртвый волк. Питер мёртв. Он не может приходить к нему. Не может раз за разом требовать открыть ему, впустить внутрь, распахнуть перед ним своё сознание. — Впусти меня… Крис обнаруживает себя стоящим прямо перед входной дверью. Со стороны улицы раздаётся лязг и скрежет, чужой голос хрипит рождающимся рыком. Что-то шипит. Крису кажется, что это яд с хищнических клыков плавит доски крыльца. Никто не слышит Питера, кроме него. Эллисон спит в своей кровати, и ничто не беспокоит её глубокого сна. — Впусти меня!.. Крис всеми фибрами своего тела чувствует, как стены дома сочатся чужим рычанием. Оплот безопасности Арджента жалко дрожит и трясётся, будто ещё одно усилие, и он рухнет, как карточный домик. Стены его разума стеклянно звенят — вот-вот всё развалится, осыпется, обнажая кровавое беззащитное нутро. Крис проверяет замок на двери, будто он может помочь. Крис затыкает уши, говоря, что его воображение играет с ним злую шутку. Уходит в гостиную, подгоняемый в спину липким ужасом, лижущим поясницу и пробирающимся под тонкую кожу. Крис не спит. Не может спать, зная, что в каждом из тысячи ночных кошмаров будет он. Питер. Будет просить, умолять, требовать, искушать, запугивать, калечить, убивать. Крис не понимает, почему именно к нему привязался этот призрак былого оборотня, почему видится ему и как от него избавиться. Крис не может оставаться один надолго. Тем более, дома. Он отвозит Эллисон в школу, бывает на работе среди клана, иногда навещает Скотта, забирает Эллисон со школы. Она не противится излишней опеке, видя, что с отцом происходит неладное. — Сколько ты спал сегодня? — спрашивает Эллисон, когда они идут по школьному коридору, — меня пугают твои мешки под глазами. — Это пройдёт. Сейчас не лучший период в моей жизни. Крис отводит взгляд от дочери и видит впереди них Питера. Он говорит с кем-то и вдруг оборачивается, глядя прямо Крису в лицо и ухмыляясь. Впусти меня. Крис отпускает руку Эллисон и ускоряет шаг, расталкивая толпу и не сводя глаз с Питера, не веря самому себе. Подходит ближе и вдруг понимает, что никакого Питера нет. Пустое место. Нуль. Сердце ухает вниз, чтобы начать колотиться с новой силой. К горлу подкатывает тошнота. — Всё в порядке? — женщина, рядом с которой стоял Питер, участливо касается его локтя. Мать Лидии, кажется. — С кем вы говорили? Выходит грубо и нервно. — Медицинский представитель. Ваш знакомый? Крис отстранённо мотает головой и пятится назад, потом и вовсе разворачиваясь и широким шагом уходя прочь, не извинившись и не пояснив своего странного поведения. Питер постоянно оказывается рядом. Крис покупает кофе, стоя у аппарата в супермаркете. Кофе теперь является неотъемлемой частью его существования, потому что позволяет поддерживать организм в бодрости. Сейчас ему это необходимо. — Впусти меня. Голос раздаётся совсем рядом, и Крис разворачивается, пристально смотря в такое знакомое лицо. Питер. Снова. Стоит рядом и улыбается этой своей улыбкой, по которой так и хочется пройтись кулаком. До сбитых костяшек, лишь бы стереть с чужих губ этот отвратительный осклаб. Крис хватает его за руку, чувствуя, как бьёт по ушам пульс. И вдруг с глаз словно спадает пелена. Нет никакого Питера. Есть парень, и его лишь очень отдалённо можно назвать похожим на Хейла. Тоже темноволосый, кудрявый и голубоглазый. Он уже не улыбается, только глядит растерянно и испуганно, потому что Крис больно сжимает его кисть. — Простите?.. — выталкивает из себя Арджент, не узнавая собственный голос. Настолько тот хриплый и чужой. — Я говорю, пропустите меня? Вы загородили проход. — Да, конечно. Извините, — Крис разжимает пальцы, и парень, потирая руку, быстро шагает от него прочь. Крис заливает в себя кофе, надеясь, что тот поможет продержаться ещё день. На большее охотник теперь не рассчитывает, планируя всё лишь на ближайшее будущее. Никто не знает, когда механизм его рассудка окончательно выйдет из строя, и Крис попросту сломается, не выдержав давления. Он запирается в ванной и подолгу сидит в воде. Вода заглушает голоса в его голове и обеспечивает иллюзию защищённости. Это работает. До определённого момента. Пока Крис вдруг не понимает, что находится в ёмкости, наполненной не только жидкостью — назвать это мутное месиво водой язык не поворачивается, — но и шерстью. Она вязко оседает на его пальцах, стоит провести по воде рукой. Её очень много. Она мерзко липнет к нему, засоряет слив и пахнет мокрой мёртвой псиной. В горле саднит задушенный крик, гадко возясь множеством лапок. Крис пытается выбраться из ванной, но ноги скользят из-за спешки и паники. На лодыжке смыкаются чьи-то пальцы, появившиеся прямо из той тины, что наполнила ванную. Чужая рука серая, покрытая язвами и ожогами. Крис всё-таки вскрикивает и едва не с мясом выдирает ногу из захвата, выпрыгивая на пол. На следующий день Крис находит Питера сидящим за его столом. Питер смотрит на него, не мигая, и Арджент усаживается напротив. — Чего ты хочешь? Звучит откровенно жалко. — Быть другом. Питер опять улыбается. Верхняя губа приподнимается, обнажая ряд острых зубов, между которыми змеёй мелькает не менее острый язык. — Мы не можем быть друзьями. Ты мёртв, — глухо отвечает Крис, неотрывно глядя в давно потухшую синеву глаз Питера. Хейл укладывает ладонь на сгиб его локтя. Крис вздрагивает, как от удара — у Питера холодные, абсолютно безжизненные пальцы. Он пахнет тленом и гнилью. Смертью. — Папа? Крис оборачивается и видит Эллисон, замершую в дверном проёме. — С кем ты говоришь? Крис возвращает взгляд к Питеру, но того уже нет. Напротив него лишь пустое место. — Сам с собой, милая, — напряжённо вздыхает Крис, — порой необходимо разложить мысли по полочкам. Эллисон подходит и обнимает его, принося кратковременное успокоение. — Тебе стоит поспать, — она ведёт его в его спальню, — ты должен отдохнуть. Крис поддаётся её заботливым рукам и действительно засыпает. Засыпает, чтобы среди ночи подскочить с бешено колотящимся сердцем и понять, что его окружает земля. На его кровати, поверх одеяла и простыней. Земля. Крис судорожно хрипит и садится, шаря ладонями по когда-то девственно-белой ткани постельного белья. И натыкается на чужое тело. — Оставь меня, — Крис слепо вглядывается в темноту, чтобы различить хейловский силуэт. — К сожалению, не могу. По крайней мере, пока, — шепчет Питер и прижимается своим лбом к его лбу, кладя руку на загривок Криса, — впусти меня, охотник. Позволь мне жить. Я хочу жить. Крис тяжело дышит через рот, глотая затхлый, душный воздух, оседающий в глотке могильным пеплом. — Впусти меня… — шёпот прямо в губы. Жжёт. Будто раскалённое железо. Крис хмурит брови и пытается оттолкнуть Питера от себя, но руки не слушают приказы мозга. Питер ведёт когтями по его рёбрам. Каждое падение с горбинки в межрёберную впадину словно удар молотком. Питер вгоняет пятерню пальцев ему в грудину. Крис кричит от боли, чувствуя, как горячая кровь струится по груди и животу. Его вновь подкидывает на кровати, и он понимает, что находится в одиночестве. Никакой земли, никакого Питера, даже раны от его когтей нет. Хейлу нравится играючи рушить его дом. Ломать стены, переворачивать мебель, бить хрупкие предметы. Крис уже знает, что всё это происходит лишь в его воображении, но всё равно страшно. Страшно, что однажды это может оказаться реальностью. — Папа, ты в порядке? — Эллисон находит его вжимающимся спиной в стену. Питер подходит прямо к ней, переключив внимание на новый объект. Разумеется, она его не видит. — Что происходит? — голос Эллисон беспокойно дрожит. — Ничего страшного, детка, просто папа играет с его мёртвым щенком, — отвечает за её спиной Питер, щерясь. — Эллисон. Иди ко мне, — Крис зовёт её, и она делает несколько шагов к нему. Питер подцепляет когтями прядку тёмных волос и смеётся безумным лающим смехом. Крис прижимает дочь к себе, продолжая смотреть за её спину, хотя Питера там уже нет. Иногда Питеру наскучивает пугать его и тогда он жалко плачется на его груди. — Мне было больно. Мне было больно, охотник. Сперва я горел. Уже второй раз за жизнь. Ты не можешь понять, как это больно. А потом мой дорогой племянник распорол мне горло от уха до уха. Это было мучительно и тошно. И больно. Кровь из распоротого горла капает на рубашку Криса. Очередная иллюзия. Крис сидит безвольной куклой, потому что противиться Питеру бесполезно — его невозможно прогнать. Крис злится. На Питера, на себя. Но сейчас появляется злость ещё и на Дерека — виновника смерти сумасшедшего волка, не сумевшего нормально умереть и окончательно покинуть этот мир. Поэтому при следующей встрече с младшим Хейлом, Крис бросает раздражённое «ему было больно». Дерек непонимающе хмурится, но Арджент не поясняет своих слов, оставив его в недоумении. — Я ничем не могу помочь, Питер, — Крис закрывает дверь спальни перед носом Хейла, чтобы обернуться и увидеть его уже сидящим на кровати. — Можешь, Крис, — иступлённо шепчет Питер, поднимаясь на колени, упираясь ими в матрас. Он хватается за шлёвки джинсов Арджента, когда тот подходит, притягивая его к себе ещё ближе. Пальцы оборотня судорожно сжимаются на ткани футболки охотника, — ты можешь вернуть меня к жизни. Я избрал тебя. Ты должен помочь. — Ты умер месяц назад. После такого никто не способен вернуться, — Крис стеклянно смотрит на него. Кажется, что с каждым совместным днём в его груди расползается пустота. Чувств просто не остаётся — Питер все их пожирает, не щедрясь даже на самые маленькие крохи для Криса. — Ты ошибаешься, друг мой, — безумие в его голосе становится ещё более явным, — глубоко ошибаешься. Я — способен. Способ есть, и я его знаю. — Причём здесь я? Почему не кто-то другой? Питер прижимается лбом к его солнечному сплетению, холодно дыша — Крис сквозь одежду чувствует этот холод. Питер дышит. Снова иллюзия, которых великое множество в его рукаве. — Потому что ты мой друг. Я доверяю тебе себя, — наконец отвечает Питер. — И ты оставишь меня? Если я помогу? Призрак надежды загорается в Крисе. Словно почуяв это, Питер жадно трётся носом и губами, не раскрывая рта, о его грудь. Его пальцы, сведённые судорогой, разжимаются, и ладони опускаются на бока Криса, не грея, но ощутимо давя. Синяки бы остались, да ни одно последствие хейловских действий не остаётся. — О, это мы посмотрим, — многообещающе тянет он и, словно пиявка, отцепившись, падает спиной на кровать. Матрас реалистично прогибается под чужим весом, а простыни трескаются складками. Крис обходит его кругом и забирается на свою сторону постели (когда это в его собственной постели у него появилась «своя» сторона?). Питер укладывается головой на его ноги, издаёт глубокий грудной вздох и замирает. Крис знает, что ему не нужен сон, но порой Питер не мучает его по ночам, давая возможность выспаться хоть немного. Всё-таки не хочет довести его до смерти - это явно пойдёт вразрез с его планами. Крису снятся выпотрошенные волки с вывернутыми пастями. Ему видится, что он горит, что его кожа лопается волдырями. В реальности он просто мечется по постели, прихватывая пальцами простыню и сбивая одеяло к ногам. Иногда Крис злорадно думает о своей смерти и о том, как она огорчит Питера. Дальше мыслей это не заходит, потому что Крису ещё есть, ради кого и чего жить. Он отчётливо чувствует себя пойманным в волчий капкан: беспокойно барахтается, разрывая собственную кожу, и до одурения не хочет умирать. Он, конечно, не спрашивает Питера о том, в чём его роль в воскрешении ликана. Однако тот и без лишних вопросов крайне словоохотлив и объясняет, что Крису нужно всего лишь в ночь на полнолуние — на червивую луну — сделать так, чтобы Дерек оказался в семейном особняке, а его рука — в руке тела Питера. Питер замолкает, а потом гадко, сыто ухмыляется и вжимается губами в рот Криса. Это напоминает поцелуй лишь отдалённо. Поцелуй смерти — только это избитое выражение приходит на ум, и Арджент, не сдержавшись, издаёт истерический смешок. Он целуется с призраком, с трупом — даже думать страшно и тошно. Питер подхватывает его истерику и хрипло, лающе смеётся в ответ, повышая градус безумия в трижды. Полнолуние приближается. Питер закрывает его глаза ладонями, когда они с Эллисон сидят за столом. Его руки ледяные, Крис отчётливо чувствует шершавую, отслаивающуюся тонкими ломтиками кожу. Он не видит ничего, и это по меньшей мере нервирует. Он дёргается, когда его уха касается сухое, пробирающее дыхание: — С Днём рождения, дорогой охотник. Ладони с глаз исчезают. Крис видит, как Эллисон застенчиво ставит на стол блюдо с тортом. На торте вкруговую горит девять свечей — Крис замечает это мимоходом. Он только приподнимает брови в удивлении. — Я подумала, нам не помешает небольшой праздник, — она улыбается ему. — Она права, не так ли? — Питер оказывается на противоположной стороне узкого кухонного стола, всей грудью наваливаясь на столешницу. Если Крис потянется немного, совсем немного, они столкнутся носами. — Конечно, милая, — беспомощно отвечает он. В его горле уже почти не бьётся истерика, он уже почти спокоен. — Помочь тебе? Они с Питером зеркально наклоняются — как отражения друг друга. Крис ощущает мягкое прикосновение его волос, когда они одновременно задувают свечи. Питер ухмыляется максимально мягко и размашисто лижет его по переносице. Крис уже почти не вздрагивает. Только прикрывает глаза и выпрямляется так, будто в его позвоночник вогнали железную арматуру. Вечером Питер высыпает ему в ладонь горсть аконитового пепла. Крис на секунду взвешивает его в руке, а потом бездумно сдувает прямо в лицо Дерека. У него больше нет никаких сил на сопротивление. Его домик, прежде трещавший по швам, рушится, оставляя белые беззащитные кости. Он просто хочет, чтобы всё наконец закончилось. Ему даже не жаль Дерека — как бы то ни было, Дерек тоже виноват в происходящем. Дерек задыхается аконитом. На его лице оседает фиолетовая отрава, он морщится, бесцельно шарит руками вокруг себя и теряет сознание — Крис подхватывает его и, оперев себе на плечо, тащит к старому особняку Хейлов. Крис делает всё на автомате. Он не знает, зачем именно ему нужно поставить эти зеркала вот так, почему надо положить Дерека здесь. Он просто не думает. В его голове спасительно пусто, и он усаживается на пол в ожидании, когда рука Дерека наконец оказывается в руке его дяди. Капкан сжимает челюсти. А потом пол взрывается трещинами. Шум бьёт по барабанным перепонкам, Крис невольно вздрагивает. Питер выбирается из-под пола — как будто прямиком из ада. Он живой, теперь в этом не стоит даже сомневаться. Разве что это не очередная реалистичная галлюцинация Криса. Пепел и пыль взвиваются белыми облачками, забиваясь в нос и мешая нормально дышать. Они оседают медленно, издевательски медленно. Крис смотрит на Питера снизу вверх, и Питер улыбается ему своим фирменным волчьим оскалом. Молчит. Вот и вся благодарность. Питер переступает через Дерека и подходит к нему: серый от грязи, бессовестно обнажённый и настолько же бессовестно живой. Он присаживается на корточки, обхватывает ладонями лицо Криса и целует. Получается развязно и довольно. Получается взаимно, когда Крис с ужасом для себя почти призывно раскрывает губы. Питер на вкус как земля с лёгким сладким отзвуком гнили. Он остраняется совсем немного, и Крис чувствует своими губами его улыбку. Прикладывается своим — тёплым — лбом к его и шепчет: — С Днём рождения