«Знаешь, Мэри, в моей голове — звери. Они бы тебя съели, если бы я разрешил.»
Вадику нравилось называть ее Мэри, переиначив имя на английский манер. Марина ненавидела эту кличку и каждый раз демонстративно задирала свой нос вверх, игнорируя его слова. Парня это забавляло, он смеялся, оскалив свои ровные белые зубы, и в такие моменты он еще больше походил на вожака стаи, который просто обязан казаться альфа-самцом. Под действием запрещенных препаратов Вадик мог просидеть всю ночь под дверью ее квартиры, заставляя не спать весь подъезд. Романовская сидела возле двери, сдвинув в сторону свою обувь, и ждала, когда это все закончится. На утро она замазывала темные круги под глазами слоем тонального крема и почти бодрым шагом спешила в университет. Ночью эта картина повторялась в точности до неповторимых фрагментов. Со временем Вадик стал приходить просто, ему нравилось слушать ее голос, который повторял вслух параграфы по психологии.«Но я их гоню из прерий. На ключ закрываю двери. Сидят на цепях звери. На ржавых цепях души.»
Марина его боялась, глупо было отрицать тот факт, что Вадик, с его больной фантазией, может сделать все, что ему вздумается. Он часто встречал ее возле университета со знакомой ухмылкой на губах. Вадик протяжно растягивал «Моя милая Мэри». — Романова, — Пулемет специально коверкал ее фамилию, с улыбкой наблюдая, как девушка злится. — Романовская, — в который раз ворчала Марина, забирая из его рук книгу. Дерзкая. Неподвластная. Она была полной противоположностью тех шлюх, что ложись под него. Марину Вадику хотелось защищать, и может, впервые в жизни ему хотелось любить по-настоящему. Но он этого не умел, его любовь выражалась весьма странным образом, да и не всегда было понятно: то ли Вадик пугает, то ли заботится. Тим смеялся над ней, говоря, что тот явно хочет внести имя девушки в список своих трофеев, Марина щетинилась еще больше, фыркая в ответ, что его банда попала в этот список первой.«А звери мои ночью рвут кожу и плоть в клочья. И каждый их клык заточен - играют на струнах жил.»
Вадик ненавидел, когда все шло не по его плану. Дни плавно перетекали в недели, заставляя его все больше привязываться к Мэри. Он пробовал порвать эту связь, заливая непривычные душевные раны другими телками, алкоголем, который уже бежал по его венам, и наркотиками, перепробовав все, что ему только удалось достать. Но каждую ночь с видом упертого барана он шел к ней домой и, сидя на коврике, словно побитый пес, молил о ее любви. Она была его главным божеством. Его внутренние переживания ломали ему кости без анестезии, заставляя чувствовать боль, от которой он бежал всю жизнь. Вадик скулил, закрывшись в своей очередной дорогой машине, наблюдая, как в ее квартире загорается свет. Марина была ему неподвластна. Такая правильная девочка, что старалась держаться подальше от всех криминальных разборок.«Но все-таки, между прочим , пусть я и обесточен - Ты вся, до ресниц и точек причина того, что я жив.»
Вадику нравилось оставлять цветы в ее почтовом ящике, нравилось смотреть, как она улыбается, поднося их к лицу, чтобы почувствовать аромат белых лилий, таких же невинных, как и она сама. Чуть позже она стала пускать его в квартиру, с обещанием завязать с наркотиками. Так Пулемет впервые пересек порог уже знакомой двери. Их встретил пушистый черный кот, сначала недобро прошипев на незваного гостя. — Знакомься, это Бегемот, — Марина улыбнулась, стягивая черную куртку со своих худых плеч. — Кажется, я ему не особо нравлюсь, — честно высказал свое мнение Вадик. — Он просто не любит чужих, — девушка подхватила кота на руки, что с гордым видом стал мурлыкать, мол, меня она любит больше. И Вадик пообещал сделать все, чтобы стать «своим».«Беги от меня, Мэри. Прижмись же ко мне теснее. Спасайся скорей, Мэри. Ничто тебя не спасет.»
— Ты чокнутая, — произнес Тим, когда узнал, что Вадик теперь частый гость в ее квартире. — Тоже мне — нормальный, — закатила глаза девушка, забирая из его рук пакеты, что тот так благородно помог поднять на пятый этаж. Тим переживал за нее, боялся, что Вадик втянет ее в какую-нибудь заварушку, и даже поговорил с бандитом в надежде, что он оставит девушку в покое. — Друг мой, я не вы, чтобы таскать ее по «темным делам», — все, что ответил ему Вадик. Марина боялась его, страшно было думать, что творится в его голове и что скрывается за улыбкой, но труднее было отказаться пускать его в дом. С каждым днем он рушил стены ее крепости, аккуратно вытягивая кирпичики ее мироздания прямо из-под ног девушки.«Коснувшись тебя, Мэри. Попробовав раз звери. Живущие в моем теле, хотят еще и еще.»
Вадику хотелось больше времени проводить с ней, и уже даже Бегемот радостно бежал к двери, когда раздавался звук дверного звонка. Ее общение стало его спасением. Наркотики остались только для продажи, у Вадика появился новый наркотик, и имя ему — Марина. Теперь она уже даже не злилась на свое прозвище — Мэри, с улыбкой отзываясь на «домашнее имя» . Она научила его готовить пирог с малиной, чудом не спалив кухню. Вадик заботливо заваривал ей чай, когда Марина готовилась к экзаменам, и обещал покалечить преподавателей, которые были слишком строги к его девочке. Мир перевернулся с ног на голову. Но хороших девочек всегда тянет к плохим парням.«Ты знаешь, Мэри, есть истина в вине и теле. Религии и постели, но я отыскал в тебе.»
Вадик менялся, открывая в себе новые черты характера. Он влюбился, а Марина смеялась, говоря, что после первого же секса его ветром сдует. Как бы не так, он слишком много сил потратил на ее завоевание, чтобы так легко отказаться от самого большого сокровища. Вадик удивленно заметил, что и в нем может быть что-то хорошее, и открыть этот «тайный ящик» помогла ему Марина. Хрупкая девушка, что изучала психологию, несла на своих плечах еще больший груз. Вытягивая других из всего этого дерьма, она сама в нем тонула, находя спасение в опасной связи с Вадиком. Будь она умнее, давно бы свалила с города, обрубив все контакты, но каждый вечер с улыбкой открывала ему дверь. И кто из них был опаснее: парень, что убивал людей, или девушка, что так сильно жаждала любви?«Я прилечу с Юпитера в квартиру твою, Мэри. Стань же скорей укротительницей моих диких зверей; Зверей...»