Хорошие дети плачут молча

      — Яша, вставай, сегодня в школу идёшь сам, нам с отцом надо на работу.       Вышеупомянутый Яков потирает глаза и садится на кровати. На часах 6 утра, слишком рано даже для работы родителей. Слишком рано даже для завтрака. Он хотел было что-то сказать, но звон ключей известил его о том, что родители уже ушли.       Шершанский хотел бы лечь спать дальше, а то и вовсе прогулять школу, но позволить себе этого не мог. Никогда не мог. У родителей была твёрдая уверенность, что сын должен получить то же образование, что и они, а для этого нужно учиться, учиться и ещё раз учиться. Любое отклонение от плана карается. Иногда он даже ловил себя на мысли, что многие дети из менее обеспеченных семей гораздо счастливее него. Иногда завидовал. В конце концов, из них ведь не растят идеального человека. Безошибочную машину.       Сделав себе чай и перекусив остатками завтрака, Яша собрался и поплёлся в школу. Дела там обстояли не лучше, чем дома. Нет, конечно же, в школе его никто лишний раз не трогал. Но в этом и была проблема: друзей у него также не было.       Учёба всё не становилась идеальной, как того хотели родители, отчего ему постоянно доставалось. Словно лишний подзатыльник добавит желания учиться. Словно он в момент сделает Якова гением.       Раньше он пытался подчиняться, становиться лучше, но теперь всё сошло на нет, учиться в таких условиях хотелось всё меньше и меньше. В итоге он старался просто терпеть и молчать, ведь за лишнюю слезинку, отец всегда сжимал кулаки и повторял:       — Мальчики не плачут, — и поджимал губы так, что они полностью исчезали с его лица, оставляя лишь глубокую морщину. От всего его вида исходило презрение. Презрение к их единственному сыну.       Но, чаще всего, отец не участвовал в его жизни, слишком занятый своей работой и отдыхом со своими друзьями. Большее участие принимала мать. Она не пыталась бить сына или кричать, предпочитала побеждать его игнорированием.       — Хорошие дети плачут молча, — повторяла она, каждый раз, когда в детстве Яша исходил на громкие слёзы.       Так он и приучился не плакать. Да и молчать лишний раз. Так ведь спокойнее. А иногда и безопаснее.       Дни тянулись один за другим, практически не отличающиеся друг от друга. Школьная программа всё усложнялась, а старания в Яше не прибавлялось. Это выставляло всю их семью в плохом свете. Это злило отца. Как это сын академика не может блестяще справиться со школьной программой?       Дома находиться становилось всё труднее, поэтому Яков стал чаще прогуливаться по улице, задерживаться после школы, но всё это быстро пресеклось родителями под предлогом безопасности. Дом стал настоящим переполненным вагоном. Дышать всё труднее, но выйти до остановки не получится.       Но вот когда уже придёт время для этой самой остановки? Навряд ли скоро. Надежда уже умерла, не успев родиться.       С приходом подросткового возраста терпеть ограничения стало всё труднее. Яша держался и не бунтовал, а по ночам выбирался через окно на улицу и в полной мере наслаждался красотами родного города.       Казалось бы, что может пойти не так. Но пошло не так абсолютно всё — он ввязался в плохую компанию, попробовал алкоголь, наркотики и отклонение от задуманного плана уже нельзя было не замечать.       Некоторое время родители и правда не замечали, но когда успеваемость сына пробила дно, ураган их злости был готов снести не только сына, но и всю школу. Трудно было понять, в чём заключается проблема, ведь на их глазах сын вёл себя примерно. Всё время, кроме сна, ему уделяли особое внимание, но это было тщетно, пока однажды отец не проснулся среди ночи, чтобы выпить воды, и не обнаружил, что Яши нет в его комнате. Он не стал поднимать шум, собираясь поймать его с поличным в следующий раз.       Всю неделю он упорно притворялся спящим и следил за звуками в комнате сына, готовясь в любой момент поймать его за руку и рассказать всё, что о нём думает.       И у него получилось.       На следующей неделе Шершанский был слишком неосторожен. Отец услышал, как тот открывает окно и практически в одно мгновение оказался в комнате.       — Что ты делаешь, Яша? — спокойно спросил он, но это спокойствие не сулило ничего хорошего. Внутри отца разгорался ураган.       — Н-ничего, просто комнату проветрил, — тихо произнёс Яков, чувствуя, как сильно он попал. Откровенно говоря, он и сам не верил своим словам, что уж говорить про отца.       Отец ничего не ответил. А на голову обрушился удар. Следующие пришлись уже по торсу. Хорошо, что, несмотря на вспыльчивость, отец быстро успокаивался.       Если бы только злостью отца всё закончилось, Яша благодарил бы небеса, но нет. На следующий день на окно повесили решётку, пока он был в школе. Так и закончились его ночные вылазки.       На этом можно было и закончить все свои походы. Яков и закончил. На время. В школе «приятели» появлялись редко, если вообще появлялись. Откровенно говоря, Яша никогда их не видел. Только слышал их жалобы на школу в компании.       Как их найти и вернуться, он не представлял, поэтому однажды и решил сбежать. Сбежать, пока идёт домой. План был прост, а от того и идеален. Родители были уверены, что Яша никогда не пойдёт против, но теперь, вкусив свободы, приобретя кличку, он перестал был Яшей. Он стал Шершнем. Тем парнем из плохой компании, с которой лучше не связываться.       Не представляя, где искать товарищей, Шершень пришёл в место последней встречи. Притон. Не было ничего удивительного в том, что там он не обнаружил абсолютно никого. Был только полдень. Усевшись в углу, он задумчиво рассматривал неумело разрисованную стену, надписи на которой создавали иллюзию обоев, а от того помещение не было мрачным.       Шершень молчал. Обдумывал. Как отреагирует мать? Какой тирадой разразится отец? Будут ли они считать его пропавшим? Или, наоборот, — сбежавшим?       Раздумья его прервали шаги. Хаотичные тяжёлые шаги, доносящиеся отнюдь не от входа. Откуда-то сверху. Шершень поднимает голову и в тот же момент рядом с ним приземляется парень, для баланса использовав также руки. Хотя и прыгать тут было невысоко.       — О, блин, торчок среди дня окисляется.       Парень был немногим старше Шершня. Года три или четыре, если не меньше. Волосы у него были длинными, но ухоженными. На спине был чехол с гитарой, а на футболке красовался Led Zeppelin.       — Чего глазками хлопаешь? Я тебе, блин, не экспонат, — спустя несколько секунд выдал парень, недовольный тем, что его рассматривают.       — Ничего, — Шершень встал на ноги и отвернулся       — Ну ты даёшь, нахрен, — выдыхает парень, одним шагом сокращая расстояние и поворачивая Шершня за плечо.       Шаг назад. Выдох. Шершень не привык, чтобы его касались кроме как ради удара, так что подобное поведение было из ряда вон выходящим. Лицо парня приняло нечитаемое выражение, и он выкинул вперёд ладонь для рукопожатия.       — Роза-робот.       — Шершень.       Он жмёт руку Розы, не особо задумываясь над немного странным, но оригинальным прозвищем. Наверное, Шершень слишком долго не отпускает его руку, что собеседник сам вытаскивает её, чтобы снять с плеч гитару.       — Здесь такая акустика, нахрен, просто бомбическая, — доверительно делится Роза, настраивая гитару, — Умеешь играть?       — Нет.       — Хочешь научиться?       Шершень молчит. Новообретённый знакомый ведёт себя странно. Слишком активен, слишком сильно вторгается в личное пространство, слишком заполняет собой это пространство. Шершень соглашается, хоть и сам не понимает почему.       Как и ожидалось, ничего не получается. Ноты звучат фальшиво, струны режут пальцы, а сам Шершень всё больше разочаровывается в своей идее. Проходит немного времени перед тем, как он возвращает Розе гитару.       — Ты чё такой окисленный, блин? — спрашивает Роза с искренним удивлением, — Я тоже не за секунду научился, тут, нахрен, главное, ласкать её, как малышку, а ты её жмёшь, будто задушить хочешь.       — Н-наверное, мне просто нужен другой инструмент, — произнёс Шершень, не совсем поспевая за его речью        — Ну ты вообще, блин, — глубокомысленно выдаёт Роза, сосредотачиваясь на гитаре.       Они сидят здесь ещё долго. Шершень ждёт кого-то из знакомых, а Роза, вероятно, слишком увлёкся игрой. Этого наверняка он знать не мог. Приходит ночь, но никого не объявляется, а новый знакомый уже убирает гитару, собираясь уходить.       — Чё, так и будешь здесь сидеть?       Шершень вздрагивает от неожиданности, переводя взгляд на стоящего в проходе парня.       — Мне это, тип, некуда идти, — наконец, выдаёт он, в который раз удивляясь, как терпеливо Роза ждёт его ответа.       — Тогда идём со мной.