So far

So far from who I was From who I love From who I want to be

— Что такое, Джинни? Тихий спокойный голос заставляет оторваться от созерцания чернеющей ночной бездны с алмазной крошкой звёзд за окном. Джин с тщательно скрываемой тревогой поднимает глаза на .̷͚̑ ̴͕͠.̵̬̓ ̷̮͂.̵̝̅ ̴̌ͅ.̸̭̽ ̴̜̍.̶͖́ , скользит внимательно по его лицу, вглядываясь в каждую чёрточку, но момента узнавания не наступает. Как и всегда. Мне знакомо твое лицо. Знакомо. Джин выдыхает. Сердце пропускает удар. — Снова? — тихий вздох становится ему ответом, .̷͚̑ ̴͕͠.̵̬̓ ̷̮͂.̵̝̅ ̴̌ͅ.̸̭̽ ̴̜̍.̶͖́ подходит медленно и осторожно, будто к дикому хищному зверю, давая рассмотреть свои пустые широкие ладони и словно бы говоря этим жестом я не причиню тебе вреда. Зато я причиню. .̷͚̑ ̴͕͠.̵̬̓ ̷̮͂.̵̝̅ ̴̌ͅ.̸̭̽ ̴̜̍.̶͖́ опускается перед виртуозом на корточки, с мягкой и бесконечно понимающей улыбкой заглядывая в глаза — зрячий, с расползшимся пятном зрачка, и незрячий, вместо радужки — молочная капля далёкой туманности. — Я не могу тебя вспомнить, — срывается с губ прежде, чем Хада успевает додумать свою мысль, но улыбка напротив становится ещё теплее. — Ты вспомнишь, — голос полон уверенности, как и всегда, и это так раздражает, поднимает изнутри волну неконтролируемой злобы, от которой хочется кричать, кричать, пока не охрипнешь. На .̷͚̑ ̴͕͠.̵̬̓ ̷̮͂.̵̝̅ ̴̌ͅ.̸̭̽ ̴̜̍.̶͖́ , на себя, на этот чертов мир. — Я здесь, чтобы тебе напоминать. Столько, сколько потребуется. Я забываю твое имя каждый раз. Я забываю твое лицо. Я не могу удержать его в памяти дольше, чем на несколько гребаных минут. — .̷͚̑ ̴͕͠.̵̬̓ ̷̮͂.̵̝̅ ̴̌ͅ.̸̭̽ ̴̜̍.̶͖́ . Видишь, это так просто. Это ни черта не просто, потому что имя набором звуков отдается в черепной коробке и тут же проваливается в бездонный омут, растворяясь в ничто. Взгляд судорожно рыщет по его лицу в попытках урвать эти мгновения, отвоевать их у собственной памяти хотя бы ненадолго. Ко взгляду присоединяются руки — Джин самыми кончиками то и дело вздрагивающих пальцев скользит по коже, обводит идеальный абрис челюсти, широкие точёные скулы и высокий лоб, разлет бровей. Ни шрамов, ни пятен, ни каких-либо других знаков на этом слишком — самом — идеальном лице, и Хада отчаянно жалеет, что не может оставить их сам. Пальцы замирают у волос, собранных в хвост, стягивают резинку, давая темному каскаду рассыпаться по плечам и спине. Он вздыхает, не смея ни на секунду оторвать взора от совершенной картины, от этого лица, так похожего на мраморные лица античных богов далёкой древности. И смотрит, смотрит, смотрит, забывая дышать от острого восторга, когда где-то внутри зарождается смутное узнавание. Но стоит только моргнуть, как картинка идёт рябью, привычные и до боли знакомые черты смазываются, растекаются бесформенным пятном, как при взгляде через толщу грязной, мутной воды. Сапфиры в глазах напротив блекнут и выцветают, становятся чужими. — Все хорошо, — .̷͚̑ ̴͕͠.̵̬̓ ̷̮͂.̵̝̅ ̴̌ͅ.̸̭̽ ̴̜̍.̶͖́ подается вперёд и прислоняется лбом ко лбу, осторожным поглаживанием от локтя к плечу отгоняя накатившую панику. — Это все еще я, — Хада верит этому тихому спокойному голосу, нет ни одной причины не верить, но внутри все переворачивается от выворачивающего наизнанку отчаяния. Джин помнит все моменты, которые связывают его с этим человеком. Трепетно хранит каждое из драгоценных воспоминаний, с особой нежностью перекладывая их с полочки на полочку внутри своего разума, будто хрупкие самоцветы. И только это лицо его память не в состоянии удержать. Из раза в раз. Изо дня в день.