Напиши на линии горизонта

How can I be lost Как я мог потеряться, If I've got nowhere to go? Если мне некуда идти? The unforgiven III — Metallica

      Стены этого места всегда удивляют своим внешним видом. Там можно найти и рисунки, и объявления, а с принятием Нового Закона особо чувствительные стали переносить на стены даже признания в любви. Удивительно, как этим стенам удавалось быть настолько одинаковыми, но тем не менее совершенно не похожими друг на друга! Хотя, самой интересной по-прежнему оставалась стена на втором этаже, примыкающая к спальням. Эта стена не только хранила на себе множество информации под тоннами разноцветной краски, но и, как правило, становилась свидетельницей самых разнообразных разговоров и сцен. О, если бы только стены умели говорить, они поведали бы нам множество интересных историй. Так кажется только со стороны. Ведь, если ты слышишь стены, тебе придётся придумывать всевозможные способы заставить их замолчать. А Мираж слышала.       Раз за разом она садится на подоконник напротив двери в Третью и ждет, пока на горизонте появится Стервятник. Потому что только ему она смело может всё рассказать, и только он выслушает от начала и до конца, не перебивая. К тому же, двум старожилам всегда есть о чём поговорить и что вспомнить.       Каждый раз стены становятся свидетелями их ночных встреч, каждый раз стены слышат их беспокойные разговоры. И только изредка стены позволяют себе в этот разговор ввязаться, принимаясь нашептывать Мираж что-то на ухо. А она, глупая, каждый раз дёргается, трясётся и зажимает уши ладонями. Словно за столько лет ещё не успела к этому привыкнуть. Словно не знает, что стены плохого не посоветуют.       А ещё, стены умеют видеть. И они прекрасно видят, как Свист, вернувшись в Дом, места себе не находит. Видят, насколько он стал со всеми неприветлив, агрессивен, видят, как какие-то, даже ему неведомые сожаления раздирают его изнутри. Слышат, как он воет в пустых классах. Стены не просто догадываются, они знают причину такой перемены, знают, почему тот, кто всегда свято чтил Законы Дома решил вдруг пойти всем правилам наперекор. Но разве стены могут кому-нибудь об этом рассказать? Только Мираж, а она, увы, не желает слушать.       Иногда может показаться, что стены не просто всё видят и слышат, но ещё и читают мысли. Ведь только стены могут выставить напоказ именно то объявление, в котором ты нуждаешься. Ведь не просто же так Курильщик однажды оказался в Кофейнике. Так было нужно. Именно стены наставляют тебя на правильный путь. Если бы стены умели говорить, они могли бы рассказать о многом.       И самой горячей новостью, наверняка, стал бы Свист, который снова лезет из кожи вон, чтобы оказаться на Изнанке. И он уже не ждёт незаметного кивка Стервятника или оттопыренного кармана Шакала Табаки, потому что прекрасно знает, что если чудеса и случаются, то они не повторяются. Поэтому для того, чтобы встретиться с дорогим человеком, оставшимся на той стороне, ему придётся приложить намного больше усилий, чем обычно. Если этот человек, конечно, всё ещё его ждёт…       Парень сидит на холодном полу, в самом центре пустого класса, и раскачивается из стороны в сторону. Нужно настроиться. Нужно всего лишь настроиться, так ведь? Почему же тогда ничего не выходит? Может, потому что скрипят половицы? Или всё дело в завываниях сквозняка, который рвётся в помещение через щели в оконной раме? А может… Просто Лес никогда и не звал его на самом деле?       От этих мыслей становится дурно, и парень принимает попытку подняться на ноги. Голова начинает немного кружиться. И на один крохотный миг кажется: вот оно! Вот только ничего большего, чем рвота на полу, не происходит. Свист снова начинает рычать, бьет кулаком по ближайшей парте, сдирая костяшки пальцев, хотя прекрасно понимает, что это ничем не поможет.       В этот момент он был таким беспомощным. Менее жалким он казался даже тогда, когда ему пришлось один на один драться со Спортсменом. А сейчас он сидит, как последний наркоман при ломке и жалеет о том, что смог прыгнуть обратно. Вернее, жалеет о девушке, которая Там осталась.       Тем временем, в том месте, которое прозвали Перекрёстком, у самого дивана сидели Мираж и Рыжий. Сидели прямо на полу, Мираж курила, а Рыжий раз за разом прикладывался к фляжке. От стен отдавалась глухая тишина, поэтому, даже говоря шепотом можно было много всего услышать.       — Я всё никак в толк не возьму, — девушка делает глоток из фляжки, а потом ставит её на пол, не прикасаясь к своему собеседнику, — зачем ты затеял всю эту глупость с Новым Законом незадолго до выпуска?       Рыжий скалится. Так привычно и мерзко, что по коже пробегает мороз. Вот только Мираж знает того, кто прячется за зелёными стёклами и лживыми ухмылками её не обмануть, так что она даже не дёргается.       — Это всё из-за Рыжей, — наконец, признаётся парень, делая большой глоток, — я решил, если подложить под Слепого Габи, Рыжая на него и не глянет.       — Это верно, — Мираж делает последнюю затяжку, стряхивая пепел на пол, — но ты не думал, что найдётся кто-то ещё? Может, даже похуже Слепого будет. Ты смотри, как бы Рыжая на стенку не полезла от такой заботы.       — Твой брат ведь не полез, — Рыжий снова скалится, надеясь, что ему удалось переменить направление разговора. В конце концов, тема брата всегда была для Мираж больной, а о Рыжей сейчас ему разговаривать не хочется.       — Давно залез уже, — огрызается Мираж, выуживая из пачки ещё одну сигарету. Предложения закурить Рыжий так и не дожидается, поэтому достаёт собственную пачку.       Они курят в молчании достаточно долго, и каждый в этот момент думает о чём-то своём, а стены всё впитывают, впитывают в себя каждое слово, каждый шёпот и вздох, чтобы потом припомнить с утроенной силой. Наконец, сигареты у обоих заканчиваются, а разговор надо тянуть, пока не опустеет фляжка. Такое правило.       — А что думает Большая Птица? — Рыжий прикладывается к горлышку и про себя отмечает, что осталось не так уж и много, — про Новый Закон, про положение вещей в целом.       — Сам бы взял и спросил, если так интересно.       Мираж тянет с ответом. О Стервятнике говорить ей не многим легче, чем о брате, Волке или Тени. Но оставить вопрос Рыжего без ответа она не может. По крайней мере потому, что на её вопросы он всегда отвечал.       — Он этого не одобряет, — наконец отвечает она, жалея, что пачка сигарет опустела. Если в спальне не найдётся ни одной сигареты, придётся просить у Крысы, — он считает, что мы повторяем ошибки прошлого выпуска. И он этого очень не хочет.       — Но разве справедливо то, что лишь у Стервятника была заботливая женская рука? — Рыжий недоверчиво выгибает бровь, в душе уже зная ответ на этот вопрос.       — Может пролиться кровь! — не выдерживает девушка, игнорируя последнюю сказанную фразу — Снова! Неужели ты хочешь это увидеть? Неужели хочешь смотреть на то, как, скажем, Рыжая будет лежать на полу, истекая кровью? Я своего брата под удар ставить не готова!       Мираж предпринимает попытку подняться на ноги, а Рыжему бы схватить её за руку и попросить остаться, вот только он уважает чужие детские травмы. Поэтому он только свистит, привлекая внимание, и кричит вслед: «Мы не допили». А Мираж, уважающей такую давнюю традицию как еженедельные посиделки с Вожаком Второй, только и остаётся вернуться и снова сесть неподалёку. Рыжий ставит фляжку на пол в знак примирения.       А Стервятник снова прохаживается по коридору в компании своей скорби, и даже не догадывается о том, как мучается его Птенец. Вернее, догадывается, но прекрасно понимает, что ничем помочь ему не может. Стены Дома не дадут ему никакой подсказки, на это нет смысла даже надеяться. Этим вечером в коридоре Мираж нет, но есть Свист, неуверенной походкой ковыляющий из другого крыла. Завидев Стервятника, он останавливается, и в тусклом коридорном свете видно, как его лицо перекашивает. Он мнется на месте несколько секунд, а потом цепляется за свой костыль сильнее и доходит до Вожака.       — Добрый вечер, — Стервятник выставляет перед собой трость и опирается на неё обеими руками. Свист смотрит на него как затравленный зверь и сквозь зубы шипит ответное приветствие.       Парень останавливается у двери в Третью, начинает скрести штукатурку у дверного проёма, стоит к Стервятнику спиной, но тому вовсе не обязательно смотреть собеседнику в лицо, чтобы понять, что предстоит тяжелый разговор.       — Пожалуйста, помоги мне уйти Туда, — голос звучит жалобно, и Свист пытается сморгнуть непрошеные слёзы. Какое унижение, просить кого-то о помощи, когда сам не можешь добиться желаемого результата.       Слышится постукивание трости. Стервятник подходит ближе. Свист видит, как его тень (его ли?) падает на грязный пол.       — Если не получается, значит, сейчас ты там не нужен.       — А здесь я нужен? Кому, тебе? Или сестре? Может, у меня здесь какая-то высшая цель, а я об этом не знаю?       Стервятник устало вздыхает и немного поджимает губы. Свист живёт в Доме так долго, но всё никак не может взять в толк, что ничего здесь не происходит просто так. А объяснения не хочет и слушать.       — Сейчас ты там не нужен. И точка.       От его тихой, размеренной речи начинает трясти, как никогда. Хочется расплакаться, закричать о том, что здесь ему не место, или двинуть, наконец, Стервятника кулаком, чтобы он не думал, что только его проблемы имеют значение. Потому что Там он как раз нужнее. Там, рядом с девушкой, которую он полюбил, а не с сестрой, которая в его опеке не нуждается.       — Знаешь, сколько меня не было? — приходится приложить огромные усилия для того, чтобы повернуться к собеседнику и не позволить голосу дрогнуть, — пять лет. Почти побил рекорд Сфинкса, не находишь? — его губы кривятся в какой-то сумасшедшей, болезненно-изломанной улыбке, от которой у любого нормального человека по коже пробежал бы мороз. Но здесь все были поломаны, и дикой улыбкой никого не удивить.       — И что ты хочешь от меня?       — Хочу, чтоб ты понял, что мне здесь не место! — крик отдается от стен, голос, наконец срывается. От досады Свист бьёт наконечником костыля в стену. Бьёт и бьёт, пока от стены не начинает лететь штукатурка. Хорошо ещё, что не по Стервятнику. Большая Птица отходит на один шаг.       Последний раз такое чувство безысходности наполняло его, кажется, в тот день, когда умер Леопард. Никто не скорбел по нему, не вспоминал, Крысы просто нашли себе нового Вожака и все вокруг зажили своей привычной жизнью, словно ничего и не произошло. Вот только Свист тогда думал, что у него сердце из груди вырвали. Пусть они никогда не жили в одной стае, пусть у них были разные Вожаки и видение жизни разительно отличалось, но Свист всегда дорожил теми крохами дружбы, которые связывали его с Леопардом. И через три дня после его смерти, когда уже большая часть его картин была замазана, и только то, что Стервятник замазал эмульсией подавало ложные признаки жизни, вот тогда-то Свист пообещал себе, что никогда ни к кому больше не привяжется. И недавно нарушил своё обещание.       Вот только стены знали, что та история с Леопардом искажена мальчишеским восприятием. Его никто никогда не забывал. До сих пор помнят. Но Свисту об этом не нашепчешь, на правду глаза не откроешь, а Мираж, как правило, зажимает уши.       — Где же тогда тебе место? — Стервятник наклоняет голову вбок, дожидаясь ответа, а когда его не получает, то протягивает руку и открывает дверь в Третью, пропуская Свиста вперед. Парень понуро проковыливает внутрь, и ложится на свою кровать. Стервятнику он больше ничего не говорит, да, тому слов и не требуется.       Уже через час Стервятник, Красавица и несколько других Птиц поведут Свиста в Могильник, потому что его спина разболится настолько, что он не сможет даже повернуться на бок. Но пока об этом никто не знал, и все пытались заснуть.       Мираж тем временем аккуратно закрыла за собой дверь в спальню и села на кровать. Спица уже спала, с головой укрывшись одеялом, и девушке очень не хотелось её будить. Пол дня она слушала о том, какой Бандерлог Лэри (Лэри!!!) прекрасный и замечательный, и слушать это пришлось бы ещё дольше, если бы Мираж не сбежала к Рыжему, так что, пусть уж соседка спит. В тишине даже лучше.       Девушка тихо вздохнула и раздвинула шторы на окне с захламлённым подоконником. Свет почти полной луны проник в небольшую комнатку и наполнил её тусклым свечением. Это было красиво. Для полноты картины не хватало только стрёкота сверчков, но и без него можно было обойтись.       Вся эта атмосфера убаюкивала, а от выпитого в компании Рыжего алкоголя, спасть хотелось её сильнее. Поэтому прямо так, скинув ботинки и не переодеваясь в пижаму, Мираж забралась на свою кровать и свернулась в ней калачиком. Она часто любила так спать, когда была совсем маленькой. Обычно, она устраивалась у мамы под боком, а та гладила её по голове и пела колыбельные песни.       Сама того не замечая, девушка начала напевать себе под нос, но, когда на место приятной песни из детства пришли тихие всхлипы, она замолчала. Уж чего, а плакать она никогда не любила. В детстве наплакалась достаточно.       Мираж приняла сидячее положение и взлохматила волосы, стараясь привести мысли в порядок. Девушка начала взбивать подушку, лишь бы занять чем-нибудь руки. На пол свалилась маленькая коробочка, перевязанная лентой. Девушка грустно усмехнулась: об этой вещице она уже успела позабыть. Снова. Она подняла коробку с пола и покрутила в руках, внутри что-то звякнуло.       Открывать её и рассматривать содержимое сейчас не было никакого желания. Для подобного прилива ностальгии нужно приятное расположение духа, а не заплаканное лицо. Поэтому коробочка отправилась обратно под подушку, а Мираж, заметив одиноко лежащую на тумбочке сигарету, закурила. Теперь спать совсем не хотелось.       Стены вслушивались.