Когда я был молод, я влюбился в историю, С одиннадцатым часом, с сиянием славы. Огни театра тускнеют, и все тихо, В самой темной комнате свет сияет ярче.
Доктор на самом деле не пьет. Она может выпить бокал вина там или здесь, но никогда не напивается. Поэтому для Мастера было большой неожиданностью обнаружить ее свернувшуюся калачиком у задней стены балкона с бутылкой в руке. — Что ты делаешь здесь? — спросил он. Взгляд Доктора медленно скользит с ночного неба на него, и в ее глазах появляется странное выражение. — Пытаюсь побыть одна, — ответила она, немного невнятно, прежде чем отвести взгляд от его лица, — Так что уходи. — Ты пьяна? — он спрашивает прямо. Она неотрывно смотрит в его глаза, отказываясь отвечать, и белые зубы Мастера сверкают в темноте. — Теперь это уже кое-что. — Отвали, — рычит она, снова уставившись в ночное небо. Он медлит. Смотрит на то, как Доктор держится — потрясенная, разбитая, измученная. — Хорошо, — говорит он, оглядываясь на вечеринку. Гости выглядят достаточно рассеянными, так что он наклоняется, чтобы взять ее на руки. Она встревоженно вскидывает голову. — Что, черт возьми, ты делаешь? — она рычит, ее глаза пылают той яростью, которая ее волновала в первую очередь. — Ты едва можешь идти, — он наблюдает, игнорируя ее попытки освободиться. — Так что я возвращаю тебя обратно в Тардис. Теперь перестань ерзать, или я уроню тебя. Она бросила на него мрачный взгляд, ее брови печально опустились. — Мне не нужна твоя помощь. Я в порядке. Я в полном порядке. — Я вижу, — он фыркает, направляясь обратно в Тардис. Когда он проходит через все еще открытую дверь, консольная наполовину освещена. — Надеюсь, никого из твоих питомцев нет поблизости. — Это все, что он говорит, пока несет ее в спальню. Слишком пьяная, чтобы беспокоиться о том, что не в состоянии не отставать, Доктор прислоняется головой к его теплому плечу. — Ты…когда-нибудь вспоминаешь эти ужасные вещи? — она спрашивает настолько тихо, что Мастер не сразу понимает, что она говорит. — Даже то, что, по-твоему, ты забыл? — Ты знаешь, что да, — говорит он, кладя ее на одеяло. — Это когда-нибудь пройдет? — спрашивает она грубым голосом, и Мастер вздыхает. — Это причина, почему ты пьяна, или ты ведешь себя так, потому что пьяна? — Ложись со мной, — она мычит, цепляясь за Мастера, когда он пытается уложить ее на кровать. — Ты не можешь просто просить меня об этом, — его глаза широко открылись, — насколько ты действительно пьяна? Доктор смеется, почти от всей души. — Иди в кровать, — она говорит это и тянется к нему, пока он снимает ее ботинки. — Десять минут назад ты хотела, чтобы я оставил тебя на балконе, — говорит он, пытаясь отцепить ее пальцы от своей рубашки. — Определись. — Пожалуйста — говорит она, — Я не хочу — я не хочу быть одна. Мастер моргает. — Чт… Что ты делаешь? — она запинается. Слова невнятные, в них с трудом угадывается человеческая речь. — Укладываю тебя в постель, — он говорит, бросая на нее взгляд из-под ресниц. Ее глаза стеклянные, полные слез, но теплые. После некоторых усилий и немного недостойного маневрирования ему, наконец, удается снять с нее пальто и ботинки и накрыть одеялом. — Ложись спать, — говорит он, поворачиваясь, чтобы уйти. — Не могу, — она отвечает почти чистым голосом. — Не могу…не могу перестать думать об этом. Мастеру нечего сказать, чтобы сделать лучше, ему нечего предложить. — Как ты делаешь это? — говорит она. — Как ты…продолжаешь жить? Двигаешься дальше? — Я не, — говорит Мастер, качая головой. — Это не тот вопрос, на который я могу тебе ответить. Особенно не сейчас. Не сегодня. Он поворачивается, чтобы уйти, но ее голос останавливает его. — Я никогда… Он останавливается, оглядываясь через плечо. — Никогда что? — Никогда не любила никого так, как тебя. Я никогда… — Господи. Остановись. Прекрати это. — Мастер качает головой, ошеломленный бурными эмоциями, охватившими его. — Тебе нужно идти спать. — Я сказала тебе, я не могу, — она судорожно сглатывает. — Может быть, если…если ты… — Нет. Доктор тянется к нему с удивительной точностью. Ее пальцы смыкаются на его запястье. — Пожалуйста. Мастер замирает. Хватка Доктора на его запястье не такая крепкая, ее было бы легко сломать. Ему только нужно отдернуть руку назад, повернуться и выйти из комнаты — ей потребуется всего несколько секунд, чтобы потерять сознание от горя и истощения. Это не физическая хватка удерживает его на месте, удерживает от того, чтобы сбросить ее пальцы. — Пожалуйста, — говорит она, — я не…я не хочу быть одна. И сейчас она продолжает смотреть на него, и боль и горе отражаются на ее лице, и Мастер оказывается неспособным отказать ей. Он делает глубокий вдох. — Хорошо. Его взгляд падает на кресло, и он пытается освободить запястье из хватки Доктора, чтобы достать до него и подвинуть ближе к кровать, но ее пальцы сжимаются вокруг его запястья. Мастер поворачивает голову и смотрит на нее. Доктор нежно дергает его за запястье, требование, которое невозможно неправильно понять. На секунду Мастер хочет убежать. Затем что-то в нем сдается, и он кивает. Он тяжело сглатывает. Доктор отпускает его, но следит за каждым его движением. Она ничего не говорит, когда Мастер подходит к двери, чтобы закрыть ее, охраняя то немногое уединение, которое у них осталось. Он возвращается к кровати и избавляется от пальто, вешая его на спинку кресла, затем снимает ботинки. Доктор кажется спящей, когда Мастер подходит к кровати, но затем ее глаза открываются. Мастер смотрит на нее, и, несмотря на свое согласие всего несколько минут назад, он обнаруживает, что не может сделать последний шаг. Проходят мгновения, и Мастер набирается храбрости. — Двигайся, — говорит он наконец и, к ее чести, но ввиду алкоголя и ее неуклюжести ей удается сдвинуться всего на несколько сантиметров. Со вздохом Мастер забирается на кровать, отталкивая Доктора в сторону, передвигая ее так, чтобы она лежала на спине, а он мог лечь рядом с ней. Он накидывает на них одеяло. Он не удивляется, когда Доктор немедленно поворачивается к нему, ища контакт, пока она не кладет руку ему на грудь, и они лежат в тесных объятиях. Как много времени прошло с тех пор, когда они последний раз были так близки? Как много с тех пор, как он чувствовал ее дыхание, ее вдох и выдох рядом с его? — Я не знаю, как ты справляешься с этим, — она шепчет в темноте. — Я не знаю, как ты можешь выживать с этим. — Цель, — говорит Мастер, — ты находишь ее, ты идешь к ней. Ты не отказываешься от нее, что бы ни случилось. — Разве этого достаточно? Этой…цели…разве ее достаточно? — Должно быть, — говорит Мастер. — Больше ничего нет. — Я не знаю, смогла бы я жить так, — ее голос едва слышен, — Я не знаю, есть ли это во мне. Он ничего не может сказать. Доктор не ребенок, и Мастер не собирается обманывать ее, убеждая, предлагая пустые слова утешения. Не сказать ничего такого, о чем Доктор уже не знает, поэтому он не говорит ничего. — Эта боль. Она никогда не пройдет, да? — ее голос приходит издалека, она почти спит. Мастер кладет руки на ее плечи, чувствуя тепло ее тела под своими ладонями. — Спи, — Говорит он. — Отдыхай. — Не оставляй меня, — шепчет она. Она цепляется за него в темноте, пока изнеможение, наконец, не берет свое и ее дыхание не выравнивается во сне. Мастер убирает несколько прядей с ее лица и обнаруживает, что держится за нее, неспособный делать что-либо еще.Уходили, оставляли свои тени позади. Уходили, оставляли все это позади. Но даже пыль была создана, чтобы осесть. И если она была сделана из пыли, то что делает нас другими?