живи ради меня

«слепыш» и «инвалид», именно это джисон с детства слышит почти на каждом шагу. соседские дети задирают его, не стесняются поднять с земли камень и кинуть в спину слепому мальчику. с юных лет мир для хана был не более, чем чёрным пятном. несмотря на всё это, из плаксы-мальчика вырос прекрасный юноша, рассуждающий, умный и сообразительный. хан никогда не видел ярких лучей весеннего солнца. ни зимнего, ни осеннего и даже летнего. он никогда не видел птиц, чьи песни встречали его каждое утро и вечером, ближе к шести покидали, оставляя наедине с кромешной тьмой. джисон никогда не видел цветы, чей аромат укутывает его сознание и уносил в далёкие края, куда-то за гранью воображения обычного человека. юноша никогда не видел цвет свежезаваренного кофе, в который добавляют порцию сливок и пару ложек сахара. он никогда не видел своё отражение в зеркале. хан никогда не видел, как выглядят его шёлковые рубашки, в которые его укутывают ежедневно прислуги. в конце концов, джисон не видел лица своих родителей, которые до сих пор не отказались от такого ужасного ребёнка. парень взрослел. обычные игривые мелодии больше не заставляли его радоваться и растворяться в пучине эмоций. запах роз в саду давно стал ему противен, а утренний кофе походил на отраву, которую он не переставал в себя вливать. обыденность сжирала потихоньку его душу, день за днём убивая частицу сознания. в прямом смысле. последние два года, почти каждая ночь становится лютым кошмаром для семьи хан. в самой глубине ночи, особняк наполняется истерическими воплями, больше похожие на крики о помощи маленького зверька, который оказался пойманным умелым охотником. за ужином он часто стаскивает со стола нож, незаметно для родителей, которые бурно обсуждают политические проблемы страны. и он прячет столовый прибор под подушкой и дожидается ночи, когда мать с отцом погрузятся в глубокий сон, а он сможет избавить их и себя от страданий. и так продолжается два года. два года хан наугад проводит ножом по рукам и ногам, до того момента как не потеряет сознание, или его не остановит горничная, которую его мать попросила регулярно проверять сына. в итоге, родители молодого человека решили нанять ему сиделку. благодаря связям и слухам, хан старшая отыскала среди тысячи кандидатов юного парнишку с волосами цвета растопленной карамели. минхо не был утончённым и изысканным. он не знал наизусть поэмы шекспира и в жизни не прикасался к книге мопассана. ли не увлекался искусством и не разбирался во всех потоках. импрессионизм, постмодернизм, романтизм — эти слова не вызывали у него ни единой эмоции, а только головную боль. когда он впервые увидел джисона, уже был готов отказаться от этого предложения, несмотря на колоссальную сумму, которую предлагали родители юноши, но что-то зацепило хо в этом парнишке. возможно, это были его блондинистые волосы, явно крашеные, с слегка отросшими корнями, а может, изысканная фигура, которой может позавидовать даже самая красивая модель. возможно, это был звонкий голосок, который ласкал его слух при каждом произнесённом слове, но скорее всего, дело было в глазах. пустые, лишённые жизненного сияния и насыщенности. у хана были волшебные глаза оттенка старого дуба, которые при ярком сиянии солнца становились светлее. его глаза завораживали, подчиняли себе и манили. но не их неземная красота была причиной, а каменный холод, исходящий обычно от мраморных статуй в национальных музеях, в которых, кстати, минхо бывал лишь раз. их первый диалог вышел неудачным. минхо задавал вопрос, а парень ограничивался простыми «да», «нет» и «немного», а иногда и вовсе игнорировал реплики старшего. благо ли не из тех, кто бежит от трудностей. пообщавшись с родителями юного парня и прислугой, тот более менее узнал его предпочтения и интересы, приготовившись ко второй встрече. и это сработало. когда речь заходила о любимых джисоном вещах, будто переключатель внутри него щёлкал, и тот сразу загорался страстным пламенем. джисон любил цветы и музыку. он увлекался философией и астрономией. хан знал каждое созвездие, каждую звезду по имени и её место на бесконечном полотне. юноша свободно мог рассуждать на самые заумные темы, которые хо, ночью перед днём их встречи, выучивал почти что наизусть. поначалу они виделись два раза в неделю. затем три, четыре, а затем и каждый день. джисон соврал бы, если сказал, что не стал зависим от мягкого, бархатного голоса, который ежедневно заставляет его растворяться похлеще того же сахара в противном кофе. и ли не отрицает, что общение с этим изумительным человеком стало чем-то больше, чем просто обязанностью. — джисон, а какой твой любимый цветок? — минхо и джисон сидят на мягком газоне в саду особняка семьи хан. сон расположил свою голову на ногах старшего, наслаждаясь приятными прикосновениями к своим волосам. хо зарывался почти ежеминутно пальцами в, слегка суховатые от постоянной покраски, волосы. однажды при их разговоре ли подметил, что блонд очень идёт парнишке, и с тех пор он никогда не менял его. — мне очень нравится запах сирени, — хан лежит с прикрытыми глазами, хотя что они закрыты, что открыты — перед ним постоянно одно и то же чёрное пятно, но с появлением в его жизни ли минхо, это пятно уже не доставляло привычной тоски и грусти. именно это пятно стало причиной их с мином знакомства. минхо опускается и коротко целует джисона в лобик, заряжая его тело и душу непривычным теплом и уютом, которого так долго не хватало слепому мальчику. на следующий день минхо приходит с утра, примерно в десять, с веточкой свежесорванной сирени. они снова лежат в саду, рядом с маленькой клумбой пионов. хо берёт ладонь джисона в свою, аккуратно, чтобы не спугнуть того, а затем проходится его подушечками пальцев по мелким цветкам. у хана внутри ураган, цунами и землетрясение. тепло чужого тела, словно ток заставляет сердце биться с удвоенной силой, а холодная текстура растения создаёт контраст, вызывая бурю эмоций внутри. на глаза джисона наворачиваются мелкие слезинки, которые поблёскивают при свете солнца. две прозрачные бусинки скатываются по мягким щекам, затем падая на белого цвета рубашку. ли не собирается смахивать слёзы младшего, которые с каждой секундой становятся всё чаще и больше. юноша прекрасно понимает, какого приходится этому комочку счастья, и лишь крепко хватает его в свои объятия, обещая себе не отпускать его и дарить тепло. собственная футболка промокает под потоком горячих слезинок. слегка боязливо, он аккуратно берёт уже родное лицо в свои ладони, поднимая его на уровень своих глаз. ничего в нём не изменилось за эти пару минут. всё те же слегка по-детски пухленькие щёки, тонкие губы, которые казалось что формирует сердечко. и глаза остались теми же. веки покраснели, как и склера, на которой сосуды стали более акцентированными. даже после слёз они не блестят. создавалось ощущение, что в детстве из этого мальчика высосали всё желание жить и существовать, оставив внутри лишь пустоту, которую он привык видеть перед собой. минхо понятия не имел, насколько он был прав. после семи лет джисон не покидал территории особняка. каждый день он проводил или в саду, или в библиотеке, пока служанка читала ему книгу, которую он выбрал по названию. маленький хан был наслышен и восхищён великим бахом, который несмотря на свою слепоту, продолжил диктовать свои произведения и очаровывать аудиторию невообразимо прекрасными творениями. именно поэтому он стал изучать музыку, и к своим восемнадцати годам прекрасно мог играть на фортепиано, даже не имея прямого зрительного контакта с клавиатурой. однажды он сыграл для минхо вторую партиту в до миноре того же баха. ли соврёт, если скажет, что не заплакал. и его растрогала не сама композиция, чей автор являлся мировым классиком, а исполнение джисона, который с закрытыми глазами на протяжении двадцати минут проходился тонкими пальцами по бело-чёрным клавишам. когда он играл ни одна мышца лица не дёрнулась. с виду казалось, что джисон играл безэмоционально, небрежно и на отвали, но ли прочувствовал все эмоции, которые парень хотел передать через свою игру. когда тот закончил, ли подошёл к нему сзади и крепко обнял за плечи, прижимая юное тельце к себе. — ты плачешь? — раздаётся высокий голос слепого парнишки, который вызжигает сильнее следы от слёз на щеках старшего. — да, — честно отвечает хо, который всхлипывает и пытается сдержать себя, что выходит очень плохо. хан улыбается. нежно и по-домашнему уютно. он кое-как поворачивается лицом к минхо, смотря чуть выше уровня головы второго. джис тянется руками к его лицу, сначала всей поверхностью ладони накрывая обе половины лица, а затем, сориентировавшись, хватая того за щёки. ли не выдерживает этого эмоционального напора и падает перед младшим на колени, жмуря глаза и снова распахивая веки, с ресниц которых слетают солёные капельки, попадающие на руки хана. — ты плачешь потому что тебе понравилось, или ты разочарован? — джисон всё так же улыбается, смотрит куда-то в пустоту, чувствуя на себе взгляд старшего. — мне безумно понравилось. ты очаровал меня в десять раз сильнее, чем делаешь это каждый день, — со стороны это было похоже на признание. возможно, это правда, а возможно эти были лишь слова, вызванные потоком путающихся мыслей шатена. верный ответ знал только сам мин, который на тот момент хватался за рукава рубашки хана. — спасибо тебе, минхо, за всё, — собственное имя с чужих уст звучит до дрожи в теле приятно и ласково. эти слова звучат будто прощание, но ли напрочь отказывается верить в это и отгоняет от себя ненужные мысли. джисон тянется к нему, хочет поцеловать в лобик, как это часто делал старший, но промазывает и целует между бровей. хо лишь сильнее начинает плакать, хватаясь за хана как за спасательный круг и крепко обнимая его за талию, стоя на коленях, пока последний поглаживает его по шелковистым волосам. джисон не знает, сколько времени они ещё смогут провести вместе. день, неделю, месяц, год, а может и несколько. он не знает, кто первый из них сломается и даст слабину, но он точно знает, что продолжит улыбаться перед ним, пряча опухшие глаза от ночных рыданий. знает, что будет стараться говорить тише, чтобы не выдать сорванный голос после ночных завываний. и он уверен, что будет продолжать прятать свои, разбросанные по всему телу, порезы, которые с каждым днём увеличиваются. — джисон…живи ради меня.