……
В первой городской больнице почти никогда не бывало людей. Потёртая, облупившаяся белая краска на стенах, скрипучий пол, постеленный дырявым выцветшим линолеумом. Здание держалось на честном слове, слове администрации, что капитальный ремонт будет, будет обязательно, вы только ждите. Ждали год, ждали другой, ждали третий. Деньги на благоустройство поступали, но уносились в неизвестном направлении, гуляющим по пустынным коридорам больницы, ветром. На низкой скамейке перед приёмным покоем сидели двое, парень и девушка. Первый, с жуткими синяками под глазами и кровоподтёками на жёлто-голубом лице, полностью игнорируя, табличку на стене с крупной надписью «NOSMOKING», курил, выдыхая едкий табачный дым в приоткрытое окно, нервно стучал ногой и бурчал под нос все возможные ругательства. Вторая же, напротив, сохраняла спокойствие и не проронила ни слова с тех пор как они пришли сюда, чтобы забрать младшего брата. — Я его убью. Помяни моё слово, я его прикончу, как только он высунется из палаты. Да! И ни один врач в этой блядской клинике его потом обратно не сошьёт. Не нашёл блядь место вены резать, кроме как у меня дома. — Украину всего трясло, тонкие полупрозрачные пальцы уже не держали сигарету и та упала на пол. — Сука! Последняя, — чуть ли не прорычал с досады парень, вскочил на ноги и яростно втоптал окурок в линолеум, прожегши его при этом насквозь. Агрессивно отправив мусорный бак в другой конец коридора, он резко остановился, скорчившись в болезненной гримасе, и ударил себя по лицу. — Хватит, чёрт тебя дери… Отпусти, — прошипел он сквозь стиснутые зубы и бросился обратно к лавке. — Бела… Молча, Беларусь посмотрела на Украину потухшим взглядом, неспешно открыла сумку и протянула ему ещё неоткрытую пачку сигарет. Парень схватил их, резким движением сорвал верхнюю часть упаковки и щёлкнул зажигалкой, опаляя сразу две сигареты. С каждой затяжкой его переставало так трясти и он смог, наконец, вернуться на прежнее место к окну. — А Казах где? Он же собирался забирать это чучело вместе с нами, — спросил Укроп, доставая новую сигарету из пачки. — Он занят, — впервые подала тихий голос Беларусь, смотря куда-то мимо брата. — Знаем мы его занятия, — прыснул Украина недовольно и посмотрел на часы, было уже почти одиннадцать. — Опять нашёл себе «молодую и красивую» и милуется с ней на каком-нибудь сеновале или у меня дома. Заебали блядь! Почему у всех есть ключи от моего дома, а я их постоянно теряю? — Потому что ты долбодятел и карманы у тебя дырявые. Из приёмного покоя вышел Россия. Высокий, худой, со впавшими щеками и парой горящих глаз. Он смерил брата и сестру хмурым взглядом и захлопнул за собой дверь. — Какого хрена вы здесь делаете? — Тебя, придурка, забирать приехали. — Украина встал и подошёл к нему вплотную, грозно взирая на младшего снизу вверх. — Ты что блядь устроил? Что я тебе говорил на счёт резанья рук? Довыебенивался! Как там дела в коме? — А ты сам узнаешь, если будешь и дальше курить по двенадцать пачек в день. Лёгкие выплюнуть не боишься? — Игнорируя возмущённого таким отношением украинца, Россия обошёл его и направился в сторону выхода. За ним пошла уверенным шагом и Беларусь. — А ну стой! Я с тобой ещё не закончил, — крикнул ему вслед Укроп. — Ты, сволочь, заляпал мне кровью всю гостиную!……
Этим же вечером Россия остался ночевать дома у Беларуси. Он лежал в маленькой уютной гостиной сестры на диване, пока та чем-то занималась на кухне, и рассматривал собственные истерзанные руки. «Перестарался», — думал он про себя, проводя пальцами по свежим швам. Останутся глубокие шрамы. Теперь он совсем такой полосатый, как хотел быть, но тяжести в сердце это не умаляло. — Да лучше б я сдох, — уткнувшись лицом в подушку, простонал русский, из глаз его непроизвольно потекли слёзы. Он лежал и неслышно плакал, пока не почувствовал прикосновение тёплой ладони к своему плечу. Это была Бела. Увидев, сестру и желая скрыть факт своей слабости, Росс быстро вытер слёзы рукавом и отстранился от неё. — У меня… аллергия… на перья из подушки, — неумело соврал он, зная, что это не прокатит. Россия никогда не умел лгать, а Беларусь знала его как никто другой в этом проклятом мире. Лицо её по лишь одной только ей известной причине не выражало никаких эмоций уже несколько лет, но сейчас Россия видел в её глазах тихую радость и тепло. Бела села на край дивана и прижала любимого младшего братика к своей груди, успокаивающе поглаживая его по спине, прошептала: — Я так рада, что ты жив.