Tall, dark, sinister... She?

Жасмин в обычном одеянии, не выдававшем в ней жительницу дворца, брела по аграбскому базару. Хоть она и была голубых кровей, рыночная площадь всегда казалась ей необыкновенным местом, полным диковинок со всего света. Бродя между двумя рядами палаток, торговцы которых наперебой расхваливали свои товары, принцесса заметила сидящую на подстилке девушку примерно одних лет с ней. Незнакомка, которая продавала свои вышивки, была облачена в просторное платье, а ее голова, шея и плечи были покрыты большим отрезом ткани, открывающим лишь два черных глаза; одета она была не бедно, но и не богато. — Здравствуй! — обратилась Жасмин к неизвестной. — Почем продаешь свои работы? — Вот эти маленькие картинки с розочками — по пять медяков за одну, средние — за серебряную монету, а большая стоит пять серебряных. — чуть слышно прошелестела девица. — Я хочу взять большую. Мне очень понравилось, как ты вышила бисером закат. Я бы так в жизни не смогла. — Зато ты, наверное, можешь многое другое, а вышивать — это единственное, что я умею делать. — Пусть это и так, но ты — самый талантливый человек из всех, кого я знаю. Ты видишь красоту в том, на что другие не обращают внимание. — Не надо меня восхвалять, я к этому не привыкла. Я занимаюсь рукоделием лишь для того, чтобы выжить. Я ничего не умею делать, а кушать-то хочется, вот и приходится зарабатывать. Иногда воровать приходилось, так как мои картины мало покупают, но это лишь потому, что я хочу жить. — Понятно, а зовут тебя как? И расскажи немного о себе. Рукодельница смутилась таким вниманием к ней со стороны какой-то девушки, которую она даже не знает, однако робко отозвалась: — Айгюль. Я всю свою жизнь жила сама по себе. — А что случилось с твоими родителями? — Отца я ни разу не видела, я даже не знаю, кто он и как его зовут, а моя матушка покинула меня, когда мне было чуть более года. — А как сложилась твоя жизнь после? — продолжала задавать вопросы принцесса. — Потом меня определили в сиротский дом, в котором я прожила почти всю свою жизнь, а два года назад меня оттуда выпустили, так как я уже достигла тех лет, когда можно выйти замуж. Супруга мне найти не удалось, и приходится выживать, как могу. — Айгюль, я хотела бы тебе предложить кое-что. Я — Жасмин, принцесса, и я всегда слушаю свое сердце. Я вышла замуж за юношу из нищего квартала и не жалею об этом, необязательно быть богатым, чтобы быть хорошим человеком. Я вижу, что ты очень искренняя и добрая, и не хотелось бы тебе жить в султанском дворце? Черные, как два уголька, глаза мастерицы просияли. — Ой, это было бы чудесно! Я вам там все вымою так чисто, что сверкать будет... — Для этого у нас есть слуги. — оборвала ее собеседница. — А ты будешь заниматься вышивкой. Мне очень хотелось бы, чтобы стены моих покоев украшали шедевры, созданные человеком, способным видеть прекрасное. — Ну что ж, я согласна... ★★★★ Прошло несколько дней. Айгюль сшили новую одежду, более красивую, однако она хоть и перестала носить свое покрывало, оно было заменено на отрез плотного вишневого шелка, верхний край которого доставал переносицу, а нижний спускался чуть ниже подбородка. Сирота стеснялась того, что у нее острый подбородок, впалые щеки, заострившиеся скулы, вздернутый нос и близко посаженные глаза, которые, плюс ко всему, еще и расположены не параллельно скулам, как у всех нормальных людей, а под углом: один уголок глаза доставал переносицу, а другой, внешний, был намного выше и стремился выше висков. Она быстро освоилась в своем новом жилище и знала каждый его уголок, так как молодой султан, который был раньше оборванцем и потому был чуток к простому люду, провел ей экскурсию и рассказал обо всем. Больше всего Айгюль заинтересовала башня, в которой ранее жил некий Джафар. Одной ночью она решила пробраться туда и посмотреть, что там делается, так как кроме нее, туда точно никто не совался. Девушка, умевшая находить лазейки, открыла потайную дверь и поднялась по винтовой лестнице в секретную лабораторию бывшего визиря. Посреди комнаты стояла сложная машина, однако вскоре Айгюль догадалась, как она работает, и запустила прибор. «Раз бывший советник султана был колдуном, то значит, с помощью его агрегатов я смогу выяснить, кто мой отец» — улыбнулась она. — Расступитесь, пески времен, и покажите мне того, кто наделил мою мать мною! — произнесла девица. Песок начал пересыпаться вниз, и Айгюль увидела там изображение костлявого мужчины, который сидел в темнице замка и был закован в оковы. Не тратя время понапрасну, девица схватила ковригу пшеничного хлеба, кувшин молока, отмычку и побежала вниз по лестнице, к подвалу. Открыв решетку, она зашла внутрь и увидела того самого мужчину, изображение которого она увидела четвертью часа ранее в песочных часах. — Хо-а-азя-а-а-ин! — разрезал тишину чей-то скрипучий голос. — Кто это? — Я сам без понятия, Яго. — ответил Джафар, проводя сухощавой ладонью по голове птаха. — На Жасмин совсем не похожа... «Папа?» — обомлела Айгюль, затем подошла к кандалам, в которые был закован узник, и стала пытаться их открыть. — Что еще ты делаешь? — с горечью произнес заточенный. — Что я делаю? — недовольно пробубнила его спасительница себе под нос, сделав особый акцент на последнем слове. — Ой, и правда, что же я делаю? Хочу вытащить из тюрьмы своего беспутного родителя, вот что я делаю! Когда оковы перестали пригвождать пленника, он поинтересовался у незнакомки: — Чем я могу отблагодарить тебя? Однако та пропустила этот вопрос мимо ушей. Айгюль сдернула чадру с лица, прильнула к обретенному родителю и заключила его в объятиях, навзрыд заплакав. — Папа, мне тебя так не хватает... Джафар выпучил глаза от удивления: — Деточка, ты что-то напутала. Я до сих пор холостяк, и детей у меня уж никак быть не может. — А с женщинами ты встречался? — попыталась докопаться до истины его дочь. — Да, было дело... Я, чтобы расслабиться, ходил в публичный дом, смотрел там на полуобнаженных девушек, вращающихся вокруг шеста, да и делами любовными я занимался, и со многими. Как твою маму звали? — Джамиля бинт Саллах Аль-Маруф. При этих словах тонкие брови колдуна поползли вверх. — Она мне там нравилась больше всех, а потом куда-то пропала. — Она умерла, и уже давно. Кстати, перед смертью она написала это письмо для тебя и запечатала его. Это было единственное, что напоминало мне о моих родителях, и я не открывала его, так как с внешней стороны матушка написала, чтобы я передала его своему отцу, когда отыщу его. Айгюль протянула своему собеседнику лист бумаги, сложенный в четыре раза и заклеенный. Джафар открыл его, и на бумаге было лишь несколько слов: «Джафар, Айгюль — твой ребенок. В следующий раз надевай защиту, придурок.». Однако мужчине не особенно верилось в то, что это его дочь. Раз Джамиля работала в публичном доме, то значит, что Айгюль могла быть чьей угодно дочерью. — Милая моя, а как ты узнала, где я? — решил выяснить бывший визирь. После, когда Айгюль рассказала ему обо всем, у него уже не осталось никаких сомнений относительно того, чья это дочь — у нее исключительные способности к черной магии, да и в устройстве его аппарата она разобралась и поняла, что к чему. — Папа, поешь. — сказала девушка, дав отцу белый хлеб и кувшин молока. Джафар оторвал от буханки приличный кусок и сунул своему пернатому другу, а затем принялся торопливо есть сам, захлебываясь от жадности и поминутно давясь. Его внезапно объявившаяся дочь несколько раз хлопала его между лопаток. Когда же он наконец наелся, то повел дочурку в свои покои и зашел за ширму, чтобы сменить рубище, в котором его бросили в темницу, на свой привычный богатый наряд, а в это время Айгюль подошла к висевшему на стене зеркалу в золотой раме и стала пристально разглядывать свое в нем отражение. То, чего девица стеснялась всю свою жизнь, неожиданно показалось ей привлекательным. У нее такие же, как у родителя, глаза, нос, скулы, подбородок, рот, а значит, что такой же будет и характер, тем более, что она сумела разобраться со всем тем, что было создано бывшим визирем в его башне. Айгюль была очень рада тому, что она наконец нашла своего отца, но все же она была немного растеряна из-за того, что это произошло так внезапно и она не знает, что ей делать и как вести себя с папой. «Первое впечатление — одно из самых важных, и нужно будет создать самое лучшее мнение обо мне, и я для этого сделаю все, как бы сложно это ни было. — твердо решила девушка. — Я докажу родителю, что могу быть ему чрезвычайно полезна, буду делать что-то для него, и он меня за это любить будет». Айгюль росла без матери и отца, а потому думала, что все на этом свете можно приобрести так же просто, как горшок на рынке и не знала, что родительская любовь по отношению к детям безусловна, что мамы и папы любят своих отпрысков просто так, а не за какие-то заслуги. ★★★★ Через несколько минут ее папа предстал перед ней во всем своем величии, разодетый в шелка и атлас и сжимающий правой рукой позолоченный жезл в форме змеи. Так он куда больше походил на султанского советника. Мужчина жестом поманил наследницу сесть на подушки и придвинул к ней золотую вазу, полную спелых фруктов, предлагая угоститься, и Айгюль несмело взяла небольшую кисть винограда и оторвала от нее несколько ягод, она молчала, ведь попросту не знала, что говорить. На Джафара давила гнетущая тишина, нарушающаяся лишь едва слышными звуками прокусывания тонкой шкурки винограда. — Доченька, расскажи о себе, о жизни своей... — Да что там рассказывать... Жила тринадцать лет в сиротском доме, выучилась там началам грамоты и счету, там же научилась вышивать и стала продавать свои работы, чтобы как-нибудь заработать на жизнь, иногда и поворовывать вынуждена была, чтобы выжить. А у тебя как все сложилось? — Неважно, дорогуша, лучше о себе расскажи. В этот момент дочь Джамили распирали противоречивые чувства. С одной стороны, ей не хотелось как-то раздражать своей навязчивостью того, с кем она недавно встретилась, ведь видно, что ему не хочется об этом рассказывать. Но с другой стороны, если отец хочет уйти от ответа, то вряд ли это значит, что у него все хорошо, и если она узнает о том, что именно пошло не так, то сможет это решить и показать родителю, что она может быть ему полезна. — Я уже все о себе поведала, что только можно было, а теперь лучше уж ты мне. Я столького о тебе не знаю и хотелось бы это поскорее исправить. Например, за что тебя бросили в подвал? — Это долгая история, зайка. — А я никуда не тороплюсь. ★★★ Дорогая моя, хоть ты, как и многие другие, привыкла считать, что тем, кто стоит у власти, живется просто, то история моей жизни твердо убедит тебя в обратном. Моя судьба была непростой, и это началось ровно с того самого момента, когда я появился на свет. Я родился на два месяца раньше срока и был очень хиленьким и слабым — бабка-повитуха сообщила, что если я доживу хотя бы до полугода, это уже будет успехом. Мои родители были очень бедными людьми, и у меня была масса братьев и сестер, однако из мальчишек я был самым старшим — по старшинству я уступал лишь Назире. Еды вечно не хватало, и хоть меня, как самого слабого, накормить старались побольше и посытнее, я часто хворал и за время каждой из болезней таял, как свечка. Все время, сколько я себя помнил, я хотел выбраться из этого болота нищеты и показать своей семье, что я на что-то гожусь; хоть ко мне хорошо относились и ругали редко, и то за что-то запредельное, мне было дискомфортно от того, что я никому не могу ничем помочь. Если уж ты родился в лачужке, то подняться вверх по сословно-иерархической лестнице на самый ее верх практически нереально, особенно если учесть, что ты находишься не на нижней из ступенек, а аж под ней, однако я приложил много усилий. Как я уже упоминал, я рос дохликом и особенно работать не мог, поэтому единственной моей обязанностью было отвозить рукоделия всех родичей в раздолбанной тележке на городской рынок и там продавать. Единственное, чем я мог тогда похвастаться — хитрость, и я тогда и начал свою карьеру — за деревянные корыта, глиняные горшки и камышовые циновки я всегда просил немного больше, чем говорил отец: допустим, он скажет продать за пять медяков, а я продам за шесть или, если повезет, за семь. Деревянные и медные монетки, заработанные таким нехитрым образом, я оставлял себе, отдавая папаше ровно столько, за сколько он просил сбывать. Чтобы не умереть с голоду, я часто воровал на базаре. Спустя некоторое время, увидев на рынке птенца попугая, я решил его украсть и наречь Яго — имя пришло мне на ум само собой, случайно, а много позже я узнал, что так был назван герой трагедии Шекспира «Отелло», но сейчас не об этом. Родители не понимали, для чего нам дома еще один лишний рот, или, если быть точнее, клюв, но мой новоиспеченный питомец стал моим подельником и вместе с ним мы крали хлеб и сыр у торгашей. Конечно, ты сейчас скажешь, что воровать плохо, но что, я, по-твоему, должен был с голоду помереть? А, точно, ты же тоже еду время от времени присваивала, чтобы не умереть голодной смертью, так что мы с тобой из одной колоды и ты не будешь гнушаться своим недостойным родителем. Помимо продовольствия, я воровал также и различные книги и многому научился самоучкой, а затем решил уйти из дома, чтобы никого не обременять, и начать зарабатывать самостоятельно. Я четырнадцатилетним мальчишкой отправился в султанский дворец, и началась моя карьера. Первые два месяца я работал уборщиком, надраивая полы везде и всюду, у меня была крыша над головой во флигеле для прислуги, меня кормили овсяным хлебом, кукурузной кашей, супом и овощами, правда, я мог есть столько, сколько мне хотелось, плюс ко всему прочему мне еще платили по шесть серебряных монет в месяц. Затем меня отправили помощником на кухню — я часами шинковал различные овощи и фрукты, чистил картошку, а затем мыл посуду. Правда, здесь уже я мог разжиться остатками еды, оставшимися от трапезы правителя, да и мое жалование выросло до десяти сребреников. Я всегда был умным и умел показать себя с хорошей стороны, поэтому спустя еще пару месяцев я стал заведующим дворцовой библиотеки. Работенка, в отличие от первых двух, была не пыльная. Целый день можно было заниматься, чем хочешь, и я читал никем ни разу не открытые толстенные талмуды, в огромном количестве теснившиеся на полках. Я был способным и все схватывал на лету, и потому свой недостаток образованности я быстренько восполнил, и, показав султану свою развитость, в пятнадцать лет я уже стал главным визирем. За этим последовала череда событий: мирные переговоры с соседним государством и преобразование его в союзника Аграбы, женитьба султана, рождение Жасмин... Маленькая принцесса очень любила меня, когда была малышкой, она часто бегала ко мне, чтобы я поиграл с ней или рассказал ей интересную историю. Ее папаня был дураком, ни на что без меня не способным, всем заправлял я, и воспитанием его наследницы тоже фактически занимался именно я: выбирал ей нянек, слуг и учителей, беседовал с ней и многое другое... Я терпеть не мог султана за его инфантильность и хотел занять его трон, так как мне не хотелось прогибаться под этого недалекого придурка, но дочурку его я просто обожал, однако когда она выросла и из девочки стала девушкой, то сильно отдалилась от меня. Затем она решила удрать из дворца, несмотря на то, что я создавал все условия для того, чтобы ей комфортно жилось; отправилась в воровские кварталы, встретила там бездомного воришку Аладдина и втрескалась по уши в него с первого взгляда, и хотя я выбирал для нее самых лучших женихов, принцессе они почему-то не нравились. После этой встречи она несправедливо посчитала, что я совсем не забочусь о таких, как этот оборванец, однако дочурка монарха-самодура и понятия не имела о том, что полностью искоренить нищету в стране невозможно, тем более одному человеку. Я тогда попытался убрать выскочку и занять трон, и на какое-то время у меня это даже удалось, так как я присвоил себе лампу с джинном, однако когда я последним желанием захотел сам стать джинном, я оказался заключен в лампу. В итоге меня посчитали всеобщим врагом, из джинна превратили обратно в человека и швырнули в темницу. Ну, вот так все и было, мой Яго не даст соврать. Ну а сейчас давай спать, время позднее. ★★★★ Стянув с себя верхнюю одежду, Джафар вместе с дочерью отправился в свою опочивальню и улегся на кровать, девушка легла рядом, обняла папу, и, счастливая, положила голову ему на плечо. Хоть недавний узник уснул практически сразу, так как на перине спать было куда приятнее, чем на голых холодных кирпичах, его наследнице было совершено не до сна. После того, как ее отец рассказал ей свою историю, Айгюль твердо решила отомстить за него Жасмин и ее супругу. Айгюль, с неохотой отпустив своего родителя, встала с кровати, отправилась в его кабинет, села за стол, зажгла свечку, вытащила бумагу, перо и чернила и начала что-то писать. Затем она отыскала неподалеку плотную резиновую промокашку, которую султанский советник использовал после окончания письма. Вытащив из кармана складной нож, использовавшийся ею для самых разных целей, девушка отрезала от куска плотной резины небольшой кусочек и принялась что-то выцарапывать на нем кончиком лезвия. Наконец закончив с этим, она обмакнула в чернила свою поделку и поставила на бумаге в нижнем углу штампик. Промокнув свои письмена, дочь Джамили вернулась в спальню главного визиря. Пока что недавний узник побаивался выходить за пределы своей башни, и Айгюль хитро улыбнулась, так как была твердо уверена, что это ненадолго. Мастерица сообщила принцессе, что пойдет в архив, чтобы узнать о том, кем были ее родители, и Жасмин ее отпустила. Разумеется, дочурка колдуна никуда не пошла, а весь день была вместе с отцом, а под вечер вышла из дворца через потайной ход, а затем вошла через главный вход. Жасмин поинтересовалась у нее, что у нее получилось узнать, и рукодельница, счастливая, нервно засмеялась и показала своей собеседнице листок бумаги, исписанный ею самой вчера ночью. Жена Аладдина стала бегать глазами по строкам и выяснилось, что она и Айгюль — двоюродные сестры, так как их мамы были сестрами. — Вот это да! — поразилась принцесса. — Вот только как вышло так, что я не знала о своей тете и кузине? — Я сама ни о ком ничего не знала. — последовал ответ. — Давай же тогда устроим пир в честь этого события! Когда торжество началось, Айгюль потихоньку налила царственной чете в вино содержимое одного из флаконов, утянутых из папиного алхимического шкафа. Выпив по бокалу, бывший воришка и его благоверная отрубились, а девушка хитро улыбнулась, оттащила их в подвал дворца, стянула с них одежду, достала откуда-то кнут и что есть силы принялась лупить по ним — гнев за то, что ее родитель служил им верой и правдой, а его просто убрали, придавал ей сил. Удивительно, но ни Аладдин, ни Жасмин не проснулись — снотворное зелье было очень крепким. Вымотавшись спустя где-то час, дочь Джамили плотно заковала в кандалы врагов своего отца, плюс ко всему еще и вниз головой. Злобно улыбнувшись, она заперла темницу и вернулась к уже спящему колдуну. Она тихонько поцеловала его руку и едва слышно прошелестела: — Ну вот, я и пригодилась тебе! Теперь ты наверняка будешь меня любить... ★★★★ Эффект экстракта прошел только к утру. Султанша и ее супруг пробудились от особенно крепкого сна и обнаружили, что они находятся в темнице, в которую несколькими днями ранее был заключен визирь-изменник, их руки и ноги пригвождены кандалами, а сами они висят вниз головой. — Дорогая, ты не знаешь, что это значит? — задался вопросом Аладдин. — Нет. — последовал ответ. — И еще я не знаю, почему все мое тело болит так сильно, как будто меня лупили железным прутом... Посмотрев на свои руки и ноги, исполосованные многочисленными красными линиями, принцесса изумилась еще больше. — Выходит, что мне ничего не кажется — меня на самом деле жестоко избивали в течение довольно продолжительного времени! — продолжила она и посмотрев на конечности своего соседа по тюрьме, добавила: — И тебе, милый, тоже досталось, как я вижу! — Айгюль... — злобно прошипели сквозь зубы муж и жена одновременно, догадавшись, кого им следует обвинять во всем этом. ★★★★ А тем временем к Джафару, который уже стал полноправным хозяином дворца, решила заявиться симпатичная молодая женщина, лет на пяток старше Айгюль. Незнакомка, которая робко прижалась к дверному косяку и ни на шаг не собиралась оттуда сдвигаться, тоже была обладательницей шевелюры цвета ночной тьмы, однако ее волосы были заплетены не в простую косу, а в необычную: ближе к корням плетение было свободным, а чем ниже к кончикам, тем туже были переплетены пряди, и таким образом прическа походила на капюшон кобры. Так заплетала себе волосы Назира... Однако мужчине показалось подозрительным то, что его сестра-близнец, которая все же опередила его на десять минут, выглядит моложе, чем он, аж на полжизни, однако в этот момент пожаловала дама, которой уже явно шел пятый десяток. Это точно его двойняшка. Джафар подбежал к женщине и крепко ее обнял, а затем произнес: — Я-то подумал, что эта молодка, пришедшая сюда несколькими секундами раньше — ты. Если же я ошибся, кто это тогда? Назира прыснула, а затем, просмеявшись, промолвила: — Это моя дочь, Айла. Милая, подойди-ка сюда, это и есть мой брат, о котором я тебе на днях рассказывала. «Назира-младшая» неуверенно подошла к старшим, и к ней подбежала мастерица, до этого момента сидевшая рядом с отцом на небольшом диванчике. — Ой, вот это да! — эмоционально затараторила дочь Джамили. — Я и не ожидала, что у меня есть двоюродная сестра! — У тебя, как я вижу, тоже появилась наследница! — обратилась колдунья к брату. — Кстати, обрати внимание, очень заметно, что их родители — двойняшки. Вот прямо одно лицо! Весь день счастливая семья общалась между собой, а затем колдун улегся на свою огромную кровать и крепко обнял дочь, сестру и племянницу, расположившихся рядышком. Однако самой младшей из них, как всегда, было не до сна, и она решила спуститься в подвал, где сейчас сидели злейшие враги ее папы, закованные в цепи. Хоть единственным источником света в камере была луна, слабо светящая через крошечное окошечко под самым потолком, Жасмин ничего не помешало рассмотреть как следует лицо сироты, которое она почему-то раздумала на этот раз закрывать чадрой. Она черезчур уж была похожа на визиря-мерзавца, и султаншу в этот момент осенило... — Ах ты гадина! Ты — дочь нашего злейшего врага! И как же я сразу этого не заметила, когда предложила тебе перебраться к нам? Конечно, теперь я понимаю, почему — ты умышленно прятала под покрывалом те черты лица, которые роднили тебя с твоим родителем! В ответ на обвинения Айгюль ничего не ответила — она тихонько вздохнула, а затем отвернулась к стене. — Чего молчишь? — Если я начну говорить, то это затянется надолго. — Ну, что ж, говори... — С самого раннего возраста я не знала, каково это — жить в семье, так как все свои сознательные годы я прожила в сиротском доме. Беседуя с многими девочками, которые были моими подружками, я узнавала, что у многих из них, если не у всех, были мама и папа, или хотя бы кто-то один, и они их помнили. У меня же от матери осталась лишь записка, которую она перед смертью зашила в одно из своих платьев, которое я отыскала уже в юности... У тебя вот хоть родительницы и не было, но зато был папаша, хоть какой-никакой, а у меня не было никого, и я мыкалась по белу свету, как перекати-поле, так как у меня не было корней. — Ну и? — Но сейчас не об этом. Все детство я мечтала лишь о том, чтобы у меня появились родители, а затем, когда я выросла и обнаружила мамин наряд с запиской, я узнала о том, как ее звали и откуда она была. Письмецо я ее не распечатывала, так как знала, что это неприлично, и помимо имени и координат там был указан адресат — мужчина, наделивший ее мной. — То есть, ты хочешь сказать, что никогда не знала о том, кто твой отец и тебе стало известно об этом только недавно? — Да, это произошло всего лишь три дня назад. Я узнала, что у вас во дворце есть кабинет некого колдуна, имя которого тогда мне еще ровно ни о чем не говорило, и я решила попытаться выведать все тайны о своем икс-родителе, чтобы хотя бы передать ему послание от мамы... — Выходит, что это именно ты освободила злобного чародея из темницы, в которой мы с моим супругом сейчас заточены? — догадалась Жасмин. — Да. Мне все равно, кем был мой папа — я была бы рада абсолютно любому. Будь он даже волкодавом, я бы носила ему еду в лес и поселилась бы потом в лесной чаще. Будь он самим дьяволом, я бы согласилась отправиться в преисподнюю, лишь бы быть рядом с ним и понимать, что у тебя на этом свете есть родная душа, плоть и кровь. Что в этом непонятного? Да, вы все мните его негодяем, но и дикие звери всегда испытывают нежные чувства к своим собственным детенышам. — Неожиданно, но ты права, и мне даже нечего тебе на это возразить... — Ты росла без матери, как и я, а отец тобой практически не интересовался, поэтому, я считаю, ты должна понять меня. Да и кстати, мой папа очень любил тебя — не как женщину, а как младшую сестренку или что-то в этом роде. Я до сих пор не могу уяснить, почему вы все поголовно посчитали моего родственника всеобщим врагом. — И почему же ты такого мнения на этот счет? Да он последний подлец из всех, которых только видел свет! А, теперь я все осознала — ты всегда будешь заступаться за бывшего советника моего папы и при любых обстоятельствах покрывать его, только потому, что он наделил твою маму тобой! — Ты, конечно, можешь сколько угодно не верить как мне, так и моему отцу, однако правда от этого никак не поменяется. Мой папа очень любил тебя, Жасмин, и это не мое личное мнение, это так и было на самом деле. Своему же папаше ты была безразлична, и неужели ты все-таки запамятовала, что мой родитель все это время занимался тобой, хотя в его обязанности, как главного визиря, это, представь себе, не входило? Молодая султанша виновато замолкла, понимая, что ее собеседница права. — Мой папа очень любил тебя, и я могу, если нужно, повторить это сто, тысячу, десять тысяч раз. Он и занимался твоим воспитанием: нанимал и выбирал для тебя нянек, слуг и учителей. Несмотря на то, что он не принадлежал ни к одной из вышеназванных категорий, он часто проводил с тобой время, как только у него появлялась свободная минутка. Отец старался выбрать хорошего мужа для тебя, образованного и достойного — он экзаменовал всех женихов, чтобы узнать, насколько они знают свое государство и свой народ, а лишь потом уж приводил их к тебе, чтобы ты выбрала себе избранника. — Правда? — Да. Твоему же папаше вообще было все равно, за кого ты выйдешь замуж — для него было главным, чтобы ты выбрала себе мужа до своего шестнадцатилетия и не нарушила вековую традицию. Мой родитель настороженно относился к твоему Аладдину, так как попросту о нем ничего не знал; именно поэтому и решил узурпировать власть, чтобы страной правил тот, кто что-то в этом смыслит. Безусловно, твой супруг — хороший человек, и я сомневаюсь в том, что кто-нибудь был бы против того, чтобы ты с ним дружила, но в качестве мужа он не подходил для тебя, так как ты принцесса, а неопытный властитель — горе для государства. Джафар, кстати, не требовал ответной к нему любви — ему хотелось, чтобы ты его хотя бы уважала. Услышав такие речи от рукодельницы, Жасмин чуть ли не расплакалась, однако не подавала вида. — А для чего ты нас избила кнутом? — Я была разозлена на вас обоих из-за того, как вы отнеслись к моему папе, что я не сдержала свой гнев. Извините уж меня за это, пожалуйста, давайте я вас сейчас освобожу и мазью намажу, чтобы все зажило и вам не было больно. Когда Айгюль закончила с этим, принцесса обратилась к ней: — Айгюль, можно мне сейчас поговорить с Джафаром? Я хочу перед ним извиниться. — Ну что ж, пойдем. Мужчина в это время сидел рядом с сестрой и вспоминал самые курьезные случаи из их детства, а Айла, сидящая рядом, рукодельничала, с интересом слушая истории. — Джафар... — робко начала дочь его покойного господина. — Что? — сурово ответил тот. — Я бы хотела... Я бы хотела... — продолжала темноволосая, видя, что просить прощения не так уж и просто. — Чего ты там хотела? — все еще непримиримо, но уже без грозы ответил Джафар. — Я хотела бы поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Только когда мы уволили тебя, я поняла, сколько ты тащил на себе, я осознала, насколько ты незаменим и насколько мы с Алом неопытны в плане управления государством — никого из нас к этому не готовили. А еще мне хочется извиниться перед тобой за все, что я тебе сделала плохого. — Только поистине достойный человек может найти в себе силы признать то, что он был неправ в какой-то момент, и попросить прощения за свои ошибки. — Да, и только поистине достойный может простить. А еще мне бы очень хотелось, чтобы ты вернулся на свое место службы. Все родственницы визиря, затаив дыхание, слушали их диалог и были рады, что все хорошо закончилось. — Я согласен, но только с одним условием — мои дочь, сестра и племянница останутся здесь, со мной. — Хорошо. Вот так вот хорошо для всех и каждого все и завершилось. У Жасмин наконец появились две подружки, ведь раньше ее не выпускали за пределы дворцовых стен, Аладдин нашел общий язык с визирем, когда после узнал о том, что тот тоже был оборванцем, Джафар обрел семью, Айгюль нашла своего родителя и пусть и поздно, но узнала о том, что значит тепло родительского сердца, Назира с Айлой наконец зажили в роскоши рядом со своим братом и дядей, а аграбский люд вновь благополучно зажил.