***
Проснулась я от того, что меня гладили по голове. Никаких когтей, вонзающихся в разум, никаких вторжений в сознание… Я позволила себе улыбнуться и протянула руку, чтобы погладить Лорейн. Её щеки были мокрыми от слез, но если бы я напрямую спросила, плакала ли она, она бы всё отрицала. Моя Лорейн. Крылатые девушки не должны разводить сырость, они должны быть сильными и храбрыми, чтобы выжить в этом мире. Так бы она ответила. А я бы парировала, что негативные эмоции тоже важны, и им нужно давать выход. Это признак силы, а не слабости, как внушали ей в детстве. Её человеческая мать была на редкость жестокой и стереотипной, это я вынесла из редких рассказов о семье Лорейн ещё до того, как твари из другого мира утащили меня в личный ад. Боже, я опять потерялась в лабиринте воспоминаний. Для меня это было чревато. Пришлось принять полусидячее положение, чтобы вернуться в эту реальность. Реальность, где Лорейн сидела на краю кровати и осторожно касалась меня, будто боялась того, что я исчезну. Я бы на её месте не беспокоилась об этом — в сломанном оружии нет нужды, а я была сломана. Я более не функционировала, как надо. Чтобы не провоцировать новый приступ головокружения, я легла обратно. Лорейн так и не показала крылья. Как и обычно, она срывала их специальным заклинанием, которое позволяло ей без проблем существовать в мире людей. Однако я помню: когда мы занимались сексом, она полностью расправляла роскошные крылья и даже позволяла мне трогать их, а я с удовольствием ласкала её в таких уязвимых местах и наслаждалась стонами. Я фыркнула и спрятала лицо в ладонях. Снова мысли ушли не туда. — Что такое? — с нескрываемым беспокойством спросила Лорейн. — Если я скажу, ты запрёшь меня в психушке, — улыбнулась я, не желая признавать, что после возвращения моя крыша съехала: я перескакивала с мысли на мысль, общалась сама с собой и постоянно натыкалась на ментальные шрамы, оставленные теми, кто издевался над моей психикой. — Полагаю, тебе не терпится узнать, где я столько пропадала и как вернулась живой… — увела я разговор в другую тему, такую же неприятную, как и предыдущая. — Нет, милая. Нет. Не сейчас. Я не собиралась тебя допрашивать. Ты истощена физически, и я боюсь представить, что происходит с твоим моральным состоянием. Но если я могу что-то сделать для тебя, убрать хотя бы часть того вреда, что тебе нанесли, только скажи, как, и я сделаю это. Вздох облегчения сорвался с губ, но зачатки спокойствия тут же были раздавлены гнетом страха. Лорейн такая понимающая, так хорошо меня чувствовала и знала, но… моя ли она? Мы находились в квартире сестры, которой я до сих пор не видела, и это наталкивало на определенные мысли, от которых я хотела бы избавиться. Мне и без того причин для истерик хватало. Надо было или окончательно убедиться в подозрениях, или развеять их. — Скажи, ты встречаешься с моей сестрой? Лорейн замерла и ошарашенно посмотрела на меня. Я знала, как расшифровывался этот взгляд. «Любовь моя, ты что, сошла с ума?» Наверное, она посчитала даже взгляд с таким вопросом неуместным в сложившихся условиях, поэтому через мгновение вздохнула и стала нежно гладить мою руку, показывая так, что мы вместе, мы пара, как и тремя годами ранее. Не стоит беспокоиться на этот счёт. Я ответила ей благодарным взглядом, в который вложила всю теплоту, что у меня имелась в запасе. Меня так заводили её прикосновения, но она не двигалась дальше самых невинных и безобидных мест, видя моё измождение. Снова моя Лорейн — бесконечно заботливая и оберегающая. И горячая, черт побери. Я потянулась обнять её, но с недовольством признала, что мир вокруг снова завертелся, а я ещё не окрепла настолько, чтобы двигаться так, как заблагорассудится мне. Зато задумки могла осуществить моя возлюбленная. Лорейн нагнулась к кровати, обхватила меня руками и осторожно прижала к себе. Я почувствовала тепло её тела, а секунду спустя увидела, как прекрасные крылья раскрылись, блеснули золотом и накрыли нас обеих, создавая уютный кокон, где я была в безопасности. Слезы покатились сами собой, а потом перешли в судорожные рыдания. Столько боли, столько потерянных мгновений, столько разрушений внутри… так хотелось это смыть. Я выплакивала душу под нежные поцелуи, которые служили мне опорой и не давали провалиться в пропасть ужаса. Лорейн целовала щеки, нос, лоб, шею. — Я люблю тебя и всегда любила, — сказала Лорейн, не разнимая объятий.***
— Господи, где она? — раздался знакомый голос в соседней комнате. Забота и уход Лорейн позволили мне самостоятельно выйти к сестре, не шатаясь, как тростинка на ветру. Я чуть-чуть окрепла. К тому же, я ждала этой встречи целую вечность. В заточении жила мечтой о том, что когда-нибудь мне удастся снова увидеть свою девушку и вновь обнять сестру. Лорейн объяснила, что у Ребекки были неотложные дела, и она не смогла приехать сразу, как только узнала, что я вернулась. Само собой, эту новость она узнала от моей возлюбленной. Само собой, практически моментально. — Я тут, Беккс, — подала голос я. Как только я увидела сестру, я поняла, что не одна я находилась на грани нервного срыва. Ребекку трясло, и эту крупную дрожь по всему телу она не могла унять, несмотря на видимую борьбу с ней. Она посмотрела на меня и, всхлипнув, бросилась обнимать. Я впервые за многие годы наблюдала сестру в таком состоянии. От этого щемило сердце. — Мы думали, ты умерла, — дрожащим голосом сказала Беккс. — Мы каждый клочок этого поганого мира изучили, искали тебя везде, но тебя не было… — это безмерное отчаяние в голосе передалось и мне. Мои две самые любимые, самые близкие девушки так страдали... Мы с сестрой разрыдались одновременно. У меня не осталось сил на шок. Я правда не знала, что Беккс способна так сильно эмоционировать. Когда обстановка стала менее трагичной и более радостной, ведь я жива и вернулась, я смогла объяснить, что в этом мире искать меня было бесполезно. К сожалению. — Только не смотрите на меня, как на сумасшедшую. Если есть и крылатые девушки, есть и много других вещей, о которых мы можем не знать. К Ребекке, казалось, вернулось самообладание. — Никто из нас не назовет тебя сумасшедшей, — уверенно сказала она. — Честно говоря, мы с Лори и сами задумывались о том, что в нашей реальности тебя нет. Но мы гнали эти мысли, потому что от них становилось ещё страшнее. Если тебя забрали в другой мир, о котором мы не нашли никаких упоминаний, то… — Ребекка сделала глубокий вдох, — думать о том, что с тобой делают, было просто… просто… — Невыносимо, — закончила за сестру Лорейн, глядя на то, как Беккс безуспешно старалась успокоиться и взять эмоции под контроль. Раны были слишком свежими, чтобы игнорировать их. Ребекка кивком поблагодарила Лорейн и продолжила: — Милая, скажу, чтобы ты знала: мы не просим от тебя подробных отчетов. Мы не будем лезть с расспросами. Когда ты будешь готова, ты поделишься той информацией, которую ты посчитаешь нужной рассказать. Тогда мы найдем твоих похитителей и заставим их заплатить за всё, что они с тобой сделали. Я услышала крик. Лишь потом осознала, что кричала я. Ребекка и Лорейн успокаивали меня целый час. Я наблюдала со стороны, как тело качалось вперед-назад, как я завывала, охваченная животным ужасом, как я заново проживала страшные мгновения жизни, когда мой мозг был на грани того, чтобы его поджарили или растерзали невидимыми когтями. Только после обещания ничего не делать с похитителями я вернулась в более-менее вменяемое состояние. Боже, мне бы не помешал психиатр, специализирующийся на сверхъестественном. — Вы не понимаете, с кем собирались бороться. Мои похитители… вроде как телепаты. Я не знаю, как это называется правильно в их вселенной. Они на раз-два заберутся в ваш разум и подчинят себе. Они могут сокрушить душу и оставить пустую физическую оболочку. Они могут умертвить тело и заставить душу блуждать вечно по миру. Они могут сделать кого угодно куклой и вынудят творить ужасные вещи. За рассказом я не заметила, как я забралась на диван с ногами и обняла себя. Дрожала каждая клеточка моего тела. — Я лучше умру, чем позволю вам приблизиться к ним. Никогда. Никогда! Сестра выругалась, чего за ней не водилось раньше. Лорейн прошептала моё имя и виновато склонила голову, будто бы она каким-то образом могла предотвратить тот ужас, что я пережила. — Я не уверена, что смогу когда-нибудь рассказать о том, что случилось. У меня лишь ошметки воспоминаний. Никакой полной картины, только чутье, подсказывающее, что я делала что-то очень гнусное и, возможно, уничтожила… многое. Я не хочу переживать это снова. Те скудные моменты и чувства, что удалось сохранить в памяти, — я поёжилась, вспоминая, как когти с легкостью протыкают все барьеры моего разума за неповиновение. Как мою душу вытряхивают из тела и засовывают обратно. — Наверное, я проклята за то, что сделала. — На этих словах девушки напротив замотали головами. — А если и не проклята, то кусочек моей души им всё-таки удалось забрать. Лорейн прижалась своим лбом к моему. Это значило: «Мне так жаль, любимая, мне так жаль». Краем глаза я заметила, как Ребекка закрыла рот и нос рукой, беззвучно плача.***
Ребекка и Лорейн как-то странно переглядывались. Их что-то связывало, но явно не роман, как мне привиделось сначала. Через день после нашей с Беккс встречи ей снова пришлось уехать. Хотела бы я провести расследование или залезть носом в чужие дела, но у меня элементарно не было сил на игру в детектива. Захотят — расскажут. У меня же были свои дела. Я день за днем собирала себя по кусочкам. Училась заземляться, чтобы не улететь за момент в осквернённую Страну Чудес, как бывало ранее. В основном, с заземлением помогала Лорейн. Она учила правильно дышать, держала за руку, обнимала, показывая, что я больше не останусь одна, укрывала крыльями ночью и помогала справиться с тревогой, что накрывала меня регулярно. От её прикосновений внутри разгорался огонь. Я наивно полагала, что его затушили там, в том мире, и что он никогда не разгорится снова. Но Лорейн… Я любила её и я хотела её. Желание быть с ней отвлекало от травмирующих воспоминаний и помогало вернуться к нормальной жизни, где никто не терзал мой разум. А Лорейн была настолько обеспокоена даже теми крупицами информации, которыми я смогла с ними поделиться, что обращалась со мной как с фарфоровой. Даже не целовала в губы. Но и она была не железной. А я — тем более. Ночью, когда мы снова спали в обнимку, и любимая была сверху, я провела пальцем у основания крыльев и между ними. Почти неощутимо, но и этого хватило, чтобы она сжала простынь ладонью и застонала. Я повторила движение, но уже двумя пальцами и поцеловала другую её эрогенную зону — шею. Поистине ангельские крылья дернулись, а сама она хрипло прошептала: — Лисса, прошу… Как же приятно было слышать собственное имя из уст любимой девушки. Я сказала ей лечь на живот, и она, сглотнув, безропотно выполнила мою просьбу. Возможно, ей было страшно — конечно, легко догадаться, что я собиралась трогать её крылья, но её доверие ко мне было сильнее всех опасений. И даже здравого смысла. — Ты даже не представляешь, какую власть надо мной имеешь, любимая… — тихо сказала Лорейн. Вместо ответа я погладила крылья. Лорейн никому не позволяла их трогать. Никому, кроме меня. Это было настолько интимное действие, что я перестала дышать. Затем я провела языком по нежной коже между крыльев. Сверху вниз и обратно. Нарочито медленно, чтобы каждый миллиметр моего пути Лорейн прочувствовала. До глубины души. — О, господи… — Лорейн задрожала и раскинула крылья шире, и я вновь насладилась тем, какие они потрясающие. И какая потрясающая она. Я гладила, растирала, лизала, целовала, легонько кусала… Лорейн глушила громкие стоны, кусая подушку. Сначала она просила остановиться, посчитав, что такого удовольствия она не вынесет, но спустя пару движений языком и губами она умоляла не останавливаться. Она то задерживала дыхание, то дышала тяжело и часто. Её ладони хаотично блуждали по постели: сжимались в кулаки или хватались за простынь. — Не кусай подушку, — прошептала я ей на ухо и оставила засос на шее. — Хочу слышать, как ты стонешь. Кончила она, выкрикнув моё имя. — Это… это… — она с трудом подбирала слова, уткнувшись лицом в подушку от усталости, накатившей после оргазма. Нормальный ритм дыхания восстанавливался. Она перевернулась на спину, и я заметила, как катились слезы по лицу. Её до сих пор трясло. Я тревожно напряглась, ведь предполагалось, что я доставлю ей удовольствие, а не добавлю новые причины для расстройства. — Мелисса, ты лучшее, что со мной случалось. Ты сама подарок, и ты оставила мне подарок… — с этими словами она потянулась ко мне, чтобы поцеловать. Я слизала соленые слезы и вовлекла Лорейн в новый, ещё более чувственный поцелуй. Не прошло и пяти минут, как я оказалась снизу. Мы обе были почти одеты — я намеренно не раздевала Лорейн и ласкала только её спину, крылья и шею. Лорейн всем телом вжала меня в кровать, расставив руки по обе стороны от моей головы. По блеску в глазах я поняла, что моя своевольность ей понравилась, и она в долгу не останется. — Как только я буду уверена, что физически ты восстановилась, я возьму тебя так, что на несколько дней ты забудешь, как ходить, — угрожающе сексуально прошептала она мне на ухо. Над ней возвышались огромные крылья, и это только добавляло веса её словам. — Ну, если моя девушка говорит, что трахнет меня так, что я потом не смогу встать с постели, я склонна ей верить, — улыбнулась я и крепче прижалась своими бедрами к её. Мы целовались до самого рассвета.***
Выспаться мне не удалось: встревоженная Лорейн хотела о чем-то поговорить. Я тяжело вздохнула. — У нас мало времени. Мы с Беккс не сможем долго скрывать это… и не имеем права, — начала она, а воображение само дорисовывало страшные подробности. Что они — Ребекка и Лорейн — скрывали от меня? — Помнишь, я говорила, что росла в семье двух женщин? Я неуверенно кивнула, не понимая, к чему она ведет. Да, я помнила, что моя возлюбленная росла с родной мамой — крылатой девушкой — и неродной человеческой женщиной, которая должна была стать матерью, но стала сущим проклятием. Это необычный тандем, но что с того? — Я не была приёмной, — продолжила Лорейн, и я засомневалась в собственной адекватности. — Мой вид… — было видно, как трудно ей подбирать слова, чтобы объяснить очевидные для неё вещи, но абсолютно неочевидные для меня. — Дети для нас большая редкость, потому что они рождаются по любви. Забеременеть мы можем только от женщин вашего вида и только если чувства взаимные, искренние и сильные. Я рывком поднялась с постели. Лорейн выдохнула, надеясь, что я поняла, к чему она клонила. — Ты хочешь сказать, что твоя мать мучила тебя не потому что ты была приёмной и чужой для неё, а потому что была чертовой садисткой? Ей в радость было издеваться над… родной дочерью? Лорейн опешила. Взгляд любимой показал мне, что я не почуяла очевидного подтекста её речи и унеслась совершенно в другую сторону. Но меня уже переполнял гнев, а её — болезненные воспоминания о детстве и прошлом. — Мелисса, отношения моих родителей — это исключение. Ужасное исключение, о котором лучше не вспоминать. — Лорейн замолчала, будто бы раздумывая, раскрывать подробности или нет. Она решила быть откровенной, несмотря на боль, что приносила эта честность. — В наших семьях принято заботиться о потомстве. Мы обязаны помогать дочерям вставать на ноги, мы должны сопровождать их так долго, как только возможно. Эта работа обеих родительниц. Но в редких случаях человеческая пара может злоупотреблять своим влиянием… — Судорожный вдох. — Моя мать издевалась не только надо мной, Лисса. Она до смерти замучила мою маму. Подумать только, мама Лорейн была бы жива, если бы не эта сука. Человеком её называть язык не поворачивался. Она бессовестно пользовалась уязвимостью крылатой жены — незащищенностью и открытостью перед своей парой, привязанностью и слепой любовью. А ради чего? Чтобы удовлетворять свои садистские желания… Я побоялась, что меня вывернет наизнанку. И всё-таки… зачем Лорейн подняла эту тему? Не успела я закончить мысль, как в сознание ворвались воспоминания. Но на этот раз приятные. Ты даже не представляешь, какую власть надо мной имеешь, любимая. Ты сама подарок, и ты оставила мне подарок… Дети для нас большая редкость, потому что они рождаются по любви. — Чёрт, у нас есть дочь, — шокировано сказала я. — Мы пара… — добавила я не менее ошарашенно. Лорейн обняла меня, и я не могла не почувствовать, как расслабилось её тело. Да, до её девушки наконец дошло, что к чему. Вот куда Ребекка пропадала. Она же теперь тётя. — Как ты её назвала? А сколько ей лет? Что я пропустила? А где она? Когда мы увидимся? Должно быть, сейчас она очаровательная двухлетняя малышка? Или нет? Ты говорила, что дети вашего вида растут чуть быстрее. Моя возлюбленная расплылась в улыбке. — Она уже едет сюда. Прости, что вывалила на тебя всё разом, когда ты ещё не оправилась… но вариантов не было, Табита всё крушила дома. Она очень соскучилась по тебе и хотела увидеться. Ребекка ещё долго продержалась, учитывая, какой упорной и настойчивой бывает наша дочь, когда что-то задумает. Признаюсь, иногда я думаю, что зря разрешила ей выучиться на права. — Что-то это описание не очень совпадает с образом двухлетки… Сердце пропустило несколько ударов. Новая информация погружала в отчаяние всё глубже и глубже. У меня есть дочь, но она уже может водить машину. Я пропустила всё, что касалось её взросления. Первые шаги, первые слова, первые успехи в учебе прошли мимо меня. Было так больно, будто лезвием полоснули по душе. Я знала, что крылатые дети взрослеют быстрее обычных, дабы повысить шансы на выживание, но чтобы за несколько лет она стала не то подростком, не то совершеннолетней… — Табита, — вдруг улыбнулась я. — Ты назвала её моим любимым именем? Лорейн едва заметно кивнула: она видела, какие эмоции захлестнули меня после новости о родительстве. Я была уверена, что она снова чувствовала себя провинившейся. Мне захотелось её поцеловать, что я и сделала. Она ответила на поцелуй осторожно и… виновато. Да как этой потрясающей девушке объяснить, что её вины ни в чем из произошедшего нет? Не она меня похитила, не она держала меня в заточении в другом мире, не она украла три года из моей жизни. — Ты ни в чём не виновата, — серьезно сказала я, глядя в глаза Лорейн. — Я люблю тебя всем сердцем. Стук в дверь отвлек нас от страстного поцелуя. — Если вы там занимаетесь непотребствами, советую немедленно прекратить, потому что я войду через пять секунд. Я завороженно вслушивалась в одновременно знакомый и незнакомый голос. Табита. Моя дочь. Дверь открылась, и я увидела перед собой юную красивую девушку. Крылья, как и у матери, были скрыты заклинанием. Позади неё стояла Ребекка и взглядом будто бы извинялась перед Лорейн: «Я сдерживала её, сколько могла». Но эти двое на время перестали существовать, ибо смотрела я только на Табиту, а Табита на меня. — Мама, — шагнула она вперед. — Да, даже несмотря на заточение, ты осталась красоткой. Понятно теперь, в кого я. Я рассмеялась, а Табита приблизилась, чтобы обнять меня. Спустя мгновение я услышала шорох крыльев и чуть не расплакалась от любви, распирающей грудь: моя дочь, продолжая традицию матери, заботливо закрыла меня своими крыльями. Перья отливали серебром. Раны в душе начинали затягиваться.