Дом

Вечером, после смены, не было слышно соседскую воющую сигналку, стих октябрьский мерзкий ветер. Косое солнце и редкая безмятежность. Измученный и издерганный Гэвин этой благодати не доверял, и смотрел на сбитые кучки пожелтевших листьев на газоне перед домом с недовольством. Листья были ярко-радостные, карикатурные, как со стоковой картинки. Соседние дома уже обвешаны хэллоуинскими украшениями. Воздух же такой прозрачный, что сразу ясно — ночью опять подморозит, а значит на выходных все шиномонтажки будут забиты такими же как он остолопами, которые забыли про зимнюю резину до первых холодов. Правда, себя остолопом Гэвин не считал. Суровая правда была такова: у него был непочатый край работы, три ночных дежурства и вообще неделя выдалась тяжелой. Какая к черту резина, пожрать едва успевал. Задернув плотные шторы в попытках спрятаться от солнца, Гэвин плюхнулся на диван, подпер одной рукой щеку, а другой принялся щелкать каналы. Иметь здоровенную плазму, с качеством не меньше 16К, и смотреть ее реже раза в неделю — издевательство над потраченной зарплатой. Но в одиночестве Гэвину не хотелось тривиально сидеть перед теликом, бездумно пялиться в кулинарные шоу и убивать вечер в пустую. Хорошо бы поесть, но торчать у полупустого холодильника, соображая, что можно сделать из пачки яиц и засохшего лимона, было заранее обречено на провал. Гэвин потер лицо сухими ладонями, запрокинув голову на диванные подушки, и шумно вздохнул, затем окинул покрасневшими, от долгой работы перед терминалом, глазами гостиную. Душа требовала что-то сделать, как-то исправить этот вечер. Заманить немного тепла в дом. Свет падал только от экрана телевизора, и в освещенном прямоугольнике летала пыль, разбросанные по креслам и стульям грязные и не очень шмотки, пара чашек с разводами от кофе на полу. Из открытой на кухне задней двери по полу тянет вечерним холодом — ходил курить на ступеньках и оставил проветриться. Гэвин передернул плечами от накатившей дрожи и отпихнул цветастую подушку, купленную на распродаже в Икее. Нет, так жить нельзя. Порядок бы навести. Кому понравится приходить домой, когда обозначенный дом в таком унылом виде? То ли дело — чисто, светло, пахнет жрачкой. Даже если ты андроид и эта самая жрачка тебе не сдалась. А заходишь на порог, задолбанный и сразу ощущение такое приятное теплом по сердцу. Ждут. Гэвин подошел к делу обстоятельно: наметил фронт работ, пару минут поутыкался лбом в диван, пытаясь перебить желание прибираться бытовой ленью, но не вышло. А затем взялся за дело с жаром. Чем быстрее начнешь, тем быстрее закончишь, верно? Первым делом он врубил робот-пылесос, который ласково звал “Вики”, потому что этот пылесос был победителем. Пока Вики уперто долбился о ножку кресла, Гэвин успел поднять кружки, сгрудить их в кухонную раковину, собрал шмотье, поставил стирку. Стиралка утробно начала вторить тихому жужжанию обдолбанного пылесоса, все еще запинающегося об ковер, а Гэвин быстро перемыл засохшие тарелки и вилки, ждавшие этого спасительного часа вот уже три дня, если не больше. Нормальный он хозяин, посуду мыть не влом. Разве что иногда. Ну не Коннора же к раковине подпускать. Нет, кто ест, тот и моет. Нормальная такая кухонная философия. Спустя еще минут сорок, вспотевший и охеревший от собственной продуктивности, Гэвин купал половую тряпку в раковине в ванной, держа сигарету в зубах, и смахивал пепел прямо в слив. Футболка неприятно липла к спине, а волосы на затылке взмокли. Глянув на часы, он закруглился, попрятал все чистящие средства в чулан под лестницей и вырубил пронзительно пищащую стиральную машину. Быстро прогнав в голове список дел и обойдя второй этаж, состоящий из второй ванной и крохотной спальни, Гэвин спустился вниз. Удовлетворенно кивнув самому себе, он затушил сигарету и запихал окурок в мусорный пакет, стоящий у дверей. Сейчас вот он присядет на диван минут так на пять, чисто дух перевести, и прикроет глаза всего на минутку. От поднятой пыли они чесались уже так, будто в них щедро сыпанули соли и растерли. Гэвин упал на мягкий диван, вжался щекой в подушку и подобрал гудящие ноги под себя. День был не просто нервный и суматошный, а вдобавок еще и пришлось побегать по городу туда-сюда. После трех ночных смен, одну из которых он провел в машине, мотаясь от вызова к вызову, он и так едва двигался, а полазив с тряпкой в зубах по полу, вообще выдохся, как псина — откинуть лапы и сладко спать. Нужно было еще заказать бы чего-нибудь на ужин. Китайку, пиццу, да что угодно, лишь бы не тащиться в магазин сегодня и не стоять у плиты, соображая сколько сыпать перца на яичницу. Да и яичница эта уже надоела до тошноты... — Гэвин, — его плеча коснулась рука и погладила. — Гэвин, тебе нужно поесть. Гэвин открыл глаза, подслеповато щурясь. Безжалостно разбуженный, он отказывался обрабатывать инфу. За окном уже стемнело, и на подоконник падал холодный свет от фонарей, а рядом с ним нашелся улыбающийся Коннор, ютящийся на краю дивана. Сам Гэвин был укрыт клетчатым мягким пледом, а с кухни восхитительно пахло жаренной курицей. Гэвин бы завыл довольным волком, да сонливость не позволила. — Привет, жестянка, — хрипло сказал он, легко улыбаясь в ответ. — Че, я проспал все на свете? Сколько хоть сейчас? — Десять, — ответил Коннор, разглаживая складки пледа у себя на коленях ладонями. — Как себя чувствуешь? У тебя повышена температура. — Устал и только, — отмахнулся Гэвин, пальцами хватаясь за домашнюю растянутую футболку Коннора и притягивая его к себе. Тот посмотрел на него с робкой нежностью и уперся руками по обе стороны от его головы, чтобы поцеловать в теплые со сна губы. — Пахнет так, что я сейчас подавлюсь слюной, — признался вполовину проснувшийся Гэвин, прямо в губы Коннору. Тот тихо рассмеялся, отпихнул его и поднялся на ноги. Красивый, чертяка. Растрепанный воробьем, довольный, домашний. Греющий. — Ты давно дома? — Почти час. Нашел тебя здесь, мусор у дверей, а Вики на заднем дворе. Гэвин покачал головой, осторожно садясь и расчесывая пальцами смятые волосы. Футболка перекрутилась и давила воротом на горло. — Ну там тоже, — Гэвин широко зевнул, прикрываясь кулаком и пошатнувшись тоже встал на ноги, лбом ткнувшись Коннору в плечо. — Песок всякий. Грязно. Коннор снова издал смешок и повел его за руку в кухню. Там горела гирлянда, которую Гэвин пару месяцев назад обмотал вокруг карниза, едва не свалившись с крутящегося стула (заверения “нет, не упаду” — были в наличии). На столе стоял бумажный, промасленный пакет из местной забегаловки, которую Гэвин обожал за вкус, напоминающий мамину стряпню. Хорошо проперченная курица в кляре была залогом того, что Гэвин ужинал дома, а не питался подножным кормом. Он тут же сунул в пакет нос и протяжно застонал от навалившейся на сердце благодарности к Коннору. — Жестянка! — Я подумал, что это хорошая идея — заехать за едой, — скромно сказал Коннор, поставив на стол тарелку и забрал пакет, чтобы выложить курицу. Гэвин обошел стол и молча обнял его сзади, прижимаясь всем телом и оставляя ласковый поцелуй в шею. Коннор разом потеплел и расслабил спину. Гэвин в ответ еще и носом о коротко бритый затылок потерся котярой, от чего тот совсем разомлел. — Садись, — мягко попросил он. И Гэвин послушно отстранился, падая на стул и пододвигая к себе приборы и стакан заботливо налитого молока. Хорошо было. Опять же, гирлянда эта, романтично дофига, а делов то. Коннор трогательно поставил локти на стол и привычно приготовился слушать его будничный треп. Но Гэвин только пялился на него в ответ, не притрагиваясь к еде. — Что? — Ничего. И оба знали, что “ничего” значило все.