Скорпия мнётся, топчется на месте и тонет в нерешительности перед тем, как в двести восемьдесят девятый раз залезть в мягкую постель к Перфюме, которая в свою очередь смотрит на женщину со своей вечной доброй и поддерживающей улыбкой.
Принцессы вместе почти год, почти год прошёл и с окончания войны, и почти год Скорпия живёт с девушкой в Плюмерии, поскольку Зона Страха велика и богата зданиями да всевозможными конструкциями, так что на восстановление её собственного королевства потребуется значительно больше времени, сил и затрат, нежели на другие.
В этот раз, в отличие от остальных двухста восьмидесяти восьми, Скорпия не поддевает с невероятной осторожностью одеяло клешнями, чтобы укрыться, а позволяет Перфюме сделать это её руками — всё равно каждый вечер в итоге происходило именно так, но главное то, что женщина наконец начинает понимать, что забота о ней, любовь к ней, принятие её — это нормально, она — нормальная, и практически всё.. нет, не нормально — практически всё просто замечательно! Верно, практически...
Долгие годы войны никогда не будут забыты жителями Эфирии... Кошмары преследовали каждого после победы над Хорд Праймом. И Катру с Адорой, и Глиммер с Боу, и короля, и принцесс, и мирных горожан, и бывших ордынцев. Всех. Плохие сны, напоминающие о старой боли и страхе, о разбитом сердце и медленной потере любимой, приходили по ночам и к Скорпии. Она слышала ласковый шёпот Перфюмы перед тем, как уснуть, и это было её личным почти что ежедневным затишьем перед бурей. Багряный сон повторялся десятки раз, а глухие слова «Ты не та» пульсировали в сознании в ритм быстрого биения сердца после пробуждения. Но женщина успокаивалась довольно быстро, когда понимала, что рядом — любящая жена, Катра счастлива с Адорой и они вновь лучшие подруги, что всё в порядке, а раны на сердце давно обратились в шрамы, которые и ныли, пока за окном на чёрно-синем небе светили миллионы белесо-золотых звёзд. Так произошло и в двести восемьдесят девятую ночь...
Разговоры участников банд Багряной Пустоши, объединившихся в одну под началом Катры, смешивались в гомон, который вместе со свистом, аплодисментами и глухим и звонким столкновением деревянных кружек и стеклянных стаканов друг о друга, ударялся о старые стены разбившегося корабля Мары и разносился по нему. Но шум не злил и даже не раздражал кошку — нового босса. Она была довольна собой, довольна Скорпией, и требовала, чтобы к тостам в её честь добавили и имя подруги, которая от этого слегка смущалась — не привыкла к такому отношению к себе, особенно от этой девушки. Девушки, в которую она влюбилась всем своим большим и добрым сердцем. Девушки, которой она дорожила больше всего на свете. Девушки, которая сейчас смеялась искренне, радостно и немного скрипуче, совсем не как в последние полтора года — натянуто, сухо, едко, так, что невольно представляешь, как липкая холодящая тьма наполняет её изнутри с каждой секундой такого ненастоящего смеха, опоясывая израненное кошачье сердце щупальцами и сжимая до такой боли, что этот самый жуткий смех обрывается.
Скорпии кажется это нереальным, как и то, что случается дальше: Катра улыбается, и улыбается также искренне, почти счастливо. Она впервые видит
такую улыбку темноволосой, и в этот момент ей хочется, чтобы эта улыбка продержалась на милом сердцу лице настолько долго, насколько это возможно, а чувства, что её вызвали, и вовсе навсегда остались с кошкой. В то, что происходит дальше, женщина не верит ещё больше, но новый жар, что приливает к щекам, доказывает ей, что всё это на самом деле: Катра берётся мохнатой, такой мягкой и тёплой рукой за её клешню в твёрдом бесчувственном хитине и держит крепко и настойчиво, но без ощущения неоспоримой требовательности, какой всегда наполнены её действия и просьбы-приказы, отводя Скорпию в пустующий коридор космического судна для уединения буквально бегом.
Когда они наконец остались вдвоём, Катра с восхищением болтала о вечеринках, а принцесса возвратилась в реальность лишь тогда, когда услышала о намерении подруги вернуться в Орду — она жаждала признания Хордака даже после того, как сама усмирила и возглавила две сильнейшие банды Багряной Пустоши за один день! Скорпия от такого заявления опешила, но быстро взяла себя в клешни и принялась убеждать девушку.. остаться. Она говорит обо всём, о чём подумала до этого момента, и добавляет, наклоняясь к Катре, которая краснеет после «я впервые вижу тебя такой счастливой» и отводит взгляд:
— ...Давай останемся, — в женском голосе плещется безграничная надежда, как и в её чёрных влюблённых очах, устремлённых на объект обожания, — Забудь о Хордаке,
забудь Адору, — кошка заметно отреагировала на последние слова, её уши опустились, брови жалобно нахмурились, а нижняя губа оказалась чуть прикушена до лёгкой боли, и тогда речь Скорпии несколько ускорилась, а надежда стала наплывать на границы с отчаянием, — Забудь их всех! Мы можем
вместе править Багряной Пустошью. Только ты и я. Мы могли бы.. ну, знаешь, — высокая волна смущения и волнения накатила на смешанное чувство, заставляя румянец на светлом лице стать ярче и отвести глаза в сторону, но лишь для того, чтобы сказать последнее, — быть счастливы.
Янтарно-лазурный взор утонул в чёрном океане, а его зрачки сузились до толщины иголки. Взгляд Катры так и кричал: «Эй, я так устала! Ты слышишь? От себя и от своей игры. День за днём я падаю всё ниже... Но не чувствую вины». Она выглядела такой одинокой и брошенной, каковой, впрочем, и являлась, казалась хрупкой и беззащитной, вовсе и не злодейкой, на самом деле, просто запутавшимся, обиженным жизнью котёнком, которого хочется защитить от всего ужаса и согреть, сделать счастливым навсегда, а не на один обрывок вечера в забытой Звёздами пустыне.
— Я.. Я не... — только и молвила Катра, задрожав, и тогда Скорпия поняла — она боится снова довериться, боится снова быть оставленной, преданной.
— Послушай, Катра, — принцесса наклонилась ещё чуть ниже, не прерывая зрительного контакта, и теперь темноволосая смотрела на неё перед собой, а не снизу вверх, и это было ближе, — Я — не
Адора, — услышав имя возлюбленной, бывшей подруги и главного врага Катра обхватила меч крепче — Скорпия задней мыслью отметить успела, что она так мило держала его — и перевела взгляд на тёмную стену с ровно высеченными на ней писаниями на неясном для неё языке Основателей.
— Хэй.. Посмотри на меня, прошу, — попросила женщина, приближаясь ещё на пару дюймов, и это сработало почти сразу — кошка вновь смотрела на неё, и её брови были ещё более нахмурены, так, что на лбу образовалась морщинка, будто она вот-вот заплачет, — Я — не она. Я ни за что не оставлю тебя, кошечка. Честное скорпионье слово. Оно как королевское! Мы, скорпионы — самые-самые искренние существа! Поверь мне. Я не брошу тебя, Катра. Мы ведь.. лучшие подруги. Ты, я и Энтрапта.. закадычное трио, да же! Я всегда буду рядом, Катра. Я всегда буду на твоей стороне. Ведь я.. Катра, я люблю тебя, — поддавшись чувствам, призналась Скорпия, и в наступившем молчании уставилась на Катру, очи которой несколько округлились и блеснули чем-то неизвестным, но не плохим.
— Ты.. Что?... — прозвучал отрывистый кошачий шёпот, а затем их вновь окутала тишина.
Принцесса чувствовала, как вместе со щеками начинают гореть багряным и уши, когда медленно сокращала расстояние от своих до чужих губ не больше, чем до дюйма, и повторила недавнее «Я люблю тебя», а после замерла, ожидая реакции. И девушка отреагировала достаточно быстро — положила освободившуюся от меча руку на мускулистое плечо подле шипастого хитина, слабо нажимая и вынужденно чуть приподнимаясь на носочках.
Мы можем попробовать... Скорпия сочла это за согласие, и стоило кошачьим векам опуститься, она поцеловала Катру очень осторожно, опасаясь, что может спугнуть, и немного расстраиваясь, что вкус помады перебивает горьковатый от эля вкус губ возлюбленной подруги. Но её сердце, её большое и доброе сердце зашлось, своим бешеным ритмом разрушая любые неприятные ощущения и мысли, когда чужие губы приоткрылись напротив её собственных, и кошка самостоятельно углубила поцелуй. Скорпия всё ещё сильно волновалась, а мышцы её спины немного затекли от нахождения женщины в согнутом состоянии, но небывалое счастье от ответа на её чувства, ответа на её первый поцелуй от первой любви, невероятно приятные ощущения от этого самого поцелуя перекрывали всё. И эти почти три минуты длились долго, ватно, и хотелось, чтобы они не заканчивались, однако, увы, этому не бывать. И с этими тремя минутами оборвалось и скорпионье, и кошачье мимолётное счастье, когда Катра прервала поцелуй и, дыша как-то отрывисто, но почти что ровно, встала обратно на землю полной стопой, игнорируя такую же порой острую и резкую боль в затёкших и болящих от усталости мышцах. Её ещё более тёплая ладонь по-прежнему покоились на массивном светлом плече, пока она не убрала её, прикрывая тыльной стороной немного влажные губы. Взгляд темноволосой притупился, и того хорошего, приятного блеска как небывало.
Катра... Хэй, Катра.
Давай уйдём вместе.
Катра, стой!
— Нет... — глухо выдала кошка после первых вспыхнувших в сознании воспоминаний.
Я тоже скучала по тебе...
Я же сказала, Катра... Я! Не! Вернусь!
Ничего плохого не случится, пока мы есть друг у друга.
— Хватит...
— Катра, что с...?
...с тобой такое?! Ты разве не видишь?! Орда — плохая!
— Заткнись...
Ну же, Катра. Идём со мной. Присоединяйся к Альянсу. И мы снова будем вместе, как раньше.
— Заткнись! — Катра запустила когтистые пальцы в немного спутавшиеся тёмные волосы, случайно вырывая десяток-другой — так резко и грубо это произошло.
— Эй, кошечка, ты в порядке? — голос Скорпии звучал ужасно обеспокоенно и даже напугано, но не был слышен.
Я всегда буду твоей подругой.
Признай, что я нравлюсь тебе.
Катра, я тебя-
— Ты не та.
Знай: ты не та, кто, уходя, сожжёт рассказ о нас двоих.
Ты не та, которой я дышу...
Ты не та, о ком в груди так нервно стонет и болит.
Ты не та, всё, конец, я ухожу...
Эти три глухих слова были для Скорпии как гром среди ясного неба, а разноцветные глаза, сверкнувшие то ли от своего слабого свечения в полумраке корабельного коридора, то ли от проступивших кошачьих слёз, — как яркая молния в затянутом огромными чёрными тучами небе.
— Я должна проверить пленницу, — лицо Катры всё ещё горело, когда она произносила это; горело оно и когда она разворачивалась, стирая с уголка губ размазанную чёрную помаду, чтобы уйти к Адоре.
— Катра... — в последний раз позвала Скорпия, протянув клешню, прежде, чем подруга скрылась за углом, и тогда её рука опустилась вместе с головой; её глаза потускнели.
Следующие события с обезумевшей и одержимой, охваченной невероятной злобой — даже яростью — и глубокой обидой Катрой проносились, к счастью, быстро. Последним, что видела Скорпия, была скатившаяся с мохнатой щеки слеза, летящая вниз и разбивающаяся на мелкие-мелкие брызги о тёмный пол корабля.
И пробуждаясь в двести восемьдесят девятый раз ото сна о Багряной Пустоши, Скорпия резко садится в постели и почти невесомо касается хитином клешни собственных губ. Она дрожит от забытого, но вновь вспыхнувшего чувства почти-отчаяния до тех пор, пока проснувшаяся обеспокоенная Перфюма не напоминает ей поцелуем о том, что теперь у них с Катрой, как и у всех, всё хорошо, что Орды больше нет, портала нет, Хорд Прайма нет, и война окончена, а сердечные раны давно затянулись.
Так пускай наступает холодным рассветом на нас новый день.
Всё останется в этой вселенной, всё вращается в этой вселенной.
Возвращается к нам, запуская круги на воде.
Ничего не проходит бесследно, ничего не проходит бесследно...
