***
В какой-то момент их уроки и тренировки стали превращаться в Это. Кажется, это стало происходить, когда количество их тренировок возросло. Когда он большую часть дня стал находиться рядом с мастером. Поправляя его движения, показывая новые приемы, Иемицу его трогал-трогал-трогал. Дольше положенного, чувственнее допустимого. Щеки Базиля розовели, дыхание сбивалось. Но они продолжали делать вид, что все так и должно быть. Что навязчивые прикосновения — это забота и поддержка. Что румяное лицо, бегающие глаза и сбитое дыхание — это результат тренировок. Ненавязчиво учитель вторгался в его личное пространство — для того, чтобы занять в нем особое место. И Базиль ничего не мог поделать с этим. Не потому что слаб, не потому что ему не хватает решимости, а потому, что он на самом деле хотел этого. Внимания к себе, заботы, доброты. Взглядов серьезных глаз, направленных на него, неправильных прикосновений. Он любил мастера, но не мог определиться для себя, как именно. Как учителя? Как человека, что заменил ему отца? Как… мужчину?***
Тренировка проходила вполне буднично. Отразив с десяток ударов и пытаясь хоть раз задеть учителя, а не нарваться на жесткий блок, Базиль потерял бдительность. Подсечкой его сбили с ног и навалились сверху, жестко фиксируя руки. — Убит, — констатировал Савада и замер, внимательно разглядывая парня под собой. — Эм… мастер? — Базиль заелозил, взглянул на учителя и попытался скинуть тяжелое тело с себя. Иемицу молчал. Долго он всматривался в красивое юношеское лицо, знакомое до малейших черт. Его ученик так вырос. Стал таким красивым и очаровательным. А ведь он ровесник родного сына Савады. И это пугало, но искушение было слишком велико, чтобы не поддаться ему. Чтобы не поддаться этим большим голубым глазам. Все еще пребывая в раздумьях, он разжал хватку и помог ученику встать. Тот смотрел на него со смесью страха и смущения. Все же Базиль был умным юношей, скорее всего, он уже все понял… — Вечером жду тебя у себя. — вполне обыденно произнес Савада. Посиделки и разговоры обо всем не были чем-то новым. Но именно сегодня Базиль почувствовал, что это не те обычные, практически семейные посиделки, а что-то другое. Нечто, что должно расставить все по своим местам. — Хорошо, — тихо ответил юноша. Захотелось обнять мастера, как раньше, поделиться всеми новостями и мыслями. Рассказать о своих сомнениях и высказать подозрения. Но как раньше уже не будет: что-то поменялось между ними. И Базиль даже не мог точно сказать, когда именно начался этот процесс, когда появилась граница между нормальным и запретным. Сейчас только утро: их ждала работа. А Саваду Иемицу поджидал разговор с женой…***
Мафия причудливым образом соединяет в себе такие вещи, как честь и предательство. Савада следовал первому пути. Если даешь обещание — умри, но выполни его. Измена — это предательство. С Наной они не виделись годами, потому что всегда на его семью могло быть обращено лишнее внимание. Потому что он не хотел втягивать их в этот жесткий и беспринципный мир, где пути чести следуют единицы. Потому что любил. Он никогда не бросит на произвол судьбы дорогую Нану — мать его сына, любящую жену. Но он больше никогда не сможет смотреть на неё как раньше. Отношения как мужа и жены тяготили их обоих. Будет справедливо, если они будут счастливы вместе с теми, кого любят. Не друг с другом.***
Базиль очень волновался и предчувствовал тяжелый разговор. Постучав в дверь, он подождал разрешения войти и прошел в кабинет учителя. На массивном столе уже стояли чашки с японским чаем, который так горячо любил Базиль. Он был бы не прочь устроить целую чайную церемонию — настолько ему нравилась японская культура. Но ситуация явно не располагала к подобному. Как только он присел напротив, началась самая обычная беседа. Они говорили о работе, Вонголе, обстановке в стране, и уже все склонялось в сторону самого обычного и клишированного обсуждения погоды, как внезапно учитель поделился неожиданной новостью: — Я расстался с Наной. Базиль тут же вспомнил её, эту приветливую и светлую женщину, что так хорошо к нему относилась. Её яркую улыбку, блеск глаз при виде детей. И сейчас она, должно быть…. Нет. Это не может быть правдой. Если это так, то Базилю очень жаль. Он не хотел… он не. Он просто не может быть причиной этого разрыва, так? Но пристальный взгляд мастера говорил за него лучше всяких слов. Это было словно ушат холодной воды. Теперь… теперь мастера ничего не сдерживает. И это было страшно и волнительно. Ко всему прочему примешивалось чувство вины. Потому что Савада Нана была прекрасной женщиной. Потому что Савада Тсунаеши был отличным другом. И Базиль не хотел, он честно не хотел разрушать чью-либо семью. Но он страстно желал, чтобы мастер смотрел только на него, чтобы он прикасался Так только к нему. Из-за чего ощущал еще большее давление, что тяжким грузом давило на плечи и заставляло задыхаться. — Это… — он не знал что, сказать, как продолжить начатую фразу. Невольно руки прижались к груди: он очень сильно переживал. — Это мое решение, — неожиданно для юноши, рука Иемицу сжала его руку, — Я не хочу, чтобы подобное тебя напугало, но я не железный и не могу больше скрывать свою симпатию к тебе. — мужчина огладил большим пальцем фаланги хрупкой руки, — и пойму, если ты будешь против. — Я-я… — промямлил юноша, смотря в свою, уже пустую чашку. Еще никогда он не чувствовал такого смущения. То, как на него смотрел мастер, то, как смотрелась его рука в этой большой мужской. Это было хорошо. Но одновременно с тем очень плохо. Между ними были года. Возраст — не помеха для любви. Звучит так приятно и сладко. Только в реальности Базиль из-за своей неопытности даже не знает, что именно он чувствует к мастеру. Когда тебе кто-то нравится настолько, что сердце заполошно бьется и кровь приливает к щекам. Разве это не оно? — Не против, — зажмурившись, решился он. Мужская рука еще сильнее сжала руку Базиля. Сейчас Иемицу чувствовал невероятной силы прилив восторга от того, что его не отвергли. Вместе с этим чувством в нем проснулась совесть. Ведь сам ученик никогда бы не задумался о чем-то подобном. Все, что происходило, что происходит и будет происходить — ответственность Иемицу. Никто, кроме него, не был так близок к юноше, который поначалу заменял ему сына. Только Савада, который попался в эту ловушку невинной доброты и редких, но прекрасных улыбок. И то, что Базиль задумался о том, что их отношения меняются, что пугливо отводил взгляд, когда мозолистые руки поправляли движения — это его, Савады Иемицу, вина. Но если бы Базиль отказал, то Иемицу бы отступился. Если бы не доверял так сильно своему мастеру. Если бы жил в обществе обычных людей, где понятия «хорошо» и «плохо» имеют другой оттенок, нежели в мафии. Если бы у него были близкие друзья-ровесники и девочка, которую он бы любил (прямо как у сыны Савады). Ответ был бы другим. И Иемицу бы отступился. Правда ведь? Для него это тоже было тяжело. В зрелом возрасте обнаружить тягу к парню, к ровеснику сына. Как… как Тсуна к этому отнесется? А собственные подчиненные? Что на это скажут родители Базиля, которым он поклялся достойно воспитать и защищать их сына? Но все тревожные мысли отступали, стоило ему посмотреть на него. Такого неопытного и невинного, но храброго и сильного. Знакомого и близкого. — Иди сюда, — попросил Савада. Неловко Базиль встал со своего места. Было страшно. Но ведь это мастер, который заботился о нем все это время. Это ведь тот человек, который заставляет его сердце биться чаще. На подрагивающих ногах он приблизился к учителю. Мастер притянул его к себе, посадил на колени. И теперь смущенный юноша мог ощущать эти руки, которые уже совершенно не стесняясь оглаживали его тело. Он зажмурился и почувствовал чужое дыхание на своих губах. Преодолевая нахлынувшую неловкость, приоткрыл рот, приглашая, предлагая, решаясь. И этим предложением воспользовались. Свой первый поцелуй Базиль запомнит навсегда. То, как мастер его целовал, показывая, как нужно, как правильно это делать, то, как он гладил через одежду его угловатые бедра и колени. Все это кружило голову, вызывало внутри жаркое, новое чувство. — Я научу тебя, — хрипло произнес Иемицу после поцелуя, — всему научу. — Д-да, мастер, — ответил в край смущенный Базиль. — Наедине просто Иемицу, — мужчина зарылся носом в его волосы и обнял. Кажется, Базиль был счастлив.***
Их отношения развивались постепенно и неторопливо. Мужчина не хотел пугать Базиля своими желаниями или делать ему больно. Никто не догадывался об измененном статусе ученика Внешнего Советника. И так продолжалось бы дальше, если бы не поездка в Японию. Все же, чтобы развестись, Иемицу должен был присутствовать. Базиль поехал с ним, что ему еще делать? Ему было стыдно заходить в дом Савад. Стыдно смотреть на Нану. А когда глаза обычно доброго и светлого Тсунаеши-куна сощурились при взгляде на него, Базиль понял: он знает. И начал паниковать. Гиперинтуиция. Как он мог забыть про неё? Единственный человек, который мог все понять, отталкиваясь от своих ощущений — это Савада Тсунаеши. Сын его любимого учителя. С которым, кажется, предстоял очень сложный разговор. Не говоря ни слова, Савада потащил его к себе в комнату. И уже там, закрыв дверь и убедившись, что они одни, серьезно спросил: — Он тебя принуждает? Скажи честно. Если да, то я его… — Нет-нет-нет, — Базиль отрицательно замотал головой, — Прости меня, пожалуйста, — его глаза наполнились слезами: хотелось заплакать. Тсуна тяжело вздохнул и обнял дрожащего парня. — Ты ни в чем не виноват. Вся ответственность лежит на плечах этого… — он хотел сказать явно что-то не лестное, но потом посмотрел на Базиля, которому, возможно, это будет не очень приятно, — на плечах моего отца. — слова давались Тсуне с трудом. Он и представить себе не мог, что тот, ради кого отец расстался с мамой — это его друг. К Иемицу возникало множество вопросов. Единственное, от чего Тсунаеши испытал облегчение — знание о том, что отец не насильник. Внимательно он осмотрел заплаканного юношу, что стоял перед ним и судорожно продолжал просить прощения. И, возможно, он мог понять и простить Базиля, этого доброго и хорошего парня. Но отца — нет. — Пожалуйста, не рассказывай никому. — Базиль опустил взгляд в пол и глубоко втянул в себя воздух, стараясь отойти от истерики. — Особенно Нане-сан, — и слезы, которые уже успели немного подсохнуть, с новой силой полились из его глаз. — Конечно, — да, определенно, это не то, что стоит говорить маме. Она этого не выдержит. Сейчас ему следовало успокоить Базиля, а после… После он поговорит с Иемицу.***
Прижавшись к теплому боку, Базиль наслаждался моментом уединения с мастером. С того момента, как мужчина официально стал свободен от уз брака, прошла неделя. За нее они стали ещё ближе. Теперь прикосновения и поцелуи мужчины не так сильно пугали и напрягали его. С каждым разом они становились все смелее и раскрепощенее. Будто в подтверждение этих мыслей рука учителя огладила его талию, а потом перешла на попу. Щеки парня стали пунцовыми, он еще сильнее прижался к чужому телу. Повернув голову, он наткнулся на взгляд Иемицу. Базиль видел мастера разным: веселым и дурашливым, сосредоточенным и серьезным, но сейчас… сейчас Савада был горячим, привлекательным. А его взгляд — это был взгляд желания, и он, Базиль, был причиной этого взгляда. От этих мыслей краска перешла даже на уши, а по телу пошли мурашки. Иемицу времени зря не терял и поцеловал своего юного любовника, начиная медленно раздевать его. Пуговица за пуговицей он осторожно расстегивал рубашку на своем ученике. Сняв её, он прошелся поцелуями по ключицам, пальцами приласкал маленькие ореолы сосков. Базиль закрыл глаза и отдался на милость этим губам и рукам. Внутри он паниковал. В голове вертелось: «Я еще не готов к такому, я еще не…». Но каждое действие отдавалось негой во всем теле. И это было хорошо, хоть и так неправильно. Савада терял голову и поддавался искушению. Что-то внутри, такое темное и жадное, управляло им. Говорило о том, чтобы он прямо сейчас взял Базиля, а потом спрятал ото всех, так, чтобы никто, кроме него, не смог приблизиться к этому сокровищу. Он расстегнул ремень на юноше, чтобы вскоре стянуть с него штаны, а потом и трусы. Молодое прекрасное тело манило его, и он ничего не мог поделать со своей жаждой. Лишь в мыслях обзывал себя же старым извращенцем. А после целовал эти розовые и нежные губы. Он никогда не был с мужчинами или с парнями, а еще он никого так сильно не хотел, как собственного ученика. Должно быть, со стороны выглядело это просто ужасно. Порочно. Неправильно. Будто он вырастил любовника для себя. Будто он не способен на отцовскую любовь. Но целовать Базиля, доводить это с виду хрупкое тело до дрожи было прекрасно. Он провел рукой по небольшому аккуратному члену юноши, заставляя Базиля стонать. А потом отдернул её, будто опомнился. И начал быстро раздеваться. Базиль смотрел на него из-под прикрытых ресниц и восхищался и нервничал. Не раз он видел его с голым торсом, но сейчас, когда учитель предстал перед ним во всей красе, он метался между восторгом и паникой. — Перевернись, так будет легче, — попросил он. Преодолевая смущение, Базиль покорно занял нужную позицию. Его плечи покрыли страстными поцелуями, бедром он почувствовал прикосновение чужой горячей плоти. Было страшно, но мастер хотел этого и Базиль не мог противостоять ему. Большие руки огладили его бедра, на секунду отпрянули. И вот уже скользкие пальцы провели по ложбинке между ягодицами и остановились около звездочки ануса. Базиль закусил губу, чтобы не испугать мастера своими стонами или же криками. Пока что все было хорошо, но то, что должно последовать дальше, пугало его. Сначала пальцы Иемицу лишь гладили вход в его тело, не решаясь войти внутрь. Но потом он аккуратно стал вводить указательный палец в юношу. От вида этой сцены, от чувства того, как горячие стенки обхватывали его палец, у Иемицу кружилась голова. Настолько он хотел его. Заполнить собой. Осквернить. Сделать так, чтобы этот человек принадлежал только ему одному. — Больно? — взволнованно спросил учитель. — Нет, — и вправду, он чувствовал лишь небольшой дискомфорт. Иемицу ввел второй палец. Неторопливо он подготавливал и разогревал проход Базиля. А парень в это время ощущал что-то между дискомфортом и наслаждением и тихонько стонал в такт движениям пальцев. Иногда они задевали что-то внутри него, что приносило странное удовольствие. Когда по мнению Савады Базиль был достаточно подготовлен, он вынул свои пальцы из него. Надел презерватив и обильно смазал свой напряженный член. Поцеловал трогательно торчащую лопатку. И медленно стал входить в юное тело. Базилю было больно, но он старался не выдать себя ни звуком, ни дрожью. Сейчас мастер внутри него, и эта связь, эта цельность… То, что они делают сейчас — это аморально, это грех. Но почему это так хорошо? Не в физическом плане, в духовном. Полное единение, слияние их тел. Возможно, он был слишком наивным, раз романтизировал это. Но он любил мастера, и его любили в ответ. Член медленно вошел наполовину, и Иемицу сказал себе «хватит». Хоть и внутри ученика было так хорошо, так приятно, тепло и узко, ему не хотелось, чтобы первый раз Базиля был болезненным. Поэтому он так же осторожно вышел и вошел. Базиль все же не выдержал — звонко простонал от боли. Савада судорожно гладил его, говорил, что скоро станет легче, твердил, что любит его. И Базиль верил, потому что это мастер, которого он любил. Постепенно и вправду стало легче, и каждое движение не отдавало разрывающей болью, но приносило новые приятные ощущения. Базиль сжимал простынь в руках, закрыв глаза, полностью отдавался ощущениям. Иемицу же был на пределе. Он обхватил член ученика и быстро довел Базиля до оргазма: чтобы тот кончил, достаточно было сделать несколько движений рукой. Ослепленный и оглушенный оргазмом, Базиль устало развалился на кровати. Иемицу вышел и него и рукой довел себя до оргазма, кончая в не снятый презерватив. Мужчина снял, завязал резинку и откинул в сторону. Крепко обнял разморенное тело и благодарно поцеловал Базиля. Тот обнял его в ответ и уткнулся в грудь. Сейчас больше всего на свете ему хотелось лежать так, рядом с мастером, вечно. Чтобы все беды и невзгоды остались где-то позади, и они просто были счастливы вместе. Их еще ждет немало испытаний, но он надеялся, что все будет хорошо. И они будут вдвоём. Мужчина убрал светлую челку с его лица, открывая вид на голубые глаза. И нежно поцеловал его. Хоть это и может показаться кошмарным и неправильным, но он не жалел ни о чем, как и Базиль. Потому что эта неправильная любовь — часть них. Которая делает их счастливыми.