Осторожность и терпение

      — Ты полный псих, — говорит Текник, глядя на то, как Кенгкла просматривает ворох фотографий в телефоне.              Спящий Текно, Текно, готовящий завтрак на кухне, Текно на футбольном поле, Текно идущий по коридору собственного дома — только вышедший из ванной, с полотенцем на бёдрах, с влажной и розоватой распаренной кожей, настолько соблазнительный, что Кенгкла непроизвольно закусывает губу. Текно хочется любым: после тренировки, душа или сразу после сна. Если бы Кенгкла мог, он бы не выпускал его из кровати, привязал бы за руки и за ноги и трахал днём и ночью. Создал бы им собственный мир в четырёх стенах и убедил бы Текно, что это самый правильный, самый лучший мир для них двоих. Только для них.              — Я твоего мнения не спрашивал, — отвечает Кенгкла, поднимая взгляд и впиваясь им в Текника. Тот морщится и передёргивает плечами. Кенгкла знает, насколько некоторым становится некомфортно рядом с ним, он годами оттачивал умение вызывать подобные чувства одним только взглядом. Но на Текнике использует чуть ли не впервые.              — Плевать, — качает Текник головой и тянет руку. — Где мои обещанные билеты на премьеру фильма?              Кенгкла кидает на стол два пригласительных и, больше не интересуясь ничем, вновь рассматривает полуобнажённого Текно на фото, которое удалось сделать Текнику. Полотенце повязано так низко, что можно рассмотреть выступающие косточки внизу живота, даже видна полоска светлой незагорелой кожи — Кенгкла знает, что на прошлой неделе Текно ездил к морю с друзьями. Он те три дня не находил себе места и готов был дать Текнику всё, что он попросит, ради постоянных контрольных звонков Текно. А сейчас явственно чувствует, как горло сохнет от желания опуститься перед Текно на колени, прямо в коридоре, когда на первом этаже его родители смотрят телевизор, обвести языком сначала косточки, потом пройтись вдоль махровой ткани полотенца, слизывая контраст цвета кожи, двинуться ниже, легко отбрасывая мешающуюся ткань, и укусить до чёткого отпечатка зубов внутреннюю сторону бедра, слыша, как сверху Текно хрипит, зажимая рот ладонью, чтобы не потревожить никого из семьи.              В горле от представшей в голове картины становится совсем сухо. Кенгкла вцепляется в край стола пальцами до такой степени, что костяшки белеют. Текник смотрит на него с подозрением и настороженностью:              — Не говори мне, что мысленно ты его уже трахаешь.              Кенгкла заставляет себя медленно выдохнуть и расцепить крепко стиснутые зубы. От напряжения у него сводит скулы, но оно постепенно отступает, хотя на языке ещё фантомно ощущается вкус Текно. Кенгкла пока не удалось узнать наверняка, но он почти уверен, что Текно после душа пахнет немного резко — из-за мыла — и пряно — самим собой. Он бы вылизал его с головы до ног, чтобы убедиться.              — Я ему отсасываю, — наконец подаёт он голос. — В коридоре, пока ваши родители в гостиной смотрят телевизор. И он закрывает себе рот, чтобы не быть громким, пока я беру глубоко и…              — Нет, серьёзно, ты точно псих, — прерывает его Текник, закатывая глаза и поднимаясь из-за стола. — Аж жутко. Не хочу ничего слышать, фантазируй в одиночестве и не вслух.              — Я не фантазирую, Ай’Ник, — с лукавой усмешкой поправляет его Кенгкла и снова упирается голодным взглядом в фото. — Я планирую.              Текник лишь тихо фыркает, ставя оба стакана из-под сока в посудомоечную машину.              Что бы он ни говорил, Кенгкла знает, что его маниакальное увлечение Текно действительно нельзя назвать нормальным. Текник удивляется, почему он вообще обратил внимание на него, если за Кенгкла волочится целый шлейф желающий залезть в его койку парней и девчонок. Родители, если бы узнали, недоумевали бы и не понимали, чем простой, самый обыкновенный Текно смог привлечь Кенгкла, у которого абсолютно во всём очень избирательный вкус с детства, а тут… Текно.              Кенгкла знает ответ, но никогда ни с кем не поделится. Всё просто: именно потому что Текно самый обыкновенный, не стремящийся покорить иллюзорные вершины, приземлённый, ценящий то, что у него есть, и дарящий это спокойное отношение к жизни всем остальным просто так, потому что может — именно поэтому Текно тот, кто ему необходим. Тот, без кого Кенгкла уже не может представить самого себя. Тот, кто со всей своей простотой и обыкновенностью является самым необыкновенным, кого Кенгкла когда-либо встречал. И он его никогда не отпустит. Кенгкла не привык не получать то, что он хочет, но если остальное ему доставалось быстро, легко и без усилий благодаря природному обаянию, деньгам родителей и умению расставлять прочные сети мгновенно, то с Текно торопиться нельзя. Нужно выждать. Тигр всегда впивается в горло даже самой быстрой лани, если окажется достаточно терпелив и осторожен. Кенгкла взращивает в себе и то, и другое.              — Ты переспал с моим братом, — Текник не спрашивает — утверждает. И обвиняюще смотрит: — В моей кровати! Я на это разрешение не давал.              — Я угощу тебя обедом завтра, — отмахивается Кенгкла.              Ему не до этого. Он всё ещё чувствует жар тела Текно, то, как он сжимает его член в себе, как двигается на нём, впиваясь пальцами в плечи, как сладко и протяжно стонет, что его горло вибрирует — Кенгкла чувствовал это, проводя языком по шее и впиваясь зубами в изгиб плеча, оставляя следы там, ниже, выше — везде, где смог дотянуться. Текно теперь принадлежит ему, Кенгкла не собирается упускать шанс продемонстрировать это.              — Это должен быть роскошный обед, — Текник недовольно щурится. — Моего брата трахнули в моей постели. Вы, наверное, ещё и кончили на простынь.              — Нет, — Кенгкла мечтательно улыбается, подперев подбородок рукой. — Он кончил на меня, а я в него. Ничего лучше в моей жизни не было.              — Мерзость какая, — Текника передёргивает. — Держи эти подробности при себе, — он кидает на него скептический взгляд. — У тебя была на редкость паршивая жизнь, если это лучшее, что с тобой происходило.              Ответом Кенгкла его не удостаивает. Он даже не слышит, полностью уходя в мысли о новой стратегии. Терпение и осторожность нельзя отбрасывать. Терпение и осторожность — его лучшие друзья сейчас. Текно нельзя спугнуть, когда он был уже так близко, что Кенгкла удалось попробовать его на вкус. Терпко и пряно. Как он и думал.              Он подносит ко рту пальцы, которыми ночью ласкал Текно, и коротко облизывает их кончики. Вкус возбуждения Текно ещё чудится, хоть Кенгкла уже давно принял душ. Но ладонь самовольно сжимается в кулак, сберегая внутри те прикосновения, которых Кенгкла так долго жаждал.              Текно бегает от него, пытается спрятаться, но это владения Кенгкла — здесь трава слишком низкая, чтобы спрятать лань, но достаточно высокая, чтобы укрыть тигра. Кенгкла не набрасывается, не прыгает, не валит на землю, он продолжает ждать, вновь приближаясь к цели осторожным и тихим шагом, останавливаясь и приглядываясь к реакции Текно при малейшем сомнении, что что-то идёт не так.              Мешает только то, что он уже знает, какой Текно сладкий, какой он горячий и податливый. Послушный. Узкий и обжигающий. От воспоминаний каждый раз сводит внизу живота, Кенгкла чаще приходится сбрасывать напряжение, сунув руку в штаны, потому что унять возбуждение по-другому не выходит. Но теперь ему не нужны фотографии, теперь Кенгкла не надо фантазировать, водя ладонью по члену, зажмурившись от воспоминаний о сбитом дыхании, что опаляло его ухо, и солёные слезы от удовольствия, смешанного с болью от первого проникновения, которые он слизывал с чужих горящих щёк.              Кенгкла приходится прилагать больше усилий, чтобы не сорваться, и иногда его заносит. Он пытается, изо всех сил пытается не давить, выждать нужный момент, но теперь соблазн настолько велик, что даже его сила воли ломается и раз за разом сдаётся, стоит Текно оказаться рядом — со своим растерянным взглядом, протяжным «Ай’Кла», которое он стонал той ночью громко и просяще, и ссутуленными в неуверенности плечами. Текно не знает, что делать, но ему и не надо. Кенгкла делает всё сам.              Он целует Текно в машине, прижимает его к скользкой кафельной плитке в душе, не обращая внимания на пар и духоту, вжимает в кровать, вынуждая раздвинуть ноги, и целует, целует, целует. Ему хочется всему миру объявить, что Текно теперь его. Целиком и полностью принадлежит ему. И никто не в состоянии его отобрать. Кенгкла убьёт, если понадобится, но Текно останется с ним.              Кенгкла учитывает всё, абсолютно всё, в его плане нет и малейшей прорехи. Текно под полным контролем, Текно влюблён в него, Текно сам ластится и говорит, что они встречаются. Текно — до сих пор лучшее, что есть в жизни Кенгкла. И только ради него он готов жертвовать всем, что у него есть: деньгами, временем и чувствами, даря их всех без остатка лишь ему.              Кенгкла учитывает всё, даже подключает Текно к следящему устройству, чтобы знать, где он находится, в его тщательно проработанном плане без прорех не предусмотрено одного — случайности.              Случайности, которая рушит всё то, что он создавал эти годы. Всё то, что он обрёл за эти недели. Всё то ценное, что у него наконец появилось в жизни.              Глупой случайности, из-за которой Текно узнаёт правду. Мир Кенгкла рушится, словно он построен из пустых спичечных коробков.              — Ты в полной заднице, Ай’Кла, — качает головой Текник. — Мы в полной заднице.              Кенгкла кивает. Раз, другой, третий. Кусает губы, чувствуя на языке привкус крови, и, сжав ладони в кулаки, впивается ногтями в ладони, оставляя на коже глубокие отметины. Он панически соображает, что ему теперь делать. У него всегда есть запасной выход. Ниточка, за которую можно потянуть, и откатить назад — до той отметки, когда всё ещё не развалилось, чтобы начать сначала. Но сейчас у него нет ничего, кроме сердца, застрявшего в горле. Оно стучит там, а в глазах щиплет от накатившей безысходности.              — Ай’Ник, — почти беззвучно двигает губами он. — Я не знаю, что мне делать. Я не знаю.              Текник смотрит на него и качает головой.              — Я тоже не знаю, Ай’Кла.              Отчаяние и беспомощность накрывают Кенгкла с головой. Теперь он чувствует себя не тигром, вольготно разгуливающего по джунглям, а тем, кто угодил в клетку, по которой сейчас мечется из угла в угол в попытках найти выход. Но на двери замок, а у Кенгкла нет ключа и даже отмычки.              Он никогда не собирался рассказывать Текно — ни об обстоятельствах, при которых случилась их первая ночь, ни об искусно сплетённой лжи, ни об одном из тех случаев, когда он вынуждал Текно приехать к нему, пользуясь его добротой и участием, ни о том, что абсолютно всё в их отношениях — ложь. Кроме чувств Кенгкла. Искренних и настолько сильных, что сейчас они сдавливают грудь тисками и не дают сделать и вдоха.              У Кенгкла ощущение, что он задыхается, что вот-вот свалится на пол и умрёт, и никакие терпение и осторожность ему больше не помогут. Только нож, которым можно вспороть вены и остановить нестерпимую боль от осознания, что Текно может никогда не вернуться. Не простить.              Текно требует, чтобы он доказал, что его чувства правда, и Кенгкла не знает как. Он в курсе о тысячах способах показать это, но Текно запрещает ему приближаться к нему. Он в курсе о миллионах слов, которыми можно выразить то, что разрывает его изнутри, но Текно ему не поверит. И Кенгкла, отчаиваясь, находит один единственный выход — тот, который перекрыт не тяжёлым амбарным замком, а тоненькой дверной цепочкой, которую можно сорвать, если он сделает то, чего не делал никогда: скажет правду.              Он пишет письма, потому что так проще выразить мысли, а Текно их хотя бы увидит в отличие от сообщений в лайне, где он его заблокировал. Он рассказывает обо всём с самого начала, о каждой лжи, о каждом шаге, который предпринял, чтобы оказаться рядом с Текно, о том, как сильно тот ему нужен, что он не представляет, как ему жить, если Текно его не простит. Кенгкла пишет каждый день с мыслями о том, что он любит, по-настоящему любит, любит так, как может любить, Текно. И искренне, больше всего на свете ненавидит Тайпа — слишком умного и грозного противника, слишком близкого друга Текно, слишком проницательного, чтобы Кенгкла мог расслабиться и хотя бы попытаться повернуть условия игры, придуманной Тайпом, в свою пользу. Ему приходится подчиниться, но ненависть обжигает лёгкие так же сильно, как его сердце сгорает от любви к Текно.              — Надеюсь, ты понимаешь, что больше не можешь позволить себе… — говорит Текник, когда Кенгкла впервые за несколько недель снова счастлив. Текно простил. Текно рядом. Текно любит его. Кенгкла больше ничего не нужно. Кроме одного:              — Я больше не могу позволить Пи’Тайпу влиять на решения и мысли Пи’Но, — прерывает он Текника. — Пи’Тайп не должен вмешиваться в нашу жизнь.              Кенгкла уверен, что если бы не Тайп, всё разрешилось бы раньше. Не было бы пытки длиною в месяц. Не было бы писем. Не было бы всей правды. И условия игры Кенгкла бы диктовал сам. Но Текно слишком близок к Тайпу, слишком дружен с ним, прислушивается и доверяет ему. Кенгкла не может дать этому продолжаться, потому что Текно — только его. Никому, кроме него, не позволено загонять на нужный маршрут принадлежащую ему лань в принадлежащих ему джунглях.              — И что ты сделаешь? — Текник фыркает. — Убьёшь Пи’Тайпа? Это даже для тебя чересчур, Ай’Кла. Он лучший друг Пи’Но, если ты ему навредишь, Пи’Но расстроится, — Текник замолкает, когда видит, насколько мрачный взгляд у Кенгкла.              — Я сделаю всё что угодно, — твёрдо говорит он, вскидывая подбородок и смотря прямо перед собой.              Кенгкла сыграл по чужим правилам, прогнулся, проиграл, но только ради того, чтобы быть с Текно. Больше он не допустит такой ошибки. Теперь он будет ещё осторожнее, ещё терпеливее, и добьётся того, чтобы Тайп исчез из жизни Текно. Он и все те, кто думает, что способен противостоять Кенгкла. Если дело касается Текно, он не станет размениваться по мелочам и вышвырнет любого, осмелившегося даже просто подумать о том, что Текно не место рядом с ним.              — Ты точно псих, — Текник невесело хмыкает и напряжённо сглатывает, невольно отступая.              — У всего есть своя цена, Ай’Ник, — Кенгкла наконец расслабляет плечи и откидывается на спинку стула, вальяжно усмехаясь. — Если мне нужно стать психом, чтобы Пи’Но был со мной, то я им стану.              — Я в этом не участвую, — уверенно сообщает Текник. — С меня достаточно.              Прищурившись, Кенгкла склоняет голову к плечу и, приподняв брови, повторяет:              — У всего есть своя цена. Что ты хочешь на этот раз?