"Полюби себя/меня"

Такси тормозит прямо напротив непримечательного кафе, слившегося с другими заведениями разбавляющими гул машин громкой музыкой и смехом покидающих их стены людей. Юнги, хлопнув дверью машины, ловит затылком пару заинтересованных женских взглядов и, полностью их проигнорировав, направляется к двери, на которой приветливо горит табличка «open». Всё время, проведенное в такси, он старательно игнорировал тревогу и раздражение, которые не покидали его с того момента, как Сокджин позвонил ему. Из-за абсурдности ситуации хотелось засмеяться, всё казалось жуткой сплошной нелепостью. Юнги должно бы глубоко наплевать на какого-то старшеклассника, которому он не был даже классным руководителем. Но он против собственной воли какого-то хрена волновался. Чимин сам по себе всегда успешно находил на голову проблем, а если к нему добавить неугомонного Джина, то вечер в любую секунду мог закончиться катастрофой, масштабы которой варьировались бы от малых к великим. Не хотелось бы потом забирать этих двоих из полицейского участка, повторяя недавнюю ситуацию. И не факт, что это было бы самым страшным исходом для двух выпивших школьников - по мнению Мина, Джин от Чимина в ментальном развитии ушёл недалеко. Внутри кафе встречает его гулом голосов и духотой, которая забивается в лёгких, пробуждая желание вернуться на свежий ночной воздух немедленно. В небольшом помещении стоит приятный полумрак, нарушаемый светом настенных ламп и неоновых вывесок, среди которых танцуют посетители, вероятно, что-то празднуя, судя по нескольким воздушным шарам, одиноко прибившимся к потолку. Только Юнги было отнюдь не весело. Его кошачьи глаза быстро забегали по макушкам людей, что сидели за столиками, по большей части уже не в состоянии двигаться под музыку. Найти Сокджина не составило труда. Этого любителя розового цвета было видно за версту. В своей малиновой рубашке он казался ярким пятном на фоне холодного и бледного голубоватого интерьера, который оживлял лишь ядовитый неоновый свет. Мужчина, держа в одной руке коктейль, смотрел в телефон, неторопливо потягивая напиток через трубочку, одетую в юбочку из дольки апельсина. Со стороны могло показаться, что Кима вообще не смущает то, что напротив него, уронив голову на сложенные на столе руки, спит Чимин, если бы он периодически не наклонял голову, проверяя всё ли с Паком в порядке. - Хен, твою мать, честное слово, - Юнги оказался рядом с захмелевшим другом в мгновение ока. - Как вы оба вообще тут оказались? В ответ на пассивную агрессию Мина мужчина лишь улыбнулся и развёл руками. И в этом был весь Джин. Юнги давно его знает и сколько помнит, у того всё и всегда было просто. Может от этого и жилось другу в радость, ведь любая проблема, вставшая на его пути, была для него квестом, который тот готов был пройти с энтузиазмом. Для Джина не было безвыходных ситуаций, для него не существовало плохих дней, даже если он встал не с той ноги. По мнению Кима правая нога - ничем не хуже левой. Юнги поражала философия, по которой Ким жил, а его способность видеть в любых ситуациях лишь позитив казалась невероятной. Мин любил Сокджина за его доброту, простоту и умение прийти и оказаться рядом в трудную минуту. Когда-то именно он помог Юнги переехать в Сеул, поддержал его и не дал зачахнуть в новом городе, где он был лишь чужаком с туманом в голове и желанием начать жить так, как хочется ему. За отзывчивость и пониманием, за всё то, что друг для него сделал и делает, Юнги даже готов терпеть его дурацкие шутки и такие вот выходки, как эта. - Сколько он выпил? – Мин кивает на Чимина, что начинает шевелиться, но не просыпается. - Да не ругайся ты, - надувает губы Джин и строит невинное лицо. – Он позвонил мне и сказал, что хочет пристроить куда-нибудь кота. Я предложил встретиться. А я после работы устал, впереди выходные. Ну, выпили немного, а его быстро вырубило. Оп, и всё. Для большего эффекта он щёлкает пальцами и удивленно хлопает ресницами, но Юнги не ведётся, а только обводит столик взглядом, подмечая две пустые бутылки из-под соджу. Смотрит на Чимина, чью щеку расплющило об собственную руку, заменяющую ему подушку. Парень выглядит умиротворённым, несмотря на то, что спит сидя под громкую музыку. Отросшая челка закрывает половину его лица, показывая лишь приоткрытые губы, потрескавшиеся от сухости, и кончик маленького носа. Юнги ловит себя за его рассматриванием и одёргивает. Незваное желание уложить Чимина в кровать, чтобы тому спалось удобнее, начало стучать в его правом виске, пробуждая давно забытую необходимость позаботиться о ком-то. Пак совсем не был похож на того, кому нужна жалость или помощь, от парня веяло уверенностью, какой многие могли бы позавидовать. Им хотелось защищаться, а не защитить. Но пьяный спящий Пак напомнил Юнги брошенного щенка, живущего у его дома. Маленького пятнистого спаниеля многие обходили стороной, потому что тот никого к себе не подпускал и рычал, видимо, потеряв доверие к людям. Пусть и не сразу, но Мин нашёл к нему подход, щедро подкармливая пушистого почти каждый вечер, когда возвращался после работы. Щенок спал так же сладко и крепко, как Чимин, когда плотно наедался. В такие минуты он разрешал себя гладить и чесать за ушком, жмуря глаза от приятной ласки. Юнги жутко хотелось его забрать с собой и гладить, гладить, гладить… Хосок бы, как обычно, сказал бы, что он просто одинок. И был бы прав. Юнги не отрицал, но и соглашаться не спешил. Но глядя на школьника, чьи татуированные руки расслабленно лежали на столе и казались отчего-то милыми, мысль согласиться с лучшим другом вынуждает незаметно усмехнуться. Он жутко соскучился по Хосоку, который заваливал его сообщениями и фото с выступлений его танцевальной труппы. - Ты с нами? – спрашивает Мин и подходит ближе к Чимину, задаваясь вопросом, как потащит его к ожидающему такси. Джин демонстративно сюрпает трубочкой в почти опустевшем стакане и качает головой. Он не тот, кому будет скучно без компании спящего Пака, Ким найдёт себе занятие, а потом проспит большую часть своих выходных, умирая от похмелья – уже знакомая Юнги схема, в которой иногда мелькала и его личность. Чимин недовольно мычит, хватаясь руками за его пальто, когда его удаётся вытащить из-за стола и поставить на ноги. От него пахнет алкоголем и яблочными сигаретами, на что Юнги чуть морщит нос, удобнее перехватывая парня за талию. Он просит Джина позвонить ему утром и напоследок ругает мужчину взглядом, как провинившегося ученика. В такси Мин немного успокаивается: Чимин рядом, и с ним относительно всё в порядке, они едут домой. К нему домой. Юнги думал недолго, прежде чем назвать водителю свой адрес. Вариантов у него не было: он не знал, где проживает Чимин, а от сонного парня ничего связного добиться не удалось. Он уже мысленно представлял, как неудобно ему будет спаться в гостиной, но зато желание уложить Пака в кровать исполнится, даже если придется пожертвовать ради этого крепким сном. В салоне машины играет забавная песня в жанре трот, никак не походящий витающей там атмосфере, но явно убаюкивающий Чимина, чья лохматая голова уже упала на грудь. Мин усмехнулся, заметив, как старательно тот вновь пытается вернуть своему телу нормальное положение. Парень даже сейчас бросал вызов – на этот раз алкогольному опьянению. - Чимин, ты можешь поспать, нам ещё долго ехать, - наклоняясь к парню и перебивая музыку, говорит Юнги, улавливая короткий ответный кивок. Пак после его слов расслабляется и плотно смыкает веки, роняя затылок на мягкую обивку заднего сидения такси. Юнги наблюдает за тем, как быстро мелькают дорожные фонари на его коже, и приоткрывает окно, впуская свежий воздух. Чимин показался ему слегка бледным. Когда такси паркуется у его дома, Юнги едва ли сам не засыпает, убаюканный звуком мотора и легким ночным ветерком. На этот раз вытащить Пака оказалось значительно легче. Парень хоть и нетвердо, но стоял на своих ногах, то и дело поправляя чёлку и шепча себе что-то под нос. Короткий сон и свежий воздух дали свои плоды и, заметив на себе взгляд Чимина, мужчина понял, что тому стало легче. - Учитель, Вы привезли меня к себе? - голос парня сипло прошелестел у самого уха, когда Мин, придерживая его за руку, разблокировал дверь подъезда. Есть ли смысл отвечать, когда и так всё очевидно? Юнги очень хотелось съязвить, даже несмотря на то, что это всего лишь пьяный школьник, и ему нужно держать лицо. Но блять, как это сложно! Особенно, когда Чимин спотыкается на ровном месте, едва не уронив на грязный пол подъезда их обоих. Приходится стиснуть зубы, чтобы громко не выругаться и, собрав оставшиеся силы, затащить тихо смеющегося парня в лифт, в котором тот наваливается на него, явно дезориентировавшись в пространстве после неудачного падения. - Голова кружится… - бормочет парень и, наплевав на чистоту своих потёртых джинс, начинает скользить по стене к полу, видимо, намереваясь на него сесть. - Блять, Чимина, не вздумай. Мин, уже не подбирая слов, хватает парня, превратившегося в желе, за расстёгнутую куртку и рывком ставит его на ноги. Пак усмехается, будто только рад вывести мужчину, и цепко хватается за его пальто в момент, когда лифт с характерным потряхиванием тормозит на их этаже. Попасть в замочную скважину в полумраке лестничной площадки кажется куда сложнее, когда на тебе кто-то виснет. Даже Хосок, напиваясь умудрялся, пусть и не с грацией танцора, и не без падений, конечно, но двигаться самостоятельно. А Чимин периодически облокачивался на него всем телом, вынуждая Юнги помогать ему идти и игнорировать звук рвущихся ниток, который раздавался каждый раз, когда парень крепко хватался за его одежду. Квартира встречает их ароматом остывшего рамёна и темнотой, которую разрушает Мин, щёлкнув по включателю. Пак жмурится от яркого света и морщит нос, привалившись к стене прихожей спиной. - Сам разденешься? – спрашивает Юнги, уже скинув со своих плеч много страдальческое пальто и сняв ботинки. - Да. Чимин снова звучит дерзко, хотя не самое лучшее для этого время. Мин пожимает плечами, но не уходит, наблюдая за тем, как пыльные кроссовки парня разлетаются по прохожей, а куртка с порванным рукавом приземляется прямо на коврик у порога. Парень, чуть запыхавшись, смотрит на него с победным огоньком в глазах, будто без слов хочет сказать: «Вот видишь, я сам могу, не маленький». Мин только дергает уголком губ. Чимина невозможно победить, Пак Чимин в любом состоянии остаётся Пак Чимином. - Идём, тебе нужно как следует проспаться, - мужчина кивком указывает на дверной проём, в котором виднеется разобранная постель. Пару часов ранее он планировал забраться в кровать и провести время в компании ноутбука и собственных мыслей, некоторые из которых бы он обязательно зафиксировал, пробежавшись длинными пальцами по клавиатуре. Но теперь предмет его мыслей стоит перед ним, чуть склонив голову и потирая шею, рисунки на которой стали виднее из-за глубокого выреза белой растянутой футболки. Без лишних вопросов Чимин проходит мимо него и присаживается на кровать, Юнги проходит следом, намереваясь взять для себя подушку и плед. Парень смотрит на него нечитаемым хмельным взглядом, пока он роется в шкафу. Чувствовать его пристальный взгляд затылком становится неловко, он даже роняет пару вещей, совсем растерявшись, когда видит, как Чимин разглядывает его зад. Возможно, ему показалось. Тогда встает вопрос, кто здесь пьян – он или Пак? - Учитель, Вы смущены? Чимин продолжает сидеть на кровати, но теперь смотрит в глаза. Мужчина втягивает воздух носом в надежде успокоить себя и подкатывающее раздражение, но единственное, что чувствует – это запах яблочных сигарет и соджу. Он действительно на мгновение ощущает жар на щеках. Вся ситуация его смущает. Дурманящий аромат, заполнивший комнату, Пак Чимин чуть приподнявший подбородок, смотрящийся на его кровати слишком развязным в своей небрежной помятой одежде и губами, которые начинают медленно улыбаться, чуть увлажнённые, скользнувшим по ним языком. - А я совсем не смущён, - парень улыбается шире, обнажая на щеках ямочки, и откидывается на кровать, опираясь локтями об постель. - Я только, что представлял Вас голым. «Блять, кого чёрта?», - Юнги не сводит с него глаз и сглатывает, понимая, что не может перестать смотреть. Чимин красивый, он никогда не отрицал этого. Чимин жутко соблазнительный – это то, о чём он никогда не позволял себе думать. - Чимин, ты пьян, - его голос звучит уверенно и расслабленно, контрастируя с тем, что начинало твориться у него внутри. - Это звучит пиздецки красиво, - тихо продолжает парень и встает, немного шатко направляясь в его сторону, - когда Вы произносите моё имя. - Ты сам понимаешь, что делаешь? Чимин подошёл совсем близко и, забавно поджав губы, одарил его ухмылкой. Неужели Юнги так изголодался по сексу, что одно лишь провокационное движение губ симпатичного парня участило его сердцебиение? Но он не животное и не юнец, чтобы выключать мозг, поддаваясь своим желаниям, и совершать ошибки, о которых обязательно будет жалеть потом. - Тот мужчина, Вы любите его? - Что? Хосок? Да, он мой лучший друг, - он хмурится, когда ладонь парня мягко ложится на стену недалеко от его головы. - И почему я отчитываюсь перед тобой? Тебе пора в кровать. - Вы пойдёте со мной? Если в глазах возможно заблудиться, то Юнги пора искать. Каждый раз, когда Чимин смотрел на него вблизи, он терялся, а чувство подкатывающей безысходности, щекотало в груди. Пак впускал его в свой лабиринт с кучей укромных уголков и темных извилистых аллей, а он лишь метался из стороны в сторону, понимая, что выход есть, просто он не знает, как выйти. И дыхание, коснувшееся его губ, не стало для него спасительной ниточкой, а только лишь завело его в самую глубь сложно устроенного капкана. Толкнуть нетвёрдо стоящего на ногах Чимина на кровать оказалось слишком легко. Юнги понял, что не рассчитал силы, когда услышал, как жалобно скрипнула кровать под весом упавшего парня, который тут же притянул его к себе. Мужчина выдохнул в чужие чуть приоткрытые губы и, прикрыв глаза, прошёлся кончиком носа по нежной коже прохладной щеки. Тело Чимина так приятно ощущалось под его весом, а осознание этого угрожало плюнуть на все выстроенные запреты. Пак красиво предлагал себя ему, обжигал его губы своим алкогольным дыханием и крепко прижимал его к своей вздымающейся груди. Его растрепанные волосы щекотали его лицо, а ответное прикосновение кончика носа к щеке показалось Юнги невыносимо интимным. Чимин не был тем пятнистым щенком, но Юнги захотелось его гладить, гладить, гладить… - Я нравлюсь Вам, - тихий, отрезвляющий Юнги шёпот. - Знаю, что нравлюсь. - Чимин, послушай… Мин открывает глаза, натыкаясь на острый взгляд тёмных глаз, искрящихся, будто кто-то поджёг бенгальские огни, и замолкает, когда парень произносит тихо, но твёрдо. - Нравлюсь, - звучит как утверждение. - Не обманывайся и не обманывай. Я всё вижу и чувствую. Юнги облизывает вмиг пересохшие губы и осторожно отстраняется, убирая со своей груди цепкие руки. Сердце бешено стучит, гоняя кровь со скоростью света, когда он думает, как он был близок к тому, чтобы совершить очередную ошибку в своей жизни. Но слова Чимина лишь подливают масла в огонь, не позволяя просто разозлиться, оттолкнуть или просто безразлично покачать головой. Пак Чимин не просто нравится. Он кажется кем-то особенным, недосягаемым для такого, как Юнги. Чимин запретный, а от этого лишь сильнее притягательный. Мин смотрел на него лишь украдкой, редко, точно не часто. Но когда смотрел, отвести глаз уже не мог. Парень привлекал его внимание, даже когда просто курил за школой, не подозревая, что замечен двумя по-кошачьи раскосыми глазами. Ругать Чимина за курение, за бесконечные пропуски, за драки… Быть строгим с Чимином было особенно сложно. Учить жизни и тому, что плохо, а что нет, парня, в глазах у которого строится своя Вселенная, было для Мина преступлением. Порой ему хотелось, чтобы это Чимин рассказал ему, что правильно, а что нет. -Ты пьян и сам не знаешь, о чём говоришь, и что делаешь, - после этих слов мужчина накидывает на Пака одеяло. - Завтра можешь пожалеть. - А если это не так? – отрезает парень. - Утро покажет. Юнги поднимается с кровати и, в последний раз взглянув на Чимина, кутающегося в одеяло, выходит из комнаты, прихватив одеяло и подушку. **** Утро встречает Юнги ароматом кофе и хлопаньем дверцы шкафчика, доносящимся с кухни. Спалось плохо, мало и неудобно. Даже бывали моменты, когда хотелось бросить всё к чертям и вернуться к Чимину, вместе с ним зарыться в одеяло и вдыхать перед сном запах свежего постельного белья и чужого тела. Но он вовремя останавливал себя, агрессивно взбивал руками подушку, переворачивался на другой бок и, плотно зажмурив глаза, повторял корейскую грамматику в надежде, что это поможет ему скорее уснуть. Главным аргументом для него было то, что Пак был нетрезв и если бы между ними что-то произошло, то жалел бы не только Юнги, а они оба. В конце концов, Пак Чимин был старшеклассником, а Юнги - его учителем. Несмотря на то, что мужчина считал, что возраст - это всего лишь цифры, закрыть глаза на данные обстоятельства он не мог. Ставить на кон свою карьеру, свою репутацию, свою жизнь ради какого-то смазливого мальчишки, это же было бы так тупо… - Я в шоке, чем ты питаешься? Я не нашёл ничего, кроме двух пачек рамёна и упаковки крекеров. В гостиную вплывает Чимин с чашкой свежего кофе и выглядит свежим и отдохнувшим, словно не он вчера едва мог стоять на ногах. Но какие его годы? Парень ухмыляется и садится прямо на пол перед диваном, смотрит на Юнги, положив щеку возле подушки, с которой мужчина не может оторвать голову. Мин смотрит в ответ и приподнимается, протягивая руку к кофе, который незамедлительно получает, отхлёбывает и зевает, про себя отмечая, что кофе неплох. - Годно, - кивает мужчина и, вернув чашку, молча идёт в ванную, чтобы привести себя в порядок. По возвращении он находит Чимина, жующим крекер и рассматривающим что-то в окне. Одежда на нем кажется ещё неопрятней, из-за того, что парень в ней спал. Ткань белой футболки украшают морщинки и заломы, а потёртые джинсы он, оказывается, всё же успел где-то испачкать. Утреннее солнце смело играет на кончиках его посечённой отросшей чёрной челке, а его лучи ласково гладят острые ключицы, не скрытые помятой тканью. Даже прилипшие к губам крошки не портят картины, которая предстала перед Юнги, застывшем в дверном проёме. Ощутив его присутствие, парень поворачивается, забрасывает последний кусочек крекера в рот и кладет татуированные руки в карманы. - Я уже минут десять смотрю на это утро, а оно мне нихрена не показало. Мину требуются лишь секунды, чтобы оказаться рядом и прижать Чимина к себе. А Чимину требуется всего мгновение, чтобы разрушить все старательно выстроенные за ночь Юнги «но». Они целуют одновременно. Сжимают друг друга жадно, быстро превращая утренний первый поцелуй во что-то пылкое, мокрое, откровенное. Ладонью Юнги пробирается под футболку, оглаживает талию, пальцами поднимается выше, считает подушечками рёбра. У самого дыхание сбивается, когда чувствует, как зубы Чимина покусывают его плечо, пока он губами прижимается к чернильным рисункам на длинной шее. Горячая волна возбуждения, будто следующая за рукам парня, ласкающими его спину под домашней майкой, с каждым вздохом и причмокиваем губ спускается всё ниже, норовя лишить его контроля. Но Юнги уже не в себе. Его руки, сжавшие крепкие ягодицы Чимина, и язык, блуждающий в горячем рту, точно перестали быть ему подвластны. Кто бы мог подумать, что вкус яблочных сигарет будет оседать на губах такой противоречивой горькой сладостью? Юнги не мог ею насытиться, он не мог прекратить ловить ртом язык Чимина, скользящий между его губ, не мог перестать наслаждаться, когда тот покусывал его губы, когда мял их и тяжело дышал. - Знал бы ты, сколько я ошибок за свою жизнь успел совершить, - выдыхает мужчина в расцелованные губы, взяв лицо парня в руки. - Возможно, я стану лучшей ошибкой, какую ты когда-либо совершал, - снова этот уверенный голос и дерзкая ухмылка, ставящая на кон всё, что Юнги выстраивал годами. Мин Юнги попал в лабиринт школьного хулигана, и он не знает, как из него выйти. Не знает, поэтому чмокает распухшие от поцелуев губы, получая взамен мягкую улыбку. Сердце, которое, как выяснилось, ещё не превратилось в камень, от этого ёкает. Нет, кажется, он просто попал.