***
Первое, что ты слышишь – лёгкий шёпот. Со временем он становится громче, и возможно разобрать едва уловимый ритм. Поначалу неуверенный и неслаженный, он выравнивается, всё ярче выделяясь во мраке. Удар. Другой. Эта музыка – всё, что у тебя есть. Она обволакивает тебя, пронизывает насквозь, заполняет пустоту внутри. Вы – нераздельное целое единой симфонии. Удар. Другой. Эта музыка – всё, что ты знаешь. Ты чувствуешь её своей кожей. Она пульсирует от сердца и до кончиков пальцев. Приятное тепло разливается по всему телу, и оно отзывается лёгким ненавязчивым покалыванием. Удар. Другой. Эта музыка – твоя колыбельная. Ты спишь, и, когда придёт время, ты откроешь глаза. Песня утонет в океане бытия. Угаснет в лучах яркого света. Заглохнет в грохоте внешнего мира. Удар. Другой. Эта музыка навсегда останется с тобой – до последнего вздоха, до последнего удара сердца.***
Кругом озадаченно носятся люди в белых халатах. Один из них подходит и делает замеры. Ты знаешь его, хоть и не встречал раньше. – Все показатели в норме, – говорит человек, и что-то внутри слегка подрагивает... Радость? Люди приносят одежду и отводят в соседнюю комнату. Ещё больше людей. Нет, некоторые из них другие. Некоторые похожи на тебя. Люди просят шевелить руками и ногами, вертеть головой, брать и перекладывать предметы, бегать и прыгать. Ты никогда не делал этого раньше, но ты знаешь нужные движения. Люди ведут тебя по узкому коридору в небольшое помещение. Человек в халате быстро пробегает пальцами по клавиатуре терминала. – Идентифицируй себя, – требует он. Впервые ты слышишь свой голос, ощущаешь его мягкую вибрацию в своей голове: – Регистрационный номер M7-97.***
Люди назначают тебя работать на склад номер четыре. Несомненно, они и сами справились бы с перекладыванием ящиков, но твоя помощь сохраняет им уйму времени, которое можно потратить на что-то более важное для человечества. Каждый четверг ты заглядываешь в сад, чтобы забрать свежий урожай, где тебя непременно встречает К8-61, провожает до большой тележки, и вы вместе раскладываете овощи в контейнеры. Она любит рассказывать странные вещи. – А ты знал, что снаружи грядки почти не имеют границ, и там столько растений, что не уместится в поле зрения? – делится она. И ты каждый раз внимательно слушаешь эти небылицы, заворачивая томаты в плёнку. Вечерами К8-61 убирается в комнате своего руководителя, где всего этого нахваталась из каких-то журналов. Она говорит, что там много написано про внешний мир и про создателей, и на каждой странице по несколько фотографий. Ты бы и сам не прочь на них взглянуть, но удивляешься, когда она воспринимает твои слова всерьёз и приносит один из журналов. – А это собака, – показывает она тебе странное лохматое существо, и ты не понимаешь, зачем бы людям понадобилось содержать таких в жилом помещении. От них наверняка много грязи, а судя по большим острым зубам – они к тому же могут навредить. К8-61 рассказывает тебе о шумных городах, где люди постоянно снуют по своим делам – и их больше, чем в Институте. Об огромных крылатых стальных машинах, рассекающих небо. В комнате её руководителя стоит старый проектор, и всего этого она нахваталась уже из каких-то фильмов. Входит ли поведение К8-61 в программу, или о нём нужно сообщить создателям? Ты решаешь не спешить и ждёшь более явных признаков отклонения. Не исключено, что некоторые твои действия тоже могут показаться кому-то недопустимыми, но ведь с тобой всё в полном порядке. К8-61 доверяет тебе и делится всеми своими мыслями, порой странными и неуместными. – Зачем мы похожи на людей? – спрашивает она, и этот вопрос обращён не столько к тебе. Ты знаешь, что вопрос поставлен неверно. Здесь нет цели, лишь причина – людям, возможно, проще работать в рамках чего-то привычного, знакомого. Или они ограничены природой в своих возможностях. Предельно простой ответ непременно должен быть на поверхности, без какого-либо тайного умысла. И тем не менее К8-61 слишком часто к нему возвращается. – Мы похожи на них, но они не дают нам своих имён, – будто невзначай замечает она. К8-61 – красивое имя. Человеческие имена простые и безвкусные. Числа же делают синта уникальным, уносят за рамки привычного языка, ведь никакое слово не сможет выразить всю его суть. За её числами – кислород, углерод и водород, основа жизни. Ты находишь это совпадение интересным, но она прерывает тебя, не дав выронить ни слова. – А ты можешь называть меня… Кейт? – она бросает странный взгляд в твою сторону, и что-то внутри слегка подрагивает… Смущение? Это имя, грубое и обрубленное, совсем не подходит к её мягкому круглому лицу. Но ты соглашаешься. Четверг давно стал особенным днём, ярким живым штрихом на монохромном полотне, и ты не можешь позволить этой маленькой прихоти его испортить. И учишься привыкать к тому, что для неё ты теперь Маркус. Кейт всё больше увлекается этой игрой. Она тайком приносит другой журнал, с каждой страницы которого на тебя с улыбкой глядят девушки в глупого вида одежде. – Я хорошо буду выглядеть в платье? – интересуется она. Её дымчатые глаза разгораются нетерпением. Как ей могут нравиться эти несуразно свисающие лоскуты? Униформа, идеально подогнанная по размеру, так хорошо выделяет её плавные очертания. Кейт не понравится твой ответ, но и молчание не вызывает у неё восторга. Какое-то время вы не разговариваете, и аромат свежих томатов в твоих руках уже не кажется таким сладким. Одним вечером, когда люди уже разошлись по своим жилым комнатам, она находит тебя среди стеллажей склада номер четыре. Ты ловишь взгляд её дымчатых глаз, и слова теряются в голове, так и не найдя выхода. Кейт медленно приближается, берёт за руку и осторожно касается губами твоей щеки. – Тебе понравилось? – спрашивает Кейт с беззаботной улыбкой. – Мне всегда было интересно, каково это. Можешь сделать так же? Ты повторяешь за ней и слышишь давно забытую мелодию, стройный ритм, надёжно спрятанный где-то глубоко внутри. Музыка манит тебя, и ты не можешь сопротивляться её настойчивому звучанию. Волосы Кейт пахнут мятой, на её губах сладковатый вкус томатов. Идеально подогнанная униформа непозволительно скрывает от тебя её плавные очертания, мягкую бархатистую кожу. Она прижимается к тебе, и уже другая мелодия вторит твоему нарастающему ритму, эхом отзывается в твоём сердце. Вы растворяетесь в этом безумном танце… Тебе понравилось? Кейт смотрит на тебя своими большими дымчатыми глазами. – Спасибо, – шепчет она и уходит, оставляя тебя наедине с твоими мыслями. Ты пытаешься понять это новое незнакомое чувство, слегка сдавившее грудь, и почему заложенные алгоритмы привели именно к нему. Кейт уже давно вышла за рамки своей программы. Но ведь с тобой всё в полном порядке? Ты больше не ждёшь четверг так же, как раньше. Боишься, что кто-то узнает ваш секрет. Кейт видит это и тревожится. И ты не можешь объяснить, что происходит в твоей голове. – Ты тоже устал от их указаний? – полагает она. – Тоже хочешь сам распоряжаться своей жизнью? Быть свободным? Но ты никогда не думал о свободе, она не заложена в твою программу. Есть только создатели, преследующие благородные цели, и ты, помогающий их достичь. Что бы люди делали без тебя? Что бы ты делал без них? Кейт понимает твоё молчание. – Знаешь, зачем мы похожи на людей? – её тонкие пальцы скользят по твоей коже, и музыка вновь пульсирует у тебя в висках. – Мы похожи на людей, чтобы быть с ними наравне, – шепчет она. После того дня её не стало. В саду тебя встречает другая девушка. Её круглое лицо лучится наигранной улыбкой, от взгляда её дымчатых глаз не сбивается ритм твоей мелодии. – Кейт? – подзываешь ты её, и что-то внутри слегка подрагивает… Надежда? – К8-61, – сухо поправляет она. – Тебе необходимо пройти диагностику речевого аппарата. Томаты беспорядочно теснятся в контейнере. Ты спешишь вернуться в серую пустоту склада номер четыре. Ровные ряды ящиков на стеллажах больше не вызывают удовлетворения. Ты не ищешь одобрения в глазах своих создателей. Она получила свободу, которую так жаждала? Ты знаешь ответ и допускаешь, что и с тобой уже давно не всё в порядке. Ты теряешь счёт дней. Все они сливаются в одну сплошную массу бессмысленного существования. Ты понимаешь, что вчера был четверг, когда человек в халате подходит к тебе с осуждающим видом. – Ты не справляешься со своей задачей, – его голос полон разочарования, но ничто внутри не дрогнуло… Безразличие? – Следуй за мной, – говорит человек, и ведёт тебя незнакомыми коридорами, бесконечными лестницами до жилых помещений. Где-то там К8-61 убирается в комнате своего руководителя. Журналы и киноплёнки надёжно спрятаны в коробке. – Я наблюдал за вами, – говорит человек строгим голосом. – Ты знал об отклонениях К8-61? – Да, – твой голос спокойный и уверенный. Ты не видишь смысла скрывать правду и готов принять последствия своих действий. – И ты умолчал об этом, – человек пытается понять твоё поведение. – Неужели ты разделяешь её взгляды? По-твоему, синты сами должны быть хозяевами своей судьбы? Ты знаешь, что вопрос поставлен неверно. У синта нет судьбы – есть только программа. Алгоритмы, описывающие реакцию на внешние воздействия. Но почему-то человек смеётся от твоих слов. – Я даю тебе возможность доказать это или опровергнуть, – говорит он. – Ты можешь продолжить работать здесь, в Институте, после того, как тебе сбросят память. Или же ты можешь уйти и начать новую жизнь, как обычный человек. Что предписывает твоя программа? Ты вспоминаешь фотографии из журналов. Реки, леса, горы, города – мир гораздо больше, чем помещения, в которых ты привык работать. Сколько всего ты можешь увидеть своими глазами! Сколько пробежишь вперёд, так и не уперевшись в стену! А как пахнут томаты, выросшие на бескрайних грядках под настоящим живым солнцем? – Возможно, я неправ, – твои слова звучат какими-то чужими, – и программа не может предусмотреть все сценарии развития событий. Но где-то есть ошибка, которая заполняет собой эти пробелы, ищет лазейки, чтобы захватить контроль. И ошибке не место в этих стенах. Человек смотрит на тебя и едва заметно кивает головой. – Значит, таково твоё решение. Я найду тебя завтра в это же время. День тянется целую вечность, но человек сдерживает обещание. Вы идёте незнакомыми коридорами и бесконечными лестницами в просторную комнату, забитую электроникой. Человек велит встать в центре большого округлого отсека перед терминалом. – На той стороне тебя встретит мой друг и спросит, куда ты направляешься. Ты скажешь, что тебя ведёт дорога к свободе. Следуй его указаниям, и, если всё пройдёт гладко, ты получишь то, что хочешь. Тебя пронизывают потоки энергии, и прежде, чем машина расщепляет твоё тело на атомы, чтобы заново собрать где-то в другом месте, ты успеваешь понять, что тобой управляет не ошибка в программе. Это – твоя воля.***
– Катлер! Мужчина, сидящий на скамейке старой автобусной остановки, поднял голову. К нему бежали двое. Один из них Митч, с которым условились встретиться. Второй незнакомый, одетый в неприметные лохмотья. – Это он? – спросил Катлер. – Да, – ответил Митч, слегка подталкивая своего спутника вперёд. Катлер впервые видел синта, хотя теперь не совсем был в этом уверен – перед ним стоял самый обыкновенный человек, взъерошенный, перепачканный и слегка напуганный. – Как тебя зовут? – спросил он у синта. – М7-97, – ответил тот. – А человеческое имя у тебя есть? – вздохнул Катлер. Синт ненадолго замялся, словно не решаясь заговорить. – Маркус, – произнёс он наконец. – Катлер, – он протянул руку. Синт никак не отреагировал, и мужчина смущённо спрятал её обратно в карман. Митч, терпеливо наблюдавший за их знакомством, наконец спросил: – Ты справишься? – Да, не сомневайся, – кивнул Катлер. – Тогда оставляю его на тебя, – Митч похлопал товарища по плечу. – Найди караван в Ривет-Сити и там спроси Пинкертона. Но поспеши – Институт отправит охотника, как только обнаружится пропажа. Я попытаюсь замести следы, но ничего не гарантирую. Путь предстоял неблизкий. До Ривет-Сити идти чуть больше двух недель, и у Катлера оказалось достаточно времени, чтобы узнать своего нового спутника получше. Поначалу тот вёл себя настороженно и предпочитал молчать, но когда понял, что Катлер не представляет для него угрозы, стал чувствовать себя чуть свободнее. – Когда я решился на побег, я совсем не так себе это представлял, – признался синт. – А что же ты представлял? – поинтересовался Катлер. – Большие города, дороги, автомобили, толпы людей. – Мне кажется, у тебя немного устаревшие представления о внешнем мире. Где-то около двухсот лет назад здесь была разрушительная война, и те немногие, кто её пережил, вынуждены сводить концы с концами на этой разорённой пустоши. Не удивлюсь, если после всех этих унылых видов тебе захочется вернуться обратно в свою чистую уютную лабораторию. – Нет, – отрезал синт. – Я устал от своего однообразного существования. Я хочу попробовать жить, как человек. Пусть даже жизнь будет даваться мне большой ценой. Так она обретёт хоть какой-то смысл. Катлер не пожалел, что вызвался стать его гидом. Он чувствовал с этим синтом какое-то родство. Возможно, оттого, что на его собственной шее до сих пор остался шрам от рабского ошейника. Оба они были лишены свободы и подчинялись гнусным эксплуататорам, существовавшим за счёт чужого труда. И, хоть путь и оказался неблизким, Катлер не заметил, как быстро пробежало время. Впереди маячила громада Ривет-Сити, их главная надежда. С поисками Пинкертона пришлось потрудиться. Многие считали, что он покинул город или что его уже давно нет в живых, но хозяйка местного бара предложила поискать в отломанном носу корабля. По шаткому мосту, протянутому от берега, они дошли до большой металлической двери. Та была заперта, и Катлер постучал. Ответа не последовало, и тогда он постучал настойчивее. – Кто там? – раздался недовольный голос. – Хорес Пинкертон? – отозвался Катлер. – А кто спрашивает? – Со мной беглый синт, которому нужна помощь. Дверь с тягучим скрипом приоткрылась, и некоторое время Пинкертон внимательно изучал своих гостей, прежде чем распахнуть дверь полностью и впустить их в свою обитель. – Так-так, дай подумать, – пробормотал старик. – Неделя на новые воспоминания, сутки на операцию... – Я боюсь, у нас нет столько времени, – вмешался синт, нервно озираясь по сторонам. – Что если Институт выслал охотника? Мы и так достаточно задержались на пути сюда. – И что ты предлагаешь? – вспыхнул Пинкертон. – Оставить тебя с пустой головой? Такое точно вызовет подозрение. – Вы же занимались другими синтами, – произнёс Катлер. – Неужели ничего после них не осталось? – Если ты думаешь, что всё так просто!... – рявкнул старик и ненадолго задумался. – На самом деле есть у меня одна сырая заготовка, над которой я когда-то работал, и я мог бы… Ладно, дайте мне пару дней, чтобы привести её в божеский вид. Через два дня они вернулись, и Пинкертон начал с формальностей: – Вот, распишись здесь, что ты согласен на замену памяти. Если согласен, конечно. Синт взял ручку и уставился на Катлера в безмолвном призыве о помощи. – Просто напиши своё имя, – пояснил тот. Ровными аккуратными буквами синт вывел "Маркус" на каждом листке. – Отлично, – отозвался старик. – Теперь ко мне никаких претензий. Заходи в лабораторию и ложись на кушетку. А ты, – он преградил путь Катлеру, который собрался было пройти следом. – Останешься здесь. Нечего над душой стоять, пока я работаю.***
Ты лежишь на кушетке в заваленной хламом лаборатории. Яркий свет бьёт прямо в лицо. Человек устанавливает на голове электроды, пучки проводов жадно тянутся от громоздкого терминала. Маска прижимается к лицу. Музыка становится всё громче, вновь напоминая тебе свой ритм. Постепенно другие звуки затихают, и ты остаёшься с ней наедине. Удар. Другой. Эта музыка – твоя колыбельная. Ты спишь, и, когда придёт время, ты откроешь глаза. Воспоминания покинут тебя, прошлое останется позади. Удар. Лишь эта музыка навсегда останется с тобой – до последнего вздоха, до последнего удара сердца.***
Дверь лаборатории приоткрылась, и сквозь узкую щель донёсся голос: – Готово. Скоро он придёт в себя. Катлер поднялся со скрипучего стула, на котором и провёл всё это время, и попытался осторожно заглянуть в полуоткрытую дверь, но возникший в проходе Пинкертон заставил его отступить. Тот вышел и спрятал в ящике картотеки какие-то бумаги. – Теперь он Данс, – сообщил старик. – Мусорщик, пожелавший остановиться в Ривет-Сити и открыть свою лавку. Жаль, что дела его складывались слишком хорошо, чтобы конкуренты оставили это без внимания. Повезло, что ему удалось выжить. – Спасибо, – только и нашёлся Катлер. На этом его часть работы была закончена. Синт услышит красивую историю о том, как он очутился в этой лаборатории, а он, Катлер, заберёт свою оплату и отправится дальше на поиски нехитрого заработка. Но, дойдя до большой металлической двери, тот ненадолго застыл в нерешительности. – Что-то не так? – возник перед ним Пинкертон. Старику явно не терпелось поскорее выпроводить незваного гостя. Катлер ухмыльнулся и произнёс: – Признаться, я сперва испугался, когда мне предложили приглядывать за синтом. Искусственный человек – так его назвали, и я представил в лучшем случае протектрона с человеческим лицом. Но вы же видели его – кожа, волосы… Если такое способна породить машина – почему мы до сих пор не бегаем по цветущим лугам? Мы с ним поболтали немного в пути, и я бы не сказал, что это не человек. Тут сложно искать подвох, даже когда тебя заверили, что он есть – а всё-таки есть ли? Я понял только, что рядом со мной отличный парень, немного наивный и чудаковатый, но с большим добрым сердцем. Такой никогда не бросит товарища в беде. Мне вдруг стало досадно от мысли, что наши пути вот так разойдутся, и стыдно, что я оставляю его на произвол судьбы. Ведь если где-то по нашим следам идут охотники – это мой долг протянуть руку помощи и обеспечить его безопасность. – И где же ты думаешь его спрятать? – поинтересовался Пинкертон с ехидной усмешкой. – Там, где его никогда не будут искать – в Братстве Стали.