Иногда нужно лишь выслушать

      Он не любит людей. Наверное, такое мнение складывалось из-за собственного эгоизма, но в любом случае общество было ему неприятно. Особенного общество Верховенского, который чуть ли не каждый вечер доставал Ставрогина своими длительными беседами.       Как можно постоянно о чем-то разговаривать…? Безусловно, речь Петра красива, даже слишком. Он всегда говорит так, будто пишет целую повесть. Николай не мог не отметить, что у его надоедливого собеседника далеко не скудный словарный запас. В какой-то степени Ставрогин ему завидовал, но зависть перекрывала гордость. «У всего есть свой предел. Когда-то он оставит меня со своими бредовыми атеистическими идеями…» - думал Николай, подойдя к небольшой церквушке.       Ему давно было пора сюда прийти. Возможно, станет легче, а если нет, то выход есть. Безусловно, за свой поступок нужно поплатиться собственной жизнью, как считал Ставрогин.       После чистосердечного признания батюшке в содеянном, грешник решил прогуляться. На душе скреблись кошки. Раскаяние сделало только хуже. Он вновь прокручивал в своей голове события тех дней. Снова стало тошно от самого себя. Ставрогин был подавлен. Уже темнело. «Скоро он явится» - чуть ли не вслух сказал мужчина и, грустно вздыхая, побрел домой.       У себя в кабинете он пристально стал изучать бабочку, которую поймал сегодня утром на речке, разговаривая с Шатовым. Вдруг в дверь тихонько постучались. - Входите – сухо сказал хозяин дома. - Погода на улице великолепная! Не желаете подышать свежим воздухом? – Верховенский был как всегда веселым, казалось, что он не умеет о чем-то переживать. - Нет, спасибо, я уже погулял на свою голову… - Николай бросил свое занятие, сложил руки в замок и положил на них подбородок. Он смотрел на своего гостя и думал, когда тот уже сядет на стул напротив и начнет рассказывать о всем произошедшем за этот скучный день. - Ах вот как… Я вижу, что вас что-то тревожит. Поэтому сегодня говорите Вы. А я послушаю – после своих слов Пьер демонстративно шлепнулся на свое любимое место, положил ногу на ногу и обхватил колено руками. На его лице была совершенно искренняя улыбка. Все же ему пора немного помолчать.       Ставрогин будто вышел из транса и спросил: - Что…? - Что? «Не понял я… Этот человек всерьез хочет выслушать меня? С его-то мерзотным характером? Ладно… Все равно ему некому об этом рассказать. Надеюсь!» - думал князь. - Ну хорошо. Мне очень непривычно кому-то открываться, но терять мне все равно нечего. Поэтому начну свой рассказ, который я изложил письменно батюшке. - Стойте. То есть вы поделились историей с совершенно незнакомым вам? Не матери родной не поведали о своем горе, не жене, не… - Да не жена она мне! Замолчите хоть на минуту! Вызвались слушать, так не перебивайте тогда! – закричал любитель бабочек и закрыл лицо рукой, прикрыв глаза. - Молчу, молчу. Продолжайте, солнце моё. - Господи, зачем я согласился? – он тяжело вздохнул и начал - В общем…       И стал Ставрогин описывать все свои нечестивые действия в прошлом. Слушал его Пьер очень внимательно, как младенец сказку. Реакция Верховенского была неоднозначная. В какие-то моменты он удивлялся, а иногда его что-то забавляло. Но по итогу его физиономия сделалась очень грустной, даже сочувствующей, а голова поникла. Петр о чем-то долго думал, а потом перевел взгляд на Николая, оторвавшись от пола. Тот сидел неподвижно, уставившись в одну точку. Из его глаз ручейком текли слезы. Он ненавидел себя. Ненависть эта была и потому, что он показал свою слабость перед человеком, с которым совершенно не хотел иметь дела.       А почему он раскрыл все карты перед революционером? Кто же знает. Может от того, что копить в себе переживания равносильно какой-то долгой неизлечимой болезни? Возможно, но не будем отвлекаться от наших ребят.       Верховенский медленно встал, обошел дорогой (наверное) деревянный стол и осторожно приблизился к Ставрогину. Он ничего не произнес. Лишь аккуратно обнял плачущего молодого человека. Николай вздрогнул, но не оттолкнул Петра. Внезапный порыв нежностей со стороны Пьера были настолько неожиданными, что Николай так и обмер. Немного погодя, он уткнулся лбом в сомкнувшиеся вокруг него руки, сомкнул веки и тихо всхлипнул.       Этот трогательный момент мог бы длиться еще очень долго, если бы в дверь буквально не влетела Дарья Шатова: - Николай Всеволодович! А… - она опешила немного с данной сцены и быстро удалилась. - Черт бы ее побрал. Вечно появляется не в том месте и не в то время – с этими словами Ставрогин освободился из объятий Верховенского и посмотрел на него заплаканными глазами. Петр почти шёпотом произнёс, держа свои руки на плечах Николая: - Спасибо – он быстро улыбнулся, а потом снова погрустнел и направился к двери. - Это должен сказать я Вам. Я прошу только об одном, пожалуйста, никому не говорите о том, что тут было. - Не нужно об этом беспокоиться. Я не такая тварь, каким меня считают. Поверьте мне, умоляю. - Уже верю – князь приподнял краешки губ и принялся настраивать микроскоп, чтобы изучить очередную бабочку.       Пьер же не смел больше задерживаться. Он лишь кинул через плечо мимолетный взгляд на объект своего обожания и скрылся в коридоре дома Ставрогиных.