***
Тьма — это все, что окружало меня в тот момент. Пытался кричать, но крика не слышал. Завис в пространстве. А спустя некоторое время почувствовал ледяное прикосновение к своему телу. –Егор Руденко. Вечно живший по указке, не имевший своего мнения. Пластилин, из которого лепили то, что захотят. Ах, как это печально. И жизни то не видел, так скоро распрощался с ней. Больно наверное? Что сейчас чувствуешь? Злость? Ненависть? — тихий протяжный голос раздавался над ухом, эхом распространяясь по пространству. Холодное, мертвое дыхание опаляло кожу, вызывая табун мурашек. –Кто ты? — ответил я, наконец услышав собственный голос, не узнав его. Хриплый, тонкий. Чужие руки оплели моё тело, их холод чувствовался через белую рубашку. Такими же белыми были и широкие штаны. Одежда походила на больничную. Кожа на собственных руках побледнела, и всего немного отличалась цветом от одежды. Чужие руки были грубоваты и будто светились на чёрном фоне. –Я — это ты. Но полная твоя противоположность. Меня зовут Амин. И я очень рад наконец встретиться с тобой, — мертвая хватка ослабла, отпустила. В тот же миг я почувствовал твердость под ногами. Не сказать, что это походило на твердую землю, но стоять ровно я мог. –Где я? –Слишком много вопросов. Тебе не кажется? — он встал передо мной, прикрыв глаза. Теперь я мог внимательно разглядеть его. Рост и пропорции тела у него были явно больше чем у меня, он был больше похож на идеального парня которого когда то создавала моя сестра. Я могу сказать, он был олицетворением тьмы в которой жил. Тёмная, шоколадная кожа, чёрные волосы и глаза которые слегка отблёскивали красным. Одежда, вместо моей белой — черная. И вправду противоположность. –Насмотрелся?***
Я не знаю сколько времени прошло с того момента. Здесь нет понятия времени. Здесь оно остановилось. Я не на многие вопросы получил исчерпывающие ответы. Амин был молчалив. Хотя может показаться обратное. Чаще всего он тупо сидел в большом чёрном кресле, появившемся из ниоткуда.***
–Что со мной? –Ты в коме. Две недели как. Если примешь меня, есть вероятность, что будешь жить. –Не хочу. Вот он мой — переломный момент. Я стою на грани, сам того не понимая. Хочу ли я жить? Я ничего не чувствую. Я — пустота обтянутая кожей. Если Ами и испытывает хоть какое-то удовольствие от этого, оно проходит сквозь меня. Прошло две недели, но словно вечность. Студенческая жизнь научила меня играть в карты. До этого, если я и брал их в руки, то просто ставил домиком. Амин, что бы я не скучал, да и самого поразвлечь, достал неизвестно откуда колоду карт. Сначала я проигрывал. Счётчик проигранных желаний, на которые мы играли, все рос. Он давал мне возможность отыграться, но снова и снова, выкидывая козырные или победные карты, увеличивал мой долг. Так он научил меня мухлежу. «Жизнь — игра, а чтоб держаться на плаву, мухлёж необходим,» — такими были его слова. Теперь я мог незаметно выкидывать слабые карты, и незаметно набивать сильные. Вскоре мой долг был равен долгу Амина. «Я поддался,» — примирительно поднял он руки, прикрыв свои чёрные, как бездна, глаза. Бледные губы растянулись в ухмылке превосходства. Я не опровергал этот факт. Это всё-таки его мир. Я здесь на птичьих правах, в то время, как он господствует. После карт я освоил шахматы. Я был гроссмейстером в шашках, в шахматах же я знал только названия фигурок. Не было необходимости играть и в то, и в другое. Шашки были куда простой игрой, не требующие сильный умственный напряг. Чёрные, белые, ходят только по черным клеточкам. Шахматы куда сложней. Нужно знать, какая фигура как ходит и что кого бьёт. Шахматная доска зависла в воздухе, мы же друг напротив друга скрестив ноги, продумывали свои ходы. Незаметно для меня прошла ещё неделя. На вопросы о возвращении я мотал головой. Не хочу. Здесь, среди тьмы, я чувствую себя гораздо лучше. Но чувствую ли вообще? Разве, что холодные руки на своём теле, ледяное дыхание парня и его такие же холодные, сухие, бесчувственные поцелуи. На второй месяц пребывания в коме, я неожиданно для себя узнал, что с Амином мне хорошо. Если бы предстоял выбор — жить долго и счастливо, либо Он, я без раздумий бы выбрал его. Он — это Я. А вот насчёт, — Я — это Он, — сомневаюсь. Я — тихий, спокойный, ничем не примерный интроверт и флегматик. Он — интроверт холерик. Хоть эти два понятия и не совместимы — это так. Он кажется весёлым и даже живым, но мне никогда не понять, что у него в голове.***
Серые улицы города, в лужах и мусоре, гоняемым ветром. Сиэтл — красивый город, только на его окраинах не пойми что. Не так давно я перебрался сюда. С жилого центра в унылые кварталы и улочки. Разница была ощутимой, но я быстро привык. Здесь тебе не дадут жить спокойно. В районе, что даже нет на карте города, во всю цветет и благоухает преступность. Меня, словно маленького китенка выбросило сюда волной жизни, кипящей в центре. Ему здесь нравится. Я не понимал его и, наверное, никогда не пойму. Он променял дорогую квартиру в центре на тёмную однушку в пятиэтажном здании на самой далёкой окраине. Заставил бросить учёбу и поступать в художку, как того я и хотел. И я поступил. По невнимательности я вступил в несколько глубоких луж так, что мои, недавно купленные кроссовки, промокли насквозь вместе с подкатанными колошами джинс. Свернув в переулок меня тусклым неоновым светом встретила вывеска «Welcome». Хозяин этого бара даже не удосужился придумать ему названия. Но то, что это именно бар, да ещё с неплохой выпивкой, здесь знали всё. Дверь тихо скрипнула за мной, а я прошёл вглубь к барной стойке за которой разместился хозяин заведения. В это время здесь немноголюдно. Здесь вообще редко собирается толпа «не пройти не проехать», но если людей и было много — все тихо забившись в свои закутки, шепотом обсуждали навалившиеся дела. В тишине это было слышно и если сидеть здесь в людное время, можно узнать больше новостей, чем располагает интернет или свежие газеты. Я не люблю это место. Ами же просто обожает. Не знаю почему, но тянет он меня именно сюда. И так на протяжении двух месяцев. Тьма сменилась белый пространством. После чего, приобрела форму комнаты. На одной из стен появилась дверь, на которую и указал мне Амин идти. Так я пришёл в сознание. От матери узнал, что врачи ничего хорошего мне не прогнозировали, говоря, что если я выйду с комы — это будет чудом. И оно свершилось. Видя радостное лицо матери и не менее радостного отца, я просто не мог себе позволить лишить их ребёнка. И вроде бы ничего не изменилось. Но что-то было не так. –Ну что? Рад? — он сидел в большом чёрном кресле закинув одну ногу на подлокотник, подпер голову рукой, как-то лениво глядя на меня. Я не сразу понял, что это сон. Скорее мог посчитать моё «пробуждение» сном. Ведь тьма, что была тогда, была такая же. –Не знаю. Меня не с чем сравнить, я не умирал. Не могу сравнивать, что лучше.– я сидел в подобном ему кресле, закинув ногу на ногу, положив руки на подлокотники. Он считал меня равным себе. Не раз это можно было узнать из контекста брошенных им фраз. А когда я решившись задал ему этот вопрос, он помолчав ответил: -"Я — это Ты. А ты — это Я. Принижая тебя, я принижу себя. Я так считаю. А ты считай, как знаешь. Я хочу тебе сказать… Знаешь, ты куда выше меня. Ты можешь вкусить все прелести жизни, наслаждаться молодостью. Жениться. После дети. Можешь жить. А я? Я заточен в тебе. В этой тьме. Я не имею физического тела, не могу существовать рядом с людьми. Я бы все отдал, чтоб хоть день прожить, как человек, а не жалкое его отражение. Тень. Хотя бы на день заиметь отдельное физическое тело, а не делить твоё.» Он тогда впервые высказал, что на душе. Я пока не уверен, если ли у души душа, но просто захотелось обнять этого ребёнка, чисто из жалости. Мы жалуемся на жизнь, в то время, как он вообще жить не может. Тогда во мне что-то и ёкнуло. Умру я — умрёт и он. Парень говорил, что может чувствовать многое, что чувствую я. Это заставляет чувствовать себя живым. Поэтому я и захотел жить. Ради него. После того, как он меня вывел «на свет», мы продолжили встречаться во снах. Обстановка всегда была разной: тёмные улочки Сиэтла, его излюбленный бар, пирс, или его тьма. -"Тьма мне роднее всего» — отвечал он на вопросы о том, почему встречаться хочет в ней. –Егор…– протянул брюнет, покачав головой, выровнялся в кресле, отобразив мою позу, –Смерть это… Тьма. Не знаю, как тебе это объяснить. Понимаешь. Это как кома, в которой ты был. Только из этого состояния вывести человека невозможно. –Провести всю «жизнь с тобой», ты это хотел сказать? — я вскинул бровью. Он скрестил руки на груди и ухмыльнулся. –Именно. –Тогда я не против. Его губы растянулись в хищной улыбке. Медленно встав с насиженного места, шагом вразвалочку он подошёл ко мне. Упершись своими белыми руками с чёрными подвернутыми рукавами пуловера в подлокотники моего кресла, он уперся коленом в кресло между моих ног и склонился через-чур близко. Все повторилось. Вновь и вновь он проделывал это с момента нашей первой встречи. Медленно подходил, наклонялся, целовал. Как и ожидалось, поцелуи были холодными, будто целует смерть, потресканные, будто обветренные губы, стали до боли знакомыми, родными и желанными. Я не смог отказать в первый раз. Во второй, третий и последующие тоже. Пусть мы и были равны. Были одним целым, дополняя друг друга. Я чувствовал доминирование с его стороны. Мир Тьмы, в который я когда-то попал, радушно встречал меня величественной парадной, где за тяжелыми чёрными с витиеватыми узорами дверьми, меня ждал Амин. Мой Амин. Я наслаждался каждой нашей игрой будто карты, шахматы или… Почему-то только в Его мире, после выхода из комы, я чувствовал себя живым. Чувствовать на своём теле холодные руки, вызывающие табун мурашек — последнее время было необходимо, как дышать. Ледяные поцелуи, по которыми я таял — являлись смыслом моего существования. А чувствовать Его — было моим Существованием. Он оказался хорошим во всем. И собеседником, и помощником, и другом, и желанным возлюбленным… Может это и неправильно… Может я настолько эгоистичен и замкнут, что влюбился в другую версию себя? Это было выше реальности. Но это было Моей реальностью. Зачем мне другой, реальный человек, если я знаю, что где-то там, в моём подсознании, ждёт тот, кто заставит прочувствовать все: боль, страх, страсть, любовь — и все за один раз?! Тот, кто заставит стонать под собою не один час, принуждая желать большего. Хотя куда уж больше? Я желал быстрее встретиться с кроватью, что бы после, снова увидеть Его. Рано или поздно, но это должно было кончится. Белая полоса сменяется чёрной и так по кругу. Хорошее кончается, а на смену приходит печаль и раздражение. Ничто не стоит на месте. Все куда-то спешат. Всё уходит. И Он ушёл. Я знал. Я знал, что все примерно так и закончится. Мы не сможем быть вместе вечность. Хоть он и говорил, что после смерти мы вновь увидимся — этого не произошло. Предвкушая очередную нашу встречу, вместо Амина я обнаружил его пустующее кресло. На чёрном фоне которого, контрастировала белая, сложенная вдвое, бумажка. «Ег… Каждый проведенный вместе момент, был прекрасен и отложиться в моей памяти приятным следом со сладким послевкусием. Как бы мне хотелось продлить эти моменты. Но… Увы… Я — это ты. Ты — Я. Мы не можем быть вместе, не в этом плане. Сначала я планировал захватить твоё тело и разум и жить в своё удовольствие. Но, ты зацепил меня. Не знаю чем. Хотя я знаю тебя лучше, чем кто либо другой. Я запутался. А ты еще больше. Я исчезну из твоей жизни. Меня не было. Хочу вернуться, но не могу. Прощай, мне было хорошо, а ты забудь все эти четыре чёртовых месяца. Ваделов Амин»