ᅠ
4 сентября 2020 г. в 22:49
Королева сидит на троне — невидимом, но сияющем; парадокс, но парадокс этот её не смущает. За её спиной и плечами, словно сложные резные крылья диковинной формы, парят её вечные спутники и верные защитники — Ипсилон, Дельта и Сигма. Троекрылый ангел-хранитель, Королева держит на руках своё дитя, склонив над ним белокурую голову, обнимая его каждой прядью длинных волос. Её лик чист и лишён черт, что не мешает ей улыбаться принцу со всей нежностью, на какую способна мать. Даже когда он станет выше её, для неё он по-прежнему останется ребёнком, которого она всегда будет защищать.
У ног Королевы сидит шут, угловатый и гибкий. Королева никому не открывает своего имени, у шута же его просто нет: он ничего не помнит о себе. Хотя почему «он»? Это она — диковатая, странная, но по-своему прелестная девушка, и имя ей не так уж и нужно, когда есть прозвище, которое ей так чудесно подходит: Сахар. Она любит сладкое и танцы, её пальцы вечно выпачканы в чём-то липком и обвязаны нитями, на концах которых — блестящие леденцы, её смелый костюм смущает робких горожан, а когда она улыбается, кажется, будто она может посылать свою улыбку по воздуху, словно что-то зримое и вещественное, способное скользнуть по вашему лицу и мимолётно согреть вас.
О, если бы вы видели их так, как вижу их я! Мир и веселье, свет и смех окружают их… нет, не так: они сами — воплощение тепла и сладости, словно солнце — и сахарная голова.
Певчая птица поёт им песню над книгой об орхидеях в библиотеке, которую построила она сама.
Среди тиканья часов с ними беседует высокий генерал, ветеран множества так и не случившихся войн. Он смущённо запахивает полы своего одеяния, когда шут вышучивает, что вполне естественно для человека её рода занятий, его ничем не прикрытые, как и у неё самой, рёбра.
Они едят пирог, который испёк для них добрый великан, обещавший им славное чаепитие всего пару дней назад, и все они счастливы, как не мог быть никто в ином мире, кроме этого.
Маленький принц улыбается и слабыми пальцами тянет шута за полосатый рукав. Он болен, но двор верит в его скорое выздоровление.
Я плачу, но никто не видит моего лица. Мои руки тянутся вытереть слёзы — и оставляют кровавые царапины на маске, за которой только клубящаяся тьма.
Посмотрите на них! Скоро идиллии не станет…
И кто поможет этому, как не я?
Слушайте же меня, когда я начинаю свой горький рассказ:
«Всё началось, как это всегда и бывает, с сотворения мира.
Был принц мал и одинок, он мечтал о добром друге и любящей матери.
Трое существ подарили ему радость и дружбу, Королева согрела его теплом своего сердца.
Целый мир стал его секретным убежищем, его приютом и забавой, его и г р о й.
Безымянный шут плясал для него и показывал потешную карусель, вертя на верёвочках привязанные леденцы.
Я был его верным рыцарем, только сражаться мне было не с кем и незачем, и я стал его верным товарищем по играм.
И пришли коты, и легли по обе стороны от него, прижимаясь мягкими боками.
И не было у принца только отца».
В один прекрасный белый день мой страшный сон обернётся реальностью, и тогда я продолжу:
«И пришёл отец, и был отец Призраком, и был отец Зверем, и был отец — Баттером.
Весь наш маленький замкнутый мир стал для него мячом. Он размахнулся и ударил без малейшего сожаления».
Что я помню?
Мои крылья, обнимающие фигуру шута, — но крыльев у меня нет.
Мой меч, который заношу я, чтобы защитить Королеву, — и которого у меня никогда не было.
Моя музыкальная шкатулка, которую заводил я, чтобы позабавить маленького принца, разбита вдребезги.
Кровь стекает до самых локтей, когда я поднимаю на руки то, что осталось от Валери, и голос мой хрипнет, когда я зову Пабло — и не получаю ответа.
Королевские Стражи сметены, королевский Судья в смятении.
А королевский рыцарь — предатель. И чудовищный Король явился в своё королевство — не для того, чтобы занять трон, а чтобы разрушить этот мир до основания.
Весь наш маленький мир.
И я буду с ним, останусь на его стороне.
Что ждёт нас?
...Потому что я был создан для этого. Сопротивление бесполезно.
Наш мир обречён был с рождения.
Я видел мёртвых, которые не могут упокоиться в тверди земной, сделанной из металла.
Я видел королевских подданных, которые дышат дымом и боятся воды. Они зависят от сахара и вновь и вновь жаждут сладости, извлечённой из пепла. От страха они теряют головы и падают в безумие, чёрное и жидкое, словно нефть. А после смерти все они пойдут в печи, и из сожжённых тел сделают новый сахар для новых и новых жертв.
Я видел пустой дом генерала, и остановившиеся часы, и письма, которые никогда не будут отправлены.
Я видел кота и феникса, вышедшего из его горла. Они никогда не расстанутся и никогда не воскреснут.
Королевский Судья блуждает по умерщвлённому городу. Он стоит на крыше и зовёт, и спрашивает Короля и меня:
— Не видел ли ты моего брата?
— Пабло, Валери не придёт. Друг мой, пойдём со мной, тебе здесь больше нечего делать.
— Оставь меня одного, неверный рыцарь. И не болтай чепухи, я боюсь пропустить зов моего брата, когда он откликнется.
Я видел голову великана на полу, похожую на огромный зловещий пирог, залитый алым соусом. Могут ли глаза быть вишнями?
И я видел кофе, который остыл.
И я видел кровоточащий кусок мяса, который пытались поднять над головой, словно смехотворный щит, слабые, слишком слабые руки.
Я видел.
Незадолго до того, как мир подойдёт к концу, я приду к маленькому принцу и спрошу его:
— Зачем ты сделал всех такими?
Он поднимет глаза и ответит сквозь кашель, прижимая к груди красный сырой окорок:
— Я хотел как лучше…
И я услышу эхо другого голоса, бесстрастного и непоколебимого:
— Так будет лучше.
Они похожи, они так до боли похожи.
Мой шут не сумел — или не сумеет? — укрыться от смерти. Какое чутьё привело к ней Баттера? Или ещё только ведёт… Я гадаю, сколько же нам осталось. Я гадал? Я буду гадать? Времени больше нет, всё захватило безвременье.
Он несёт мне её последние слова, мой Король с тройным нимбом, с окровавленной битой в руке. Битой, которую я продал ему.
«Попрощайся с Захари за меня».
Она всё-таки поняла меня? Или просто простила?
Сахарная голова рассыпалась на куски.
Она тоже была солнцем.
Моим.
Солнце этого мира погаснет, когда треснут вычурные рамы щитов.
Обречённый генерал клялся тысячей её ликов — но где они? Все стёрлись, оставив пустой и тёмный овал.
Слышали ли вы?
Сегодня Король казнил Королеву.
Как жесток и нелеп окажется финал, в котором королевский Судья — старый усталый кот — вынесет приговор Королю. Но нет палача, и нет меча, и разве сможет кто-нибудь осуществить наказание лучше самого Судьи? А Король-чудовище ждёт, и он не согласен, нет, совсем не согласен. И намерен защищать себя в суде сам.
Таков будет наш удел, когда щёлкнет переключатель на белой стене.
Я вынужден играть отведённую мне роль, играть, меняя маски, но ни на миг не оставаясь без них — как? — загадка, — играть с самого начала и почти до самого конца и снова, снова, снова видеть всё, что мне положено увидеть, и знать всё, что мне положено знать. Вся жизнь моя принесена на алтарь, на ней поставлен огромный оранжевый крест, и этот крест я несу сам. Никто мне не поможет — ни Судья по имени Пабло, ни тот, кто придумал правила этой игры, ни вы.
Мои последние слова.
— Bis vincit…
Они о Баттере.
— …qui se vincit…
И о Судье.
— …in victoria.
Они ни о ком, потому что это Пиррова победа.
Моё предназначение исполнено. Наконец-то я могу просто сесть и отдохнуть.
«Крепись, Захари, — говорю я себе. — Всё скоро закончится…»
И себе отвечаю: «…Чтобы позже начаться вновь».
Вы не увидите, как я сниму маску. И я не увижу, потому что на самом деле под маской нет и никогда не было лица.
Только тьма, в которой горит оранжевый крест.
Две пересекающиеся полосы, чтобы всё зачеркнуть.
Косое распятие апостола Андрея.
Деревянные планки, с которых свисают длинные нити марионеток.
Решите ли вы пройти этот путь заново? Или это будет кто-то другой?
Мы умираем, чтобы жить вновь.
Дедан, который не успел поверить в своё поражение.
Валери и Яфет, жившие в одном теле и умершие соединёнными.
Обезглавленный Енох, не прервавший своей яростной речи.
Королева и Хьюго — женщина, защищавшая дитя, и мальчик, который был слишком мал, чтобы сражаться.
Подданные, которые просто хотели жить и быть в безопасности.
Ни в чём не повинная Сахар.
Судья, пытавшийся вернуть то, что вернуть нельзя.
Баттер, который пошёл на всё, чтобы выполнить то, что считал своим долгом.
И я.
Мы сыграли эти роли для вас.
Но вы — вам ведь тоже придётся жить с этим.
«Какое сегодня голубое небо, почти забываешь, что мы…»
…в видеоигре, я знаю.
Я помню эти слова, это ведь я сам произнёс их.
Но я солгал тогда. Правда в том, что мне никогда не забыть:
что бы ни случилось со всеми нами,
какие бы запоздалые слёзы ни оставались запечатанными под тяжестью наших век, —
это всего лишь игра, Кукловод, друг мой.
Славная игра для милых детей.