В семь часов после полудня

      Анонимность. В клубе «Фелисити» строго соблюдалась анонимность, недаром за это члены клуба ежеквартально вносили «пожертвования». Кто-то больше, кто-то меньше, но все — стабильно. Как и Вайс, занимающий пост исполнительного директора в фирме брата.       — Сегодня вечером у вас встреча с Лукой, вы помните? Я записывала в ваш ежедневник еще в прошлую пятницу, — произнесла Молли, секретарша, появившись рядом с письменным столом.       — С тем самым? — хмыкнул Вайс, и перед глазами невольно всплыл образ конкурента — средний рост, спортивное телосложение, зачесанные назад темные волосы, глаза — горький шоколад. Именно горький, который на языке расползается пленкой и обволакивает ею же горло. Это глаза. А самого Луку он мог сравнить с филигранной гравировкой на коллекционных часах или автографом, сделанным ручкой Паркер. Вайс, увидев его однажды на фуршете, успел подумать сразу две вещи: «какой котяра» и «какой ублюдок», потому что Лука тогда увел у него из-под носа перспективный проект.       Поговорить с ним не довелось, но спустя полгода Лука объявился снова, предлагая сотрудничество на своих условиях, и не принять его предложение означало нажить влиятельного врага, который мог стать не менее влиятельным союзником.       — Я подготовила документы, — секретарша положила на стопку бумаг синюю папку. — И заказала столик в «Гривс» на семь часов.       — Спасибо, Молли. Ты как всегда прекрасна.       Молли улыбнулась, поправила ворот блузки и развернулась к выходу. О том, что он ей нравится, Вайс знал и без этих невербальных сигналов, но ничем помочь не мог, однако Молли продолжала испытывать на нем все свое обаяние, приходя в юбках слегка выше положенного и полупрозрачных кофточках. О том, что Вайс — гей, знала только анкета, составленная в «Фелисити», где он указал основное — универсал с упором в актива, вычеркнув сразу «фистинг», «связывание», «телесные наказания». Клуб обеспечивал его встречами с такими же анонимами раз в месяц, иногда реже, исходя из всех его предпочтений, но и в ответ требовал исполнительности, честности и пунктуальности — сорванная по его вине встреча означала исключение из клуба, чего Вайс бы не хотел — ему нравилось само ощущение предвкушения сюрприза, ожидающего за закрытыми дверями гостиничного номера. В этот раз обещали подобрать двух партнеров, и Вайс не мог упустить эту возможность ни при каких условиях. Потому молча уставился на пришедшую сразу после ухода Молли смс с адресом отеля и номером комнаты.       — Чёрт! — простонал Вайс, глядя на время — в семь часов после полудня.       Членство в клубе он потерять не мог, как и потенциального партнера, но в последнем случае хотя бы можно как-то выкрутиться…       Без десяти минут семь Вайс, успевший заехать домой, чтобы принять душ и переодеться, поднимался в лифте на третий этаж отеля. У дверей нужного номера он остановился, чтобы поправить манжеты белой рубашки, затем коротко постучался и вошел, понимая сразу, что на ту, другую встречу, можно не бояться не попасть — на пушистом черном ковре посреди комнаты стоял босой Лука, стягивающий через голову галстук. В кресле перед ним сидел мужчина в черном костюме и черной карнавальной маске, скрывающей только глаза и выставляя на любование твердую челюсть с трехдневной щетиной.       — Зовите меня мистер Эванс, — проговорил незнакомец в черном и кивнул на Луку. — И последуйте примеру моего второго гостя.       Лука бросил галстук на пол и шагнул к Вайсу, принимаясь за пуговицы его рубашки.       — Уже хочу посмотреть, как тебя будут трахать, — ухмыльнулся он, и Вайс потянулся к молнии на его брюках.       — Я универсал, — произнес тот, намеренно грубо цепляя его член, упирающийся в резинку боксеров. — Но сегодня, похоже, я дам тебе это увидеть.       Эванс, теперь полностью раздетый, еще ждал, пока они справятся со своей одеждой, наклонив голову и лениво надрачивая себе. Первым на колени перед ним опустился Лука, и Вайс задохнулся от эстетического оргазма, наблюдая, как рука Эванса ложится ему на затылок и притягивает ближе к большому, перевитому упругими темными венами члену. Когда абсолютно блядские — Вайс это всегда подозревал, с первого взгляда — губы Луки сомкнулись на крупной головке, сам Вайс оказался сидящим между широко разведенных ног Эванса.       Перехватил член у основания, уложив пальцы поверх пальцев Луки, провел языком со своей стороны по стволу, пока с другой трудился Лука. Поднял глаза и встретился с расплавленной коричной чернотой — Луки, в глазах которого плескались смешинки. Вайс продвинулся ближе, касаясь его плечом, накрыл обласканную языком Луки головку, — Эванс вверху шумно и с удовлетворением вздохнул, приглаживая его шею — а следом встретился и с его блядскими губами. Горячими, влажными от слюны и солеными от выступившей на головке предоставленного в их совместное пользование члена секреторки. Лука раскрыл губы, проводя ладонью по члену Эванса вниз и замирая там.       — Вы отвлекаетесь, — заметил тот, впрочем, добродушно, даже поощряюще — вид сосущихся между его ног мужчин его явно заводил.       Вайс заведен был до предела, казалось, протолкни Лука язык чуть глубже, вздохни сильнее, и он провалится в фантасмагорическую сказку для взрослых, где в роли Алисы он сам, а Лука — кроличья нора, впившаяся в него шальными смеющимися глазами. На Эванса что он, что Лука почти не смотрели, предстоящий секс втроем превращался в аттракцион для двоих, где можно было урвать чистого кислорода и захмелеть на резком повороте.       Вайс даже испытал укол ревности, когда Эванс поднял голову Луки за подбородок, лизнул его в растраханные губы и потянул к себе на колени. Для того, чтобы удобно стало всем, переместились на кровать, где Лука с готовностью, жадностью наделся на Эванса своей крепкой задницей, а Эванс, в свою очередь, ртом — на Вайса.       — Иди ко мне, — умоляюще-требовательно произнес Лука, протягивая руку и устраивая ее на шее Вайса, который охотно наклонился над лежащим Эвансом и снова прижался к Луке раскрытыми губами. Будто и не отрывался от них ни на миг. Движения языка Эванса, старательно ласкающего его, он повторял, — так же медленно, а потом, войдя во вкус, с напором — посасывая язык Луки. Распаленного, с розовеющими скулами, жарко дышащего — рот в рот — Луки. Эванс, сглотнув слюну, слегка отстранился и шлепнул Вайса по ягодице:       — Твоя очередь, красавчик.       Вайс, оседлав его, выложился на все сто по своей личной шкале, да так, что Лука, глядя на него, сдвинул брови и пережал свой член у основания, оттягивая разрядку. Когда Эвансу захотелось видеть их обоих, Вайсу пришлось лечь на спину и придвинуться к краю постели, чтобы тот мог продолжить вбиваться в него с сильными, звонкими шлепками яиц по влажной от смазки коже. Лука, перекинув через Вайса ногу, сел сверху и склонился, заправляя прядь мокрых от пота выбившихся волос за ухо.       — Нравится, да? — по шее вниз, до лопаток, посыпались мурашки, и Вайс вцепился ему в предплечье, сдерживая стон. — А вот так? — Лука прикусил кожу за ухом, слизнул каплю пота.       Вайс, ухватив его за подбородок, скользнул большим пальцем в рот:       — Было бы круче, если бы это был ты.       Лука, прикусив палец у костяшки, закрыл глаза и втянул щеки, посасывая, как бы мог делать с его членом. Вайс кончил на этом моменте, вжавшись животом в его живот, а следом и Лука, выплескивая толчками густую сперму на подсыхающую — Вайса.       Эванс поблагодарил их обоих все тем же шлепком, промычал что-то восторженное и ушел в душ. Подобрав с пола вещи, Вайс сел на смятую постель, просовывая руки в рукава рубашки.       — Так и поедешь? — спросил Лука, потягиваясь — колени согнуты, живот втянут, соски еще налитые и твердые. — От тебя же еблей несет, и близко подходить не надо.       — Все равно встреча сорвалась, — Вайс выразительно посмотрел на его губы. — А в своей машине мне плевать, чем от меня несет.       — Подвези и меня до дома.       Вайсу показалось, что он ослышался:       — Что?       — А ты думал, я просто так контракт подпишу? — ухмыльнулся Лука. — Отрабатывать будешь до утра у меня. Ясно?       Вайс усмехнулся в ответ, накинул пиджак и подтянул манжеты. Уже у выхода его нагнал голос Луки, подскочившего с кровати:       — Да стой ты! Я тебе и так его подпишу, на кофе поедешь?       — Если в постель.       Полуодетый, босой Лука выпихнул его из номера в момент, когда дверь ванной открылась. На столе лежала записка: «Спасибо за вечер, мистер Купидон». Эванс, бросив в кресло мокрое полотенце, со стоном сел на уголок кровати. Поясница ныла. Пожалуй, сорок пять лет — это именно тот возраст, когда пора завязывать с экспериментами.