Горький шоколад

Айрен помнил очень хорошо: когда этот долговязый и сероглазый бета впервые зашел к нему в магазинчик, он выглядел спокойным и абсолютно счастливым. Выбрал букет — не пафосный, годный к свадебному торжеству или какому-то еще масштабному мероприятию, но и не дежурные три гвоздички. Тогда еще подумалось, что такой букет можно было бы подарить тому, с кем уже давно и надежно состоишь в теплых любовных или семейных отношениях. Бета смотрел, как Айрен подбирает к мелким радостно-оранжевым розочкам подходящее обрамление, и улыбался. Улыбка цвела на губах, согревала его взгляд… А потом он снял очки, чтобы протереть их, и Айрен пропал. Потому что выяснилось, что глаза у него совершенно невероятные. Вроде бы просто серые, спокойные, но… Таким — дымчатым, почти прозрачным — могло бы быть тихое, безветренное утро после ненастной ночи. Когда дождя уже нет, но влага висит в воздухе серебристым туманом, делая все загадочным, неявным. Как раз дымчато-серым. Айрен тогда еще усмехнулся, качнув головой, — слишком уж романтичным вышло неожиданно родившееся в голове сравнение — и протянул цветы клиенту. Тот искренне похвалил красоту получившегося букета, а уходя, сунул в него немного длинноватый нос, с наслаждением принюхиваясь и улыбаясь еще шире, на этот раз не мечтательно, а предвкушающе. Ему было приятно дарить кому-то цветы. И он был уверен: этому омеге, бете, а может, и альфе (чем рогатый не шутит!) они тоже придутся по душе, поднимут настроение. Собственно, Айрен именно за это и полюбил в конце концов свою вроде бы совсем не альфью работу. Сначала тяготился ею, хоть и старался честно тащить на себе воз семейных проблем, а потом… проникся. И даже перестало раздражать или смущать удивление на лицах бывших коллег по службе, которые, спрашивая его о новой гражданской профессии, в ответ слышали, что капитан спецназа Айрен Акерли теперь флорист. Наоборот, было забавно следить за их реакцией — после на него всегда смотрели так, будто думали: шутит. Но он не шутил. В сложившейся ситуации вообще оказалось не до шуток. Дело в том, что папа Айрена, ранее цветами и занимавшийся, серьезно заболел — инсульт едва не отправил его на тот свет. Врачи успели вовремя, но частичного паралича избежать не удалось, так что теперь ему требовался постоянный уход, да и просто присутствие рядом близкого человека. Сына, потому что никого больше в их маленькой семье не имелось. Проблему пришлось решать радикально, ведь прежняя работа Айрена была связана с долговременными командировками. И на это потребовалось время и определенное мужество, потому что отказаться от службы было так же трудно, как от себя самого. В итоге Айрен до последнего цеплялся за армию, пытаясь устроить жизнь родителя, наняв опытного медбрата для ухода за ним и не менее опытного флориста продавцом в магазин. Но папе неожиданно стало хуже. Так что Айрен, уже не колеблясь, подал рапорт об отставке. После было тяжело. Так, будто бежал-бежал и вдруг остановился. И в жилах еще драйв, еще адреналин и азарт, а… не надо. Потому что жизнь теперь другая. Совсем. И работа ну очень другая. Цветы были нежными и хрупкими, опасно ненадежными в руках, привыкших ломать, гнуть и бить. Но вскоре выяснилось, что основы флористики, преподанные когда-то давным-давно папой, не забылись. Нет, он не готовил сына-альфу себе на смену, часто заговаривал о том, что, мол, «вот рожу тебе братика-омегу, тогда…», но судьба распорядилась иначе. Отец Айрена — кадровый военный, моряк-подводник — не вернулся из очередного плавания. Обстоятельства, при которых затонула лодка, остались окутаны туманом секретности, да и не они были важны в тот момент, когда на пороге родного дома открывший дверь Айрен вместо отца, которого так ждал, увидел двоих немолодых моряков при высоких чинах и со сложным выражением на лицах… Принесенное ими известие поставило крест на мечтах папы о еще одном ребенке, да и вообще на всем. Замуж он больше так и не вышел, зато всего себя посвятил воспитанию сына и цветочному магазинчику, который ему достался еще от родителей. Неудивительно, что ребенком Айрен проводил в нем немало времени, наблюдая, как папа составляет букеты или делая это самостоятельно. Потом, правда, он подрос, возмужал, всерьез занялся спортом и определился с профессией. Период, когда папа понял, что сын собрался идти по стопам отца — связать свою жизнь с армией, был ужасным, но Айрен не позволил увести себя с выбранного пути, и папа смирился, хоть и всегда ворчал, за этим скрывая свой страх за судьбу единственного ребенка. А потом… потом был инсульт у него и что-то весьма похожее на дауншифтинг у Айрена. Поначалу посреди папиного магазинчика, в этой типично омежьей обстановке, он чувствовал себя слоном в посудной лавке. Причем слоном злобным, готовым начать крушить все вокруг не по неосторожности, а совершенно сознательно. Собраться, смириться, принять новую жизнь, как ни странно, помогли проблемы. Слава Единому, не с папиным здоровьем — наоборот, после того, как Айрен поселился рядом с ним, перестал уезжать на задания, тот пошел на поправку. Нет, чуда не произошло и правая сторона тела у него так и осталась охваченной параличом, но зато угроза смерти отодвинулась от риски* «в любой момент» к той, что отчеркнута для каждого — «неизбежно, но неизвестно когда». Так что проблемы, которые в этот трудный период притирки к новой жизни исключительно удачно взбодрили Айрена, были иного рода. Папа о причинах внезапно приключившегося с ним инсульта молчал, но эти самые «причины» набежали сами — в составе трех быдломудаков, желавших получить с «точки» ежемесячную мзду. «Переговоры» с ними прошли на высоком профессиональном уровне — ребятки убрались прочь, размазывая кровавые сопли, кровавые слюни и, кажется, кровавые слезы. Потом могла себя проявить еще и кровавая моча, но это Айрена волновало мало. Куда важнее было, что гопота отползала от цветочного магазинчика, глядя на его хозяина, замершего в дверях со скрещенными на груди руками, с густым замесом лютого страха и такой же лютой ненависти. Сочетание было скверным — такие загнанные в угол мелкие крысы становились опасны именно потому, что могли напасть подло, исподтишка. Но Айрен позволил себе надеяться: не в его случае. Не при той степени убедительности, которую он вложил в воспитательный мордобой вместе со всей своей накопившейся злостью. Вложил… и будто бы избавился от нее, после вдруг поняв, что жизнь-то на самом деле наладилась, стала какой-то, что ли, правильной! Да, обычной, не адреналиново-яркой, но… правильной. Папа был под присмотром, типично омежьи цвета в интерьере магазинчика — все эти няшности, мягкости и пушистости — хоть по-прежнему раздражали, но не настолько, чтобы заслонить собой главное — то внезапное удовольствие, которое Айрен стал получать от своих совсем не альфьих трудов. То, которое бывает, когда не рушишь что-то, не взрываешь или уничтожаешь как-то иначе, а, напротив, создаешь. Да еще и сразу видишь результат — красивый и праздничный. Букеты у Айрена выходили стильными, романтичными и в то же время неуловимо отличались от тех, что составляло большинство флористов. Может, потому, что те были омегами, может, и по какой другой причине, но практика показала: после того как армейский друг помог Айрену с созданием сайта, где засевший дома папа стал регулярно постить фотографии самых удачных произведений своего сына-альфы, заказы на оформление свадеб и иных торжеств пошли один за другим, принося еще и неплохие деньги. Да и просто за букетами клиенты приезжали в цветочный магазинчик Акерли даже из других районов. Это был успех. Неожиданный, а потому особенно приятный. А то, что сам Айрен мог оценить лишь внешнюю красоту цветов, но не их аромат — так что ж тут поделаешь? Побочный эффект регулярного приема препаратов-подавителей, которые приходилось использовать на службе. Спецуру-то перед отправкой на боевое задание всегда накачивали всяким дерьмом, чтобы инстинкты не давили на башку, а ненужные запахи не отвлекли в критический момент… А то ведь бывало, всего один течный омега, вроде бы случайно прогулявшийся мимо солдат-альф, после стоил всему подразделению слишком дорого: бойцы теряли бдительность, отвлекались, и в итоге платили сорванным заданием и жизнями… На подавляющее большинство ребят, с которыми Айрен служил, препараты эти никак не повлияли, да и медики утверждали, что они проверенные и надежные — вероятность негативных последствий на уровне статистической погрешности. Так что Айрену просто не повезло — попал в тот самый исчезающе малый процент. Но ведь инвалидом же в полном смысле этого слова не стал! Да, не чует ни фига; да, вряд ли из-за этого встретит истинного; да, мир оскудел красками и оттенками, но руки и ноги ведь на месте, башка тоже на плечах, не убогий, не нищий, вроде бы не урод… А то, что личная жизнь так и не наладилась, — ну так дело наживное. Всего-то и надо встретить того, с кем будет тепло рядом. Так, как было папе Айрена вместе с его отцом. Или тому сероглазому бете с тем, кому он регулярно покупал розочки… Правда, тут была проблема. Если раньше возникновению постоянных отношений мешала служба — мало кто из омег или бет хотел взвалить на плечи и тащить по жизни груз такой непростой доли, как «супруг бойца спецподразделения», то теперь… теперь вдруг выяснилось, что познакомиться с кем-то просто негде! Потому что ну где, если вся жизнь сосредоточена, по сути, в одном месте: в старинном семейном доме, в котором первый этаж занимал цветочный магазин, а второй — квартира, где жил папа, а теперь и Айрен. Аптека была в соседнем здании с одной стороны, продуктовый магазин — в таком же, но с другой, а трусы, майки, носки, джинсы и прочую одежду никогда не бывший модником Айрен заказывал себе через интернет. Нет, в магазинчик за букетами постоянно кто-то приходил. Но чаще всего это были альфы, которые в сексуальном смысле Айрена не интересовали никак, или беты, но тоже а-психотипа, которых не интересовал уже сам Айрен. А главное, все они имели пару, для которой, собственно, и покупали цветы! Айрен вздохнул и отломил кусочек от плитки темного шоколада, которая всегда лежала у него на полке под рабочим столом. И горький вкус любимого лакомства, легший на невеселые мысли, вновь напомнил о том самом бете — любителе нежных маленьких розочек. Впрочем, Айрен всегда вспоминал именно о нем, когда сам начинал размышлять на темы любви и брака. Ну или когда папа принимался выедать мозг сыну из-за его личной и семейной неустроенности. Да, бета этот с его завораживающими дымчато-серыми глазами был Айрену интересен, очень интересен, но те самые букеты, что он и приходил покупать, явственно указывали: парень несвободен, а главное, в этой своей несвободе вполне счастлив. А потом он в магазинчик за цветами приходить перестал. Обнаружилось это не сразу — все-таки регулярность его появлений Айрен никогда не отслеживал, да и дела навалились: совсем небедный клиент, не так давно отпраздновавший одну свадьбу, собрался устраивать еще одно торжество. Его союз с бетой теперь упрочился появлением омеги, и новая свадьба, оформить которую он и нанял фирму Акерли, должна была стать абсолютно роскошной. Так что дел было много, голова оказалась занята совсем другим, и Айрен не сразу осознал, что думает о сероглазом бете все чаще, а происходит это потому, что тот пропал, уже месяца три как не появляется. Когда же он все-таки вернулся, то пришел не за цветами, а переждать внезапно обрушившийся на город ливень. Добежал от автобусной остановки напротив и спросил разрешения просто постоять. Естественно, согласие получил, а после снял очки, чтобы протереть со стекол брызги, и замер, повернувшись к стеклу входной двери так, что сбегавшие по нему потоки воды, отражаясь на лице, сделали и его будто бы заплаканным… — У вас что-то случилось? — не имея сил сдержать себя, спросил тогда Айрен и тут же пожалел, что полез не в свое дело, — бета глянул сначала рассеянно, с трудом выныривая из своих явно совсем не светлых дум, а потом неловко вернул на нос очки и просто молча вышел под дождь. Айрен сорвался с места, догнал и попытался всучить зонт. Но этот чудак брать его не захотел, и в итоге оба так и стояли под дождем — молча и ожесточенно пихали зонтик друг другу в руки, пока не промокли уже оба. Дело кончилось тем, что бета то ли рыкнул, то ли коротко прорыдал что-то со злым отчаянием и кинулся бежать прочь. Зато Айрен увидел, в какой подъезд какого дома он вошел, и после, когда поднялся наверх из магазинчика, чтобы покормить папу ужином, смог расспросить его о молодом симпатичном бете с соседней улицы, который еще совсем недавно был так счастлив. Папа, который уже с год так точно выходил из квартиры только в собственный небольшой садик позади дома, тем не менее умудрялся оставаться в курсе всех последних новостей. Так что вскоре Айрен уже знал, что доктора Эспена Хельвора недавно бросил муж-омега. — Было за что? — Любофффь! — презрительно оттопырив губу, отозвался папа. — И толстый узел кое у кого в штанах. — Такой симпатичный бета и сам себе кого-нибудь с узлом найти может… — Не всем, сынок, эти ваши штуки, которыми вы так истово гордитесь, интересны. Этому бете вот нет. — Бывает, — кивнул Айрен и тему закрыл, напоследок с сожалением подумав, что приглянувшийся ему парень действительно был из числа тех, кто, не распорядись природа иначе, мог бы родиться таким же альфой, как сам Айрен, раз и теперь, будучи бетой, предпочитал омег и активную позицию в сексе. Жаль. При ином раскладе Айрен после того, как Эспен остался один, к такому красавчику с удовольствием бы подкатил. Ему и раньше было комфортнее с бетами. Омеги с их вечными гормональными бурями и предтечковым синдромом зачастую воспринимались не иначе, как существа с какой-то другой и, кажется, неправильной планеты. А вот беты каждый раз, как у Айрена завязывалось что-то, хотя бы отдаленно похожее на роман, оказывались понятнее, ближе. Да и секс с ними был… другим. Не таким, как с омегами. Ситуацию, конечно, мог бы переломить аромат, которым обладали омеги и которого в силу природой заложенных особенностей оказались практически совсем лишены беты, но Айрен запахов не ощущал, так что… Так что когда много позднее, убедившись, что папа чувствует себя нормально и ни в чем не нуждается, он отправился в сторону клуба, то четко и, пожалуй, впервые так откровенно сформулировал для себя свои хотелки: бета. В клубе, на который Айрен набрел случайно, шарясь по интернету, и услугами которого с тех пор регулярно пользовался, он попытается найти себе на ночь именно бету! Желательно долговязого, стройного, с чуть длинноватым носом и обязательно сероглазого. Тут пришлось хмыкнуть и качнуть головой: цвет глаз в темноте клуба разглядеть было сложновато, а уж форма носа какую-то роль могла сыграть и вовсе только в фантазиях, потому что в реальности определить его «конфигурацию» казалось делом затруднительным. Дело в том, что клуб, в который ходили свободные омеги в период течки или просто так потрахаться без обязательств; столь же не обремененные семьей беты, которым хотелось расслабиться после работы; и одинокие, но охочие до секса альфы, жил под маской анонимности. Никто не называл в нем имен, никто не открывал лиц. Да и зачем все это, если цель одна — животное, бездумное совокупление? Ничего крутого, конечно, но мир, в котором альфе Айрену Акерли довелось родиться, оказался устроен так, что иногда, когда член неконтролируемо вставал трубой, такой вот «просто секс» был необходим. Всяко лучше, чем гон, проведенный в четырех стенах и в полном одиночестве… Перед тем как свернуть к нужному подъезду, Айрен накинул на голову глубокий капюшон. Карточка члена клуба открыла ему дверь во внутренние помещения, а потом и к одной из свободных комнаток-раздевалок, где можно было избавиться от ненужной здесь одежды, принять душ и, главное, натянуть плотную «балаклаву», которая скрывала голову целиком, оставляя на виду лишь рот и глаза. Многие ограничивались просто маской, но Айрен рисковать не хотел. Настолько, что всякий раз шел в клуб очень поздно, чтобы не столкнуться с кем-то на подходах, а еще прятал не только свое лицо, но и индивидуальный аромат, перед посещением клуба забивая его все теми же препаратами, что были знакомы со времен службы. А что? Терять-то уже нечего — все, что могло случиться из-за них, уже случилось! А так точно не произойдет какой-нибудь неловкой ситуации с внезапным, а главное, ненужным узнаванием… Причем в подобной перспективе Айрена более всего смущало, что его-то вычислить могли, в то время как он сам унюхать своего партнера в ответ не имел никакой возможности! В итоге получалась игра в одни ворота, заведомо проигрышный вариант. Не тот, на который капитан в отставке Айрен Акерли мог согласиться. Так что он вытерся насухо, напялил на голову «балаклаву», а на задницу короткие шорты с карманами, в которые можно было сунуть телефон и ключ от раздевалки, потом, вовремя спохватившись, снял с руки часы — довольно дорогой, а потому приметный подарок папы, — и, напоследок осмотрев себя в зеркале, отправился навстречу приключениям. Дверь, противоположная той, в которую он вошел, вывела из раздевалки в центральный зал клуба — просторное помещение, расчерченное быстрыми косыми лучами подвижных потолочных софитов и заполненное музыкой, а главное, лишенными лиц людьми, которые все пришли сюда с одной целью: секс! Наверняка всё здесь пропахло именно им — ароматами течных омег, возбужденных альф, разгоряченных бет, многие из которых, желая получить больше внимания, еще и пользовались духами на основе феромонов — омежьих или альфьих в зависимости от конечного интереса. Айрен автоматически втянул в себя весь этот букет, ничего не почувствовал и усмехнулся, в очередной раз ободрив себя тем, что это с определенной точки зрения даже хорошо. Было бы иначе, он бы сейчас, вполне возможно, уже выплясывал, капая слюной и предэякулятом возле вон того красавчика… Или возле вот этого, порыкивая на таких же, как он сам, возбужденно-заинтересованных альф. Впрочем, клуб этот нравился Айрену тем, что, несмотря на неприкрытый интерес именно к сексу, за которым все сюда и приходили, какого-то разнузданного непотребства здесь никогда не было. Охрана, состоявшая из таких же, как сам Айрен, бывших вояк, бдила, так что даже течные омеги могли себя чувствовать здесь в безопасности и самостоятельно выбрать того или тех, с кем желали провести горячие дни, удалившись в номера, расположенные на верхнем этаже. Комнаты эти требовалось бронировать заранее, но Айрен с некоторых пор был в клубе на особых правах. Собственно, с тех самых, когда узнал, что хозяин заведения — его бывший сослуживец, с которым в свое время был сожран не один пуд соли и выпит не один литр спирта. Так что теперь Айрен всегда мог рассчитывать на номер из «личного резерва босса», и это было просто здорово, потому что сам он заранее никогда не мог сказать, получится прийти в клуб или нет. Все зависело от здоровья папы. Юный омега в маске с перьями и отсвечивающих люминесцентно-синим трусиках-стрингах, из-за своего наряда и общей хрупкости похожий на яркую южную птичку, скользнул мимо, на мгновение очевидно нарочитым движением притеревшись круглой и уже немного влажной попкой к волосатому бедру Айрена. Но тот лишь улыбнулся ему, отрицательно качнув головой. Сегодняшняя цель была совсем иной — выше, сильнее и, главное, старше, опытнее. Осмотрев зал с высоты своего немаленького роста, но никого, кто мог бы заинтересовать, не увидев, Айрен прошел к бару, где правил невозмутимый бета, присел на высокий стул и, перекрикивая децибелы, рвавшиеся из близких колонок, попросил: — Большую плитку горького шоколада и бокал коньяку**, Курт! Первый глоток, как и всегда, был прекрасен. Айрен прокатил напиток по небу, наслаждаясь вкусом, а после, проглотив, медленно вдохнул через рот, чтобы сразу после выдохнуть своим бесполезным в смысле ловли запахов носом. Да, прекрасный аромат коньяка он почувствовать, увы, не мог, а вот невероятное глубокое послевкусие, рождавшееся где-то там, на нёбе, на языке или даже в горле, уловить получалось. Как и горечь шоколада, который так правильно дополнил вкус алкоголя. Айрен как-то прочел, что закусывать коньяк шоколадом — пошло и вообще неправильно, но в ответ только хмыкнул: значит, он будет пошлым и неправильным. — Угостишь? — Рядом появился еще один омега. Глаза его блестели в прорезях лаконичной стильной маски, а видный поверх нее лоб покрывала тонкая пленка пота. Его капельки блестели и над верхней губой. Айрен опять автоматически втянул в себя воздух — так, словно мог уловить аромат, — внутренне скривился, обломавшись, и лишь протянул подошедшему раскрытую плитку шоколада, предлагая отломать. Тот усмехнулся и вместо того изящно склонился, глянул со значением, сначала лизнул, а после откусил. Выглядело это красиво и эротично… По крайней мере, до того момента, как омега распробовал лакомство, в котором сахара почти не было, зато имелось восемьдесят процентов какао. Он честно попытался сдержать искривившее губы отвращение, не преуспел и торопливо ушел. Айрен с некоторой иронией предположил, что в сторону туалета. Курт, протиравший кружки, улыбался, не поднимая глаз, а сидевший на соседнем стуле альфа сунулся ближе и доверительно проорал: — Упустил парня-то! Уж сколько народу вокруг него увивалось, но он тебя выбрал. А ты… Ну, брат, додумался чем угощать! Омежки — они сладенькое любят, а не этот твой… гуталин. Айрен только плечами пожал — в любой другой день он пошел бы следом за омегой, извинился, что не предупредил, был бы обходителен и закончил все наверху — в общей постели. Но не сегодня. И, главное, не сейчас, когда глаз наконец-то выцепил в толпе высокую, худощавую, но при этом широкоплечую фигуру. Как раз тот типаж, о котором мечталось. Оказался бы еще парень бетой, согласным быть снизу, под альфой! Айрен торопливо, уже не пытаясь ловить букет, допил коньяк и поднялся. Бета (а это оказался именно он!) выглядел зажатым и, пожалуй, даже растерянным. Почти нагие, прикрытые лишь трусами разных конфигураций или чем-то вроде тог*** тела вокруг смущали его, а то, как он опускал скрытую такой же плотной, как у Айрена, «балаклавой» голову, скрещивал на груди руки и сутулил плечи, красноречиво говорило, что и себя самого в клубном антураже он тоже стесняется. Айрен наскочил, заговорил, окружил его собой, своим вниманием, легкими прикосновениями, а после поманил бокалом коньяка, который он, пригласив бету к стойке, стребовал у бармена, попутно повторив порцию и себе. И бета, явно не привыкший к такому напору и к столь откровенному проявлению желания, которое щедро демонстрировал ему альфа, потерялся, поплыл — улыбался растерянно, смотрел удивленно, но послушно принимал из рук Айрена кусочки шоколада, который тот отламывал для него и скармливал так, будто приручал пугливого дикого зверя редкой породы. Умного, взрослого, способного постоять за себя, но явно готового на многое в обмен на заботу и ласку… Даже на горечь черного шоколада, лишь самую малость смягченную терпкой дубовой сладостью коньяка. — Я не готовился… к такому, — выстонал он прямо в ухо, когда оба уже оказались в номере, и Айрен позволил себе пробраться пальцами ему между небольших поджарых ягодиц. Кстати, теперь стало ясно, что глаза у беты не серые, как показалось внизу, в полутьме клуба, а зеленые. Причем настолько яркие, что даже удивительно. Это расстроило, но не сильно: во всем остальном парень был именно тем, что и хотелось. А вот сам он, похоже, искал совсем другое, раз теперь сказал, что не готов. Не готов, но ведь, похоже, согласен? Так что Айрен лишь усмехнулся, и не думая прекращать свои действия: — За омежкой пришел, зеленоглазый? — Да, — все тем же тихим полушепотом, явно смущаясь, признался тот. От этого стало еще приятнее и даже подумалось: раз один изменил свои планы, то, может, и другой?.. — А я вот как раз о таком, как ты, мечтал, — проворчал Айрен абсолютно честно и даже засмеялся негромко — от удовольствия. Музыка теперь гремела внизу, далеко, и можно было разговаривать спокойно, в полный голос. Однако оба, не сговариваясь, с крика как-то сразу перешли на шепот — так, будто боялись что-то спугнуть, испортить. И от этого жаркого шепота у Айрена горели щеки под «балаклавой», а густой альфий ирокез на загривке встопорщился и поднялся так, что даже кожу под ним кололо. Он прикусил бете мочку уха. Через плотный трикотаж было неудобно и вообще невкусно, и Айрен раздраженно рыкнул, а после сместился ниже, носом сдвигая край «балаклавы» и открывая губам шею партнера. В том месте, где она плавно переходила в плечо, обнаружилась метка — уже побелевшая, явно не новая. Это было странно — метки традиционно были уделом омег, которые иногда отвечали тем же своим альфам. Но чтобы метили бету? Кем был омега (а судя по виду отметин это был именно он), сделавший такое? Чего хотел подобным поступком добиться? И почему этот бета (явно кем-то сильно любимый, раз его даже решили пометить!) теперь здесь — в клубе анонимного секса? Что случилось в его жизни такого, что привело его сюда? Собственно, ответ был один. Если омег на посещение такого места могла толкнуть течка, которую не с кем было провести, а альф — гон при равных обстоятельствах, то бет, над которыми не довлели завязанные на секс и продолжение рода инстинкты, сюда могла погнать лишь тоска по теплу, желание хотя бы на короткое время соития оказаться для кого-то важным, нужным, желанным. И Айрен мысленно пообещал партнеру, что даст ему в этом смысле все, что сможет, все, на что способен вот так, без любви. От поцелуев в губы бета уворачивался — получалось, что всякий раз Айрен целует лишь уголок его рта, подбородок или щеку, скрытые «балаклавой». Но альфа проявил терпение — ласкал, завлекая легкими поглаживаниями, а после погружая безымянного любовника в жар своей жадной настойчивости, и таки добился нужного — бета перестал стесняться, больше не цеплялся мыслями за что-то, оставшееся за дверями комнаты, в которой они сейчас были, и наконец-то погрузился в яркое «здесь и сейчас». — У твоих поцелуев вкус коньяка и шоколада, вкус горечи… — тихонько пробормотал он после того, как наконец позволил себе настоящий поцелуй, и в этот самый миг Айрен почувствовал, что бета наконец уступил, отдался ему во власть. Они еще раз сходили в душ, чтобы смыть последние сомнения, кажется, все еще тревожившие бету. Айрен даже помог ему настроить гигиеническую насадку, а после тактично вышел, чтобы расстелить постель и проверить наличие лубриканта в прикроватной тумбочке. Здесь же нашлись кое-какие игрушки и даже наручники с обтянутыми мягким браслетами, но Айрен решил, что с этим бетой такое будет лишним: играть не хотелось. Наоборот, хотелось искренней страсти, прямоты и честности. Бета из ванной комнаты вышел нагим — в одной лишь «балаклаве», — и это показалось ответом на невысказанные мысли о том, каким должен быть секс с ним. — Я буду нежным, — пообещал Айрен, и больше они уже ничего не говорили. Айрен потому, что у него был занят рот, а бета потому, что очень скоро мог лишь дышать хрипло и страстно всхлипывать, захлебываясь воздухом и наслаждением. Айрен готовил его к проникновению долго и с ярким, возбуждающим его самого удовольствием. Ему нравилось все: упругая нежность кожи под пальцами, биение крови в напряженном члене, который так правильно и легко скользил между губ, жар туго сжатого ануса… А после, когда бета послушно занял позицию на коленях, спиной к Айрену, даже его напряженные в ожидании проникновения лопатки показались чудесными и всё такими же смущенно-неуверенными. Айрен расцеловал их, а потом зарылся носом в довольно густой ирокез на шее любовника, невольно пытаясь уловить хотя бы намек на запах, но чувствуя лишь щекотное прикосновение довольно мягких, как у всех светловолосых, волосков. Да! Выбранный им бета даже в этом оказался нужного типажа! Все, как и хотелось: худощавое, но сильное тело, полное отсутствие детских ужимок или глупого кокетства… И темно-русая полоса шерсти, сбегавшая с шеи вдоль позвоночника прямо к расселине между ягодицами. Айрен прочертил ее носом, а после, разведя ладонями половинки, припал губами к тут же поджавшемуся анусу. Он был нежно-коричневого цвета, но с темно-розовой сердцевинкой, которая показалась после того, как Айрен заласкал, зализал и зацеловал отверстие, расслабляя его. Теперь пришло время использовать смазку, и альфа на нее не поскупился, прекрасно понимая, что анус беты — совсем не то же самое, что анус омеги. Зато если с ним хорошенько поработать, он совершенно точно окажется куда более приспособленным к разным играм. Просто потому, что сцепки, которой неизбежно заканчивался полноценный секс с омегами, не произойдет. Член у беты стоял, яички поджались, а соски торчали напряженными пиками. Айрен приласкал и их, а после пристроился ловчее и в самый первый, самый сладкий раз провел чувствительной головкой члена между ягодиц любовнику, задевая анус. Тот ахнул, попытался отстраниться, но Айрен не пустил — обнял, удерживая, прикусил бережно за плечо, тем инстинктивно утверждая свою власть, свое главенство, свое право. А это было нужно — ведь не юный омега сейчас замер под ним, жаждущий и в то же время не готовый принять в себя альфью плоть, а независимый взрослый бета, которого еще пойди усмири, убеди покориться и отдаться! — Могу? — задыхаясь, шепнул Айрен партнеру в ухо и укусил теперь уже его, в очередной раз забыв про «балаклаву», которую адски хотелось содрать и отбросить — и свою, и ту, что прятала бету. — Еще не поздно сказать нет? — тихонько хмыкнул тот и, словно споря сам с собой, качнул бедрами, вынуждая напряженный член Айрена опять проехаться у него между ягодицами, размазывая щедро нанесенный лубрикант. — Никогда не поздно, но… Неужто никогда с альфой не был? Отпусти себя, позволь мне показать. Уверен, тебе понравится. Я все сделаю нежно. Айрен повторил это, раз уже сказанное, подождал возможных возражений, а когда понял, что их не будет, отстранившись, начал действовать: направил себя, с наслаждением наблюдая за тем, как перевитый венами член раздвигает подготовленное к проникновению отверстие. Бета дышал хрипло, запрокидывал голову, переступал коленями, но все же принял в себя альфий член, а после стиснул его, обнял внутренними мышцами, и теперь уже сам Айрен дышал хрипло, запрокидывал голову и из последних сил сдерживал себя, чтобы сразу, с первых секунд, не взять яростный темп дикой животной случки. Допустить такое было нельзя — любовник бы точно не оценил, так что приходилось терпеть. И терпение это вскоре оказалось вознаграждено: бета поплыл, перестал зажиматься, задвигал бедрами навстречу. — Ты офигенный, — сообщил ему Айрен несколько минут спустя и поуютнее пристроил голову на подушку. Набухший узел требовал внимания, но просить о нем почему-то было неловко — партнер и так выглядел каким-то опрокинутым, пораженным, будто бы растерянным. Так что пришлось еще немного потерпеть (Единый терпел и нам велел, как сказал бы папа!), и вскоре все успокоилось само. Теперь Айрену хотелось спать, хотелось шоколаду с коньяком… и повторить все хотя бы разик. А еще по-прежнему так и зудело стащить с башки долбаную маску, после избавить от нее и бету и… Тут Айрен замер, вдруг поняв, что на самом деле совершенно не готов увидеть под черной «балаклавой» незнакомое лицо и тем самым разрушить сказку, которую придумал себе и в которой жил последний час.