Глава Цзян не снимает свои одежды

       - Дядя, а почему ты все таки не снимаешь свои одежды? - спросил Цзинь Лин, уже предчувствуя, что на этот раз точно дядя сломает ему ноги. Вопрос был задан столь бестактно и невежливо, что Цзян Чэн привычно нахмурил брови. Его племянник никак не научится понимать, какие вопросы уместно задавать, а про какие не стоит даже заикаться. Но Жулань понимал. Он часто задумывался над причинами столь странного нежелания показывать свое тело перед другими, но никак не мог найти в себе силы найти ответ, а слухи, ходящие по ЮньМэн Цзян, лишь сильнее подталкивали узнать правду. Страх отошел на второе место, давая любопытству больше пространства, когда вместо ожидаемых криков последовал обреченный и усталый вздох.        - А-Лин, не отвлекай меня от дел своими глупыми вопросами! Тело у меня, как тело. Лучше займись чем-нибудь полезным, нечего тут трепаться бесполезным языком! Бестолковый ребенок! - Цзян Чэн отвлекся от бумажной работы, лишь для того, чтобы наругать своего племянника, который прикусил губы от досады и неудовлетворенности таким ответом. Цзинь Лин раздраженно цыкнул языком, прямо как сидящий перед ним дядя, когда что-то идет не так, как хотелось бы, но послушался и пулей выбежал из кабинета своего дяди. Цзян Ваньинь грубо потер ноющие от усталости виски, искренне негодуя на чрезмерную схожесть характера племянника и своего. Он бы все отдал, чтобы не видеть в ребенке своих отрицательных черт, а доброту и мягкость, столь характерной для его любимой сестры, да хоть глупый характер Цзинь Цзысюаня, лишь бы не свой! Но сделанного не воротишь, как и не оживишь погибших супругов. Вопрос не был неожиданным. Цзян Чэн знал, что кто-то да обязательно спросит, но не ожидал, что это будет его собственный племянник. Ваньинь мог дать ответ. Но как объяснить 12-летнему ребенку, что он не хочет, чтобы другие увидели, как иссохло когда-то бывшее великолепным тело? Как объяснить шрамы, покрывающие все тело от шеи до пяток? Как объяснить болезненную худобу и распирающие кости? Как объяснить ребенку, почему всем известный своей жестокостью грозный Саньду Шеншоу просто не может смотреть на свое отражение без желания убить себя на месте? Как же объяснить непонятное, неудержимое желание смыть с себя кровь невинных жертв, увидевшие свой конец в серых глазах с отливом лиловых молний, пропитавшуюся в само его естество, грызущую пока еще крепкие кости? Все его тело - слабость, а их нельзя показывать чужим. Больше всего на свете Цзян Чэн ненавидел свое отражение. Под многочисленными дорогими, величественными одеждами скрывалось худое, болезненное тело, украшенное шрамами прошлого и совершенно свежими. Отражение было слабым и хрупким, одно лишнее действие и всё - разобьется на маленькие осколки, которые невозможно склеить обратно. В одежде он казался намного крепче и крупнее, коим не являлся. Лживое представление, чтобы успокоить сердца мирных граждан, адептов, глав и главное - самого себя. Но перед зеркалами Цзян Чэн видел настоящего себя. Без этих одежд, без напускного величия, без маски силы и ненависти. Он видел самого себя, не сурового главу великого ордена, не строгого дядю сына сестры, не страшного убийцу для фальшивых Старейшин Илин, а Цзян Чэна. Того, кто потерял свою семью в раннем возрасте, кто восставал из пепла, словно феникс, чтобы лечь пеплом вновь, кто тихими ночами оплакивает смерть близких, потерю своего ненавистного брата, оставившего после себя бесполезную флейту и огромное количество незаживающих шрамов на теле. Перед ним в отражении стоял сломленный подросток, который ищет утешения, поддержки и ласки. Который мечтает, что одним днем вернется брат и обнимет, как раньше, скажет, что все позади, что больше не будет одинок. Ваньинь долго всматривается в свое отражение, пока не появляется совершенно новый порез уже на горле. Кровь маленькой струей стекает вниз, а Чэн недовольно цыкает. Снова не попал. Затем он умывается и через некоторое время перед зеркалом стоит грозный глава Цзян, обличенный в ханьфу с огромным количеством слоев. Никто не увидит новые шрамы. Никто не увидит подростка, ищущего любви. А Цзян Чэн снова будет хмурить брови на совершенно нелогичные и глупые догадки. Будет ругать Цзинь Лина за бесполезные расспросы, пока тот не вырастет и не поймет.