Retrieval

Люди часто совершают ошибки. Случайно или намеренно, но все мы порой делаем то, о чём потом сожалеем. Невзначай брошенное слово. Невыполненное обещание. Необдуманный отказ. Порой мы так торопимся в погоне за своими целями, что все эти ошибки кажутся нам просто пылью, через которую так легко переступить на пути к тому, что кажется нам таким необходимым. Но когда приходит осознание о содеянном — нам не остаётся ничего, кроме сожалений. Я должен был поступить иначе. Я мог этого не говорить. Я обязан был найти иной выход. Кто-то сказал, что история не терпит сослагательного наклонения. Вот только, сколько бы лет эта истина не ходила по миру — она так и останется лишь словами. А люди так и продолжают совершать ошибки. Чтобы потом заламывать в беспомощности руки, рассуждая о том, как можно было избежать того итога, к которому они пришли. Все мы сожалеем о чём-то. Кто-то больше, кто-то меньше. А есть те, кто готов отдать всё, лишь бы вернуть время вспять. Отдать свою жизнь — лишь бы спасти чужую. Минги хорошо запомнил тот день. Врут те, кто говорят, что время лечит раны и притупляет воспоминания. А может, так оно и есть — но эта роскошь, увы, доступна не всем. Кто-то не запоминает события, которые делят жизнь на «до» и «после», для этих людей память сохраняет лишь смутные обрывки и неясные фрагменты. Такие люди не просыпаются в холодном поту среди ночи. Такие люди не хотят ступить за черту, когда первый вагон уже так близко. Но Минги не повезло быть таким. Он помнит всё, хоть и охотно бы согласился чтобы ему стёрли память. Но воспоминания свежи, даже спустя почти три года с того события. Малолюдное кафе в одном из тихих кварталов. Монотонный шум голосов и приглушённый джаз из першащих колонок, в котором выбиваются неуместная фальшь медных труб. Медленные официанты, что сонно снуют между столиками, разнося заказы и уже мечтая о том, как скоро окажутся дома и отдохнут после долгого дня. Отдалённый столик у самого окна, за тусклым стеклом которого — вечерний сумрак медленно топит в своей прохладной неге раскалённый за день город. Неловкий разговор, который должен был всё поставить на свои места. — Это сейчас серьезно? — в голосе Юнхо плещется неверие пополам с отрицанием, в глазах — чистый протест. — После года отношений ты серьезно хочешь расстаться? — Ты должен понимать, что так будет лучше для… — Для кого? — тон ровный, но красивые губы уже сжимаются в тонкую линию, выдавая подступающий срыв. — Для твоего отца, которому ты так и не признался, что уже больше года встречаешься с парнем? Или для его планов женить тебя повыгодней? Или же для тебя самого, а, Минги? Надоело прятать меня ото всех? Так давно уже сказал бы и не морочил мне мозги столько времени! Да и сам бы не мучился. — Юнхо, что ты несёшь? Престань делать драму из ничего. Мы оба — взрослые люди и можем поговорить об этом без истерик. — Минги не знает, откуда у него взялись силы рассуждать о подобном столь спокойно. Лицо Юнхо в тот момент — это то, что запомнилось больше всего: спутанные каштановые волосы, влажный блеск в любимых глазах, бледная кожа и упрямо поджатые губы. Он не хочет, не может принять подобное, но Минги придётся так поступить. «Так будет лучше для нас.» — Так ты уже давно всё решил, да? — фраза к концу звучит немного хрипло, но сам голос неожиданно твёрдый, вот только натянутый словно струна. — Раз так, хорошо, Сон Минги, мы расстаёмся. Удачи тебе в твоих исканиях нормальной и лучшей жизни. Надеюсь, что ты найдёшь то, что ищешь, — конец сказанного звучит совсем тихо — струна обрывается. Юнхо выходит из кафе быстро, разрывая монотонно-фальшивящий джаз громким хлопком двери, за мгновение после которого — вязкий полусонный покой. Минги со вздохом опускает лицо в ладони, пытаясь собраться с мыслями, осознать реальность происходящего. Но в голове всё путается и единственное реальное, что он сейчас понимает — это желание пойти следом. Догнать. Извиниться. Остановить. Признаться, что он трус и не достоин быть рядом. Юнхо прав. Юнхо всегда был прав. Ошибся лишь в том, что полюбил такого человека, как Сон Минги. Произошедшее кажется дурным сном. Идиотский кошмар, в котором он, Минги, так просто предложил расстаться человеку, которого любил столько времени. Любит и сейчас, вот только… Он срывается с места быстро, едва не забыв о телефоне и бумажнике, лежащим на столе. Секунда на то, чтобы бросить купюру на белую скатерть стола и покинуть это кафе. Пусть он и не имеет права оправдываться, но Юнхо не заслужил того, чтобы мучиться в догадках. Нужно поговорить. Исправить. Догнать его. Лишь бы найти. Успеть. Вечер уже опустился совсем низко над городом, и улицы, подсвеченные ровными рядами фонарей, показывают лишь невнятные силуэты людей, угадать среди которых нужный — почти невозможно. Но Минги удаётся заметить справа по тротуару знакомую светлую футболку и подсвеченные позолотой каштановые пряди. Юнхо идёт быстро, то и дело запуская руку в непослушные волосы, проводя ею по лицу. Прохожие лишь изредка бросают на парня непонимающие взгляды, а другие и вовсе безразлично проходят мимо, не замечая никого вокруг. Минги догоняет его лишь на одном из перекрёстков. Неожиданно пустом и залитом тусклым янтарём мигающих лампочек над головой. Перехватить чужое запястье — дело нескольких секунд. Найти слова, чтобы оправдать свой поступок — не хватит и вечности. — Ты хотел что-то добавить? — голос Юнхо негромкий, едва различимый в шуме города. — Или желаешь ещё рассказать о том, как счастливы мы будем после того, как расстанемся. Что же, — он вырывает свою руку из ослабевшего захвата и, отступив на шаг, поднимает свои глаза на парня, замершего напротив. По щёкам катятся слёзы, но дрожащие губы всё продолжают говорить, — Видишь? Я счастлив. А ты? — Юнхо, послушай, я… — Ты боишься, да? — нервный смешок, от которого стало только больнее. Минги вновь хочет что-то сказать, но ему не дают этого сделать. — Ты боишься того, что все узнают. Боишься осуждения общества и реакции родителей. Боишься, что твои друзья от тебя отвернуться, и ты можешь стать изгоем. Боги, да ведь даже наша первая ссора произошла из-за того, что ты не захотел говорить родителям о нас! И сейчас ты всё ещё не хочешь рисковать всем, ведь на другой чаше весов всего лишь… всего лишь я, и мои к тебе чувства. Этого слишком мало, да, Минги? — взгляд Юнхо глубокий, пронизывающий будто насквозь, не дающий и малейшей возможности что-то возразить. Да и есть ли смысл в этом? Юнхо прав. Тысячу раз прав. Минги — просто трус, который не знает, сможет ли выстоять если всё раскроется. Да, ему страшно, что от него все отвернутся, но почему Юнхо этого не понимает? Откуда в нём столько смелости и уверенности, что если они останутся вместе — всё будет хорошо. Как это будет? Они смогут так просто бросить всё и уехать в другой город? Оборвать все связи, игнорируя поток ненависти и упрёков, что будет нестись им вслед? Хоть у одного из них есть средства на то, чтобы снять нормальное жильё до того времени, как кто-то найдёт хорошую работу? Да никто из них даже высшего образования пока не получил! Как им жить дальше? Что ждёт их? Какое будущее?! Просто положиться на счастливый случай? Поверить в то, судьба на стороне справедливости? Что за вздор?! «Долго и счастливо» бывает только в сказках, а в жизни так почти не случается. И Сон Минги — вовсе не отважный рыцарь, который готов положить всё на алтарь эфемерной победы. Лишь в книгах бывает второй шанс — жизнь нельзя перемотать обратно и исправить ошибку. Любой шаг равен будущему. Юнхо с грустной улыбкой смотрит на человека перед собой. Он его любит, бесконечно и отчаянно. Вот только Минги не верит в эту любовь, не осознаёт насколько она сильна. Юнхо бы пошёл с ним до конца, подставил бы плечо в трудную минуту, помог разрешить все проблемы. Вместе они справились бы со всем на свете, вот только Минги это всё, кажется, совершенно не нужно. Он не верит в это. Не понимает. А Юнхо уже устал что-то доказывать, устал повторять. Он день за днём делился с этим человеком всем, чем только мог. Повторял раз за разом, что любит и не оставит никогда. Но все слова ушли в пустоту, а Минги всё так же боится. Юнхо устал… Нет сил что-то говорить. Нет сил даже просто слушать. Прочь. Убегать-уходить прочь от него. От человека, который предал их чувства из-за трусости. Хватит. Юнхо устал. Минги не успевает остановить его. Не успевает сказать хоть что-то. Лишь замечает краем глаза что-то несущееся справа и слышит протяжный сигнал, смешанный со звуком визга шин по гладкому асфальту. Этот звук он запомнит надолго. Он словно навсегда отпечатается на подкорке, как и фальшивящие трубы в джазе из колонок кафе, в котором Минги совершил самую большую из своих ошибок. Мы совершаем в своей жизни множество ошибок. Но сколько шансов даётся на исправление тех из них, цена которым — человеческая жизнь? *** Это произошло вечером, в самый канун августа. До окончания каникул оставалось пятнадцать дней. Минги ещё ни разу с того времени не пропустил годовщину их расставания. Глупо звучит. Он никогда не запоминал ни дни рождения, ни эти нелепые даты, из-за которых Юнхо так часто обижался. Но теперь тридцать первое июля стало точкой отсчёта, с которой Сон Минги исчисляет свою жизнь. Сегодня он существует ровно три года. Это похоже на бессмысленный ритуал, который он исполняет вот уже в который раз. Жаль только, что кафе в том районе уже полгода как закрыто. На его месте теперь какой-то невзрачный магазин с безвкусной вывеской и противным колокольчиком на двери. Нет больше сонных официантов, нет фальшивящих труб из динамиков, нет потёртых столиков, что беспорядочно разбросаны по шахматному полу. Ничего этого не осталось. И сегодня Минги, в отличии от двух предыдущих раз — лишь бессмысленно потоптался у этого места, отстранённо вглядываясь в бликующие слова, криво отражённые в пыльном стекле витрины. Когда часы на руке высветили половину девятого — Минги неспешно пошёл дальше, следуя ровной линии фонарей и невольно всматриваясь в проезжающие мимо авто. Тогда найти водителя так и не удалось. Машина скрылась из виду так же быстро, как и появилась, а видеорегистратор, что находился в том районе, только и смог, что зафиксировать модель, цвет и грязные номера, разобрать цифры в которых едва ли было возможным. Сам Минги даже этого не запомнил. Ему было совершенно всё равно на водителя или машину. Всё равно на неожиданно собравшуюся толпу зевак и чьи-то голоса за спиной. Это всё было не важно. Всё внимание сосредоточилось на другом. Неподвижное тело с безвольной шеей и неестественно вывернутыми руками. Золотые блики в разметавшихся по асфальту волосах. Горячая кровь на собственных пальцах. Совершенное молчание на любою просьбу открыть глаза и ответить. Стоя теперь на этом самом перекрёстке, Минги, кажется, вновь видит всё это со стороны. Слышит далёкий шум сирен и собственные крики о том, чтобы его не трогали. Видит чужие безразличные лица и антрацитово-чёрный блеск пластика, которым закрыли тело до прибытия полиции. « — Кем вам являлся погибший? — Любимым человеком…» Проехавший мимо грузовик шумно тарахтит на повороте и видение словно тает на глазах. Минги рассеянно смаргивает подступившие слёзы и укладывает за металлическую перемычку на дорожном знаке небольшой букет белых колокольчиков. Девушка в цветочном сказала, что это означает «думаю о тебе». Минги языка цветов не знает, но приходить с пустыми руками в этот раз не хотелось. — Красивые цветы. Сон вздрогнул от неожиданного голоса, раздавшегося из-за спины. — Но ты принёс такой очаровательный букет дорожному знаку? — одетую в чёрное фигуру было трудно разглядеть в сгустившихся сумерках, но свет фонаря, пускай немного тусклый и неверный, но позволил увидеть невысокого парня в странной одежде. Чёрный пиджак с множеством цепей и заклёпок, того же цвета водолазка с высоким воротом и штаны, заправленные в высокие берцы. Из-за широкой маски, закрывавшей половину лица, и дурацкой шляпы, похожей на те, что носили гангстеры в начале сороковых — понять возраст этого человека было почти невозможно. Но, судя по голосу, он едва ли был старше Сона. Минги не посчитал нужным отвечать что-то этому странному типу и отвернувшись, вновь принялся смотреть на то, как цвета на светофоре меняют свои значки. Он простоял так долго, уже забыв о неожиданном встречном и вновь погрузившись в свои мысли, когда справа вновь послышалось: — Юнхо бы эти цветы не понравились. Он вообще не любил букеты, ведь они быстро вянут. Когда Минги обернулся, незнакомец уже стоял у того самого знака и с явным интересом вертел в руках белый колокольчик, который раньше был в букете. Но Минги интересовало вовсе не это. — Ты знал Юнхо? — он ещё раз осмотрел собеседника с ног до головы. — Не помню среди его друзей фриков, вроде тебя. — Как грубо, — ничуть не обидевшись фыркнул парень и, оттолкнувшись спиной от гладкого столба, подошёл к Сону совсем близко, оказываясь ниже парня почти на пол головы. Теперь Минги смог разглядеть торчащие из-под полов шляпы пряди цвета индиго. — Ты сильно скучаешь по нему? Минги ничего не ответил на эти слова. В конце концов он не обязан изливать свою душу первому встречному парню в дурацкой шляпе, косящего под таинственного незнакомца. — И ничего она не дурацкая! Это часть имиджа, темнота! — возмутился синеволосый, а Минги уже хотел пойти прочь, раздражённый таким настырным нарушением своего личного пространства, когда резко остановившись обернулся на незнакомца. Он совершенно точно знал, что не произносил эти слова вслух. Парень, который теперь активно занимался тем, что пытался приладить к тонкой серебристой цепочке на шляпе сорванный колокольчик, кажется не придал чужому изумлению ни капли внимания. Волосы цвета индиго казались неестественно яркими, даже в слабом ночном освещении. — Что за фокусы? — наконец спросил Минги. — Как ты это сделал? — Ну, надо же как-то завести с тобой разговор, — беззаботно бросил тот, устраивая шляпу на её законное место, а затем протягивая руку для рукопожатия. — Представляться не буду, так как моё имя тебе нафиг не сдалось. Но я всё равно рад знакомству, Сон Минги. Минги ничего не понимая пожал тонкую прохладную ладонь, которая оказалась неожиданно сильной. — И что это сейчас происходит? — Минги не знал, как именно сформулировать вопрос. Он не знал, что это за парень и чего ему надо. Он не понимал ничего и это начинало понемногу бесить. — Ты так и не сказал, скучаешь ли по Юнхо. Хотел бы вернуть его? — ответил вопросом на вопрос синеволосый, внимательно всматриваясь в собеседника. И только теперь стало заметно, что глаза у него почти такие же как волосы — насыщенный индиго — такой яркий, что сразу возникает мысль о линзах. — А ты можешь это организовать? — с горькой усмешкой спросил Минги. — Что возьмёшь взамен? Тело? Душу? Пароль от банковского счета? — А ты бы отдал душу? — неожиданно спокойно задал вопрос незнакомец, игнорируя чужой насмешливый тон. — Да, — немедля ни секунды ответил брюнет, чувствуя себя так, будто чужой взгляд проникает насквозь, выворачивая мысли наизнанку. В этот момент показалось, что ночь вокруг будто только сгустилась. Шум города исчез, словно оборвалась линия звонка, только вместо безнадёжных гудков теперь слышно совершенную тишину. Пустота, в которой нет ничего, кроме слабого фонаря, в круге света которого — две фигуры. — Хонджун, ты дурачиться долго будешь? Тебя по делу послали, а ты опять фигнёй страдаешь. Раздраженный голос раздался так неожиданно и громко, что оба парня подскочили на месте. — Сонхва, ну вот опять ты всё испортил, он ведь почти повёлся на тему с контрактом и обольстительным демоном, — раздосадовано пробормотал синеволосый, которого оказывается звали Хонджуном, поворачиваясь в сторону голоса. Спустя несколько секунд из темноты, будто вынырнув из густого мрака, появилась ещё одна фигура, облачённая в чёрное, так же в маске, но на этот раз без шляпы, из-за чего сразу бросались в глаза светлые, будто седые волосы. — Ты ушёл почти час назад, а нам через пятнадцать минут нужно быть на другом конце планеты. Ты хоть иногда за временем смотришь? И какой из тебя демон? Ты, эльф домовый. — Я что, виноват, что он почти полчаса проторчал у той сувенирной лавки? И чего это я — эльф? — Вот вечно у тебя оправдания и… — Сонхва… — Что?! Голубые глаза выразительно указали в сторону несколько пришибленного Минги, который смотрел на всё происходящее и пытался вспомнить, когда именно ему могли подмешать настолько сильные препараты, и кто мог это сделать. — Ах, да. — прервал свой поток нравоучений, именуемый Сонхва, и напоследок ещё что-то прошипев в сторону своего напарника, повернулся к молчащему всё это время парню. — Извини. У нас теперь не так много времени из-за этого растяпы. Ты уже у него спрашивал? Он согласен? — на этот раз вопрос был задан Хонджуну. — Я как раз собирался спросить, — с виноватым видом протянул синеволосый. Блондин, очевидно решил не тратить время и силы на новую гневную тираду, сделал глубокий вдох, успокаиваясь, а затем заговорил ровным голосом. — Так, ладно. Рассказывать о том, кто мы — некогда. К тому же не вижу смысла снова проигрывать одну и ту же сцену — реакция у тебя не поменяется и в этот раз. Если вкратце. У тебя есть возможность вернуть время вспять и исправить одну из своих ошибок прошлого. Только одну, понял? На всё это даётся три попытки. Выбрав время, ты возвращаешься на следующий день после того как было сделано «исправление», и живёшь вплоть до момента «результата». Если твой выбор был правильным — ошибка не будет допущена и все счастливы. Ты не будешь помнить о том, что именно исправил, или об этой встрече — обычная жизнь без единой мысли о том, что это подкорректированное настоящее. Если же, использовав все три попытки, ты не преуспеваешь в «исправлении» — то умираешь сам и становишься кем-то вроде нас. Доступно? У Минги было миллион вопросов и ещё больше сомнений. Кто эти парни? Что за чушь про редактирование прошлого они несут? Куда делся город вокруг и как он, Минги, попал в это место? Но помимо всего этого было ещё кое что. «Исправить одну из ошибок прошлого.» Исправить. Предотвратить смерть Юнхо. Спасти его. Но какой именно момент он должен исправить? Как работает это их… волшебство? — Не волшебство, а наука, — раздражённо буркнул Хонджун, в очередной раз подтверждая догадку Минги о том, что он всё же каким-то образом умеет читать мысли. — Смотри. Минимальный разрыв между «исправлением» и «исходом» должен составлять не меньше года, понял? Тоесть ты не можешь вернуться за секунду до того момента, как та машина выедет из-за поворота. Минимум год. Максимальный разрыв — не ограничен. — Что за бред, — поморщился Минги, потирая переносицу и стараясь хоть немного переварить услышанное. — Не жалуйся, — шикнул синеволосый, — Ещё сто лет назад этот минимум был три года. Вот когда люди страдали. У него тут все условия, а он — бухтит. — И если я не справлюсь в этот раз… если сделаю неправильный выбор, Юнхо снова умрёт? — Да, — совершенно равнодушно кивнул Сонхва, нетерпеливо посматривая на наручные часы. — Поскольку ты исправляешь именно эту ошибку — успешность… операции, назовём это так, будет оцениваться по тому, сможет ли выбранный тобой путь привести к желаемому исходу. — И если в этот раз я ошибусь — у меня будет ещё два шанса? — Один, — рассеяно кинул Хонджун, что-то ища в сумке на поясе. — Но ведь вы же говорили, что попыток даётся три? — не понял этой странной арифметики брюнет. — А кто тебе сказал, что это твоя первая попытка? — приподнял тонкую бровь блондин. — Я же говорил — полное отсутствие воспоминаний о «исправлении». В прошлый раз ты решил, что вам нужно расстаться, чтобы сохранить его жизнь. Ошибся. Но мы тогда пришли к тебе слишком рано, и ты ещё не до конца пришёл в себя, чтобы рассудить о том, как лучше поступить. — Теперь же прошло три года. Хорошенько подумай о том, что ты хочешь исправить, — продолжил Хонджун, протягивая вперёд ладонь, ко которой лежали песочные часы размером со спичечный коробок. — Ты ведь уже решил, что согласен, я прав? — Минги не стал даже кивать в ответ, уже понимая, что это совершенно бессмысленно в общении с этими двумя. — И сейчас вернись домой и хорошенько всё обдумай. И к концу завтрашнего дня — прими решение, — пояснил Сонхва, наблюдая за тем, как парень вертит в пальцах хрупкое стекло. — И лишь, когда решишь, какую именно ошибку хочешь исправить — разбей часы. Если так и не решишься, и захочешь оставить всё так, как сейчас — просто ничего не делай. К завтрашней полуночи они исчезнут вместе с воспоминаниями об этой ночи. Всё понятно? Минги неуверенно кивнул, смотря то на предмет в своих руках, то на эту странную парочку. — Хорошо. Нам уже пора, — быстро проговорил Сонхва, вновь поглядывая на своё запястье. — Не ошибись в этот раз. В следующую секунду появилось странное чувство, будто бы кто-то включил звук и яркость в телевизоре. Шум города обрушился гудками авто и голосами людей. Многочисленные здания слепили неоновыми вывесками и яркими витринами, приглашая зайти внутрь. Люди спешили по своим извечным делам, не замечая ничего вокруг. Самая обычная суета ночной столицы. Минги же продолжал стоять в одиночестве под мигающем кружком света от фонаря, сжимая в руках тонкое стекло песочных часов, в котором живым золотом струились крошечные песчинки. *** Вопросы сменялись один за другим, но в мешанине мыслей едва ли можно было найти хоть несколько вразумительных ответов. Весь следующий день Минги не выходил из дому, отключил телефон и ноут. Практически до самого вечера он просидел, откинувшись головой на диван, глядя на полированное стекло полученных часов, песок в которых то сыпался в низ, то неожиданно сам начинал перемещаться в обратном направлении. Странное и завораживающее зрелище, которое непонятным образом отвлекало, успокаивая мысли и душу. «У тебя есть шанс вернуть его.» Минги не знает, почему именно ему выпала эта возможность. Не знает, кто те парни. Он до сих пор не был уверен в том, что всё это — не какой-то идиотский развод, при помощи которого кто-то решил столь жестоко пошутить над ним. Он ни в чём не был уверен, кроме того, что готов рискнуть. Даже если это шутка. Даже если в результате ему самому придётся умереть. Не важно, как он это сделает и при помощи чего. Наука, магия, да пусть даже и письмо к Санте придётся писать — без разницы. Исправить одну из ошибок прошлого. Изменить или предотвратить то, из-за чего Юнхо попал под автомобиль. Но как именно это сделать? Что он должен исправить? Если верить тем двоим — эта смерть уже не первая. И если теперь Юнхо погиб из-за того, что Минги решил прекратить их отношения — что случилось в самом начале? Что стало причиной первого «исправления»? И как не допустить этой ошибки вновь? Нужно было хорошенько всё обдумать. Жаль, что Минги не додумался спросить, почему Юнхо умер в первый раз, быть может так было бы легче разобраться во всём. Теперь же остаётся только гадать об этом. Скорее всего, если в том времени он решил, что им лучше расстаться — причиной смерти Юнхо тоже было что-то в их отношениях. Значит… — Что если этих отношений вообще не будет? Слова, произнесённые вслух, прозвучали негромко, почти шёпотом. Неуверенно и почти как приговор. Но ведь, разве это не выход? Если они не будут встречаться — Минги не предложит расставаться, а значит не будет этого разговора на перекрёстке. Не будет никакой аварии. Юнхо останется в живых. Нужно лишь, чтобы их отношения так и не начались. Те парни сказали, что минимальный разрыв между смертью Юнхо, то есть тридцать первым июля, и моментом, который Сон может исправить, составляет год. Нужно просто не допустить того, что эти отношения начнутся — вот и всё. Вот и всё… Минги задумался об этом, вспоминая тот день, когда он осознал, что этот человек важен для него. Как это случилось? Где начало? Казалось, что эти чувства были с ним всегда. Будто он не полюбил однажды этого улыбчивого парня, а жил с пониманием этого всю жизнь, а встретив — лишь осознал вновь. Но ведь так не бывает. Он познакомился с Юнхо в тот год, когда поступил на первый курс. Забавный парень, который ходил между рядами в аудитории и знакомился с каждым, мгновенно подкупая своей улыбкой и ярким блеском в живых глазах — Чон Юнхо не мог не нравиться. Обаянию этого человека трудно было противостоять, хоть Минги сначала и пытался это сделать. Он поступал в этот университет, не преследуя цели завести побольше друзей, или бездумно тратить время на прожигание жизни. Ему был нужен престижный диплом для того, чтобы стать достойным наследником — вот и всё. А всем этим глупостям, вроде «студенчество — лучшее время для развлечений» и тому подобное, он не уделял особого внимания, планируя заниматься лишь изучением необходимых дисциплин. Он не был снобом или заучкой. Просто его так воспитали, привив мысль о том, что долг перед семьей — превыше всего. И Минги всего лишь старался жить так, как умел. Но на его пути появился Чон Юнхо, и всё пошло в тартарары. Сначала Минги пытался игнорировать этого парня, но упорству того можно было только позавидовать. Он будто не замечал ни удивлённо-раздражённых взглядов, не слышал просьб оставить в покое. Он был рядом всё время, помогал при любой возможности и поддерживал, когда что-то не получалось. Он не требовал ничего взамен, не обижался на бессмысленные колкости. Незаметно становился частью жизни Минги, который так долго отрицал этот очевидный факт. Позже, на вопрос о том, почему Юнхо так упорно добивался его внимания, тот ответит: «Ты выглядел слишком одиноким и грустным. Как я мог пройти мимо?» Самая обычная дружба, которой было суждено стать чем-то большим. Как это произошло, и кто сделал первый шаг? Не трудно догадаться. Возможно, если бы Минги не ответил на тот поцелуй и не согласился на предложение «попробовать встречаться» … быть может всё сложилось бы по-другому? Но неумолимая история не терпит сослагательного наклонения, а время до невозможности упрямо. Вот только у Минги появился странный шанс изменить это. Он может вернуться за полтора года до аварии и просто оттолкнуть Юнхо. Не соглашаться на отношения. Сказать (соврать), что не видит в нём никого, кроме друга. вот и всё решение. Возможно, Юнхо будет больно из-за его слов, но он останется жив. Он примет это решение — должен это сделать. Скорее всего, на этом их дружбе придёт конец, но зато не будет той аварии. Не будет крови в волосах цвета горького шоколада. Не прозвучит беспокойный вой сирен. Юнхо останется жив. А Минги не будет помнить о том, что в одном из вариантов их реальности он уже потерял этого человека. Потерял дважды. Уж лучше они просто станут друг для друга чужими людьми, чем Минги вновь переживёт подобное. Лучше так, чем вновь стать причиной его смерти. Они научатся жить так, как это было в самом начале. Будут игнорировать существование друг друга, или же останутся кем-то вроде друзей. Оставалось только надеяться, что он сможет так жить. Минги перевёл взгляд на настольные часы. До полуночи оставалось ещё два часа. Но зачем ждать? Нет смысла оставаться здесь, в мире, где любимый человек уже столько времени погребён под стылой землёй. Скоро Минги оставит это место. Он постарается всё изменить. Постарается исправить свою ошибку. Тонкое стекло в руках оказывается неожиданно тёплым, хотя в квартире настежь открыты все окна, а в развевающихся занавесках запутался влетевший с улицы ветер. Воздух пахнет близкой грозой и озоном, а где-то, сквозь монотонный гул ворчащего во сне города, прорываются далёкие перекаты летнего грома. — Всё, как в кино, — хмыкает Минги, сжимая ладонь сильнее и чувствуя, как острые грани больно впиваются в кожу. Но он не придаёт этому значения, отрешённо наблюдая за тем, как первые рубиновые капли стекают по запястью, смешанные с россыпью золотистых песчинок, которые мигают в отблесках разрывающих небо молний. Гроза оказалась куда ближе, чем он думал. *** Минги никогда не ставил на мелодию будильника никаких песен из своего плейлиста. Лишь оставлял стандартные рингтоны, находя их достаточно раздражающими, чтобы появилось желание наконец-то раскрыть глаза и выключить это безобразие. Но сегодня от непреодолимого желания остаться на всю жизнь под одеялом его не могли спасти ни назойливая трель телефона, ни совершенно чёткое осознание того, что на первой паре придётся писать проверочный тест. Хотелось навсегда остаться в собственной комнате, игнорируя всё на свете; послать в далёкие дали и университет с его успеваемостью, и будильник с его отвратительным дребезжанием. Но позволить себе такую роскошь он, увы, не мог. И всё, что Минги оставалось — это лениво хлопать по холодному дереву тумбы в поисках гудящего на все лады гаджета, который пускал противную мелодию уже, кажется, по третьему кругу. Когда же в комнате наконец-то воцарилась блаженная утренняя тишина — Сон поднялся с постели, направляясь в ванную и прикладывая все возможные усилия на то, чтобы уснуть аккурат на её пороге. В голове лениво крутились мысли, связанные то с сегодняшним странным сном, то с вчерашним происшествием. И, скорее всего, одно — проистекало из другого. Вчерашний разговор с Юнхо и этот странный ни то сон, ни то кошмар, явно казались между собой связанными, но эта нить казалась столь тонкой, что ещё не до конца проснувшийся мозг всё никак не мог её уловить. Холодная вода позволила немного прийти в себя и взбодриться. Кошмар отошёл на второй план, но от мыслей о случившемся так просто отделаться не получилось. Чистя зубы и суша волосы, Минги прокручивал тот разговор у себя в голове, и лишь раз за разом продолжал уверять себя в том, что поступил правильно. «Любишь? Меня? Юнхо, что за глупости? Прекрати так шутить…» В медовых глазах в тот момент будто что-то потухло. Словно звёзды, которые столько времени там жили в один раз превратились в тусклых светляков. Неуверенная улыбка на пухлых губах. Нервные смешки и невнятные попытки объясниться. Юнхо никогда не выглядел таким растерянным и разбитым, и пускай он изо всех сил стараться быть спокойным — Минги видел, как ему тяжело. Он понимал его чувства, разделял их — но принять не мог. Если бы он согласился на подобные отношения — что бы из этого вышло? Они бы жили долго и счастливо, а потом умерли в один день? Рассказали бы родителям, что встречаются, а те — радушно приняли эту новость, благословляя? Ходили бы в гости к друзьям как парочка и все бы принимали это как должное? Звучит слишком сюрреалистически, чтобы быть правдой. В их стране такое не возможно. В их мире это порицается. Они бы просто стали изгоями, которые живут, скрывая свою тайну и не могут расслабиться ни на минуту, контролируя каждое слово и жест. В погоне за соответствием тому «правильному» шаблону добропорядочного человека, порой приходится ломать себя десятки-сотни раз, менять точку зрения, отказываться от того, что действительно нравится. Хорошее образование. Семья. Дети. Незапятнанная репутация и полное повиновение общественным нормам. Одни единственный шаг от этого всего, и ты — изгой. Девиант. Неправильный. Ошибка системы, которую в ту же секунду вынесет на обочину жизни, выбраться из которой практически невозможно. Поэтому нужно быть как все. Учиться, работать, думать, любить ПРАВИЛЬНО — так, как принято. Может когда-то человечество сможет побороть эти шаблоны, истребить нетерпимость и фобии, связанные с ненавистью к тем, кто отличается. Но сколько времени на это пойдёт? Как быстро люди смогут искоренить в себе то, что так упрямо прививалось на протяжении стольких лет? Сколько жертв должно быть положено на этот алтарь, чтобы просящие наконец были услышаны? Риторический вопрос. И единственное, что может решить его — это время. Сколько его нужно — неизвестно, но однажды всё поменяется и забудется. Люди привыкнут и не вспомнят, что в их истории была подобная травля и ненависть. На подобное просто закроют глаза — так ведь привычней, да? Мы ведь цивилизованное общество, которое живёт по своим законам, не подчиняясь ничему, кроме собственного разума. Удобно, не правда ли? А сейчас же, те, что рискнул высказать свой протест, или просто не смог сберечь его в тайне — что они получают за это? Упрёки. Отвращение. Травлю и ненависть. «Мы живём в свободном мире!» — кричат со всех экранов и газет. На деле же эти слова — лишь очередной самообман. Мы живём в мире, где правят стереотипы и закостенелые правила. В мире, где одно слово против может стать причиной брошенного в тебя камня. В мире, где быть собой и быть «обычным» — почти несовместимые вещи. «Торчащий гвоздь забивают по шляпку» — вот та поговорка, по которой мы живём сейчас — практически догма нашего времени. Люди просто отторгают того, кто получил ярлык «изгоя». Самый обычный защитный механизм любой системы — избавиться от того, что являет собой угрозу для привычного хода вещей. Юнхо, скорее всего, тоже понимает это. Он должен. Обязан осознавать, что Минги сделал это не только для себя, но и для него тоже. Так будет лучше. Минги поступил правильно. Он в этом уверен. Почти. Только вот этот сон… Странный и неясный теперь, при ярком утреннем свете. Запутанные образы, пускай и не так свежи в памяти, но от этого не менее пугающие. Незнакомое помещение с бесконечными потолками и кривым шахматным полом, начищенном до зеркального блеска, на котором в беспорядке стоят столики с перевёрнутыми стульями — все накрыты белыми скатертями поверх направленных вверх ножек. Место пустое, полутёмное, заполненное неясными химерами, которые путанно мечутся где-то на задворках колышущегося мрака в углах. И лишь над одним из этих столиков горит покачиваясь неяркая лампа, вырывая из полумрака чёткий человеческий силуэт. Минги всматривается в него, но не узнаёт. Это кто-то знакомый, кто-то важный, но кто? Он хочет подойти и взглянуть на его лицо, спросить, что он здесь делает и кого ждёт? Но столик так далеко, что беги-не беги — не добраться и не докричаться. Лишь силуэт за ним выглядит всё тревожней и тревожней. Минги делает шаг за шагом, ступая по белым и чёрным клеткам, топча ногами проросшие на их стыках белые колокольчики и слыша, как где-то под бесконечно-высоким потолком играет, то затихая, то вновь оглушая своей фальшью, давно забытая мелодия без имени. «Юнхо!» Слово срывается с губ бессознательно и совсем тихо, неразборчиво теряясь в сумасшедшем круговороте заблудившихся нот. Фигура за столиком вздрагивает, услышав имя, а обернувшись, и вправду оказывается Чоном Юнхо. Минги видит его отчётливо и неожиданно близко. Конечно близко — он ведь уже стоит у самого столика, на котором, в неясном свете, лежит сломанная ветка белых цветов — точно таких же, что он так долго топтал, пока бежал сюда. Юнхо смотрит всё так же лучисто и открыто, а красивые губы растянуты в мягкой улыбке. Вот только что-то в этом взгляде изменилось. В золотисто-янтарной радужке плещется ни то грусть, ни то сожаление — или это похоже на смирение? Смирение с чем-то неизбежным. Трагедией, которую не предотвратить. Парень всматривается внимательно в чужое лицо и вдруг понимает на что оно похоже. Так выглядят люди, которым сообщили о смертельной болезни. Человек, который уже принял то, что ему уготовано. Минги это не нравится. Юнхо, которого он знает, никогда не был таким. Это не он. Не он! — Прости, мне пора идти — уже почти август. Не люблю опаздывать, — спокойно говорит сидящий, прежде чем неспешно подняться и направиться в темноту. Минги непонимающе смотрит на него. Куда идти, он же только пришёл! При чём здесь август? На что он так боится опоздать? Он идёт следом за парнем, слыша странный шелест под ногами, а опустив глаза замечает, что ранее зелёные и сочные листья с цветами меж них — совсем увяли, превратившись в жухлую траву. Совсем серую. Мёртвую. Минги хмуро смотрит на сухие остовы, пытаясь понять, откуда здесь вообще взялись эти растения, но неожиданно застывшую музыку сменяет звук какого-то шипения или негромкого гула. Обернувшись назад Минги вновь видит столик в колышущемся столбе света, но на том месте, где раньше лежала ветка цветов — теперь стоят на белом полотне скатерти небольшие песочные часы, песчинки в которых хаотично мечутся, словно за тонким стеклом началась золотая буря. Минги непонимающе смотрит на них, будто припоминая что-то, но мысли обрываются, так и не приняв чётких форм, а за спиной оглушающе раздаётся звук хлопнувшей двери. Повернувшись он замечает, что Юнхо уже вышел, оставив его одного в этом странном месте. Парень спешит следом, дергая на себя скрипучую дверь, а за ней лишь вновь оказывается в кромешной тьме. Это похоже на проезжую часть или перекрёсток, но лишь на небольшой его фрагмент, освещённый сверху мощным прожектором, увидеть который практически невозможно из-за слишком яркого света. Словно декорация для пьесы, когда на пустой сцене должна случится развязка длинного спектакля. В подсвеченном овале света матово бликует чёрное полотно асфальта с ярко-жёлтым пунктиром разметки посредине. Совсем рядом — выхваченная из темноты часть тротуара, на котором, оперевшись спиной о гладкий метал дорожного знака, сидит Юнхо, неотрывно смотря в пустоту перед собой. И кажется, что кроме этого освещённого участка больше ничего нет. Минги оглядывается назад, ожидая увидеть дверь, из которой он вышел, но обернувшись видит всё тот же гутой, почти осязаемый, мрак. Не зная, что делать, он ступает вперёд, заходя на эту «сцену». — Осталась одна попытка, Минги, — спокойно говорит Юнхо, не поворачиваясь в его сторону. — Один август и одна попытка, а в этот раз ты всё равно не успеешь. Опять ошибка, — нервный смешок, от которого по коже бегут мурашки. — О чём ты? Какая ошибка? — хмурится Сон, не понимая, о чём тот говорит. Откуда-то из темноты слышится визг шин и протяжный звук сигнала. От этого резкого звука становится только тревожней, но определить откуда он исходит невозможно, словно вся темнота вокруг вдруг взорвалась, запомнилась им, оглушая и не давая сделать и шагу. — Юнхо?! Но тот словно не слышит всего этого. Он легко отталкивается от опоры и поднимается на ноги, проходя мимо Минги. Он не обращает внимания ни на просьбы остаться, ни на попытки остановить — просто вновь спокойно уходит в темноту, оставляя Минги один на один с этим всё нарастающим шумом, в котором теперь ещё было слышно фальшь уже знакомой мелодии и тревожный вой сирен. Последнее, что запоминает Минги, прежде чем проснуться — это погребально-белые цветы, уложенные за металлическую перемычку дорожного знака, а ещё волосы цвета индиго. Вот только, кому они принадлежали? Дальше сон оборвался. Пугающий звук постепенно сменился мелодией будильника. Все образы рассыпались, растаяли, словно капля чернил в стакане воды. Но упрямая память всё прокручивала и прокручивала их, пытаясь связать воедино, разобраться в их природе, понять. «Уже почти август…» Глупости какие. Причём здесь август? Он давно закончился, а Минги уже три недели, как таскается на учёбу. Может имеется в виду не этот август, а тот, что будет в следующем году? Но что тогда должно случится? И при чём здесь Юнхо? Парень постарался забыть этот странный сон, но тот не желал так просто покидать мысли. И лишь уже по дороге в университет на смену этим переживаниям пришли другие. Как стоит себя вести с Юнхо после вчерашнего? О чём говорить? Как смотреть в глаза? Притворяться, что всё как раньше и вчерашнего разговора не было? Кто они друг для друга теперь? Погрузившись в свои мысли, Минги на автомате шёл в сторону нужной аудитории, не замечая ни снующей вокруг толпы студентов, ни преподавателей. Вопросы крутились в голове бешенным роем, но ответить хоть на один из них так и не получилось. — Минги! Сон Минги! Подожди! Услышав сзади знакомый голос, парень остановился на месте, резко поворачиваясь. Юнхо бодро догонял его, обгоняя сонных парней и девушек, которые косились на шумного подростка и старались обходить его стороной. — Я тебя от самого порога универа догнать пытаюсь, а ты будто и не слышишь, — обиженно протянул он, наконец-то догоняя одногрупника и поправляя съехавший с плеча рюкзак. — Мы в какой сейчас аудитории? — Тридцать первой, — неуверенно протянул Минги. Юнхо ни видом, ни словом старался не поднимать тему вчерашнего разговора. Он всё так же старался шутить и говорить обо всём на свете и ни о чём одновременно. Минги видел, как тяжело ему это даётся. Видел, как дрожит порой чужая улыбка и как отчётливо заметны тени под обычно таким живыми глазами. Он видел, как трудно Юнхо даётся роль просто друга. Но так же Минги понимал, что должен делать то же самое. Быть может ничего хорошего из этого не выйдет и Юнхо со временем устанет играть роль самого лучшего друга; перестанет притворяться, что сказанное вчера — просто шутка. Так будет лучше. Вот только… что должно случиться в августе? *** — … меня совсем не слушаешь! Минги оторвался от разглядывания интерьера кафе, в котором они сидели, и рассеяно посмотрел на девушку рядом с собой. — Прости, пожалуйста! — он обворожительно улыбнулся. — Просто место кажется знакомым, хотя я здесь ни разу не бывал. Вот я и подвис немного. — Что-то вроде дежавю? — мило нахмурилась девушка, но уже, кажется перестала дуться на то, что её не слушали ранее. — Да, очень похоже, — согласился Минги, вновь пробегаясь взглядом по беспорядочно расставленным столам с кипенными скатертями, по чёрно-белой шахматке паркета и возможно винтажном проигрывателе в самом углу, из которого лилась ленивая мелодия. — Вот только не помню, где я его видел. Совсем из головы вылетело. — Может в газете? Или в новостях, — предположила собеседница, помешивая уже порядком растаявшее мороженное в пиале, — Мне вот подруга это место посоветовала — сказала, что здесь мило. — Знаешь, неважно. Может и правда — просто дежавю. Так что ты говорила, Виен? Извини, я совсем отвлёкся. Они вновь начали обсуждать фильм, с которого только что вернулись. Эти отношения длятся всего лишь две недели. Две недели, как Минги решился взять на себя роль заботливого парня. Виен была красивой, милой, весёлой и умной. Она первая предложила встречаться, а Минги решил просто плыть по течению. Так ведь правильно, да? Парни должны встречаться с девушками, водить их в кино и дарить цветы. Это нормально. Неправильно лишь то, что Минги не чувствовал к ней ничего, кроме вины. Вины за то, что обманывает, и за то, что любит другого. Но эти отношения — возможно, это шанс? С ней он попробует быть обычным. Попробует построить правильные отношения, которые позволят жить нормальной жизнью, которые одобрят родители и упрямое общество. Виен была идеальной девушкой и, возможно, когда-то станет идеальной женой. А Минги постарается соответствовать. Так же, как делал всю свою жизнь. Возможно, когда-то придёт и любовь, а может и нет. Но ведь есть же отношения, построенные на взаимном уважении — быть может для Минги идеально подойдёт именно этот вариант. Он не уверен в этом, но нужно попробовать. Юнхо он до сих пор так ничего и не рассказал о том, что встречается с Виен. С Юнхо вообще теперь всё очень сложно. Они по-прежнему дружат и учатся вместе. По-прежнему сидят рядом в аудитории и берут одни проекты на двоих. Они всё ещё играют в лучших друзей. Друзей, которые бросают друг на друга слишком долгие взгляды, когда никто не видит, а в них горечи столько, что того и гляди захлебнёшься ею. Странные отношения, от количества невысказанных слов в которых уже хочется кричать. Но они оба молчат. Оба игнорируют то, как больно порой улыбаться и делать вид, словно не было того разговора год назад, не было смазанного поцелуя, не было ничего. Вот только врать самому себе невозможно. И Минги понимает это. Понимает, что забыть ощущение тепла на своих губах — невозможно. Невозможно забыть их вкус, как и ту печаль, что навечно поселилась в янтарных глазах, после того, что он сказал. Минги сам оборвал все возможности, сам сжёг те метафорические мосты. Вот только не ему одному от этого больно. Что чувствует Юнхо и какие истинные чувства скрываются за извечной улыбкой? Если в Минги такое ощущение, словно его закопали заживо — что же твориться в чужой душе? Они могли бы поговорить, обсудить всё, постараться найти альтернативу. Вот только ни один из них так и не поднял эту тему ни разу. Юнхо — потому что не хочет потерять даже эту хрупкую связь, что между ними осталась. Минги — потому что… потому что боится. Боится что не выдержит и расскажет о том, что любит не меньше. Вот только — какой в этом прок? Этим отношениям не суждено случиться, не суждено принести счастье. Чувства их обоих, какими бы светлыми и чистыми они ни были, они не принесут счастья. Они не превратятся в красивый цветок, как это любят описывать поэты, не смогут победить все невзгоды. Они продолжат отравлять душу, словно в отместку за то, что им оторвали крылья. Эта любовь никуда не денется, не растает со временем, превратившись в воспоминание, которое будет вызывать улыбку в старости. Она пустит свои корни так глубоко, как только может; будет цвести из года в год, взрощённая на боли и сожалениях. И прекрасный бутон, которым ей суждено было стать, окажется лишь бледным побегом, что отчаянно хотел тепла, но так и не смог его получить. Минги не знает, как сказать Юнхо о том, что решил встречаться с девушкой. Острое ощущение того, будто он его предаёт этими отношениями, настолько сильное, что голосовые связки буквально парализует, когда он пытается начать говорить об этом. Да, рано или поздно Юнхо узнает об этом, но Минги пока не готов сказать ему. Не готов вновь причинить боль. Вот только, не станет ли Юнхо ещё больнее, когда он узнает, что от него скрывали столько времени? Как он поступит в этом случае? Вновь беззаботно улыбнётся и поздравит? Каким будет его лицо в тот момент? Застывшее выражение человека, которого ранили в самую душу. Боль на дне янтарных глаз, где разом потухли всё звёзды, а на их место пришла пугающая пустота. Прикушенная нижняя губа, словно в попытке сдержать рвущиеся на волю слова. И грусть, которая читается в каждом жесте. Таким Минги увидел Юнхо, стоящего в дверях кафе и смотрящего за их столик. Секундный контакт глазами, которого достаточно чтобы понять, как сильно ошибся. Чтобы осознать, насколько больно сделал. Юнхо выходит за дверь быстро, громко хлопая металлическими вставками, и Минги видит в окно как быстро удаляется его фигура. Он слышит где-то на периферии, как Виен что-то спрашивает, понимает, что должен ответить и объясниться. Вот только сознание плывёт, а всё внимание почему-то занимает ленивый и тягучий звук мелодии, всё ещё лившейся из динамиков под потолком. Знакомая фальшь труб в размеренном джазе. Вечерние отблески в начищенном паркете. Беспорядочные столики… с перевёрнутыми на них стульями, накрытые сверху белыми простынями. Белые колокольчики, уложенные в дорожный знак на перекрёстке. Несколько минут уходит на то, чтобы прийти в себя и наконец прогнать странную муть перед глазами. — С тобой всё в порядке? — голос Виен испуганный и обеспокоенный. — Извини, я… мне нужно идти… Извини… Поток вопросов, доносящихся в спину он уже не слышит, просто не замечает его. Обрывки сна, который он забыл уже так давно, оказываются неожиданно свежими, словно он видит его вновь. Вот только в это раз к размытым образам примешиваются другие. Яркие. Пугающие куда больше от того, насколько реальные. Воспоминания. Столик у окна, так похожий на тот, за которым он сидел всего несколько минут назад. «…Раз так, хорошо, Сон Минги, мы расстаёмся. Удачи тебе в твоих исканиях нормальной и лучшей жизни…» Одинокая фигура в светлой футболке, идущая прочь под стройным рядом горящих фонарей. «…ты не хочешь рисковать всем, ведь на другой чаше весов всего лишь… всего лишь я, и мои к тебе чувства. Этого слишком мало, да, Минги? …» Визг тормозов по гладкому асфальту. Собственные руки по которым стекают алые капли. Гудящая толпа и холодный тонкий пластик, которым накрыто… тело. « — Кем вам являлся погибший? — Любимым человеком…» Он не успел. Когда Минги выбежал из-за поворота — машины нигде не было видно, а кто-то из прохожих уже диктовал в трубку адрес, по которому следует прислать скорую. Вот только Минги знал, что врачи уже здесь ни к чему. «…в этот раз ты всё равно не успеешь. Опять ошибка…» Минги не нашёл в себе силы, для того, чтобы подойти ближе. Так и остался сидеть, оперевшись об угол здания и пытаясь осознать случившееся. Он потерял его снова. Снова допустил ошибку. Пережить смерть любимого человека дважды, нет, трижды… Возможно, Минги и заслужил подобное, но вот Юнхо достоин лучшего. Он должен был жить! Но Минги опять всё испортил. Сон сидел на том месте долго, молчаливо наблюдая за тем, как постепенно растёт, а затем редеет толпа любопытных. Как приезжают и уезжают машины полиции и скорой помощи. Он не говорил о том, что был знаком с погибшим человеком. Не поехал в этот раз вслед за ним. Минги старался не думать о том, кого увозят, оглашая весь квартал пронзительным звуком сирен. Старался не слушать бессмысленные и пустые рассуждения о тех, кто проходил мимо него. Старался не смотреть на то, как незнакомые люди с равнодушными лицами убирают «место происшествия». Все мысли сосредоточились на другом. У него будет последний шанс. Ещё одна возможность исправить ошибку. Он сидел на месте, отстранённо отмечая, как медленно опускаются на город ночные сумерки и дожидаясь, когда за ним придут. Думал том, что в этот раз он примет правильное решение. Он обязан это сделать. Когда рядом на нагретый за день асфальт опустилась одетая в чёрное фигура, небо над блестящими шпилями небоскрёбов, уже во всю было усеяно фонариками звёзд, между которых ярко виднелся круглый диск серебристой луны. — Ты ведь говорил, что я не буду ничего помнить, — негромко обратился Минги к сидящему рядом. Собственный голос показался совершенно незнакомым, хриплым, и ещё почему-то дрожал. — Так бывает, — ответил Хонджун, поднимая пальцем полы шляпы и всматриваясь в ночное небо. — Ты слишком сильно привязан к нему. Плюс — это было уже второе «исправление». Иногда воспоминания накладываются — мы пробовали это исправить, но пока не особо понимаем почему так происходит. К тому же, это случается не так часто, чтобы сильно об этом беспокоиться. — Что случилось в первый раз? — спросил Минги, поворачивая голову в сторону этого странного человека. — Почему Юнхо… — Вы тогда уже были вместе почти два года, когда твой отец узнал об этом. Он настоял Юнхо на личной встрече, не сказав тебе об этом. А затем попросил его расстаться и «не портить тебе жизнь». Юнхо сначала возражал, но твой отец смог его убедить, что для тебя будет лучше построить нормальную семью, чем страдать всю оставшуюся жизнь, — спокойно рассказывал Хонджун, словно не замечая внимательного взгляда, направленного в его сторону. — И он согласился? — А ты как думаешь? — взгляд пронзительных голубых глаз словно ударил под дых, но Минги не отвёл своих, видя ответ в насыщенной лазури. — Ты столько раз просил не говорить о ваших отношениях, просил подождать ещё немного. Ты говорил, что любишь, но прятал свою любовь словно постыдную тайну. А потом ему это всё рассказывает человек, который хорошо знает тебя и к мнению которого сложно не прислушаться. Ты ведь знаешь Юнхо. Что бы он выбрал? — Это произошло здесь? — задал Минги следующий вопрос, понимая, что слова Хонджуна совершенно верны. Если всё было так, как он говорит — Юнхо бы не задумываясь пошёл на то, что было лучше для важного ему человека. От понимания этого сердце вновь больно сжалось. — «Исход» всегда один и тот же. Меняться могут лишь обстоятельства, но место и результат остаются неизменными. Он позвал тебя в то кафе, чтобы расстаться, но так и не дошёл до него. — Почему же я решил так на долго затянуть «исправление»? — нахмурился Сон. — Даже если я решил сам предложить расстаться. Мы ведь встречались целый год… — Я ведь говорил уже, — пояснил синеволосый, — Мы пришли слишком рано в тот раз. Это сейчас из-за «накладки» с воспоминаниями, ты принял это несколько легче. Но впервые… Возможно, тебе просто хотелось провести с ним хоть немного больше времени, — он прервался, посматривая на часы. — Мне уже пора, — тонкая ладонь, затянутая на этот раз в плотную чёрную кожу перчаток с раструбами, протянула знакомые песочные часы. –Ты ведь помнишь, что делать? Минги не стал ничего отвечать — лишь молча кивнул в пустоту, когда невысокая фигура вновь исчезла в густых сумерках одной из подворотен. «… Если же, использовав все три попытки, ты не преуспеваешь в «исправлении» — то умираешь сам и становишься кем-то вроде нас…» Так сказал Сонхва, когда в прошлый раз объяснял устройства этого… волшебства? Науки? Какая, впрочем, разница, что это такое? У Минги есть последняя возможность всё исправить. Последний раз попробовать спасти Юнхо. Если же и он провалится — какая разница, что с ним случиться дальше. Умереть. Стать тем, кто предлагает исправить ошибки незнакомцам, и носит в своих карманах часы, способные возвратить время вспять. Какая разница кем он будет? Возможно однажды, предлагая кому-то «исправление» он попадёт в то время, когда человек по имени Чон Юнхо будет счастлив. Каждый наш шаг равен будущему. Минги поднял ладонь вверх, наблюдая за тем, как золотится песок переливается на фоне тусклого прожектора луны — такой яркий и завораживающий. Последняя возможность исправить ошибку, цена которой слишком высока. Минги заплатил её уже дважды, выбрав не тот путь. Что же… в сказках ведь их тоже обычно бывает по три? *** «На перекрёстке улиц N и M произошла авария. Согласно сообщению, вчера, около 19:30, в *** районе столицы, на перекрестке улиц N и M внедорожник «Toyota» сбил …» От монотонного голоса диктора Юнхо оторвала назойливая трель дверного звонка. Отложив в сторону планшет, на котором была открыта вкладка с новостями, парень пошёл в сторону прихожей. — Что с тобой случилось?! — удивлённо вскрикнул он всматриваясь в лицо пришедшего. — Минги! Какого чёрта произошло? — беспокойно выспрашивал парень, затаскивая гостя внутрь и поворачивая его лицо под ярким светом лампы возле двери. — С отцом поссорился, — неохотно буркнул младший, дёрнув разбитой губой, когда Юнхо попробовал к ней прикоснуться. — Как так? — удивился тот. — Идём в ванную — обработаем всю эту красоту, заодно и расскажешь всё. Минги быстро разулся, наступая на задники кроссовок и проследовал в указанном направлении, где Юнхо уже во всю выискивал что-то в шкафчике за зеркалом. Минги осторожно уселся на бортик и некоторое время наблюдал за тем, как растёт батарея выставленных бутылочек и тюбиков, как ловкие пальцы перебирают их переставляя из места на место. — Это ведь из-за нашей вчерашней ссоры, да? — негромко спросил Юнхо, открывая какую-то баночку с синеватой жидкостью, из-за которой в небольшой комнатке сразу же запахло больницей. — Неужели ты рассказал им? — Рассказал, — спокойно ответил Минги, чуть морщась, когда прохладная ватка оказалась возле его лица. — Всё так плохо? — Как видишь — отец не в восторге. — Прости, — виновато проговорил Юнхо, отстраняясь и заглядывая в чужие глаза. — Если бы я не настаивал… — Я должен был раньше во всём признаться, — перебил его Минги, обнимая парня за талию и притягивая его ближе, прижимаясь лбом к чужой груди. — Прости, что так долго тянул. Юнхо ничего не ответил. Он отложил на стиральную машину вату и пузырёк, который до этого сжимал в руках и мягко зарылся ими в спутанные чёрные волосы — привычно пропуская сквозь пальцы густые пряди. Минги чуть ли не мурлычет от этой незатейливой ласки и лишь сильнее сжимает кольцо рук на чужой талии. Он готов сидеть так вечно, не выпуская Юнхо из своих объятий. В этот момент не было важно ни то, что кричал отец всего несколько часов назад, ни то, что теперь жизнь изменится. Минги казалось, что поступив так, он принял второе из самых правильных решений в своей жизни. Первым было согласиться встречаться с этим замечательным человеком, второе — показать ему, что тоже дорожишь этими отношениями; доказать, что веришь в их нерушимость, что готов идти ради них на жертвы. Не столь важно, что будет завтра, или через несколько лет. Всё самое важное находится рядом здесь и сейчас, в его объятиях. Самые живые глаза. Самая красивая улыбка. Самый нужный человек. Немного разжав тёплые объятия, Минги мягко подаётся вверх, осторожно касаясь сухими горячими губами уголка чужих. Юнхо невольно растягивает их в улыбке, будто зеркаля его, и целует также медленно, осторожно приходясь языком по свежей ране и чувствуя металлический привкус крови. Сон немного морщится от этого, но поцелуй не разрывает, лишь прижимается сильнее, всё же отнимая одну руку с чужой талии и запуская её в только недавно высветленные персиковые пряди. Какая Минги разница на весь мир, если в нём не будет рядом Юнхо? Да и будет ли существовать этот самый мир без него? Возможно, существовать он и будет, вот только жить в нём как прежде — не получится. *** Хонджун неспешно вышагивал по бордюру тротуара, рассеянно вертя в руках ветку белых колокольчиков, когда наручные часы подали негромкий, но различимый в ночной тишине сигнал. — Не ошибся всё-таки! — весело хмыкнул синеволосый, заправляя цветок за ухо и что-то нажимая на корпусе часов. — Значит сообразил… — Ты ещё долго будешь здесь шататься? — раздалось недовольное со стороны. — Сонхва, что-то ты опоздал, — злорадно протянул Хонджун, сверкая в сторону напарника голубыми глазами. — Что там? Этот твой… — он пощёлкал пальцами, вспоминая имя, — Чхве Сан, да? Успел на тот рейс? — Да, — спокойно кивнул блондин, игнорируя первое замечание. — Надо же, — присвистнул младший, — Справился с первой попытки? Вот счастливчик. — Сообразительный попался, — кивнул Сонхва, соглашаясь. — У тебя, я вижу, тоже всё сложилось? — Агась. — Зачем ты ему рассказал о первом исправлении? — нахмурившись спросил старший, — По правилам ведь… — Он и сам почти всё вспомнил, к тому же… Минги мне напомнил меня самого… в той жизни, — после короткого молчания сказал Хонджун, грустно улыбаясь каким-то своим мыслям. — Если бы не моя трусость, ты бы… — Нам пора, — перебил его Сонхва, беря за руку и ведя за собой. Хонджун покорно зашагал следом, с улыбкой смотря на их переплетённые пальцы и лишь сильнее сжимая их в ответ. Когда-то он так и не смог спасти этого человека, так и не смог понять в чём заключалась его ошибка. И пускай им теперь и дана вечность вместе — Хонджун знает, что даже к её окончанию он не сможет простить себе того, что потерял этого человека столько раз.