Самоуничтожение

      Аарон Хилл еще долго сидел на ее крыльце, глядя на свои дрожащие руки. Он не готов был ее отпустить, но знал, что заплатит неоправданно высокую цену, если остановит ее. Любовь Сары ничего не стоила, потому что она не была и не будет способна испытать это чувство. В силу своей молодости или из-за практически полностью разложившемуся благодаря наркотикам сознанию она просто не могла никого полюбить. Даже саму себя. Он ушел, когда начало светать, и пообещал себе, что никогда больше не придет к этому дому.       

      Проснувшись утром после первого в ее жизни открытого разговора, Сара О’Нил не почувствовала привычных симптомов похмелья, но факт наступления очередного нового дня вызвал в ней обычное раздражение. В тот день и школа не перестала казаться каторгой, все, кто в ней учился, продолжали таращиться на нее. До обеда Сара, желая отвлечься от того, что происходило в ее жизни, отличилась на некоторых предметах, включая физику и математику, о чем теперь, сидя за столом в шумном кафетерии, неустанно болтал Бобби Тернер. Что не могло не раздражать вечно хмурого Дерека.       — Не понимаю, почему ты все время притворяешь круглой идиоткой? — Поправив очки, ботаник подтолкнул локтем Сару под бок.       — Бобби, так уж вышло, что идиоткой я никогда не притворялась, я притворялась дурой.       — И чем же одно отличается от другого? — Невесело усмехнулся Дерек.       — Знаю, что тебе будет неприятно это услышать, малыш Никсон, а уж тем более неприятно будет признать, но интеллектом меня природа не обделила. — В подтверждение своих слов Сара придвинула к мальчишке листок со своим тестом по физике, на котором красовалась высшая оценка. — А то, что я не всегда поступаю правильно, прекрасно осознавая все последствия, уже никак не зависит от природы.       — А что именно ты считаешь неправильным? — Кажется, сын шерифа твердо решил по стопам своего отца, и первым его допрашиваемым стала именно Сара. — Например, что ты связалась с бандитами?       — Дерек, ты меня обижаешь, я не просто связалась с бандитами, я залезла в кровать к их главарю.       — Переспала со взрослым мужиком ради наркоты? — Мальчишка недобро усмехнулся. — И утверждаешь, что природа не обделила тебя интеллектом?       — Дерек, прекрати! — Запищала Кэнди, испуганно поглядывая то на мальчишку, то на Сару, которая и бровью не повела в ответ на оскорбление.       — Ничего, крошка. Слова твоего парня ни капли меня не обидели.       — Я не ее парень.       — А что так? — Заметив смущение Дерека, Сара наклонилась к нему еще ближе и прищурилась. — Захлебываешься своим недовольством, которое по твоему мнению диктует тебе здравый смысл и железная логика, а сам не видишь ничего дальше собственного носа. Пока ты плюешься ядом, высказывая свое мнение, которое никто не спрашивал, наша маленькая и прекрасная Кэнди все хорошеет и ловит на себе взгляды куда более интересных людей, чем ты. И что ты будешь делать, когда упустишь свой последний шанс признаться ей в своих чувствах?       Сара знала, что поступала неправильно, указывая Кэнди на недостатки парня, в которого она была влюблена, знала, что ударила Дерека по самому больному, но не переставала наслаждаться выражением растерянности, застывшим на его лице. Она никогда не была добрым человеком, приятным знакомым или хорошим другом. Она была стервой. Грубой, эгоистичной, циничной стервой, которая никогда не считалась с чужими чувствами, потому что не имела своих. До некоторых пор. Посмотрев в печальные глаза Кэнди, Сара ужаснулась и почувствовала, как ее захлестывает отчаяние. Во рту появился непривычный горьковатый привкус разочарования в самой себе. Все вдруг перевернулось с ног на голову и предстало в совершенно ином свете. Она не имела права вторгаться в жизнь этого маленького городка и его жителей, не имела права топтать ее своими грязными ботинками, не имела права ее отравлять своим присутствием. Но она это сделала. Она унижала, обижала и разочаровывала людей, она пугала их и изводила, она сводила людей с ума. Она убивала их своим присутствием.       — Извини, Кэнди. — Встав из-за стола, прошептала Сара.       Неожиданно она признала, что нуждается в помощи. Выйдя на крыльцо, она остановилась и покрутила в трясущихся руках телефон, прежде чем набрать номер. Сара знала, что первым шагом к исцелению являлась правда, но готова ли она была произнести ее вслух?       — Алло? — Знакомый женский голос послышался из динамика после нескольких коротких гудков.       — Привет, мам. — Сара набрала побольше воздуха в легкие. — Что-то мне расхотелось умирать.                     Самое печальное в жизни — это упущенные шансы. И Аарон Хилл свой шанс упустил в момент, когда за спиной Сары захлопнулась входная дверь красивого дома с черепичной крышей. С той ночи он не видел ее ни разу, и иногда ему даже начинало казаться, что она была просто плодом его воображения, а потом он начинал гадать, жива ли она вообще, или старуха с косой уже добралась до нее. Постепенно из его памяти начали стираться подробности — он забывал ее лицо, то, как звучал ее голос, их диалоги, но вот ее хрипловатый смех по-прежнему звучал в памяти очень четко. А еще он помнил ее глаза — холодные и безразличные ко всему. Он не пытался ее искать, не пытался ничего узнавать о ней, потому что знал — любовь Сары не стоила ничего. Она никогда не была и не будет способна на это чувство, ведь она уже давно похоронила себя, закопала заживо и установила над могилой памятник с эпитафией: «Зачем мне кто-то, если я сама себе не нужна?».       Сидя в своем прокуренном кабинете, Аарон Хилл размышлял, как бы сложилась его жизнь, если бы тогда он ее остановил. Захотела бы она что-то изменить? Захотела бы избавиться от зависимости? Захотела бы обрести смысл жизни? Вряд ли. Сара была эгоисткой до мозга костей, и она никогда не захотела бы менять всю жизнь ради кого-то другого.       Это была заведомо проигрышная игра. Так почему это поражение давалось ему с таким трудом?       Постепенно Аарон возвращался к привычной жизни, в которой Сары будто никогда и не было — дела требовали его вмешательства, люди не могли нормально работать без его контроля. Однажды, пару лет спустя, Сара стала просто блеклым воспоминанием, тенью прошлого, которую Аарон не хотел забывать. Каждую ночь, ложась в свою постель, он вспоминал ее смех и сгорал от желания услышать его не только в своих фантазиях, но и в реальности, но понимал, что вряд ли ему когда-либо представится такая возможность. Он убеждал себя, что все случилось так, как должно было, и иногда даже верил этому, но потом тоска по несносной девчонке черной тучей нависала над его головой, угрожая раздавить.                     Светло-желтые стены реабилитационного центра полностью изолировали Сару от внешнего мира — одно из условий лечения. У нее отобрали все средства связи с внешним миром, все вещи, которые она привезла с собой, обыскали на предмет «нежелательных» предметов и поместили в палату с неудобной кроватью, без зеркал и предметов, на которых можно было бы повеситься. Словно загнанный зверь, Сара ходила из угла в угол, заламывала руки, кричала и выла. Привыкший к постоянному кайфу организм требовал его продолжения, а рассудок твердил, что следующая таблетка может стать последней. Сара держалась из последних сил, исправно посещая групповые и индивидуальные сеансы терапии, но никак не могла решиться на самый главный шаг на пути к трезвости.       Сара до ужаса боялась сказать правду.       Ее собственные чувства выбрались из темницы и начали с лихвой наверстывать то, что упустили за время своего заточения — Сара заливалась горькими слезами, а потом начинала внезапно смеяться. Только, наконец, почувствовав, она осознала, какую боль причиняла людям своим отрешением. Она поняла, что мать никогда не отказывалась от нее, что бабушка была готова протянуть ей руку помощи, что ворчун Дерек своим вечным недовольством просто пытался ей показать, что путь, который она выбрала, не был правильным. И Саре очень хотелось поблагодарить их всех за то, что они просто были в ее жизни.       Постоянную утреннюю тошноту и резкие скачки настроения девушка списывала на ломку. Тело не могло смириться с тем, что находится в постоянном напряжении и поэтому протестовало. Она и подумать не могла, что слова Кэнди Нельсон, сказанные в школьном туалете станут пророческими.       Однажды, в очередной раз сгорбившись над унитазом, Сара начала прикидывать в уме числа — сколько она пробыла в клинике, сколько в Сентфоре, и когда последний раз она заходила в аптеку за тампонами. С округлившимися от ужаса глазами, она смыла в унитаз свой скудный завтрак и, утирая рот тыльной стороной ладони, уставилась в стену, продолжая раз за разом складывать в уме даты и отрицать очевидное.       «Чтобы что? Построить нормальную жизнь, выйти замуж и родить парочку розовощеких детишек? Это чужая жизнь. Не моя» — звучали у Сары в голове сказанные ею же слова. В ужасе она вскочила на ноги и, сбивая с ног всех, кто встречался ей на пути, понеслась в кабинет дежурного врача. Она была в ужасе, прекрасно понимая, что у нее нет никакой возможности выносить, родить и воспитать ребенка. Ребенка Аарона Хилла. Сара остановилась посреди коридора, остолбенев. Чертов Дракон все-таки нашел способ дать ей новый смысл жизни, возможно, даже не желая этого. Девушка запрокинула голову и истерически рассмеялась, по щекам потекли горячие слезы, мимо идущие пациенты и санитары косились на нее с изумлением и подозрением, а Сара с ужасом для самой себя осознавала, что теперь умереть будет уже не так просто и приятно. И это осознание дало толчок правде, которая готова была вырваться наружу сию же секунду.       Когда врачи дали подтверждение подозрениям Сары, она уже знала, что у нее просто не было выбора. Правда освободит ее, да, но эта же самая правда катком прокатится по ее жизни и по жизни ее матери, уничтожит все вокруг, заставит начать отстраивать все заново. Но неужели это так плохо?       Сидя на групповой терапии, Сара отчаянно заламывала руки и пропускала мимо ушей все, что говорили те, кто уже решился открыть свои души и вступить на путь исцеления. Она пыталась подобрать слова, пыталась смягчить удар, но чем ближе подбирался ее черед говорить, тем отчетливее Сара понимала, что никогда не сможет подать эту информацию так, чтобы ничье сердце не разбилось. Вот-вот полетят осколки, вот-вот послышится звон разбитого стекла, а кровь начнет капать на пол.       — Сара? — Позвал психолог. — Может, сегодня ты захочешь с нами поговорить?       — Я не помню лицо своего отца. Он умер, когда я была еще совсем ребенком. — Сара не решалась оторвать взгляд от пола, судорожно сдерживая рвущиеся наружу воспоминания. — Но я помню его любовь, помню, что мы много смеялись. Мне было сложно смириться с тем, что я этого лишилась, поэтому, когда моя мама вышла замуж за Билла, я потянулась к нему, надеясь, что он сможет дать мне хотя бы маленькую частичку той любви, которую дарил мне отец. Первые годы после нашего знакомства Билл был просто пределом моих мечтаний — он заботился обо мне, ходил на все мои школьные концерты, покупал мне красивые вещи и постоянно улыбался. Я не понимала, что так он просто втирался ко мне в доверие, усыплял мою бдительность, я была просто рада почувствовать себя нужной и любимой. И когда он показал мне свое истинное лицо, я просто не могла в это поверить.       Ее тихий голос дрогнул, руки сами по себе потянулись к плоскому животу, и, чтобы сдержать рыдания, Сара закусила щеку изнутри, тихо заскулив. Призраки прошлого оживали перед ее глазами, начинали танцевать на кафельном полу, отбивая ногами неровный ритм. Сара вглядывалась в ожившие образы, слушая оглушающую тишину, царившую в зале для групповой терапии. Это было начало конца, после которого начнется что-то еще. И Сара надеялась, что сможет оправиться от удара, который вот-вот нанесет сама себе. На поверхность выплыли все самые темные тайны прошлого. Сару снова затошнило, но виной тому была уже не неожиданная беременность, она словно почувствовала запах его потного тела, придавившего ее к матрасу. Сара вспоминала, как он пыхтел, вдалбливаясь в ее податливое тело, вспомнила свой страх — она боялась пошевелиться или издать хоть какой-либо звук, она считала себя виноватой в том, что происходило, она думала, что сделала что-то не так.       — Мне было четырнадцать, когда он изнасиловал меня. — Выплюнула Сара. Она почувствовала себя грязной, использованной и разбитой. — Мамы не было дома. Я не знаю, где она была, но когда она вернулась, я не решилась ей об этом рассказать. Мне хотелось защитить этого ублюдка, я все еще думала, что он любит меня, и считала, что все это моя вина.       А потом картинка резко сменилась, и Сара уже видела, как Билл застегивает ширинку на брюках, избегая смотреть на нее, лежащую на кровати и боящуюся пошевелиться. Сара помнила, как ее тело сковывала боль, помнила, как в уголках глаз скапливались слезы, которые потом бежали вниз по горящим от стыда щекам, оставляя после себя мокрые дорожки. Помнила, как в раз за разом задавалась вопросом, что же она сделала, чтобы заслужить то, что с ней не произошло. Только спустя несколько лет, разглядывая образы, возникающие в дурманящем тумане густого дыма от тлеющего косяка, Сара поняла, что не была виновата в том, что Билл был законченным ублюдком, но легче от этого не стало.       Надеюсь, ты будешь хорошей девочкой и сохранишь наш маленький секрет втайне от мамы.       За молчание он поощрял ее дорогими подарками и продолжал играть роль любящего отчима на публике, но, стоило им остаться наедине, маска слетала, и перед Сарой вновь представало жадное похотливое животное, тянущее к ней свои когтистые лапы. И Сара никак не могла дать ему отпор, не находила в себе сил сделать шаг назад, развернуться и сбежать, она смотрела на приближающееся к ней чудовище, словно кролик на удава, глупо хлопая глазами. И все это продолжалось довольно долго, до того самого дня, когда Сара, наглотавшись колес, лежала в своей красивой комнате на полу, застеленном белым ковром, в тот самый день она перестала бояться, перестала чувствовать себя ничтожеством, потому что ее чувства просто отключились.       И вот теперь эмоции вернулись, обрушились на нее бешеным потоком, угрожая смести Сару с лица земли и навсегда уничтожить даже самые неважные воспоминания о ней. Вытащив на свет все самые мрачные тайны своего прошлого, Сара не почувствовала ожидаемого облегчения, она все еще чувствовала себя грязной, использованной и брошенной, но теперь многое изменилось — теперь у нее смысл и силы жить дальше. Однако избавиться от тошноты и ощущения липкого удушья избавиться было не просто, как сорвать со своих губ печать молчания. Раньше Сара и подумать не могла, что когда-то будет добровольно сидеть в компании незнакомцев, страдающих от зависимости, как и она сама, и изливать им свою душу, а теперь ей было сложно представить, что она кого-либо сможет отмыться от этой грязи, которую только что произнесла вслух.       Сразу после окончания сеанса групповой терапии Сара отправилась в администрацию клиники, чтобы попросить о встрече с матерью. И теперь, лежа на неудобной кровати в одиночной палате, разглядывала белый потолок и собиралась с мыслями. Ей нужно было придумать, как посвятить в страшную правду о причинах ее зависимости свою мать. И морально подготовить себя к тому, что она, возможно, ей просто не поверит и уйдет, не сказав ни слова.       И что же будет с Сарой, если она останется в полном одиночестве?       Засыпать было страшно, закрывать глаза совершенно не хотелось, не хотелось чувствовать, как тени обступают ее, сгущаются, кружат вокруг кровати, словно танцуя странный танец. Хотелось просто оказаться в прокуренном кабинете Аарона Хилла и увидеть его внимательные карие глаза, которые действовали на нее так успокаивающе. Но, проводя пальцами по своему плоскому животу, Сара сильно сомневалась, что еще хоть однажды вернется в крошечный Сентфор и позволит Дракону узнать своего ребенка. Она просто не хотела снова вторгаться в его жизнь и ворошить ее, не хотела становиться причиной его неудобств.       Мать приехала на следующий день рано утром. Она выглядела как всегда превосходно — идеальный макияж, элегантный брючный костюм, дизайнерские лодочки и прическа волосок к волоску. Женщина снисходительно улыбнулась, увидев дочь, которая была одета в больничную пижаму на несколько размеров больше, чем она сама, и в тапочки, с растрепанными карамельными волосами и заплаканными светло-карими глазами. Слушая стук ее каблуков, Сара отсчитывала секунды до наступления момента, когда разрушит беззаботную жизнь своей матери, и чувствовала, как совесть грызет ее изнутри, словно маленькая полевая мышка. Наблюдая, как мать усаживается за один из столов в комнате для посетителей, Сара кусала губы и судорожно сжимала кулаки, чтобы не расплакаться раньше времени.       — Похоже, ты действительно решила все исправить. — Почти ласково произнесла женщина, не подозревающая, что вот-вот дочь вывалит на нее все, что копилось в ее душе долгие годы, словно в мусорном ведре.       — Мам. — Сара нерешительно опустилась на стул, стоящий напротив. — Пообещай, что выслушаешь меня, ладно? Мой психолог говорит, что правда необходима для того, чтобы я перестала глушить чувство вины перед тобой наркотиками и алкоголем.       — Ладно.       — Я не хотела тебе этого рассказывать. — Смотреть ей в глаза было страшно, но Саре необходимо было видеть ее реакцию, поэтому девушка, нервно ерзая на неудобном стуле, не сводила с матери внимательного и извиняющегося взгляда. — Сначала я считала, что в этом виновата только я, потом мне было стыдно, и, в конце концов, я вычеркнула это из своей памяти. — Набрав в легкие побольше воздуха, словно стараясь надышаться перед смертью, Сара выдохнула и сморгнула подступившие слезы. — Билл изнасиловал меня, когда мне было четырнадцать.       Женщина молчала. Ее лицо превратилось в непроницаемую маску, а руки, лежащие на столе, сжались в кулаки с такой силой, что побелели костяшки. Она тяжело дышала и внимательно вглядывалась в лицо своей плачущей дочери. А Сара продолжала говорить, конечно, не вдаваясь в самые отвратительные подробности, но и стараясь передать всю картину происходящего для того, чтобы убедить мать в правдивости своих слов.       — Когда это прекратилось? — Едва шевеля губами, спросила мать.       — После моей первой реабилитации. Когда ты ушла из дома на следующий день после моей выписки, он пришел в мою комнату. — Сару охватила дрожь, когда она вспомнила, с каким хладнокровием встретила мужчину, сломавшего ее жизнь. — Я знала, что он придет, поэтому поставила свой телефон на книжную полку и включила камеру, а позже показала ему эту запись, пригрозив судом.       — Так вот почему он никогда и ни в чем тебе не отказывал…       С красивого лица матери схлынула краска. Она словно постарела на несколько лет, проведя пару десятков минут наедине со своей дочерью, решившей, наконец, все изменить.       — Прости, мам. — Заскулила Сара, потянувшись к женщине.       Неожиданно женщина встала с пластикового стула, обошла стол и опустилась на колени перед своей дочерью, не побоявшись испачкать свои дорогущие брюки. Теперь они плакали вместе. Нежные материнские ладони скользнули по исхудавшему лицу девушки, стирая слезы, на смену которым сразу же пришли новые. Сара вздрогнула, перехватила руки матери своими и прижала их крепче к своему лицу, пытаясь впитать в себя их тепло и нежность.       — Это я должна извиняться перед тобой, Сара. — Зашептала женщина, поглаживая щеки дочери большими пальцами. — Я ведь чувствовала, что что-то не так, но боялась получить подтверждение. Я так виновата перед тобой.              ***              Конечно, он не сдержал данного когда-то самому себе обещания. Он раз за разом возвращался к красивому дому с черепичной крышей, на крыльце которого состоялся его последний разговор с девушкой, перевернувшей его жизнь с ног на голову. И в тот вечер ноги снова принесли его на Элламонт-роуд. Хилл за шесть прошедших лет смог убить в себе надежду снова увидеть Сару, сидящую на ступеньках и вглядывающуюся в пустоту, она стала для него неясным призраком прошлого, приятным воспоминанием, тенью, а потому, увидев хрупкую девушку, сидящую на том самом месте, он остолбенел и на несколько секунд выпал из реальности.       Теплый летний ветерок трепал туи, растущие вдоль аллеи, ведущей к крыльцу, где-то вдалеке напевали свои последние песни птицы, на небе ярко горели звезды, затмевая своим свечением даже луну. А она сидела, крутя в руках большую чашку, от которой поднимался едва заметный пар, улыбалась и иногда поглядывала через плечо на стоящее на террасе плетеное кресло. Ее хрупкую фигуру вполне можно было не заметить в темноте — настолько худой она была, но ее выдавали короткие карамельные волосы, блестящие в свете звезд. Она казалась ему миражом, шуткой, которую с ним решило сыграть его тоскующее сознание. Хилл осторожно сделал несколько шагов к крыльцу, боясь разрушить это видение, и удивился, когда девушка подняла голову и воззрилась прямо на него. Это была уже не та Сара, что поцеловала его в щеку в ту их последнюю встречу, в глазах этой девушки не было безразличия, они сияли нежностью и любовью, а лицо, пусть и оставшееся худым, уже не казалось таким изможденным.       — Мужчины, как хорошее вино, с годами становятся только лучше. — Она улыбнулась, оглядев его с ног до головы.       — Ты что, пьешь чай? — С недоверием покосившись на кружку в ее руках, Аарон уселся рядом с девушкой, не дожидаясь приглашения.       — Эти шесть лет не были простыми. — Сара тяжело вздохнула, вспоминая, как сходила с ума и рвала волосы на своей голове, пока ее организм пытался отчиститься от наркотиков. — Но у меня был стимул.       — Неужели ты больше не принимаешь?       Сара поджала губы, ее плечи дернулись, словно сбрасывая с себя какую-то ношу. По ее лицу было видно, что вспоминать о прошлом, было не самым приятным для нее занятием. Но Сара тут же встрепенулась, задумчивость исчезла с ее лица, и с улыбкой она снова обернулась, чтобы взглянуть на плетеное кресло. Хилл проследил за ее взглядом и замер, осознав, о каком стимуле она говорила. Закутавшись в теплый плед, на кресле спал мальчик. Пряди его каштановых волос спадали на лоб, губы были приоткрыты, а маленькие ручки сжимали края одеяла. Дракон оцепенел, чувствуя, как горло сдавливает от сожаления. Он жалел о своем шансе, за который не смог ухватиться. Снова. И в этот раз было больнее.       Отведя взгляд от мальчика, он снова посмотрел на девушку, которая уже изучала его своими внимательными светло-карими глазами.       — Вроде, ты говорила, что жизнь с розовощекими детишками не для тебя? — Хилл хотел бы порадоваться за нее, но не мог заставить себя. Не мог перестать ставить себя на место отца этого мальчика.       — Говорила. — Подтвердила Сара и сделала глоток чая. — Но с тех пор многое изменилось.       — Да, я вижу.       Повисло неловкое молчание, Сара смотрела на Дракона, а он смотрел в их общее прошлое. Для нее все, видимо, сложилось вполне удачно, ведь она смогла отогнать от своей постели старуху с косой и взять под контроль свою жизнь, а вот самому Хиллу повезло меньше — он никак не мог перестать думать о том, что было бы, если бы она осталась. Как бы сложилась его жизнь? Смог бы он стать отцом этого мирно спящего в плетеном кресле малыша? И пусть дела шли в гору, пусть бизнес процветал, пусть зона его влияния неумолимо ширилась, а счастья в его жизни так и не было.       — Мама? — Детский голосок прорезал тишину. Хилл мгновенно обернулся на звук и наткнулся взглядом на пару темно-карих внимательных глаз, точь-в-точь как у него самого.       — Иди в дом, Джер. — Сара нежно улыбнулась мальчику. — Ложись в кровать, я приду через пару минут, ладно?       Мальчик послушно спрыгнул с кресла, потирая заспанные глаза, и дернул ручку входной двери. Его лицо озарила улыбка, обращенная к Хиллу. Эта улыбка пронзила его сердце, вызвала дрожь во всем теле, открыла глаза.       — Почему ты не сказала? — Едва слышно спросил мужчина, когда дверь за мальчиком захлопнулась. — Почему приехала только сейчас?       — Если бы моя бабушка не умерла, то я бы никогда сюда не вернулась. — Сара виновато поджала свои пухлые губы. — Возвращаться было страшно, я боялась, что воспоминания заставят меня снова потянуться к прошлому, а я не имею больше права на ошибку.       — Ты должна была мне сказать, Сара!       — Знаю. — Выдохнула девушка.       — И что будет дальше? Опять уедешь, не попрощавшись?       — Похоже, теперь у меня есть повод остаться. — Улыбнувшись, Сара оставила на его небритой щеке поцелуй и поднялась на ноги. — Увидимся, Дракон.