встретимся под рождество

У Брайана с Роджером всегда были натянутые отношения. Никто даже не понимал почему эти двое так злятся на друг друга. Но несмотря на это, они вечно бродили где-то вдвоём, сидели у кого-то дома и всё равно ругались. «— Он мой лучший друг, – у Роджера язык заплетается, но он продолжает доказывать Джону, что не ненавидит дурацкого Брайана Мэя. — Да ты каждый раз убить его готов, – Дикон наливает еще спиртного, и чокаясь с Тейлором кричит что-то по типу «ЗА ВАШИ С БРАЙАНОМ МУТКИ», а потом старается не смотреть на Роджера, потому что тот готов дать ему затрещину.» В тот вечер было холодно. Достаточно холодно, чтобы пойти кататься на ледовом катке поздним вечером, замерзнуть до судороги и после греться возле камина, дрожа от оставшегося холода в сознании. Лёд будет невероятно скользким, ведь его только заморозили, ноги непривычно нудя оставят после коньков ощущение неполноценности, ведь за час ступни привыкли к прикрепленному к подошве лезвию. За окном морозит не по-детски и снежинки кружатся в воздухе. Скоро Рождество, потому каждая улица ярко украшена и по телевизору ещё вечно говорят о ёлке на главной улице. Выходя днём из домов прохожие сталкивались с ярким солнцем, которое отражалось от сугробов, светило в самые глаза, въедалось внутрь. Именно с таким заманчивым предложением в зимнюю ночь пришёл к Роджеру Брайан. У него нос замерз после резкой смены климата, покраснел и сейчас парень выглядел, как Санта, что рассмешило Тейлора в самый первый момент их встречи, когда он медлительно тянул время, потому что уже знал кто за дверью. Только один человек стучит по двери, отбивая мелодию «Smoke on the water” при этом. И длинные пальцы Мэя холодные, как сосульки на крыше, а Роджер, прижав их к губам согревал ещё на пороге квартиры. — Не смей даже заикаться об этом, – вечно злой Роджер шипит в лицо Брайана, когда тот, сидя на диване, смотрел на вечный бардак парня. И у Мэя смех вырывается, он даже не может сдержаться, лишь громко хрюкает на всю квартиру, брызгая слюной. Роджер тогда еще кидается чёрным пальто Брайана, которое он снял перед входом. Тейлор по дороге до метро покупает пару булочек в местной пекарне. И этот легкий запах выпечки остаётся с ними до самого конца дня. Но булочки так и останутся лежать рюкзаке до самого утра, пока голодный Бри не закинет их себе в рот. — Хэй, смотри, – у Брайана настроение весёлое было в тот день. Указывает на магазинчик в подземном переходе, внутри которого на стенде висели розовые шапочки с ушками, которые так мило дергались каждый раз, как потянешь за висячие лапки. — Не смей даже, – Роджеру даже интересно будет, как его белокурые волосы будут смотреться с этим странным головным убором. Но молит всех богов, чтобы озорник Мэй прошёл мимо, оставив после себя заразный смех. — Тебе очень даже идёт, – Брайан улыбается парню, прячет кошелёк и ведёт к выходу. В тот вечер Роджер проклинал его трижды за эту покупку. Они вышли с метро на главной улице Лондона и в лицо ударял мороз того дня, тогда ещё неоновые фонарики ослепляли все вокруг. И Роджер покупает два горячих глинтвейна, а Бри задыхается от тепла внутри. У него ещё перчатки колючие, которые он забрал у своей бабушки. — Мы идём на каток, – Мэй подхватывает Роджера за вечно тёплые руки и тянет к ограждённому месту, нагло протискивается в очереди. Парень невероятно дерзкий каждый раз, когда хочет привлечь внимание белокурого, а ещё милый каждый раз, когда старается злиться без причины. Тейлор щурится и мысленно орёт на Брайана за всё плохое. У него в руках розовые коньки со снежинками, такими приторными и мерзкими. А у высокого хоккейные коньки, потому что лапа не в одни другие не помещалась. И они мучаются со шнурками минут десять, еле встают, и у Роджера снова кипят нервы. Иногда ему кажется, что он мог взорваться от злости в тот момент. Роджер любил кататься в детстве, даже на уроки ходил, так что может спокойно чувствовать себя на катке, переменяя ноги плавно и нежно. А у Бри ноги раздвигаются каждый раз, он даже ехать не может нормально в первые минуты. И он постоянно орёт что-то Тейлору, который отъезжает на другую часть катка. — Ты болван, – шепчет белокурый парень, хватая высоко, стараясь удерживать, чтобы он не плюхнулся своей прекрасной попой на лёд. Роджер страхует его со всех сторон, даже учит кататься по началу, но уверенность в свои силы так и не приходит. Тогда ещё Брайан цепляется сзади за бортик, потому что Роджер снова отъехал и шатен чуть не свалился. И Тейлор катиться к нему. У него улыбка, как у Чеширского кота, а ещё одна глупо-милая мысль. Хватаясь руками за бортик по обе стороны, чтобы Бри никуда не уехал, хотя не уверен, что сможет. И Мэй пускает пар ему в лицо, хохочет, как осёл, до того момента, как Роджер целует его ледяные губы. — А я ведь люблю тебя, – Роджер замерзшим носом утыкается ему в шею, которая открыта. И Мэю ужасно жарко из-за глинтвейна, а ещё радужный шарф сполз до колен. У Брайана сердце замирает и он с такой нежностью заглядывает в глаза Тейлора, потому что не осознает, что всё это реально. В голове у обоих играет Синатра, которого они слушали в метро по наушникам Брайана, которые он скомкает каждый раз у себя в кармане перед тем, как достать. И они стоят так совершенно недолго, пока у Брайана вновь не едет крыша. И у Мэя начинает получаться делать фонарик, пока голова не начинает кружится. А ещё ехать задом, но тормозить так и не получалось. — Внимание, КАМАЗ, – Бри орал каждый раз, когда летел задом до следующего бортика, чтобы случайно не врезаться в маленького ребёнка или злого дяденьку. И в ту ночь, дома у Роджера, он пел ему колыбельную, пока родные руки не давали затрещину. А потом прижимал белокурого ближе к себе, вдыхал его аромат — наслаждаясь моментом. Сейчас, вспоминая всё это, Роджер морщится. Это было прошлой зимой, а казалось, что с того момента прошла тысяча веков. И Тейлор уныло вздыхает в той же самой квартире, отпивает горячий чай. Но так и не догадывается, что через час придёт Брайан, потому что ужасно соскучился. Или потому что вновь хочет на каток.