Доброе утро, Дозор!

Заледеевск, сентябрь - Ну, давай, выкладывай, - сказал Серапин, едва опустившись в свое громоздкое кресло. Евгеша тайком поморщился. Его "начальник" очень уж переборщил с терморегуляцией в кабинете. Во мгновение воздух стал сухим и жарким. Евгеша же не любил жару. Он осторожно, ловко, ненавязчиво снизил насыщенность хозяйской магии до более-менее приемлемого уровня. Сел в другое кресло, ближе к окну. Серапин всё-таки уловил его манипуляции, сказал с легким упрёком: - Мог бы и локально атмосферу подправить. Ну холодрыга же, чё ты? А я как на Колыме намерзся, никак отогреться не могу. - Прошу прощения. Евгеша поспешил исправить положение, поступив как было рекомендовано. Так вышло даже лучше. Для одного себя созданный кокон комфортной прохлады надежно ограждал от царящей в кабинете жары. Пусть себе шеф развлекается. - Ну так чё? - напомнил Серапин, - Чего ты там этому светлому сунул? В папочке? Не многовато для разгона? Евгеша неопределённо покрутил в воздухе костлявой кистью: - Немного. Скорее для видимости. Посмотрим сперва, как он себя поведет. - Про самого-то что скажешь? Серапин по опыту знал, что на такие серьёзные вопросы Евгеша отвечает далеко не сразу, а только конкретно подумав, и в ожидании ткнул пальцем в кнопку связи с секретаршей: - Верка, кофе налей. - Бренди капнуть, Серапин Миронович? - услужливо прожурчал мягкий женский голосок. - Валяй. Евгеша неодобрительно нахмурился. А ликера, выпитого только что в кафе, на встрече с новым главой Ночного Дозора, ему не хватило? Ну да, что шефу до его неодобрения... Секретарша вошла буквально через полминуты, неся на подносике две массивные дымящиеся кружки. По аромату пара одной из них можно было сказать, что бренди туда отнюдь не капнули, а бухнули с размахом. Она и досталась главе Дневного Дозора. Тот довольно откинулся на спинку кресла, обняв кружку обеими ладонями с большими, хваткими пальцами. Ведьмочка-секретарша, выглядевшая довольно юной, миловидной, аппетитных форм, в полупрозрачной белой блузке и короткой серой юбочке, в туфельках на каблучке, успела хорошо изучить вкусы своего шефа. Поэтому, впридачу к кружке, на стол перед ним была сгружена маленькая, плоская бутылочка с тем самым бренди, на случай, если захочется добавить. Евгеша, которому досталась вторая кружка, вовсе без бренди, вежливо, но безразлично кивнул секретарше. Ему, в отличие от главы Дозора, было совершенно наплевать на то, как она выглядит, и присутствует ли вообще. Ведьмочке, как женщине, такое отношение порою было очень обидно, и она утешала себя мечтами, как подольёт однажды этому Жальцеву в питьё что-нибудь... этакое. Чтоб помучился. Чтоб место своё понимал. Евгеша, разумеется, знал об этих мечтах. Знал и о том, что они так мечтами и останутся. Ведьмочка тоже это знала, но такие фантазии здорово её развлекали. В этот раз, например, она представила, как Евгеше достается вместе с кофе приличная доза тошнотного зелья. Чтоб на неделю слёг, не меньше... Когда секретарша вышла, Евгеша отодвинул от себя кружку с кофе, и сказал: - Отправь меня к нему. - Что, так всё серьёзно? - Серапин наморщил узкий лоб, отчего брови почти слились с низкой линией роста волос. - Хочу поближе на него посмотреть. - добавил Евгеша, сосредоточенно о чём-то размышляя. Серапин насмешливо хмыкнул. Евгеша глянул на него сердито. - Если тебе так уж хочется, - сразу утративший весёлость Серапин долил из бутылочки в свою наполовину опустевшую кружку, - Думаешь, будет с него толк? - Будет или нет... Думаю, нашим планам он не помешает. А если повести себя правильно, даже поспособствует. Серапин недовольно поморщился: - Ты не умничай, ты рукой покажи. - Филипп Кларенс - иной не простой, - медленно проговорил Евгеша, - Да и не может он быть простым, при таких... предках. С виду он всего лишь Гесеровская марионетка... миленькая фарфоровая статуэточка, из тех, что по слухам у Пресветлого в шкафу стоят, в кабинете. Этакий символ престижа Ночного Дозора. И внутри у него, с виду, ничего нет, как у той статуэточки. Да только это - личина, маска. Ширма. А вот, что за всем этим стоит, мне очень хотелось бы посмотреть. - Ой, да знаю я таких, - уверенно оборвал Серапин, - Как ты говоришь - статуэточка? Вот! Постоит с полгода, на другое место переставят. Надо ли тебе на него силы тратить? - Посмотрим. - Евгеша бросил острый взгляд на шефа, и повторил, - Отправь меня к нему. - Ну отправлю, отправлю, - отмахнулся тот, - Раз уж так тебе хочется. Развлекайся. 15 ноября. Филипп Первым от ступора очнулся Евгеша. - Все прочь из Круга! Назад! - что есть мочи заорал он. Его приказу поспешили последовать все дозорные, включая Алексея с бесчувственной ношей на руках. Кроме Андрея. Вдовин, будто оглушённый, медленно, вяло шевелясь, поднимался, сперва на четвереньки, потом, осторожно опираясь одной рукой о каменную поверхность Круга - на ноги. Оглядывался потерянно, что-то ища. Филипп, наблюдавший это, едва не застонал вслух от негодования. Рукав куртки Андрея при падении задрался, и обнажённым запястьем, очевидно, его угораздило напороться на какой-то из обломков бывшего дома. Теперь вечно неловкий дозорный то пытался зажать порез второй рукой, то ею же потирал испачканное лицо. Другой иной, тот самый, только что воспрявший из обломков, и перепугавший всех своим воскрешением, медленно поднял голову, очарованно рассматривая так и не собирающуюся прятаться огромную, круглую луну на лишь едва-едва посеревшем небе. Инквизитор Вильгельм попытался было вновь применить что-то из своих штучек, но у него ничего не вышло. Странный энергетический купол, вмиг накрывший Круг, не пропускал внутрь себя ничего. И никого. Это выяснилось, когда Серапин попробовал турнуть туда очень недовольного этим Михея. Приказ, впрочем, Михей честно попытался выполнить. Но опять же, дальше границы Круга проникнуть так и не смог. Филипп задумался. Михей - тёмный, не потому ли Круг отторгает его, что в этом уравнении он совсем лишняя переменная? А вот что будет, если попытается войти светлый, тот самый недостающий в процессе элемент? Мелкий, липкий дождь тем временем, коротко перевалив через стадию такого же мелкого снега, вдруг обратился колючим градом, царапая незащищённую кожу, застревая в волосах. Филипп выдохнул паром, понимая, что вокруг очень уж, не по-осеннему, резко похолодало. Следовало решаться на что-то. Похоже, он всё-таки чувствовал вину за произошедшее со Всеволодом. Иначе, как объяснить, что теперь уж точно безнадёжно обречённого Андрея решил попытаться спасти? Ведь не тем странным ощущением, что на этот раз чёртов Круг наверняка сработает так, как было задумано его создателями? И не тем, что решил сам занять место того, кого из светлых этот самый Круг наверняка сумеет притянуть в себя, как сумел приманить Вдовина - настоящего потомка "крови жреца"? И уж конечно не тем, что в круге всё ещё остаётся Евгеша, уже не способный покинуть его. И наверное, это - судьба. На помощь к Андрею кинулся Дмитрий. Филипп двинул наперерез, и успел шагнуть в Круг первым. - Куда вы!! - услышал он приглушённое Евгешино, когда понял, на своей шкуре почувствовал все ощущения тёмного зама, вступив в Круг. Круг давил на плечи, вжимал, вбирал в себя, пил силы, тянул магию из нутра, из самого сердца. Филипп, едва войдя в него, рухнул на одно колено, и затрепыхался, силясь подняться. Где-то за пределами Круга сновали тени, шуршали чьи-то голоса. Филипп их почти не осознавал. Он не хотел умирать. Не хотел отдавать свою сущность иного этому проклятому месту. С трудом скосил взгляд, и успел увидеть, как Жальцев укоризненно качает ему головой. Кольнуло осознание, что с лицом у тёмного что-то не так. Что? Но разве это так уж важно? Ах, да, очков на нём больше нет. И сочувствие - как же это некомфортно, ему без очков... И неплохо бы их найти... вернуть... Филипп был как в горячечном бреду, мысли путались, разбегались, перескакивали с одной на другую. В глазах темнело, голова кружилась. Он понимал, что до Андрея теперь точно не добраться. Вот если бы дойти хоть до Жальцева, объединить усилия, но... Вроде, мелькнуло перед глазами, через заволакивающий разум туман, лицо ребёнка... девочка, лет семи, голубые глаза, светлые косички... где-то он уже видел её... "Дядя, дядя, вставай!"... Что? Филипп сморгнул, вдруг начиная злиться. Он не может сдаться просто так! Не может вот так погибнуть! Чувство было детское, забытое, как когда если что-то не получалось, он психовал, злился, и на этой голой злости перебарывал себя, свои страхи и слабости, бил кулаком в скулу ровесника-задиру, или выплескивал силы в неподатливое заклинание. Защита. Первым делом. И сразу понял, как это непросто. Но справился. Теперь, когда силы возвращаются потихоньку, оглядеться. Круг бесновался за пределами его защитной сферы, лип к преграде, не имея больше возможности высосать только что бессильную жертву до конца. Усмехнулся (по привычке таясь, хоть сейчас скрывать эмоции и не было необходимости, всё равно никто не увидит), заметив, что Евгеша тоже с Кругом-вампиром справляется потихоньку. И наблюдать за этим оказалось более чем любопытно. Из мутящейся черными кляксами, расплывающейся фигуры тёмного, медленно выпячивалось нечто, растущими дополнительными конечностями и характерными формами, напоминая разозленного паука. Поросшие шевелящейся как под водой шерстью лапы, звонко стукались о каменную поверхность круга, увенчанные каждая острым когтем. Пауко-человек медленно отрывал себя, свое глянцево блестевшее чёрное брюхо, от исчерченного рунами бетона, выпрямляя под собой подрагивающие тонко-суставчатые паучьи ноги. Глянул на Филиппа непривычно зло, с остервенением. И почему-то показалось, что через эту злость, адресованную, разумеется, отнюдь не светлому, пробивается что-то... Опасливый интерес - как светлый среагирует на такую экзотическую сумеречную внешность? Да ладно, может ли такое быть?.. А вот интересно, как я сам выгляжу? - подумалось мельком. Тот самый шестикрылый серафим, как во сне? Тоже, то ещё представленьеце. Все мы, конечно - дети Сумрака, и по большому счету Ему решать. Но досады это не умаляло. Оживший иной, тем временем, шагнул ближе к центру Круга, туда, где всё ещё растерянно озирался потирающий окровавленную руку Вдовин. Мусор с камня давно смело напрочь, в разные стороны, обнажив и древние надписи, и отпечаток ладони. Тел двух других преступников тоже не было. Возможно, они превратились в пепел, труху, смешавшись с останками дома. Здесь в Сумраке, этот иной был чист и свеж, сверкал абсолютной безупречностью, и стало ясно, что это, конечно же, Степан. И у него теперь есть все средства для исполнения его настоящего, искреннего, затаённого (интересно какого?) желания. На сей раз всё как надо: двое спутников разных полюсов силы, и кровь жреца. - Степан! Или как тебя? - позвал Филипп, - Отступись! Ты же светлый, всё равно светлый. Зачем тебе?.. Он обернулся. Спокойный, умиротворённый. Не отвечал, только смотрел, с какой-то неземной мудростью, просветлением сошедшего с иконы божества. - Там нет портала, ты же знаешь. И никто твоего желания не исполнит. Это - бездушная машина, сумеречный механизм. - ещё раз попытался Филипп. - Ты чего, Степан? - вдруг очнулся Андрей, - Зачем? Тот вдруг рассмеялся, поворачиваясь к бывшему содозорному: - Как причудливо тасуется колода, прямо как у классика. Такого поворота даже я не ожидал. Погрустнел тут же, до боли, до слёз в глазах, демонстрируя всё растущую степень безумия: - Прости, Андрюх. Я правда хотел малой кровью обойтись. Не выходит. И выхватил из заднего кармана джинсов ножик-бабочку. Металл складной рукоятки сверкнул над ловкими пальцами и правда создавая иллюзию взмаха блестящих крыльев. - Так мы до конца картину смотреть будем, или прервем сеанс? - нетерпеливо проскрежетал изменившимся голосом Евгений. Он вдруг оказался совсем рядом с Филиппом, освещённым луной профилем. Наполовину человек, наполовину - огромный паук. Из-под чуть приподнятой верхней губы показался один из клыков, не как у вампира, и уж конечно, не как у оборотня, не так уж на много больше человечьего, и чуть загнут внутрь и вбок, непостижимым образом придавая сумеречному образу тёмного некоего совершенства, законченности образа. А в самом деле, как же можно поступить сейчас? Как... На плечо легла крепкая ладонь, вмиг отрезая вообще все мысли. - Чего это у вас тут? - сказал знакомый голос, - Помощь нужна? Кому навалять? - Это ещё кто? - очень удивился Евгений. А Филипп, только оглянувшись мельком, непроизвольно расплылся в счастливой улыбке. Всё-таки Стас был его другом. По сути, единственным настоящим другом за всю жизнь. Как бы не расстались они при последней встрече в Москве, что бы не наговорили друг другу. Слишком долго им приходилось надеяться только друг на друга в разных непростых переделках, куда кидало их пару всесильной рукой Пресветлого. Оба они были почти мальчишками, когда судьба (в виде всё того же Даниила) свела их вместе. И до такой степени они с той поры сжились, сроднились, что понимали друг друга с полувзгляда, полужеста. И какое же это всё-таки удивительно прекрасное чувство, когда друг за спиной, и ты знаешь, что не один. Пусть их разборки с отцом остаются лишь между ними, а Филиппа Стаська уж точно не оставит никогда. От облегчения ему было даже не до мысли, как Стас здесь вообще оказался. Смог, и всё. - Это Станислав. - пояснил Филипп для Жальцева, - Из Московского Дозора. Тёмный покачал головой, со странным выражением, недоверчиво, будто хотел что-то сказать, возразить... Но тут объявился ещё один человек, непостижимым образом проникший за периметр Круга. Андрей глянул куда-то вниз, за свои ноги, а потом поднял на руки девочку. Светло-русенькие косички, мокрые от дождя кудряшки на лбу, в джинсиках и розовой курточке, подмышкой меховой белый зайчонок. Обвила Вдовина свободной рукой за шею, смотрит с испугом, настороженно на окруживших их мужчин. Евгеша, наблюдая это, ругнулся непечатно, Вдовин сердито и неодобрительно покачал ему головой. Вместе с тем показалось, что рохля-дозорный расправил плечи, сделался увереннее и сильнее. Теперь ему было ради кого собраться, кого защищать. А ещё он светился радостью и гордостью за дочь, за то, что она у него есть, и все вокруг видят, какая она - удивительная. Степан смущенно затормозил. Махать ножом при ребёнке у него пропала охота. Опустил руку с "бабочкой", размышляя. Филипп видел, как наливаясь сиянием, поверхность Круга, всё накопленное пускает по одному пути. Вековая магия наполняла сущность Степана, и с каждой секундой, непостижимым образом оставаясь прежним, он становился всё более величественным, грозным, подобным мифическому Атланту. Вот, значит, чего хотел? Богом стать? Обрести сверхмировое могущество? Что ж, не ново. Но тогда... Филипп обернулся, глянув на всё ещё держащего его за плечо Стаса. Тут же встретился взглядом с Жальцевым. Тёмный кивнул, подтверждая догадку. - Она не настоящая, ты же знаешь? - сказал Степан Андрею, тоже догадавшись, - Это всё Круг. - Дядя, ты дурак! - выдала девочка сердито. - Лена, не хами взрослым, - ненастойчиво пожурил её отец. - А я и не взрослым. Он один - дурак. - Лена! - Дурдом. - прокомментировал Евгеша. И Филипп готов был с ним согласиться. - А ведь здорово выходит, - шепнул на ухо Стас, - Ты займешь его место, и получишь всё, что Круг способен дать. А в нём не мало. Давай, решайся, я помогу. Не этому же самозванцу всё отдавать? - Для этого придется всех остальных положить. - отозвался Филипп, не оборачиваясь. И, кажется, Евгений услышал их обоих. Усмехнулся криво, ещё сильнее оголяя свой невероятный клык. - Ваш выбор, Филипп Даниилович, - проскрипел он с привычной иронией, - Из нас всех, только у вас выбор и есть. - Магия, здесь в круге, не подействует, - продолжал шептать на ухо призрачный Стас, - Не твоя магия. И не его, - короткий кивок в сторону Евгеши. У Филиппа, вопреки воле, морозцем пробежало по коже, по спине, прямо под сумеречными крыльями, от окончательного осознания - КТО стоит за его спиной и даёт советы. И то правда, настоящий Стас со своими умозаключениями под руку лез крайне редко, акцентируя всем собой, что он в их паре - лишь грубая сила, боевик. - И что ты можешь посоветовать ещё? Кроме как всех здесь пустить в расход? - с трудом выдавил Филипп. Луна над их головами заволоклась тучами. Лишь мертвенно, нездешне, светился камень Круга. И ни намёка на траву или деревья. Казалось, за пределами Круга нет вообще ничего, ни мира, ни людей, только хаос, космос. - Ты записи читал. - снова зашептали ему в ухо, - Если жрец откажется сам от своей крови... И Филипп понял всё недосказанное. Но это тоже был не выход. Андрей никогда не откажется от своей дочери, от единственного, что есть у него в этой жизни. И уж конечно, Филипп даже намекать ему не станет. Ай, к чёрту всё! Филипп разозлился. Наверное впервые в жизни разозлился так сильно, на всех и на всё вокруг. И эта злость, легким шампанским забурлила по венам, ударила в кровь, делая все действия в понимании логичными и правильными. Несколько заклинаний, тех, что на рефлексе, сорвались с пальцев в сторону чокнутого светлого. И, как и было предсказано "Стасом", не сработали, отскочили бесполезно, впитались в руны Круга. Что ж, надо же было попробовать. Степан обернулся и покачал головой, не зло, с обидой. Махнул рукой небрежно, но так, что Филиппа мощным прессом смело прочь, сбило с ног. Филипп сел, тряхнул ушибленной головой. Перед глазами оказалась мохнатая паучья лапа. И он, ничуть не смущаясь, ухватился за неё, ворочаясь, пытаясь подняться поскорей на ноги. Ох уж этот Евгеша, а просто руку протянуть не мог? Ну да, спасибо ему, вложился в защиту от ответного удара, иначе Филиппа, пожалуй, по этому камню и размазало бы. Степан тем временем вновь попытался внушить что-то Андрею. Филипп слов почти не слышал, в ушах гудело от удара. - Ещё предложения? - спросил паучище-Евгеша, - Ваш ведь подчинённый. Ну ладно. Огляделся. И понял с непонятным сожалением, что Стаса в Круге больше нет. А вот его советы в голове остались. Без магии, значит... Рванулся к Степану, и попросту, без затей, заехал ему в нос кулаком. Повалил на холодный камень. В ответ посыпались удары, замелькал нож. Но холодная сталь тут же отлетела в сторону, мелодично звякнув об отбивший её паучий коготь. Филипп навалился на бывшего подчинённого, добавляя ещё в челюсть, а потом чуть ниже, за ухо. - Не хватит ли с него, Филипп Даниилович? - раздался откуда-то сверху голос Евгеши. Филипп замер, тяжело дыша, вдруг осознав себя оказавшимся вместе с оглушённым Степаном под черным, лаково-гладким паучьим брюхом. В грудь бывшего дозорного теперь упирался один из когтей, не давая ни шелохнуться, ни подняться. - Идиот. - тяжело выдохнул Степан, приходя в себя. - Сам не понимаешь, что делаешь. Божественные силы из него куда-то резко улетучились. Одновременно с исчезновением Стаса? И только девочка осталась, испуганно уткнувшаяся лицом в куртку на плече отца. - Хорош, мужики, - позвал Андрей, - Как эту штуку выключить-то? Девочка оторвалась от его плеча, и посмотрела Филиппу прямо в глаза, странно серьёзно, по-взрослому, пронизывающе, будто мысли, все, какие были, прочла. Обняла отца за шею ещё раз, прижалась крепко, и тут же оттолкнула. Заворочалась в его руках, выпутываясь, заставляя поставить розовыми сапожками, с бабочками на боках, на коричнево-бурый камень. Андрей и поставил, только за руку держал крепко. Она подняла голубые глаза, попросила твёрдо: - Пусти, папа. - Не пущу, Лена, - возразил он, - Сама понимаешь, опасно тут. - Отпусти. - попросила она ещё раз. Андрей как окаменел. Смотрел на дочку, то открывая, то закрывая рот. Хотел что-то сказать, и не смог. Только слёзы набухли в глазах. - Отпусти! И он отпустил. Девочка шмыгнула носом, вроде тоже собираясь заплакать. Сунула ему в освободившуюся руку своего зайца. Рукавом курточки потерла его окровавленное запястье. Отошла на шаг. - Не надо, Андрей! - крикнул Степан, - Если всё получится, я как надо сделаю! Хочешь, у тебя пятеро таких дочек будет? - Дурак ты, дядя. - сказала девочка, в последний раз глянула на отца, и сделала шажок к центру Круга. Небо над Кругом расчертила первая молния. Затем ещё одна. - Филипп! - опомнился Андрей, - Сделайте что-нибудь! Я не хочу! - сорвался с места, - Стой, Ленка! Стой! Только было уже поздно. Девочка присела над каменным отпечатком ладони, таким огромным по сравнению с крохотной детской ручкой. Грохнуло над головой так, что уши заложило. И новая молния с треском врезалась в камень. Круг разрезало поперёк неровной трещиной, разбрасывая со сторонам острые осколки. Половины древней святыни разошлись в стороны на добрую ладонь. Один из осколков чирканул Филиппа по щеке, другой впился в человеческое плечо Жальцева. Степан разочарованно застонал, роняя голову затылком на камень. Андрей плакал, по-мужски скупо, сухо, стоя на коленях и прижимая к груди белого зайца. Защитный купол исчез. К ним тут же хлынули все, кто был снаружи. Осматривая возможные повреждения, помогая подняться. Только Серапин и Вильгельм по-прежнему стояли поодаль. Глава Дневного с сожалением качал головой. Евгеша выпрямился, уже не в сумеречном, а в обычном своем виде, одернул пиджак, отряхнул брюки. Достал из внутреннего кармана пиджака расческу-гребешок, и стал приглаживать редкие волосы, укладывая обычным порядком, на пробор. Филиппу очень хотелось просто сесть прямо тут же, на холодный камень, обнять коленки, прижав к груди. Отдохнуть. Но он не мог себе этого позволить. Не при подчинённых. Поэтому тоже встал на ноги, уже сам, без посторонней помощи. И всё казалось, что забыл что-то. Не предусмотрел. Не учёл. Но что? Или это неприятное предчувствие не давало покоя? Осмотрелся ещё раз. За покорёженным забором маячила скорая. Псевдо-Степана окружили все имеющиеся в распоряжении дозорные. - Фризом бы его, от греха. - проследив беспокойный взгляд Филиппа, заметил Евгеша. И оказался прав. Дозорные разлетелись вдруг от арестованного прочь, будто палые листья, а сам он рванулся, и побежал в сторону, наращивая скорость до невероятного. Очевидно, сил от Круга всё же набрался, сволочь. Филипп развернулся к нему, целя рекомендованным фризом. Одновременно к этой же мысли пришёл и Вильгельм, кидая что-то свое, инквизиторское. Одного они не учли - Фёдора, не в меру ретивого оборотня, кинувшегося задержать преступника. Волчище оказался как раз на линии удара инквизитора. Филипп обмер от ужаса за мальчишку. Выворачивая суставы, запустил тягучую сеть, сбивая траекторию инквизиторского заклинания. Мощный удар, скосившись, шарахнул как раз в сосну. Прыснули в разные стороны щепки. Ствол хрустнул, и дерево, почти по-человечески застонав, повалилось в бок, как раз между Степаном и преследующим его волком. Фёдор подпрыгнул, едва ли не взлетев над землёй, через амортизирующую кроной сосну. Одна из веток неслабо хлестнула Степана по спине, он споткнулся, обернулся, увидел летящего прямо на него волка, и спустил с пальцев тройное лезвие. И взвыл-заорал тут же, осознав, что произойдет дальше. Фёдор был ещё жив, ещё целил в прыжке на врага, но все понимали, что через секунду от оборотня останутся лишь кровавые ошмётки плоти. И секунда эта превратилась почти в вечность. В вечность, которую не изменить. Неожиданно сосна приподнялась, как воздушной волной, смахивая волка пружинящими ветвями назад, брюхом в грязь. Тройным лезвием столетний ствол изрезало как масло, искромсало в клочки, бессмысленно и беспощадно. Куски ни в чём не повинного дерева частями падали обратно, на землю. И время вернулось к своему привычному течению. Евгеша опустил руки, расслабил пальцы, только что сложенные заковыристой фигурой. Достал из кармашка пиджака белоснежный носовой платок, и стер с виска прозрачные капли, не то дождя, не то пота. - Будем считать, что мы в расчете с вашим юным дозорным, - сказал он Филиппу. Филипп же выдохнул наконец, будто из-под неподъёмной каменной глыбы выбрался, и кинул таки фризом в уже забывшего бежать Степана. Морозный воздух запоздало забрался в лёгкие, прошелся по вспотевшей спине. Филипп дохнул паром. Подумалось: терморегуляцию поставить? Но это было даже приятно, чувствовать ноябрьский холод, и самый обычный снег на своих щеках. Ни луны, ни туч больше было не видно на самом обычном, серо-голубом утреннем небе. Суета дозорных, беготня вокруг, его будто бы не касалась. Отошел с пути пронесшегося мимо нервного инквизитора Вильгельма. На забросанной мусором клумбе блеснуло что-то. Филипп присел рядом, поднял. - Очки ваши, - начал он было, выпрямляясь, оборачиваясь к Жальцеву. И замолчал. Жальцева не было рядом. Он стоял возле Серапина, вполголоса отчитываясь о чем-то. Дела ему не было, ни до Филиппа, ни до очков. При случае отдать? - подумалось со странной досадой. Причины этой досады искать оказалось некогда, к Филиппу спешил Николай. И дела. Дела, дела...