Время для слабости

Белая комната. Ослепительный чистый свет вокруг. Болезненные вспышки ярких пронзительных лучей, которые разрывали глаза, всякий раз попадая на зрачки, заставляя их сужаться, чтобы хоть как-то уменьшить напряжение. Пустота внутри и бесконечная дорога впереди. Умиротворение и душевный покой сопровождали меня в этом месте. Не было никаких эмоций, забот, суеты. Энергия живого мира растворилась, оставляя созерцать давящую тишину средь пустынных стен. Казалось, что вокруг образовался вакуум отныне ставший для меня единственной средой обитания. Быстро проблёскивающие цвета тех тусклых красок заменились бесконечным белым светом. Это странное чувство… Неужели я умер? Ведь, надо полагать, труп не может проявлять чувства, потому что их попросту больше не существует, как и его бренного живого тела. Ведь больше нет того горящего огонька, который жил внутри, шевеля чахлые струны, играя мелодию твоей жизни. Блуждая по вечным дорожкам, я успевал оглядываться на одинаковые белоснежные стены, и каждый раз как бросал на них свой взгляд они словно отдалялись еще дальше, растягивая и без того бесконечную комнату. Впереди не было ничего, но ноги не сбавляли темпа и шли прямиком туда, где, казалось, сейчас от меня спрятали выход. Идти было легко и невесомо, словно я находился на Луне, где сила гравитации меньше, что заставляет чувствовать легкую левитации при каждом шаге. Я понял, что нахожусь во сне, но этот сон длится слишком долго. Здесь что-то не так. Осознание трудной ситуации будоражило ум, но вскипевшие эмоции никак не могли проявиться, как будто это место было сосудом, который вытягивал из тебя все переживания за спокойное пребывание здесь. Я продолжал идти вперед, иногда оглядываясь назад, боясь, что где-то там пропустил свой единственный выход. Уходя все глубже и глубже в небытие, я начал чувствовать, что все меняется. Шаги становились тяжелее, придавая вес моим ногам, возвращая меня в нормальное земное состояние. Свет стал менее ослепляющим, позволяя теперь смело открыть глаза. Стены перестали удаляться, теперь они стояли только на одном месте. Дорога начала сужаться, превращая комнату в коридор, который, как и прежде, не кончался, уводя меня далеко в глубины этого бессознательного непонятного места моей фантазии. Но это не похоже на те сны, которые я видел по ночам. Словно все интересные сюжетные линии закончились, а другие еще не появились, будто Полароидная вспышка, которая не успела проявить свой снимок. Чувства вернулись. И первое, что я испытал, был страх. Мне было страшно. Теперь, когда я осознал всю суть своего сна, я понял, что это был кошмар. Страшный сон, что всегда заканчивался плохим концом. Я стал настраиваться на неминуемые ужасы, что грезили высвободится из своего дневного плена, но ничего не происходило, словно что-то ожидало того момента, когда я что-то постигну или совершу, чтобы эта новая ветвь ночной истории смогла продолжиться. Мои кошмары были темнее, я бы даже сказал, зрелищнее, нежели этот. Этот был пуст, как будто в моей голове больше не осталось мыслей, и я теперь шел через сломанную часть своего разума, дабы отыскать ответы на те вопросы, которые сам еще не успел себе задать. Паника. Снова паника. Я больше не шел, а мчался вперед, надеясь, что у этой бесконечности еще есть край. Вперед, только вперед! Я не должен возвращаться! Это просто ложное представление о том, что там было светло и хорошо. Это ловушка, назад никогда нельзя возвращаться , как бы сильно не было уютно и тепло в окружении усмиряющих тебя белых стен. Это не спокойствие! Выход, вон там! Он впереди. Какой бы темной и страшной ни была дорога. Насколько бы она не сужалась. Нужно бежать вперед, не оглядываясь назад. Я долго бежал, глядя, как белые, когда-то, окружавшие стены превращаются в темные куски непонятной липкой субстанции. Мои ноги начали прилипать к полу, мешая мне ускориться, чтобы скорее убраться от них подальше. С каждым шагом я все глубже погружался в нее, отдавая свое тело этой бесформенной массе, что воссоздалось из моих страхов и страданий. Я был уже погружен по колени , затрудняя свои движения, продолжая тонуть в этом омуте, что стал моим самым страшным началом и единственным концом. Проваливаясь в нее все глубже и глубже, чувствовал, что оно начало понемногу твердеть, сильно сдавливая конечности, что успели погрязнуть, выдавливая, казалось бы, из них мой жизненный сок. Было больно, неужели это происходит наяву? Почему я чувствую боль во сне, словно знак о том, что рано или поздно такое приключится со мной в жизни и я должен быть готов, должен привыкнуть к этому, чтобы там мне уже не было так страшно и тягостно. Было трудно дышать. Натиск из этих липких «оков» сдавил мою грудь, делая невозможным поднять ее для глубокого вдоха. Отрывисто вдыхая и выдыхая, я старался выбраться из нее, но это только усугубляло ситуацию. Теперь, погруженный в нее по шею, пытался примериться со своей участью, но что-то внутри, что-то чужое, инородное, не давало мне этого сделать. Оно боролось, шевелилось во мне, побуждая меня снова попытаться пробудиться от такого страшного сна. Страх умереть во сне сковал мое желание выбраться отсюда, смиряя меня под натиском темного засилья, но свет надежды, вырывался моими же молитвами на спасение. Я полностью закрыл глаза, медленно признаваясь со своим концом, утихомирив свою новую частичку души, что явно сдаваться не намеревалась. Я закинул голову назад, чтобы дать себе последний вздох покоя, прежде чем утонуть в этой топи. Щелчок - и я полностью погрузился в это безумно холодное мрачное месиво, что своим ледяным потоком доводило до мучительных судорог. Оно начало лезть в глаза и нос перекрывая мои пути и обращая в спять мои жизненно необходимые меры для моего избавления. Руки полностью были обхвачены, так что их невозможно было поднять. Ноги не могли согнуться и я лишь спокойно уходил вглубь себя и этого омута, который был моим последним накануне моего конца. Все вокруг начало твердеть. Это было похоже на превращение в статую, обреченную вечно жить в месте своего худшего кошмара. Статуя, которую художник ваял для своей выставки в течение нескольких десятилетий, показывая людям, которые имеют зуб на такое, казалось бы, бесценное произведение, выхватывая его в свои жадные и скупые руки. Вещество превратилось в камень, который полностью овладел мной, захватывая меня в прессинг своей экстравагантной любви. Я не мог пошевелиться, но мои чувства все еще рвались из этого бассейна, порочной ловушки. Душа, облаченная в боль, билась об него. Здесь не было воздуха. Я не в силах был дышать. Последний кислород, который я вдохнул, иссяк, оставив меня без путей к спасению, что мои руки пытались выхватит, рот выговорить, а душа добиться. Все этого не осталось, была лишь холодная, безумная, одинокая смерть. Я уже видел ее перед своими глазами, это было так волнительно пугающе. Я знал, что это было неизбежно, но не думал, что это произойдет так скоро. Я был не властен над своей судьбой, поэтому теперь все в руках этой жрицы, Владычицы всех мертвых, которая пришла в мой последний час, вознося над собой нечеловеческое оружие, сгубившее не одну душу, своим острым клинком. Мир, казалось, застыл вместе со мной, ожидая либо своего долгожданного конца для всего, либо своего единственного освобождения для продолжения этого ужаса. Я ничего не ожидал. Я просто принял свою судьбу, решив, что это необходимо, дабы не было так чудовищно. — Майки! Словно удар в голову разнесся голос моего провидения. — Я помогу тебе, слышишь! Я спасу тебя! Тебе рано уходить от них! Держись! Яркая мощная вспышка рассеяла осколки моей злой смерти, чьи попытки мучительно убить меня оказались безуспешными. Камень раскололся пополам, снова рождая меня. Я вздохнул, словно в первый раз в жизни. Это чувство заново рождения открыло для меня что-то новое, как будто вторая жизнь была дана мне не просто так. Как будто я не смог этого сделать тогда, а теперь меня заново вернули в этот темный и гнилой мир, чтобы исполнить умыслы моего покровителя, у которого все еще есть планы на мою жизнь и раскрытие моего предназначения. Я упал на тот же ослепительный пол, не предпринимая никаких попыток подняться, согнувшись, как эмбрион в утробе матери, шепча благодарственные слова за свою спасенную никчемную жизнь. Я снова почувствовал себя опустошенным и свободным, от той невыносимой тяжести, что одаривали меня скорбью и кручиной. — Майки! Снова тот голос. — Помоги мне… Он доносился из другого угла светлой комнаты , теперь уже такой жуткой и страшной для моих глаз. Я все же заставил себя поднять голову и посмотреть на своего героя, но не увидел ничего и никого, словно со мной сейчас разговаривала невидимая сила, нематериальная, несуществующая. — Ты должен мне помочь, Майки. Он снова переместился со своего места в противоположном направлении. Я непонимающе повернул голову, выискивая источник мольбы. — Чем? Кто ты? — не в силах говорить нормально, я выдавил из себя хрип слабым голосом, что исказился от моих немых попыток докричаться, казалось бы, до самого себя. — Майки, береги их… Он доносился уже откуда-то сверху. Когда я поднял глаза, то увидел нечто похожее на солнце, но в несколько тысяч раз меньшее и менее яркое, такое на которое можно смотреть смело, не прищуриваясь, что теперь кружило надо мной, с неким иным для этого чуждого мира беспокойством. Оно отчаянно умоляло меня о чем-то своем, так что в ее мольбах можно было различить горестные слезы. — Что? Кто ты? — Тебе пора вставать. Это солнце подарило мне странное чувство ответственности, словно рассказывая мне как раз о том, что я не успел сделать в первой жизни. Оно начало подниматься все выше, медленно отдаляясь от меня к самому верху. — Нет! Подожди! Скажи кто ты! — Я еще приду к тебе, а сейчас проснись… Глаза мои наполнились тьмой, и жгучая боль в груди, как моя кровавая луна, бросила свой след в тайниках моего подсознания, словно оставаясь запиской, напоминая мне о новом смысле моего пребывания. Веки потяжелели, и я снова почувствовал себя живым. Я стремительно падал, погружаясь в новую темноту, что была намного теплее и менее одинокой. Я что-то чувствовал. Что-то сильно трясло меня за плечо. Что-то какой-то очень странно-реалистичный сон. — Проснись! Микки, проснись! Микки!! Я распахнул глаза с сильной одышкой, которая теперь разрывала мою грудную клетку от таких резких порывистых вдохов. Я тряхнул головой, понимая, что это больше не сон, и что надо мной сейчас стоит растрепанный панк, пытаясь разбудить в течение, казалось, нескольких часов. Свифт испуганно смотрел на меня, проверяя, все ли со мной в порядке, немного успокаивая трясущимися руками, что сейчас крепко держали меня за плечи, вырывая из меня остатки моего дурного сна. — Мозг взболтаешь, не тряси меня! — простонал ему в лицо, отрывая от себя. Я измученно потер глаза, выпрямляясь в сидячее положение, пригнувшись к коленам, стараясь вспомнить, что же такое мне снилось, отчего во мне не погасли те самые странные осадочные чувства. В голове у меня гудело и не давало покоя, перемешивая все мысли в единую неразборную кашу. Свифт беспокойно сидел напротив, ерзая и ожидая, что мои слова его успокоят. Немного отойдя от всех несуществующих событий, я поднял на него глаза, которые теперь, по моему мнению, выражали всю эстетику моих ночных мучений. Он был одет в домашнюю синюю майку и свободные шорты, которые были немного порваны. Похоже, его владелец не собирался в ближайшее время браться за эти дыры. — Микки, ты кричал во сне. Сладенький, тебе приснился кошмар? — с той же безграничной заботой заговорил клептоман, снова протягивая ладонь к моему плечу, уже менее интенсивно сжимая ее под собой. — Вроде того … А что ты тут делаешь? — прошептал, словно боясь разбудить какое-то очень дорогое мне существо, лежащее рядом. — Я смотрел на свою спящую красавицу. — ласково улыбнулся мне. — Я хотел пробудить тебя поцелуем, как настоящий принц, но ты внезапно закричал. Все в порядке? — Наверное. Думаю «все в порядке» это трудно назвать, но объяснить еще тяжелее, так пусть будет так, словно этого и не было. Что мой мозг имел ввиду после воссоздания какого-то сверхъестественного, не поддававшегося никаким описаниям и пониманием говорящего шара. Как он появился я ощутил неимоверно большую , можно даже сказать, материнскую любовь, вечную, неиссякаемую. Нужно бы проветрить мысли, а то от всех моих скитаний невесть зачем и куда, мне стали мерещится голоса, которые никогда в своей жизни не слышал. Может и слышал, но точно не помню, чтобы меня так искренни просили о помощи. Я сильно зевнул, немного просыпаясь, и посмотрел на те же настенные часы, которые показывали время глубокой ночи. — Время три часа ночи, а башка болит словно проспал три месяца. — проскулил, хватаясь за затылок, что сейчас раскалывался напополам. — Ну раз такое дело, то я думаю ты больше не ляжешь, поэтому пошли на кухню. Я хочу с тобой поговорить.— пропел Свифт, кивнув в мою сторону. — Заодно от головы тебе что-то дам. Оглянувшись на него снова с выражением лица словно не понимал ни единого слова, подобно тому, как если бы разговаривал с иностранцем, увидел в нем некий нестираемый интерес, серьезные намерения и даже несколько проблесков коварного любопытства. Мне уже стоило бы свыкнуться с этим, хотя к таким блестящим, всепоглощающим глазам привыкнуть очень тяжко. — Поболтать? И ты встал ради этого в три ночи? — зажмурившись, потер глаза кулаками, чтобы ко мне вернулось хоть какое-то осознание жизни. — Ну сначала я хотел в нужник. — прикрыл рот рукой, отворачиваясь в сторону, дабы скрыть свой вырывающийся мелкий зевок, — Я никак не могу игнорировать побуждения моей природы ни при каких обстоятельствах, поэтому прислушиваюсь к каждому маленькому сигналу. — похлопал глазами, переходя в состояние созерцания. — Не знал, что сходить поссать в туалет можно так романтично. — прошептал, что вышло довольно шумно, из-за своего едва сдерживаемого смеха. Свифт только тихо хихикнул, стараясь быть менее шумным, чтобы не нарушать уют мирной атмосферы. — Я еще не стараюсь. А представь меня на свидании. Я ненавязчиво улыбнулся, стараясь не смущаться от его любящих голубых глаз, которые теперь восхищенно смотрели на меня, пробегая по всему телу, как будто прямо сейчас это была самая интересная вещь в мире. Он часто смотрит так в мою сторону, отчего мне становилось немного неловко, ведь я вспоминал, как Донни пялился точно такими же глазами на Эйприл и ее чудесную плоскую задницу во время своих страстных вспышек. Было очень необычно наблюдать за ним до внезапной новости о воссоединении двух любящих сердец в новую пару, Кейси и Эйприл, поскольку после этого он ни с кем не разговаривал и был полностью замкнут. Мы пытались растормошить его и уговорить поговорить с нами, но все наши попытки были пусты, пока не произошел один странный случай. Вновь пришедший успокоить брата, что опять был в стельку, потому что после таких событий он немного запил, но, слава небесам, наш отец его образумил и он больше не употреблял, услышал, как беспрестанно повторял мое имя и проклинал все, на чем лежит белый свет, присягая на наше с ней сходства. Тогда я попытался его отрезвить, но он продолжал выговаривать мне за мою внешность и не переставал обвинять меня в этом. На следующий день он ничего не помнил, но вышел из депрессии и стал проводить со мной больше времени. Именно тогда я уловил ту же самую искорку, которая вспыхивала в его глазах всякий раз, как он обращался к предмету своего обожания в прошлом. Но так как ее рядом не было, а от света этой искры у меня содрогались коленки, ко мне начали прокрадываться мысли, что он не от тупого алкогольного опьянения, так ругался на мои похожие черты со своей прошлой любовью. И тот спор между моими братьями явно связан был со мной, просто я тогда этого не понял. Интересно, говорили ли они об этом? — Что ты хотел обсудить? — прервал его блуждания по видимым участкам моей кожи, натянув мягкое одеяло до самой шеи, оставив его взору только мое лицо. — Какой упертый! — хмыкнул, явно обиженный, тем что его обделили. — Обо всем, что было и будет. Я думаю, что эта тема требует особого внимания. Так что не ломайся, если не хочешь, чтобы я начал подключать все свое обаяние на полную мощность. Поверь, ты тогда точно не сможешь устоять. — Ладно… Дай мне секунду. Я неохотно сбросил одеяло в сторону, ставя ступни на пол, блаженно потянулся, немного вздрогнув от пробегаемой дрожи, что вызвал холодный воздух в комнате. Разминая плечи, которые порядком напряглись из-за твердой массивной подушки, снова уставился на клептомана, все время не отрывавшегося от меня. — Все? — А ты меня ждешь? — Я не пойду без тебя, там страшно и темно. Когда я был маленьким, я всегда держался за руки со своими братьями в темноте, так что хватайся! Он резко поднялся на ноги, подошел немного ближе и протянул свои руки перед собой, приглашая встать. Я принял его помощь, после чего он мягко потянул меня на кухню, где всю ночь мерцал тусклый огонек ночного светильника. Мы общими усилиями добрались до комнаты, слегка поморщившись от первых лучей ночного освещения. — А ты точно самый старший среди них? — сделав голос чуть громче, спросил его, попутно усаживаясь на стул, немного посмеиваясь над своим кухонным путеводителем. — Хуй знает, может быть я вообще женщина на самом деле. — ответил, подходя ближе к шкафчику, начиная в нем что-то искать. — Я думаю ты бы сразу это заметил. — чуть громче рассмеялся, вызывая аналогичную реакцию. Голова снова заболела, напоминая о себе не в лучшей своей манере, отчего я измученно заскулил, хватаясь за пульсирующие виски, что сейчас отбивали ритм моей мигрени. — Микки, держи. Вроде М.С. давал мне такие таблетки при сильной боли. Он протянул нераскрытую упаковку белых маленьких препаратов со своими пугающе-невыговаривающим названием вместе со стаканом свежей воды. Я кивнул ему в знак благодарности, принимая теперь уже вожделенные таблетки. Быстро вынув одну из них, сразу проглотил, запивая прохладной водой. Протрезвив свой убитый взгляд, облегченно выдохнул, предвкушая спокойный сон. Клептоман сел рядом со мной, повернув стул на девяносто градусов, чтобы не заслонять себе обзор. — Тебе должно скоро полегчать. — уселся, широко раздвигая ноги. — Да, спасибо тебе большое. — Это надо М.С. сказать, если бы он не увлекался научной поебенью, мы бы уже давно стали удобрением для кукурузы. — Он у вас самый умный? — Можно и так сказать, хотя по его стилю общения, он сравним с бешеной макакой. — он залился хохотом от собственной шутки. Думаю, слова старшего не обрадовали бы сейчас паркурщика, — Он для нас стал неким мистером Франкенштейном с его странными, бывает даже, опасными экспериментами, которые он проводит, повторю его вечную цитату, «Ради прикола, авось бабахнет!». — довольно умело спародировал, проговаривая эти слова так, как на самом деле сказал бы младший, — Эххх, если бы. Дали бы ему лабораторию и все книги мира, он бы давно получил докторскую степень, изобрёл лекарство от всех болезней и колонизировал Марс. Такие мозги пропадают в таком деградированном мире, смотреть больно. — с долей уныния облокотился на стуле, запрокинув голову назад, устремляясь на потолок. — Мой брат, Донни, тоже самый умный среди нас всех. Он сумел сконструировать себе лабораторию в логове, но пока на Марс не высаживался. — По твоим рассказам, вы должны были давно там уже заселиться. — На переезд никак времени не хватает, все на потом оставляем, дела мешают. — понурая атмосфера резко разбавилась нашим синхронным хохотом. — Ладно. Я пришел сюда не просто так, чтобы посидеть с тобой, хотя для меня это было бы выше моего счастья. Ну да ладно, дело не в этом. Скажи-ка мне, милый, в вашем мире же есть парень под именем Кейси Джонс? Помнишь, ты упомянул его в своем рассказе. Катананосец стал несравненно более серьезным, чем тогда, на крыше, когда пытался «миролюбиво» обсудить со мной о наболевшем, нервно отбивая счет пальцем по деревянному столу. В этот момент я почувствовал себя загнанным в угол его властной аурой, которая теперь висела как облако над поверхностью всей комнаты, вынуждая меня занять уступающую позицию. Как будто я снова увидел бушующий огонь в глазах, таких темных теперь, что могут проверить любое мое слово на правдивость, словно детектор лжи. — Кейси? — Да, именно он. — Да, е-есть… А… а что не так? — Просто было бы забавно, если наши клоны работали на этого имбецила в другом измерении. Я бы посмеялся над этим. Ведь это так смешно. Он поднялся со своего места, подходя ближе, повелительно облокотился на стол рядом со мной, приподняв мою голову за подбородок. Устрашающий вид сейчас показывал, что он настроен серьезно. Страх, поселившийся во мне из-за моих теперь уже постоянных спутников, вырвался наружу вместе с моим вечно заплетающимся языком, что не может произнести такие простые слова, которые теперь казались невыносимо тяжелыми. — По-моему т-тебе сейчас н-не смешно… — Неужели? Разве на моем лице не видно довольную улыбку? Он наклонился еще ближе, так что мы стали всего в паре сантиметров друг от друга. Я непроизвольно хотел встать со стула, но его рука опустилась на мою лежащую на столе ладонь, крепко сжав ее, не давая мне возможность уйти. Он держал так, что я не мог вырваться, приказывая сидеть на месте. — Н-нет. — Тогда я хочу, чтобы ты удовлетворил меня ответом, родной, и попытался угадать мои желания, если не хочешь, чтобы я показал тебе свои намерения. — Мы знаем Кейси как восемнадцатилетнего парня, что ходит в школу и увлекается хоккеем. — Такой молодой? — хмыкнул он, — Ты почти угадал, но это не полный ответ. Ответь-ка мне полностью. — прижал меня еще сильнее, как будто хотел оставить отпечаток моей руки на этом твердом предмете, отчего я зашипел. — Нет, не работаем! Отойди, мне больно! — пихнул его локтем, выдергивая стиснутую ладонь, больно потер ее, чтобы сбросить этот горячий след от его пальцев. Он отшатнулся, возвращаясь к своему привычному настроению, с озабоченностью глядя на результат своей напористости. — Хорошо, прости, дорогой, я всего лишь хотел узнать правду. — на этот раз он говорил менее настырно. — У тебя странные методы. — я вжался в стул настолько, что спинка довольно громко заскрипела. — Зато эффективные. Думаю, это вполне зайдет за хороший ответ. — Я рад. — обидчиво буркнул, отводя глаза от него на свой пустой стакан, все так же держась за жертву болезненного давления со стороны клептомана. — Прости, миленький, но мне нужно было знать это. Хочешь я извинюсь по особенному? Он резко приблизился, опускаясь на колени, раздвигая мои ноги до максимума, начиная исследовать мои бедра руками, нежно проводя по ним, касаясь своими холодными металлическими кольцами на пальце моей кожи, от которого я дернулся. Он начал покрывать мои ноги поцелуями, придвигаясь ближе, задирая ткань шорт наверх. — Какая у тебя растяжка. — шумно выдохнул, закидывая мою ногу себе на плечо. — Я бы нашел ей отличное применение. — Свифт, погоди! — Не волнуйся, я знаю, как сделать приятно. Он скользнул пальцами вниз, нащупывая мой хвост, начав слегка давить на него, пробегая по всей его длине, вызвав у меня смущенный вздох. Я брыкался как мог, стараясь убрать его руки от себя, но вдруг мой стул резко отодвинулся, тем самым отстраняя меня от моего соблазнителя, создав очень громкий противный скрип ножек по полу. Я еле успел удержаться, чтобы не свалиться на пол. Когда обернулся, увидел, что позади стоял Гоуст, его рука так крепко сжимала спинку стула, что казалось, она вот-вот треснет и сломается пополам под его ладонью. Свифт сердито посмотрел на младшего, после поднялся на ноги. — Я думаю, что еще рано для подъема. — все тем же холодным голосом обратился к старшему, свирепо прожигая его. Тот лишь самодовольно усмехнулся снова присаживаясь на своё прошлое место. — Можно я буду сам решать, когда мне вставать? Спасибо. — с явным сарказмом ответил на этот устрашающий вид, перехватывая эту прыгающую планку главенства. Гоуст снова с силой резко развернул меня к себе лицом, создав такой противный не только для слуха, но и для моих зубов звук, нависая сверху. Он властно приподнял мою голову, так чтобы я мог видеть его яркие, кровавые глаза, в которых отражался мой силуэт, словно в двух кровавых океанах, в которые я вошел добровольно, специально, чтобы погрузиться и слиться с ними воедино. Я громко сглотнул от его пристального взгляда и от глаз соседа, что на этот раз жгли своими лазерами прерывателя его увлекательных заигрываний. — Почему бы тебе не пойти в гостиную? — Почему бы тебе не скрыться в свою норку, как обычно? Сегодня какой-то особенный праздник, что ты вылез из нее? — Свифт резко поднялся, быстро приблизился и оттолкнул брата в сторону, оставив меня в покое. Обладатель фиолетовой маски бессознательно, словно по привычке, положил руку на кобуру с пистолетом, нервно сжимая и разжимая кулак. — Может прицел на меня еще наведешь? — Слишком много крови будет. Мне жалко Реба. — говорил ровным басом, все еще держа руку на том же месте. — О, посмотрите! У кого-то наконец проснулось хоть какое-то другое чувство, кроме заносчивости ко всему на свете? Не боишься потерять себя за такими высокими аффектами? Или это твои шуточки? Шутить практикуешься? — почти выкрикнул с наигранным весельем, — Снизь свое либидо, а то оно у тебя уже в штаны не влазит. — с нотками презрения выговорился, слега поубавив его пыл. Оруженосец только недовольно цыкнул, все же убрав руку с пистолета в карман, также глядя невозмутимыми и уверенными глазами. В этот момент мне показалось, что он выказывает какое-то несвойственное его состоянию чувство, которое он так старается скрыть, хотя его голос и не содрогался даже на мелкую вибрацию ни под каким давлением, в нем все равно виднелись капельки эмоционального отражения. Он посмотрел на меня сверху вниз, время от времени пробегая взглядом по моему лицу, как будто в нем что-то изменилось, а затем также устремился на своего собеседника. — Надеюсь, нам с тобой не придется общаться на одном языке. Не заставляй меня попусту тратить слова, боюсь, мне придется отвечать за них. — Смелости прибавилось для открытых угроз брату? Забыл, к чему приводят все твои решения? Не заставляй меня напоминать, откуда у тебя на теле такие красивые татуировки. — Свифт взмахнул рукой в его сторону, указывая пальцем на те самые узоры на его коже в районе шее и плеч. Гоуст смотрел на него с растущей ненавистью, стиснув зубы так болезненно, как только мог, словно сдерживал порыв высказаться, но прошлые события не давали ему возможности выдать себя, будто боялся снова пойти наперекор и ошибиться перед братом, который явно знал о его темном прошлом. — Блять. — выругался отчаянно опустив руку разжимая кулак, принимая свою позицию поражения. Свифт подошел к нему и положил свою ладонь на плечо, несильно похлопав. — Я не хочу доводить до драки, но если надо будет, выскажусь более ясно с помощью физической силы. Не доводи до такого. — он был очень серьезен. Мне даже показалось, что это был совершенно другой панк, настоящий, что прятался за этой навязчивой улыбающейся маской, снимая ее лишь при своих братьев. Гоуст резко отмахнул его, повернулся к выходу, направляясь прочь от нашей компании, с новой ментальной нагрузкой, или старой, но которая давила на него с новой силой. Клептоман в отчаянии глубоко вздохнул, провожая непокорного брата взглядом, устало потирая шею, явно оставшись не очень довольным их разговором. Он раздосадовано оглянулся на меня, но тут же поменялся в лице, удивившись тому, что по моим щекам опять потекли слезы, которые сами того не ведая, невольно выдавали всю безысходность их слов. — Милый, тихо, тихо! Это мы так шутили. — Свифт немедленно опустился на колени напротив, нежно сжимая мои руки, шепча мне успокаивающие слова. Он был настолько растерян, что по его дрожащим рукам было видно, как он сожалеет о том, что позволил мне увидеть это, непрерывно и невероятно искусно останавливая поток моей меланхолии. Я слегка потер лицо тыльной стороной ладони, приводя в чувство себя и парня рядом. — Не надо так шутить, шутки должны радовать. — Прости меня, милый, мы больше не будем. — Зачем вы так? — Вспомогательная работа для того, чтобы не забывать, в каком мире мы живем. Только грубость может отрезвить память, затуманенную фантазиями о счастливой жизни. — он склонил голову к груди, помрачнев от собственных слов. — Но, есть другие способы! — окликнул его, но он лишь поднял голову и посмотрел на меня с горькой усмешкой на губах. — Милый, их нет. Какой мир, такие поступки. — Нет! — я не мог оставить все как есть, я должен был залатать пробелы, которые были в каждом из них. — Любовью гораздо лучше доказывать этому миру, что он может быть не таким темным. Любовью нельзя уколоть, она не причинит вреда, когда кто-то хочет помочь тебе осознать свое окружение. Насилие не может помочь насилию, я знаю это. Меня вдруг захлестнули воспоминания о моей семье, о том, как тяжело было моим братьям в одиночку справляться со своим гневом и той несправедливостью, которую этот мир представлял, как должное в жизни каждого. В те дни, когда Раф был в полном отчаянии и даже его любимая боксерская груша не позволяла ему полностью выпустить пар, он злился и лез с кулаками уже на своих родных, хотя сознательно этого не хотел, но слепая злость заставляла его поднимать руки. В такие моменты я всегда бросался к нему, чтобы дать тем бурлящим горьким чувствам, которые нельзя удержать в себе, излить на себя, но в виде крепких объятий и теплых слов. В те дни, когда Лео было трудно справляться с обязанностями лидера, когда он изо всех сил старался не подвести команду. Осадок смятых переживаний ложились на его нагруженные сильные плечи огромным бременем, приказывая ему еще сильнее нырнуть в себя, показывая свои негативные волны, что держал в себе, зарываясь с головой в самоконтроль. Тогда я сразу же шел к нему поговорить и дать сделать ему спокойный вздох облегчения, делясь тем, чем не мог поделится даже с мастером, описывая свои опасения и душевные порывы. В те дни, когда Донни злился из-за своего неудачного эксперимента или оттого, что я опять что-то испортил из-за своей назойливости побыть рядом с братом, я вис у него на шее, извиняясь за свой слишком длинный и неспокойный хвост, оставляя горячие поцелуи на его щеках, после чего он успокаивался и, казалось, приходил в себя от своей ярости. Я знал, что там, где есть гнев, всегда есть боль, поэтому весь негатив, который витал в нашем доме, я развеивал своей безмерной любовью, показывая ее своими действиями и любящими словами. Вот для чего я нужен своей команде, я привожу ее в тонус, когда дела кажутся безнадежными и неразрешимыми. Я поясняю мысли, даю новые и заменяю старые. — Нет, Микки. Любовь - это самая страшная ошибка в жизни каждого, что несет ее на своей шкуре своим собственным болезненным и мучительным путем. Я уже совершил эту ошибку в своей жизни. Я знаю, что это, и я не хочу испытать это снова. И она оставляет не раны, а шрамы, которые неистово кровоточат яростно, мало-помалу омертвляя тебя. Мы все через это прошли. Мы все. — Если они кровоточат, тогда их нужно зашить! Если никто не сделал этого раньше, то я зашью их для вас, чтобы вы перестали воспринимать любовь как нечто опасное. — Ты их никогда не зашьешь, их никто не может зашить. — Нет! Это неправда! Любовь - это чудесная вещь! И ты это знаешь. Ты ругаешься со своими братьями, но не перестаешь любить их. Ты отчитываешь их, но делаешь это от беспокойства за них, что вызвала большая любовь. Ты заступаешься за них, когда они в беде, потому что не можешь представить свою жизнь без них, без своей любви к ним! Вот что такое любовь. И она не губит никого. Она всегда вдохновляет на всю оставшуюся жизнь, потому что только благодаря ей у всех появляются надежды, мечты и цели, к которым они хотят стремиться. И если понадобится, я покажу тебе эту любовь! Чтобы у тебя была причина жить дальше. — сильно взмахнул руками в стороны, обводя окружение. — Просто посмотри вокруг, ведь сейчас рядом с тобой те, с кем ты не хочешь расставаться и с кем готов пойти на, что угодно. Я ведь прав? Именно они побуждают тебя к действию! Они были с тобой всю твою жизнь. Они тебя знают. Они знают того Свифта, который прошел вместе с ними через те испытания, преодолеть которые не смог бы никто другой. Того Свифта, чьи уверенные глаза устремлены вдаль, чтобы заглянуть в будущее, увидеть то, что никто не может увидеть. Того Свифта, что стремится преодолеть себя, который страдает от своих ошибок, получивший их из-за своей тупости и испытал на собственной шкуре. Это тот Свифт-негодник, который смеется вместе со своими братьями, что те в свою очередь тоже никогда его не оставят, потому что жизнь для них - это та любовь, которую они испытывают к своим любимым. И поверь, ты в это число любимых точно входишь. Я это вижу. — Микки… — Не перебивай меня, пока я полностью не выскажусь, не остановлюсь. — хлопнул его по плечу, прерывая, слегка откашлявшись от своих бурных объяснений. — Так что бери свою любовь и не прячь ее. Не смей этого делать! Ты должен с гордостью нести ее в своих руках, потому что это именно то, чем ты должен гордиться, лелеять и беречь. Твоя любовь, твое сердце, твои эмоции. Все они должны быть смело подняты высоко над головой, доказывая Вселенной, что ты не пустой гнилой пень, ошибочно попавший на эту землю, а тот, кто оставит после себя свои вечные неразрушимые части души, потому что единственное, что не гниет после смерти каждого - это его собственная душа. — Я больше не достоин любви. — Любви достоин каждый! — уже нежно накрыл его щеки ладонями, призывая поднять его обреченные глаза. — Не каждый просто ее может сберечь. Будь тем, кто понимает ее. Будь тем самым, кто принимает ее и знает, как с ней жить. Будь тем, кто готов жить с ней, не отвергая ни одного из ее порывов. Будь тем самым, кто готов с ней поделиться. Это не трудно, у меня же это получается, значит и у тебя получится. Просто нужно этого захотеть. — негромко рассмеялся отвлекая от тягостных мыслей, отпуская его и немного отстраняясь. Я осторожно приложил свою ладонь к его груди, в районе сердца, которое, казалось, пыталось высвободиться наружу, ясно давая понять, что хозяин сейчас полностью поглощен моментом. — Все здесь и здесь. — ткнул пальцем ему в лоб и снова опустил руку на пластрон, — Они связаны друг с другом, нужно слушать каждого. Они знают, чего ты хочешь, они знают твой путь. Тебе просто нужно уметь понимать их намеки. Ты же сообразительный парень, ты должен уметь прекрасно это делать. — ласково улыбнулся, после подмигнул. Я и сам не ожидал, что могу заставлять выдавать такие открытые и явные эмоции у окружающих. Сейчас глядя на ошарашенного панка, который так же сидел в той же неудобной позе, было ощущение, что у него затекли ноги, но он явно не обращал сейчас внимания на такие никчемные моменты, полностью отдаваясь моей речи. Он продолжал смотреть мне в глаза все это время, что заставляло меня снова краснеть, вызывая жар на щеках. Я застенчиво повернулся и, не получив ни единого слова в ответ, посмотрел в кухонный проем. Мне показалось, что заметил ту же знакомую фиолетовую маску, которая мгновенно исчезла из виду через секунду после моего поворота. Я и сам не мог собраться с мыслями после выдавливания таких откровений, списывая причудившееся на легкий шок. — Ну хоть пукни в ответ. — растерянно хихикнул на наглое разглядывание. Устало потерев глаза, изобразил щенячий умоляющий блеск, снова опустив их на клептомана, жалобно прося его сделать хоть что-нибудь. Он мгновенно вскочил, схватил меня в охапку, поднимая со стула, прижал к себе максимально крепко, сильно сжимая в своих панковских объятиях. Я выпустил свой вынужденный выдох, оставаясь без возможности дышать и даже может быть обзаведясь новыми травмами в виде треснутого панциря и переломанных костей. — Микки… — прошептал, уткнувшись в мое плечо. — Свифт, Свифт… больно… — проскулил на последнем издыхании. — Микки, ты мне уже все доказал. Я больше не смогу жить прежней жизнью, и это все из-за тебя. Это ты во всем виноват. Зачем ты это сделал… Зачем… — сжимал меня еще сильнее, пытаясь раздавить мои же органы. — Свифт, прости пожалуйста. Не сжимай меня так сильно… умоляю… — Прости. — он ослабил хватку, позволяя мне дышать нормально, но все также держа меня навесу. — Гхаааа, боже. — я сделал глубокий вдох кислорода, который теперь был редким гостем в моих легких. — Ты меня чуть не раздавил! — Извини, маленький, прости меня… прости… — беспрестанно шептал какую-то свою лично придуманную мантру. — Блин, я подумаю. Не каждый день меня сжимает гигантская мутант-черепаха перекрывая кислород. Хотя в последнее время каждый день… — немного опечалился тому факту, что вероятность быть раздавленным стала в четыре раза больше. — Я буду гореть в аду, если ты не простишь меня. — Понял, тогда ты прощен! — обвил руками его шею, чтобы не упасть на пол, и ткнул пальцем ему в нос, вызвав такую искреннюю улыбку, которую наблюдал впервые в жизни. Это было так естественно, что мне захотелось запечатлеть этот момент в своей голове на всю оставшуюся жизнь, потому что он был таким редким и таким прекрасным. Я тяжело зевнул, прикрыв рот рукой, ведь как ни крути время было довольно поздним, а спал всего лишь пару часов. Свифт заразившись, аналогично зевнул в ответ, отворачиваясь в сторону. — Думаю, что и вправду рано пока для подъема. Пойдем-ка, я уложу тебя. — все еще держа на руках, понес меня в гостиную. Я крепче вцепился в него, боясь, что меня уронят или потеряю хватку и упаду большим зеленым камушком на землю. — Смотри, я тоже довольно сильный чтобы носить тебя на руках. — он подбросил меня немного в воздух, чтобы лучше ухватиться, дабы не дать мне упасть, проходя мимо моего нынешнего дивана-кровати, начиная подъем по лестнице. — Свифт, ты прошел диван! — дернул его за край футболки, провожая свое место спячки тоскливым взглядом, пропадая за полом второго этажа. — Ой, правда? Блин, придется тебе теперь спать со мной. — он прошел в свою комнату, попутно захлопнув дверь ногой. Он мягко бросил меня на кровать, если можно назвать двухсекундный полет почти по всему периметру комнаты "мягким", и лег рядом со мной. — Думаю, что это еще не последний раз, когда я приношу тебя в свою постель. — улёгся поудобнее, также устраивая меня рядом на единственной маленькой подушке, где сейчас покоились две довольно немаленькие головы. Теперь у меня вошло в привычку смущаться, и чтобы хоть как-то избавиться от этого "красного одеяла", хотел предпринять попытку хотя бы сесть, но он не позволил, крепко обняв меня и заставив сдаться без боя. — Свифт, что ты делаешь? Отпусти меня, пожалуйста. — извивался и вертелся, как мог, что только заставляло его держать меня еще более плотно, но так невероятно нежно, вынуждая меня буквально таять и расплавляться в таких больших руках, останавливая и обездвиживая мое кувыркание. — Мне так нравится, когда ты произносишь мое имя. Но сейчас нужно спать, как бы нам сильно не хотелось другого. Досыпай, солнышко. — понизив голос, почти выдохнул последние слова, начиная громко сопеть, первым провалившись в сон. Недосып и усталость смогли побороть разбушевавшееся сердце, которое билось в такт с моим соседом, успокаивая и приказывая закрыть такие грузные веки. Наконец мои мысли смогли покинуть голову, и я просто сильнее уткнулся в клептомана, отдавая себя забвению. На этот раз этот кошмар меня больше не беспокоил, поэтому оставшиеся спокойные минуты, подаренные мне моей беспокойной и такой памятной ночью, отсыпал в теплых руках панка.

***

Я лениво открыл глаза, немного проморгав, вглядываясь в такое безмятежное и умиротворённое лицо Свифта, что всю ночь храпело мне над головой. Ему даже не стыдно, вы бы только посмотрели на такое наивное лицо, которое продолжало издавать драконьи звуки, казалось бы, что даже атомная ракета не может производить столько шума и что нет более громкого звука в мире. Я вас огорчу этот звук есть и источник его нагло лежал рядом, не переставая издеваться над моим слухом. — Я когда-нибудь высплюсь? — мне сейчас хотелось пожаловаться всем кому можно, но никого не было рядом, и эту панковскую тушку явно сейчас никто и ничто не сможет разбудит, только если голод, жажда или мочевой пузырь. Я сел на кровати и посмотрел на часы телефона соседа, которые показывали восемь утра. Чуть покрутив головой, разбудил себя несколькими шлепками по щекам, затем повернулся к нахальной роже, тряся его за плечо, чтобы хоть как-то отомстить за очень музыкальную ночку. — Свифт, вставай. Сейчас, а то Ребел придет, как я понял он у вас тоже вместо будильника утром по комнатам ходит. — тряс его, пока наконец, этот животный рык не превратился в различимые слова. — Мммм… Микки, любовь моя. Ты уже проснулся. — пропел, выглядывая из-под полуопущенных век. Я немного оторопел от его утреннего настроения, смущено, но так же обиженно, отвернулся в сторону. — Д…да… Вставай, иначе Ребб… Аааа Я закричал от резкого нападения клептомана, который нагло повалил меня обратно, укладывая мою голову на своей груди. — Шшшшш, пожалуйста, дай мне еще немного времени… Примерно вечность… Я не готов с тобой расставаться, больше никогда. — сонно застонал. — Свифт, не время сейчас лежать! Давай, отпусти меня… Ткнул в него пальцем, чтобы он не заснул, тогда я уже точно не смогу выбраться из-под этих путовых рук, но он даже не дернулся, заставив меня сдаться и пораженно выдохнуть. Я уже предвкушал те самые вопли взрывной головы, которые обрушатся и основательно повредят наши не очень теперь стабильные нервные клетки, может быть даже дойдёт до телесный повреждений. — Поднимайте свои жопы! — взорвался бунтарь, заставив меня резко поднять голову, испугавшись, не понимая, откуда доносятся звуки. А Свифт лежал так же беспечно, как будто ничего не слышал, хотя такую городскую сирену могли не услышать лишь только мертвецы. — Микки куда-то делся! Свифт, встава... — он распахнул дверь в комнату старшего и застыл, увидев меня лежащего на катананосце. Я уже представлял себе, как мы выглядели со стороны, просто по ошарашенному виду темперамента, челюсть которого, казалось, вот-вот отвалится и упадет на пол. Я повернулся к нему, досадливо натягивая улыбку, играя глазами из стороны в сторону, давая понять, что меня нагло и безбожно взяли в свой крепкий плен. — А что здесь происходит? — облокотился о дверной проем и скрестил руки на груди. — Уединения двух миров. — пролепетал Свифт, сонно притягивая меня еще ближе, — Свалил. Не мешай нашей идиллии. — повернулся на другой бок, с моим же криком сваливая меня на кровать. — Какой к черту идиллии? — Реб поморщился еще сильнее, наблюдая больше за моей реакцией, нежели чем за словами Свифта. — В смысле куда-то делся? — по звукам было ясно слышно, как М.С. сильно пинает дверь, так что она с грохотом долбанулась о стену, молнией метнувшись по этажу к лестнице, — Он не мог далеко уйти. Нужно найт… Майки? — подбежав к брату, он тоже остановился в дверях комнаты, заглядывая внутрь и наблюдая очень завораживающую сцену, которую также оценил, выпучив глаза и наморщив лоб. — Ты что здесь делаешь? Меня теперь не смущало, что Свифт крепко прилип ко мне, а стесняло то, что он знает, что его братья сейчас явно очень ошарашены и ,можно сказать, даже недовольны нашей постельной картиной, но продолжает вытворять что хочет, улыбаясь с закрытыми глазами, явно счастливый сложившейся ситуацией. Мне, скорее всего, не дождаться от него помощи, поэтому объяснять и распутывать узлы, которые мы так виртуозно завязывали, перекладывается на мою ответственность, но разговаривать в грудь соседу было не очень удобно, что удваивало неловкость ситуации. — Я сегодня спал здесь. — повернул голову на бок, чтобы нормально поговорить со стоявшими в ступоре панками. Они лишь оглянулись друг на друга в немом негодовании. — Свифт без меня веселился? Суки, а вчера меня прервали! — злостно прокричал М.С., тыкнув пальцем в рядом стоявшего Ребба. — Мудозвоны! Ай! — выругался, за что сразу получил за свою несдержанность. — Заткнулся и иди помойся, от тебя как от мертвяка смердит. — кивнул в сторону лестницы, оскалившись на младшего. М.С. потер ушибленный затылок, медленно попятился к выходу. — Пидр! Голову в мясо скоро превратишь. — выплюнул последние слова перед тем, как удалиться. Реб все еще не забыв о нас, проводив младшего, вернул нам тот презрительный и недовольный взгляд, уже направленный на старшего, который нагло продолжал лезть ко мне, еще больше зарываясь в подушку. — Сами встанете или мне вас поочередно начинать сбрасывать? — обратился больше к Свифту, на что тот довольно выдохнул, тотально игнорируя растущую с каждой секундой вероятность на долгую и мучительную смерть. — Встаем! Свифт, давай же. — я пихнул его в плечо, предварительно расцепив его руки со своего панциря, наконец, отстраняясь от удушающих нежностей. — Ну лааадно… — дал полную волю моим действиям, чем я быстро воспользовался и вскочил с кровати. Он уже с досадой смотрел на темперамента, который несколько поубавил свой пыл после моего освобождения, — Ребби, я всегда знал, что ты тот единственным парень на вечеринке, который всегда все портит, но даже вселенная не могла так сильно облажаться, когда создавала тебя. — весело выговорился, также валяясь на кровати. — Веселишься с утра пораньше. Интересно, отчего бы такая радость… — укоризненно оглядел меня с ног до головы, нетерпеливо постукивая ногой по полу. — Я читаю мысли, Ребби, и ты абсолютно прав. Я быстро поправил одежду и вышел из комнаты, снова оказавшись в опасной близости к Ребу, чувствуя его разгоряченную энергию даже на своем твердом панцире. — Иди умывайся, завтрак готов. — Хорошо. — не будучи в состоянии произнести это как следует, я пискнул, как мышь, не зная, от чего мне стыдно. Выйдя из комнаты, услышал, как за моей спиной хлопнула дверь и щелкнул замок. Мне вдруг стало жаль Свифта, потому что теперь ему точно некуда было бежать, а Реб явно сейчас собирался очень долго и упорно демонстрировать ему всю свою сердечность. Мысленно помолившись за здоровье катананосца, скрылся за дверью ванной комнаты, приводя себя в порядок. Закончив все утренние процедуры, осторожно вышел, направляясь на кухню, заставляя себя с огромной силой делать шаги, которые предательски становились все меньше и меньше по мере приближения к точке неизбежного. Мелькнув головой в проеме арки, увидел всех собравшихся членов семьи, тихо сидевших за столом, попивавшего кофе Гоуста и М.С. со Свифтом, иногда болезненно шипевших, потирая части тела, которые были явно отбиты темпераментом, снова колдовавшего возле плиты. Я растерянно прошёл дальше, подходя ближе к шкафам, доставая стакан, чтобы налить себе воду, словив колкий взгляд краснобанданого, что быстро подсунул мне в руку горячую чашку с бульоном. — Лучше это выпей, и вкусно и сытно. — быстро отчитался, указывая на стол, буркнув под конец что-то неразборчивое. Я кивнул, стараясь не смотреть на него, и пошел к указанному месту. Не понимаю от чего мне так стыдно, ведь вроде ничего постыдного не сделал, но чувство того что кого-то предал или обидел, все же колыхали мой мозг, придумывая слова извинений. Чашка была довольно горячей, поэтому я быстро подбежал к столу, громко поставив предмет на поверхность, слегка расплескав на него жидкость. Обругав себя за безалаберность, схватил лежавшую на столе тряпку, вытирая свой горячий напиток, что успел попасть до середины стола, но хорошо, что не плеснул на сидящих ребят. За своим увлечённым делом я совсем не заметил того, что М.С. пропал со своего места, тихо встав у меня за спиной. Я сильно навалился на стол, вытирая остатки луж, дотягиваясь на цыпочках, не догадавшись обойти его с другой стороны. В этот момент меня резко повалили, прижавшись к моим бедрам сзади, очень нагло и бесстыдно начав тереться о них. Я взвизгнул от неожиданности, полностью улегшись на живот и повернувшись, чтобы посмотреть на своего преступника. — Раз тебе было так весело со Свифтом этой ночью, может сейчас со мной повеселишься? Продолжим, что не закончили вчера? — сказал М.С., проводя руками по моей спине, поднимая вверх ткань футболки. — М.С.!! — все выкрикнули на младшего, на что тот только с недовольством цыкнул. — Не вам одним получать кайф от обстановки, уебки! — Отъебался и сел на место, чтобы мне не пришлось учить тебя заново ходить! — темперамент подошел и схватил его за руку, отдергивая в сторону. Я быстро встал и подбежал к самому дальнему углу, усаживаясь на стул. — Мамка, блять! — М.С. вырвался из хватки и направился в сторону комнат, — Не голоден. — крикнул, прежде чем исчезнуть за дверью спальни. Ребел обречено почесал затылок, заканчивая с готовкой присоединяясь к остальным, что удручено наблюдали за этим шоу. Гоуст со Свифтом, не влезали, давая разобраться им самостоятельно, сами не переглядываясь друг на друга, мирно завтракали словно между ними ничего вчера и не было. Эта обстановка хоть и не показывала своего накала, с каждой секундой становилась все тяжелее. С горем пополам мы смогли отсидеть спокойно, не ввязываясь в драки, но это напряжение все еще было моей головной болью. Сбитый с толку, старался сидеть так тихо, чтобы о моем существовании можно было забыть, и мне это даже удавалось, но мое дыхание, которое казалось мне единственным громким звуком, нарушало всю эстетику комнаты, что была переполнена скрученной тишиной, и вот я своим беспокойным дыханием все порчу. Отсидев свою роль и с силой затолкав такую непроталканую еду в свою глотку, быстро все доел, помыв посуду, и направился в гостиную. Все также быстро опустошив тарелки, молча вышли с кухни, кажется, направившись готовится к новой вылазке, ведь прошлая была испорчена моей вечно неспокойной пятой точкой, которая была обмазана скипидарам, раз так рвалась отыскать все новые и новые невероятно незабываемые истории, чтобы потом в будущем рассказывать их либо в больничной койке, либо в могиле. Я склоняюсь ко второму, ибо до больницы эта оторва точно не доживет. Вернувшись к своему любимому занятию, сидению на диване, ожидал панков с их не очень возвышенным настроением. Все разом вышли из комнат и прямиком направились ко мне, собрав некий такой домашний консилиум прямиком возле дивана. Раскрутив голову аки сова, обвёл каждую эту суровую морду пытливым взглядом, что не имели совести и прямо пугали своим видом, пытался выклянчить хотя бы у одного из них хоть один объясняющий звук. — Мы поговорили с ребятами о твоем вчерашнем поведении. — темперамент был первым, кто нарушил повисшее молчание, обращаясь ко мне. — И решили, что тебя и твою дурную голову надо взять с нами, потому что невесть, что ты опять натворишь, а когда мы вернемся, то уже будем лицезреть бездыханный трупик, лежащий где-то в низах канализации. А поверь мне, я не очень-то хочу хоронить твое тельце. — А я вам не помешаю? Я думаю, что буду только обузой. — удивленно уставился на него. — Ты будешь обузой, если останешься. — присоединился Гоуст. — Нам нужно довести дело до конца, а не гоняться за надоедливым ниндзя. — Милый, послушай, мы не оставим тебя одного, не бойся. Ты просто тихо посидишь в фургоне, пока большие папочки все быстро сделают. — вступил Свифт, проговорив все своим бархатным голосом, — Потом поиграют с тобой. — подмигнул, играя с бусами на своей шее. — Извращенец. — прошипел темперамент, закатывая глаза. — Я как самый старший, забочусь о самых младших. — гордо подправил его. — Так что каждый думает в меру своей испорченности, Реб. — И это говоришь мне ты? Боже, до какой жизни я докатился? — Обо мне бы так заботился. — фыркнул М.С.. — Я не вижу здесь никаких милых маленьких черепашек кроме Микки. — Чем скорее мы туда доберемся, тем скорее сможем осесть и выследить их. — оруженосец прервал бессмысленный спор, который еще не начался, раздраженно оглядывая всех присутствующих. Они молча посмотрели друг на друга, соглашаясь, что лучше заткнуться и заняться своими планами. — Пошли, принцесса! М.С. подошёл ближе, дернул меня за руки и поднял на ноги, скрестив наши пальцы, словно перед каким-то романтическим танцем, притягивая меня как можно ближе. Эти заигрывания явно не нравились зрителям сцены, где выступали две черепахи-подростка, плюс к этому клоны друг друга из двух разных измерений, в своем самом расцвете гормонов, еще не достигшие совершеннолетия. Отступив назад, я попытался сделать более беззаботный вид, потянув руки назад к себе, но обладателю оранжевой маски, похоже, это даже понравилось, и он с еще большим энтузиазмом прижался ко мне до боли близко, расцепив наши руки, и провел своими большими ладонями по моему панцирю, который, казалось, тоже покраснел от смущения. Он словно специально издевался не надо мной, а над наблюдающими. — У тебя даже панцирь мягкий, крошка. Из-за его ухаживаний я невольно зажмурился, наслаждаясь незнакомыми ощущениями сильных ладоней, которые смело исследовали меня, чувствуя каждый изгиб и выпуклость, насмешливо вызывая легкое покалывание в области груди. Но он вновь был прерван Ребелом, что, казалось, ещё легче чем в прошлый раз поднял меня с пола усаживая на руку и молча понёс прочь из дома, направляясь вниз по лестнице в подземный гараж. Мне померещилось, что между ними вспыхнула электрическая вспышка, как между соперниками на ринге, каждый из которых готов биться за свою цель, не жалея сил и кулаков . В этом доме атмосфера становится все более накаленной, а острота событий приводит к несуществующей битве двух братьев, непонятно за что сражающихся, чьи желания явно совпали. Закинув меня в фургон, он велел мне сидеть тихо, чтобы моя уже не такая болезненная нога не напрягалась из-за мелочей. Послушавшись смирно выжидал, пока остальные панки займут свои места в машине, дабы наконец отправиться на вылазку. Все быстро вскочили вслед за нами, и тут раздался вой мотора и визг скользящих шин, уносящих нас в сторону большого города. Вёл нас Свифт, устроившись у руля автомобиля, рядом с ним на переднем сидении расположился Ребел. Младшие же, находились в заднем отсеке в виде пассажиров вместе со мной. Для своей миссии они, по-моему, захватили весь существующий военный арсенал страны либо для обороны, либо на продажу , ибо я не могу понять, зачем так много военной техники, камуфляжа и оружия дальнего и ближнего боя, взяли на дело, как они выразились, «пяти минут». Пугающе разглядывая неизвестные снаряжения и огнестрельное, я вспомнил о своих предательски забытых и выброшенных из моих интересных событий нескольких дней нунчаках. Оглянувшись вокруг, вспоминал куда примерно мог закинуть их, во время своего рвения убежать. Но даже это сделать сейчас у меня не вышло. Прибыв на место, Свифт выключил двигатель, подавая сигнал, что миссия началась. — Засядем здесь, пока не появится их тачка. Гоуст? — обратился клептоман, выглядывая на пассажиров из-за спинки кресла. — Иду. — выдал оруженосец, прихватив с собой продолговатый чемодан, и бесшумно открыл дверцу машины. — А куда ты? — не выдержал, спросил у него. — Милый, он идет на точку чтобы держать всех на мушке. — ответил Свифт. — Тебе разве не нужна помощь? — обратился к Гоусту, что замер на выходе из фургона. — Не думаю, что ты мне поможешь. — бросил, перед тем как спрыгнуть с машины, удаляясь в глубь тени здания. — Не обращай внимание, он всегда так. Всегда один. — сказал мне М.С., закрывая за ним двери. — Но вдруг с ним что-то случится? — Мы же недалеко, тогда сразу придем на помощь. — спокойно ответил Реб вглядываясь в силуэты фигур, что бродили по улице. Мы стояли перед огромным многоэтажным зданием с зеркальным фасадом, очень похожим на штаб-квартиру очень большой организации. Это было единственное место во всем городе, где прохожих можно было пересчитать по пальцам одной руки. Несмотря на это, шум города, как и прежде, не утихал, создавая ощущение, что мы все еще находимся в центре. Панки сидели тихо, спрятав машину подальше от посторонних глаз, чтобы нас никто не заметил. Через некоторое время рядом с ним появился огромный джип, из которого вышли несколько человек в деловых костюмах, торопливо отдавая друг другу команды, а затем вместе вошли в здание, опасливо оглядываясь по сторонам. — Пчелки прилетели за медом. — блаженно пропел М.С.. — Готовьтесь. — сказал Свифт, заставляя паркурщика быстро среагировать и зашевелиться, доставая что-то из большой спортивной сумки. Он вынул свою железную тяжелую биту и четыре яркие банданы, две из которых бросил сидящим впереди парням. Они ловко словили предметы, быстро обвязывая их вокруг голов, оставляя окружению лишь мельком видимые глаза. — Отсидим, пока Гоуст не даст сигнал. — скомандовал лидер команды. Обескураженный, я попытался разглядеть номерной знак машины и осматривал окрестности поблизости, бросая взгляды на крышу, где скрылся Гоуст. Что-то подсказывает мне, что мы здесь не одни, и это вскоре подтвердилось несколькими мимолетными силуэтами, которые незаметно скользнули к зданию, где сейчас находился оруженосец. Вскоре завыла сирена, и из здания снова вышли те же люди, но они уже спешили к дверце машины с переполненными сумками и большими чемоданами. — Черт, Гоуст уснул там? — выругался темперамент, несильно хлопнув по дверце машины. — Блять, мы сейчас упустим их. — добавил Свифт. — Ждем его, он никогда не косячил в своем деле. Он что-то ждет. — сказал М.С., тоже начиная беспокоиться о не очень положительно развивающейся ситуации. Внезапно я заметил стрелка на крыше здания напротив, целившегося из снайперской винтовки в направлении предполагаемого местонахождения Гоуста, которого было почти невозможно увидеть, затаившегося за своим укрытием. Острая паника затуманила мой рассудок, и я, не соображая, что делаю, быстро выскочил из фургона, направляясь на крышу к панку. — Нет, Микки, стой! Но не успел я подняться по лестнице, как услышал два оглушительных выстрела.