But not for me

Из новенького, почти сияющего радиоприёмника раздалась знакомая ностальгическая мелодия из давно забытого мюзикла. В большой, очень светлой и просторной зале, где между столами с белой расписной скатертью сновали официанты, витал особый дым от чрезмерного количества выкуренных сигарет. Союз лично смог различить корицу, вишню и ваниль, а присутствовали они здесь, на минуточку, только десять минут. «К кому не подойду - каждый поделится сигаретой»,-подумалось ему. В такой чудесный день все угостят. Абсолютно все, даже чокнутый США, который сейчас заказывал им с Советами виски. Да, сегодня Союз выпьет. Мужчина зачарованно наблюдал за разряженной обстановкой - вот Великобритания с Францией, держась за руки, о чем-то переговаривались с вымученными улыбками. Да. Теперь все только так говорить и будут - свободно и облегченно. Бинты на их шеях и запястьях были чисты и сильно воняли спиртом. Откуда Союз знал? Он обнял своих союзников перед тем, как зайти в ресторанчик, где они праздновали долгожданную и немного преждевременную победу. Всем уже давно было известно, что война окончена. Кстати, Союз обнял даже противного, нахального США. Взгляд его упал на радиоприёмник - мелодия была до того приятной и тоскливой, что он сделал погромче. У певицы был очень пластичный голос, которым она умело пользовалась и Союз даже представил, как она выглядит - у неё должно было быть атласное или бархатное чёрное платье, японская жемчужная лента на шее и перчатки до локтя, поверх которых были надеты блестящие кольца-рубины. -Чего задумался, Union?-в своей нахально-насмешливой манере спросил американец, в усмешке поднимая бровь. Союз лишь улыбнулся в ответ и похлопал мужчину по спине, так как сидели они достаточно близко. -Впитываю маленькие крохи спокойствия, которые мы наконец-то смогли позволить себе с таким трудом.-ответил мужчина, потянувшись к стакану с алкоголем, что появился на столе секунды три назад. США же снял чёрные очки и положил их на стол, заваленный всевозможной нетронутой едой и пустыми стаканами. На очки попали лучи заходящего оранжевого солнца и в глаза Советов попали ослепляющие блики. -А после всего этого...-американец потушил сигарету в изящной перламутровой пепельнице с выгравированными рисунками белых волн.-Что будет после всего этого «спокойствия»? -Всё как всегда, США.-Союз развернулся на мягком кресле к американцу и почти ласково посмотрел на него.-Будем пытаться убить друг друга, только теперь по-тихой. Правила изменились. Будем с тобой следить, предавать, бороться... всё, как всегда, да. А сейчас мы с тобой друзья. -Ну, раз сегодня особенный день, то на правах «друга», я бы хотел предложить тебе сигарету.-американец покопался в нагрудном кармане военного зелёного кителя и достал серебряный портсигар. -Неужто этот день настал!-воскликнул Франция, в шутку ударяя кулаком по столу, а затем морщась от боли.-Conseil курит с США! За столом разжался всплеск громкого смеха, который потом сменился на живой разговор, разбавляемый весёлыми тостами и легкими перекурами. В этом укромном месте, в самом центре Лондона, Союз чувствовал себя очень умиротворённо. Он явно на своем месте. Хорошо, что не поехал вместе с советскими и американскими солдатами в самое пекло Берлина - нельзя тревожить и без того пошатнувшееся здоровье. К тому же, он был уверен в своих солдатах и знал, что они смогут сравнять с землёй это мерзкое здание, откуда этот... болтун толкал свои гнусные речи. -Кстати, Union, а что насчёт...-США неловко замолчал, нервно стуча пальцами по столу. Советы с полуслова понял, о чём хотел спросить американец и его янтарные глаза, которые в последнее время ничего, кроме устали не выражали, в мгновение стали пустыми. Расслабленная улыбка спала с его губ. -Он сам себя убьёт, иначе его судьба не завидна. Жизнь в его случае будет полна боли и унижений, и он это знает.-Союз тряхнул головой, словно отгоняя злые и колючие воспоминания, а затем улыбнулся.-Не будем о грустном, Штаты. Расскажи мне лучше,-мужчина повернулся к американцу и затянулся сигарой.-Как там поживает Канада... Из раздолбанного, почти погибшего радиоприёмника раздалась знакомая ностальгическая мелодия из давно забытого мюзикла. По мнению Италии, который стоял чуть позади Рейха, что неподвижно сидел на стуле уже часа два, эта песня не означала совершенно ничего. Для Японской Империи, который занимал такую же позицию, что и Италия, с этой песней ассоциировалась первое знакомство с Рейхом. А для немца... -Was für ein wundervolles Lied. (Какая дивная песня.)-сипло прошипел он, впервые подав голос за последние два дня. -Scusi, seniore? (Простите, сэр?..)-поднял брови Италия, всполошившись от того, что нацист впервые заговорил. И сказал он какую-то глупость. -大丈夫、ボス? (Всё хорошо, босс?)-тут же подключился ЯИ. -Ich kann mir sogar vorstellen, dass eine Frau singt. Sie hat wahrscheinlich ein wunderschönes schwarzes Kleid und japanische Perlen um ihren flexiblen Hals. (Я даже могу представить женщину, которая поёт. У неё, наверное, прекрасное чёрное платье и японский жемчуг на гибкой шее.)-прокашлявшись, продолжил Рейх, прикрывая рот рукой. Японская Империя с беспокойством посмотрел на Италию. Тот ответил не менее ошеломлённым взглядом. -Die Union hört jetzt wahrscheinlich dasselbe. Ich weiß, dass er zuhört ... wie schade, dass wir uns in diesem Winter zum letzten Mal gesehen haben... (Союз, наверное, тоже самое сейчас слушает. Знаю, что слушает... как жаль, что той зимой мы виделись в последний раз...)-сглотнув, немец потёр шею, а затем скривился от боли, что прожгла левое плечо и перетекла в голову, пульсируя там всеми цветами радуги. Последнее время постоянно так - двигаешься, говоришь, а тело пронзало лучами известной болезни. То, чем он отравился была медленная и мучительная смерть. Всё тело резало и кололо адово - начиная с головы, ведь пробивали не только тысячи голов его людей, но и голову Рейха; заканчивая задницей, ведь насиловали не только его женщин, но и ментально его самого. Боль, порой, была просто невыносима - виски стискивало так сильно, что он в одиночестве скулил в своём кабинете, упиваясь затем шотландским виски и мефедроном. И самым ужасным была вовсе не физическая боль, а душевная, или опустошающее осознание того, что всё кончено, что ничего нельзя исправить и поделать с этим поражением. Однако, даже и в этой горькой, мерзкой правде присутствовала своя приятность - с войны, на которую все они уходили в 39-м, на самом деле не вернулся никто. Прямо как Рейх в своё время... -Reich! (Рейх!)-немца из раздумий вырвал жалобный вскрик Италии, который испуганно смотрел на своего предводителя.-Iì la tua canzone è finita! (Там... там песня твоя з-закончилась!..). Вся холодность, отстранённость и надменность в миг испарилась из Рейха и он, подскочив, провертел ручку настройки радиоприемника, возвращая его на нужную частоту. Не дай Бог мюзикл прекратиться раньше времени... нет, этого не будет. Японская Империя виновато смотрел на Рейха. Ему было известно, что, почти что через час, тот умрёт. Застрелится. Его мозги разлетятся по этому кабинету, который был отделан золотом и дорогим красным дубом. Может даже немного заденет его самого, так как нацист был правшой, а ЯИ стоял слева от фюрера. Мужчина давно знал, что, буквально посередине войны, Союз и Рейх заключили договор о самоубийстве того, кто падёт. Так было намного добродушнее, ведь тот, кто проиграет... Каждый день Японской Империи было тяжко и больно думать о том, какие страдания причиняли сейчас этому хрупкому существу такие проблемы и катастрофы. Он не хотел думать о том, что тот, кого он уважает больше всех в мире, умрёт через какой-то жалкий час, а виной всему будет какие-то миллиграммы железа. Однако это было милосерднее, чем то, что сделал бы Союз, если бы сумел достать нациста живым. Япония видел, как Третий Рейх задыхался в боли, которую породило их общее тщеславие и жадность, поэтому старался думать о немце в прошедшем времени, как будто его смерть уже наступила. А поводом стала вчерашняя ночь. Тогда, после очередного скудного ужина, когда они вдвоём вошли в этот самый кабинет, он просил, нет, умолял Рейха дать согласие на то, чтобы японские войска спасли Берлин, рейхстаг и самого Рейха, однако немец был непреклонен. Япония даже помнит, как встал на колени и обнял ноги Рейха, на что тот лишь тихо удивился, да и то для приличия. Уже в то время его глаза постоянно были прикрыты, а улыбка искрилась нездоровым искажением. -Я могу спасти тебя. Только разреши. Я тебя заберу. Тебя никто не найдёт...-шептал он в ту ночь. -Бедный Япония, ты совершенно ясно влюблён и решительно ничего не понимаешь. Ты сам умрешь, если все твои войска прибудут сюда. К тому же, мой народ обитает не только в Берлине, если ты помнишь. После соединения, я чувствую и Австрию тоже, а их боль - неимоверна, как неистова и ярость Союза и его русских... ну всё, хватит, пойдём со мной. Рейх тогда увёл Японию к себе в спальню и, как только они зашли сразу же влился в губы мужчины слабым, бесчувственным и почти погасший поцелуем. -Если ты хочешь...-начал было Рейх, однако Япония резко отстранился и, отойдя, закрыл лицо руками, потому что не хотел, чтобы Рейх даже в конце своей жизни увидел его слезы. Как же это было жалко - немец был убожеством, последним мерзавцем из всех самых злых чудовищ на планете, а ему, именно ему досталась доля любить его. И видеть его конец. -Давай спать. Просто спать будешь?-после секундной паузы спросил Япония, возвращаясь к растерянному немцу, который, впрочем, не был заинтересован ни в японце, ни в чем бы то ни было. Рейх кивнул и лёг на кровать. ЯИ же укрыл его пуховым, тёплым одеялом и сел на стуле рядом, так и не решаясь лечь с таким хрупким и нежным существом, как Рейх. И как только посмел в своё время, такой грязный и не знающий никаких манер Союз, залезть на такого, как Рейх?.. хотя, насколько он знал, всё совершалось по обоюдному согласию, значит, немца чём-то привлёк этот глупый коммунист. Всю ночь Японская Империя проплакал, не в силах тогда смириться с тем, что скоро Рейх погибнет. Во сне тот бредил и часто просыпался; называл мужчину рядом отцом и говорил со слабой, немощной улыбкой, что, когда он попадёт в ад, то убьёт его. Япония кивал и отвечал, что будет его ждать. Внутри у него всё сжималось от страха и боли утраты, однако именно в ту ночь Япония окончательно похоронил Третьего Рейха. -Dieses Musical, diese Melodie... (Этот мюзикл, эта мелодия...)-Рейх устало закрыл глаза и почувствовал, что в голове образовалась пустота от осознания того, что скоро мозг покинет черепную коробку.-Man muss ein Dummkopf sein, um Jazz nicht zu mögen. (Нужно быть дураком, чтобы не любить джаз.)-хриплым голосом сказал Рейх и уставился невидящим взглядом перед собой, что-то тщетно пытаясь вспомнить. Образы и все добрые картины из прошлого предательски ускользали, оставляя только привычное осознание смерти и больше ничего. Потрогав швы на левой щеке, Рейх вновь убедился в том, что всё происходящее реальность, ведь кожа и мясо были порваны и зубы, острыми клыками сжимались от безысходности. Через час, на обоих радиоприёмниках начали невинно крутить совершенно другой мюзикл, в то время как Союз и США смеялись с Франции, который требовал от официантов подать лягушек, а Япония с отвращением вытирался от крови Рейха, что слишком сильно забрызгала его белую дорогую форму.