🥃
сколько нужно времени, чтобы разлюбить? чтобы понять, что это не твоё, что человек не стоит нервных клеток и бросить все нахуй? года? месяц? неделя? минута? час? никто не знает. у каждого по-разному этот период проходит. — вот же заебашило вас, ребят. — ахуевает чонгук, оглядывая небоскреб сверху вниз. — это же частная земля? че мы тут делаем? — день рождения чон хосока. и джевон, и чанбин пиздуют сюда, а этот хосок сказал передать приглашение ещё трем. вот они нам и передали. — взъерошивает волосы чимин, стуча каблуком об асфальт. юнги дернул их обоих за руки, параллельно показывая охранникам приглашения, и с довольной миной проходит внутрь. — 19 этаж, юнги-хён, не ошибись. у меня клаустрофобия. — да понял я, блять, не ссы кипятком. чонгук точно ничего не понимает. а потом… — да ёб твою мать… — тихонько матерится он, стаскивая джинсовку с плеч. — это что за нахуй? — чон чонгук! — толкает его под ребра локтем пак, собирая светлые волосы в хвост. — а чё он еще сказать должен был, минни? вот действительно. что еще может сказать обычный сеульский мальчик о вечеринках в столице кореи? дешевые бутылки пива, закуски, чипсы, гонки на старом плейстейшене да игры в бутылочку позже. развлекуха просто во, но вот нью-йоркские пати это вообще другой уровень, а по сравнению с сеулом — заоблачный. большое съемное помещение, несколько комнат для уединений. темная атмосфера такая, с неоновым слабым светом, освещающим только определенные углы и середину, где находилось что-то наподобие танцпола. кальяны, незаконная продажа наркоты да везде, абсолютно везде бутылки с дорогим алкоголем. куда он попал? — нам нужно отдать подарок имениннику. гук, ты с нами? — улыбается блондин, хватаясь за руку своего хёна. — дай ребенку поразвлекаться и наконец-то повзрослеть, чимин. пошли. чонгука бросили. чонгука оставили одного в этой толпе пьяных наркош и накидавшихся алкоголиков. интересно, здесь есть хоть один адекватный человек? мелкий проходит вперед и утыкается в диван, абсолютно свободный. вообще, его со стороны светлой не видно: либо же это из-за того, что диско-шар действительно дохуя отражает в глаза, либо же это из-за того, что тут пиздец как темно. зато зона осмотра хорошая. это заметно. официант в темно-бордовом костюме вежливо предлагает виски, и чон берет. знает, что невежливо отказываться. да и кто вообще откажется от элитного коктейля в элитном месте среди элиты? никто, кроме этой самой элиты. им в своей компании вообще все позволено. вон, слышится, как кто-то бьет бутылки с шампанским, роняет стаканы и бокалы, а кто-то падает. удивительно. за этим так забавно наблюдать. — чего вылупился? впервые бурные вечеринки вживую, а не через нетфликс фильмы видишь? — подходит человек с сигаретой между пальцев и презрительным-презрительным таким взглядом на гука. мурашки по коже. — не видел. в сеуле такого не бывает. — сеульский мальчишка, что ли? — удивляется человек и садится совсем рядом (у чонгука по коже все еще мурашки). — мне 22… — все еще мальчишка. люди могут оставаться даже в 45 маленькими детьми… — незнакомец делает паузы, сверяясь с открытым файлом текстового документа в смартфоне. — …чон чонгук. у мелкого теперь руки дрожат. кто он и почему знает его имя? разве в помещении курить не запрещено? почему этот человек вообще нарушает личное пространство? — меньше думай, больше пей. — кудрявый подносит стакан с коктейлем к чужим губам, заставляя выпить залпом. — теперь хочется думать? — нисколечки. — признается честно чонгук, слыша нервный смешок, и поворачивается. — скажи мне, что же происходит? незнакомец лишь стучит поочередно длинными пальцами по поверхности кожаного дивана, и лишь после 3 минут молчания и выслушивания чужих разборок он кладёт свою левую руку на колено чону, а свободной обводит весь зал, заставляя гостя повторить за ним. — видишь все эти лица, полные детской радости и невинной чистоты? приглядись внимательно, чонгук. приглядись, и ты увидишь в их глазах похоть, страсть к азарту и все остальные грехи. ты увидишь, как люди продают друг другу наркоту, как вливают кучу алкоголя в чужое горло за раз, как человек ломает себя и других сам. — он делает паузу, постукивая пальцами. у гука от этой тишины и молчания после таких речей в горле ком: ни бэ, ни мэ, ни кукареку. — открой глаза, сеульский мальчишка. мир полон опасностей, и только с хорошим зрением ты заметишь все его недочёты и отверстия. жизнь не стоит на месте, как ты стоишь до игры в догонялки во дворе. она бежит, бежит как молекулы в тепловом движении: беспрерывно и хаотично. она, черт возьми, утекает, а ты в свои 22 даже не хочешь раскрыть этот занавес. мелкого передергивает. по телу бьет мелкая дрожь и в пот бросает от этой интонации, от слов, от бархатного низкого голоса. — кто ты такой? — повторяет он свой вопрос еще раз. — ким тэхен. если бы чон выпил еще немного, сейчас бы он точно обоссался. от страха или удивления — не знает. ким тэхён. тот самый ким тэхён, поставивший раком весь черный рынок мира. ким тэхён, лучший стрелок, строптивый обольститель всех и вся и… о боже. этот ким тэхён прямо сейчас сидит рядом с ним почти вплотную, держа собственную руку на колене младшего. — это псевдоним? — интересуется гук, решая быть более интересным собеседником. — неа, настоящее имя. — но ведь это небезопасно? ты буквально черное болото второго рынка, разве тебя не могут вычислить и убить? — в этом моя особенность: я сплю как фехтовальщики во франции в средние века с пистолетом под рукой в постели, живу в хорошо охраняемом районе с кучей таких же влиятельных людей. — смеется он приглушенно, туша сигарету о дорогой стол (где-то в помещении у хосока начинается чесаться мизинец). — не боишься, что даже сейчас кто-то может перерезать тебе глотку? — пьет чон через трубочку какой-то коктейль, и глаза его падают на чужой профиль — такой красивый и правильный, изящный. острая линия челюсти, смуглая кожа, яркие черные глаза, словно бездонная дыра и эти пухлые-пухлые губы ярко-розового цвета. — у меня реакция получше, чем у мухи. увернусь, поймаю, сам перережу. он поворачивает голову влево, прямо к лицу чонгука, и мелкий сглатывает. он сканирует хищным взглядом чужое лицо, не убирая руки с колена, и мелкий прикрывает глаза, лишь бы не видеть, лишь бы сдержаться. — тебе здесь не скучно? — раздается прямо впереди и чонгук правда пытается сдержаться, чтобы не поддаться соблазну и не распахнуть глаза. — может, мы просто сбежим? в задницу всех тех, кто прямо сейчас светит на нас своими мутными от алкашки и наркоты глазами. в задницу вообще все и вся. как тебе такое? и чонгук ведь, как назло, не против.🥃
сколько нужно времени, чтобы любить? чтобы целовать днями напролет, шутить друг над другом и подтрунивать, зная, что делаешь это любя и ставить засосы на чужой шее? несколько лет? дней? декад? сколько любят люди по-настоящему? глухой стук костей о стену и такой пошлый звук. охранники, стоящие за дверью, сейчас явно в шоке. чон чувствует чужие губы на своих и охотно принимает его, приоткрывая рот и впуская такого званного-незванного гостя, чья рука прижимает затылок ближе. тэхён, блять, просто ахуенно целуется. а пока мелкий привыкает к таким незнакомым, обжигающим, но до жути приятным ощущением, вторая рука кима начинает просто и грубо касаться горячей белоснежной кожи под футболкой. чонгук теряется. в ощущениях, в чувствах, в этом черном болоте и чужих руках с длинными пальцами, что так бесцеремонно трогают его: не невинно, не по-детски. тэ разрывает поцелуй и еще раз оглядывает маленькое круглое лицо его сегодняшнего (и будущего постоянного) партнера на ночь (и не только на ночь, но и навсегда). чонгук скулит от нетерпения и жмется ближе. — недотрах, что ли? — смеется старший, подхватывая ноющего и почти-что-обиженного ребенка на руки. — ты знаешь, что ты на зайца похож с этими зубами и щеками? я детей еще не трахал. — да ладно. — явно и без наигранности удивляется чон, обвивая своими длинными ногами с толстыми бедрами спину, а после падая головой на взбитую подушку. — девственников не трогал? не верю. — а вот поверь. люблю опытных. — а по порнухе, но девственник — это опытный? обещаешь, что не тронешь? — тэхён облизывает свои уже обсохшие губы, все такие же яркие и пухлые, и улыбается. — я приму это в счет, чон чонгук. и за слова я свои никогда не отвечаю. под чужим телом прогибаться — не круто. так думает чонгук. точнее думал, пока не попробовал прогнуться под ким тэхёном. он садится на задницу, стягивая с себя футболку и эти громоздкие, тяжелые джинсы. чонгук смотрит только на себя и вниз на белую-белую постель, не поднимая взгляда: если он увидит раздевающегося тэхёна, он точно взорвется, а потом чон не сдерживается и поднимает свои маленькие детские глаза, встречаясь с чужими — опасными, дикими, соблазняющими. он готов в них утонуть. смотрит на то, как человек напротив закусывает губу. опасно. очень опасно. его сажают на колени перед кудрявым и взрослым человеком, что так тихо, шепотом и жестами зовет поближе к себе. и чонгук окончательно теряется. подхватывая указательным пальцем правой руки резинку трусов, он стягивает их левой, давая высвободиться уже возбужденному члену. вау — проносится в голове у мелкого. даже если его бросят здесь одного, потерявшего девственность, маленького и доверчивого ребенка, он жалеть не будет. это же надо будет так провести свою первую ночь? да еще и с ким тэхёном. гук осторожно проводит кончиком языка от основания до конца органа, и из уст кима вырывается что-то смешанное: то ли шипение, то ли сдавленный стон. чонгук думает, что ему это до жути нравится, и начинает брать — постепенно, никуда не торопясь, а у тэхёна фейерверки взрываются. чонгук, блять, ни с одной дорогой шлюхой, ни с одной подстилкой несравним. у них целая ночь впереди. наверное, это очень важно. мелкий берет уже полностью, понимая, что рвотного рефлекса у него нет. это, черт возьми, сейчас так важно, потому что хочется почувствоваться всю эту разгоряченную плоть в себе хотя бы так. тэхён же не ебет маленьких девственников. или он так считал. после того, как чон чувствует вкус чужого семени у себя во рту, он глотает. все глотает, до единой капли. это чувство эйфории он еще никогда не ощущал. его подхватывают за руку и тянут вверх, после опрокидывая на постель обратно. чонгук слышит, как чужой ремень вместе с остальными вещами падают на пол с таким характерным и громким звоном, что уши аж закладывает. — ты же малолеток не трахаешь? — я же никогда не отвечаю за свои слова. и младший охотно кивает головой, запрокидывая голову от прикосновений холодных пальцев к своему члену. это, блять, слишком прекрасно. тэхён принимает это за зеленый свет. — скажи «папочка», гуки. — ты че удумал, уеба? — кричит он, чувствуя движения на органе. холодными пальцами дрочить людям, оказывается, очень приятно. особенно когда эти холодные пальцы дрочат тебе. — справляйся со всем этим тогда — он обводит взглядом стояк мелкого и убирает руки с него, ухмыляясь. — сам. — я передумал. — что ты сказал, сладкий? — я передумал… — хмыкает гук, закатывая глаза и добавляет едва слышимое. — …папочка. тэхён смеется и притягивает его за ноги к себе поближе, а потом чонгук чувствует. чувствует эти пальцы, которыми его только что трогали, внутри себя. больно немного, но так надо, и он это понимает. а потом приятно. до дрожи в теле. ким добавляет второй палец и немного с опаской поднимает взгляд на мелкого, у которого слезы так и текут ниагарским водопадом из глаз. — больно? — с тобой не сравнится. и от таких слов как-то приятно и тепло на душе. странная фраза, но душещипательная. из уст маленького неопытного ребенка — особенно. тэхён не добавляет третий палец. если добавит — ощущения от входа уже будут не те, а в первый раз зайцу хочется доставить удовольствие. тем более, он и так достаточно растянут. — что хочет мой мелкий заяц? — тэхён, блять, только не… — я не тэхён блять, сладость. — он смеется тихо, хрипло, наблюдая за чонгуком, что отводит взгляд. — так чего ты хочешь? — папочка, — наигранно детским голоском говорит чонгук, после чего получает слабый шлепок по заднице. — блять. папочка, войди в меня уже, а. — так-то лучше. и тэхён входит. не сразу, постепенно, но даже на первом этапе чонгук уже выгибается, стонет, запрокидывает голову назад. любой другой бы человек (не девственник) просто тихонько ойкнул от неожиданности или что-то наподобии, но вот чонгук… этот заяц слишком шумный. кудрявый наклоняется, прижимается ближе к мелкому и осторожно целует: около губ, в губы, в подбородок и линию челюсти, в шею, оставляя засосы, которые скоро расцветут ярко-розовыми цветами. он делает все, чтобы отвлечь от этой боли, что бывает впервые, и у него вроде даже получается, потому что чон тихонько, едва слышимо стонет. тэхён это тоже принимает за зелёный свет и проталкивается дальше. жарко. очень жарко. окно нараспашку в помещении открыто, и на улице охрана определённо слышит чужие стоны. чонгук уже стоит раком. шлепки. пошлые звуки. стоны. эта ночь так природнилась ему. как иногда, оказывается, приятно иметь близость. почему чонгук 4 года от нее отнекивался? придурок. шлепок еще раз. тэхён нашел нужный угол и теперь вошёл полностью, и чон буквально кричит. эйфория. это ебаное чувство эйфории не сравнится ни с чем. напротив кровати, кстати, зеркало. комната вообще почти что пустая — абсолютно чистая тумбочка с ничем, белый ковер, кондиционер, зеркало на всю стену и большая-большая двуспальная кровать с белым постельным бельём. тэхён видит чонгука насквозь и полностью, как и чонгук. и это еще один этап., а потом младший вспоминает те самые развратные картинки в своих порнушных манхвах, позы, которые были в видео и эти описания, которые он читал в книге. что, если попробовать? попытки же никогда не вели к плохому? верно? как говорится: «чонгук хочет — чонгук делает». и он делает. он втягивает живот — настолько сильно, чтобы было видно отчётливо даже с дальнего расстояния, насколько глубоко тэ в нем. и ким это замечает. и ему, блять, просто сносит крышу. он начинает увеличивать темп, из-за чего по комнате теперь точно гуляет смесь пошлых шлепков кожи о кожу и таких сладких, приторных, тягучих стонов. и кончает. кончает прямо внутрь, не высовывая член, слушая чужие крики. это просто блядски охуенно. ни с чем несравнимо. абсолютно ни с чем. чонгук, оказывается, так сильно влюблен, хотя тэхён ему не нравился. — тэхён. — м? — вытягивает старший, прижимая уставшее тело мелкого к себе. — любишь меня? — люблю. — насколько сильно? — очень сильно. — по тысячебальной шкале — сколько? — девятьсот, думаю. — э, бля, тэхён, а еще сотку ты куда спиздил? — толкается по-детски чон, дуя красные от поцелуев губы, а тэхён хихикает, обнимая того сильнее. он тоже, оказывается, так сильно влюблен.