Муза

      Звонок. Аня побежала в прихожую и открыла дверь. На пороге — закадычная подруга Вероника. В тесную комнату вместе с гостьей ворвались морозный воздух и запах приторных духов. - Только если это не займёт много времени, как в прошлый раз, - предупредила Вероника. - Обещаю, не будем ни на что отвлекаться; это последний раз. Да и ты, наверное, уже наловчилась, как опытный парикмахер.       Подруга скинула обувь и пальто. Девушки последовали в зал, где на лакированном трюмо расположились расчески, ленты, резинки. Аня уселась на табуретку, и Вероника принялась за плетение затейливой косы из её пышных русых волос.       Обстановка комнаты состояла из заурядной мебели — диван, платяной шкаф с позапрошлогодним календарем, запылившийся телевизор на тумбочке. Самым необычным местом являлся правый угол у окна. На стеллаже было расставлено множество гипсовых и глиняных фигурок и статуэток, каркас головы из проволоки в натуральную величину. Тут же небольшой стол с бумагами, а над ним — разнообразные кусачки, молотки, скребки (по крайней мере так Вероника могла определить их названия). Пол вокруг этого безобразия, казалось, никто никогда не сможет отмыть от осевшей пыли.       На большом скульптурном станке - новая работа (угадывался бюст), скрытая под покрывалом. - Везёт тебе, - завистливо вздохнула Вероника, - такой интересный мужчина, да еще и с руками. Большими, сильными и умелыми ручищами. Ты знаешь, что за такого нужно держаться покрепче?        Как-будто нарочно при слове «покрепче» Вероника слишком сильно дёрнула за выбившуюся прядь и Аня тихо вскрикнула.       Наконец девушка встала с табуретки, покрутилась у зеркала. На голове красовалась шикарная коса в греческом стиле с вплетенной в нее белой лентой. Аня отблагодарила подругу коробкой конфет. - Может покажешь, что у вас там получается? - попросила Вероника. - Он запретил. Сегодня у него вроде как финальный этап работы, и только потом можно, - вздохнула Аня. * * *       Павел вернулся в четыре и попросил ужина. Мало кто ужинает в четыре, но у Ани уже был готов плов с курицей. «Хорошо, что сегодня у меня начался отпуск!» - подумала она, - «Мало того, что на работе не обедает, а то и на вечер ничего не было бы». - Не хватает пряности, пресновато, - прокомментировал он ужин, - и почему ты не купишь нормальный кофе? - Мы должны экономить, ты же знаешь. - Ну уж банку в месяц позволить можно. Лучше уж ничего, чем пить эту дрянь по акции. Кстати, зарплату тебе не перечисляли? - Только отпускные. Ты знаешь, я хочу уйти оттуда. Какой я менеджер? Ко мне подходит клиент, что-то спрашивает, а я заикаюсь, забываю что он сказал, и что мне надо ответить. Начальство с прибабахом, и каждый хочет кого-то подсидеть. - Опять тот же разговор. Зато социальные гарантии, стабильная зарплата. Как будто в рекламном агентстве, где ты работала раньше, не было ни капризов начальства, ни идиотов заказчиков? Тебе стоит поработать ещё хотя бы годик, чтобы у нас все устаканилось. - Я хочу заниматься тем трудом, который смогу воспринимать как творческий. - Баннеры и упаковки — это всего лишь ремесло. Ежегодно вузы выпускают тысячи людей, которые могут этим заниматься. Найти в этой сфере вакансию — просто невозможно. * * *       В половине пятого в квартире появился визитер — вертлявый двадцатипятилетний журналистишка Семён, приятель Павла. Тот возвращал жениху Ани фотоаппарат, которым пользовался, пока свой был в ремонте. А ещё — приглашал Павла на посиделку со старыми друзьями в одном модном кафе этим вечером.       Павел попросил Семёна задержаться и бережно снял ткань с незаконченной скульптуры на станке. Это был почти законченный гипсовый скульптурный портрет Ани в образе греческой богини.Для того, чтобы Павел прорабатывал детали, модели приходилось делать причудливую прическу и накидывать «хитон» в виде широкого шифонового шарфа поверх спортивной майки.       Аня уселась на табуретку, выпрямилась и замерла, как в детстве, играя в «Море волнуется».       Павел продолжил работу, полируя и оттачивая черты лица и волос. - А по мне и так идеально! - заметил Семён.       Однако через полчаса гость понял, что ошибался. Если от первоначального варианта веяло отрешенностью и холодом, то с каждым движением рук Павла скульптура наполнялась теплом и жизнью. Казалось, портрет хочет заговорить, задышать, оглядеться вокруг себя, но не может, а Павел пытается помочь ему. Скульптор умел работать быстро, казалось бы, по наитию.       Медленно падал снег за окном. Узкая, аскетичная комната была залита студеным белесым светом. Модель терпеливо выполняла все просьбы мастера — повернуться, не двигаться, опустить голову, расправить плечи. Аня старалась не шевелиться и даже едва дышала — чувствовала, что творится какая-то магия. И человек перед ней — не тот, что недавно критиковал её плов и кофе, а живое воплощение строгого, священного настоящего искусства. Ей хотелось быть точь в точь таким, как он в моменты творчества — вдохновленной и возвышенной. - Да... Задача музы — служить таланту. За каждым великим мужчиной стоит незаметная , но сильная женщина, - изрек Семен, словно оттачивая свой журналистский слог, - утешать, сглаживать перекосы его бушующего характера, быть терпеливой, нежной и мудрой. А про тебя, Паш, статью напишу, вот что. А правда, что ты от своей студии участвуешь в конкурсе на заказ от администрации? - Да, скульптуру к новому перенатальному центру - «Мать и дитя». - Уж не с Ани ты будешь её делать? - У Аньки не тот типаж — слишком астеничная фигура, даже костлявая, - сказал Павел шутливым тоном, - и лицо строгое, скуластое, слишком острое. Я бы хотел мягкие линии, как у мадонн возрождения или более «русскую» красоту, как матери с картины Поленова. У меня есть эскизы, только я вам их не покажу.       Аня подумала, как смешно, странно и отстраненно он обсуждает её внешность в третьем лице. Как экстерьер породистой собачонки или новую тумбочку. Семён вновь вмешался в творческий процесс: - Просто было бы юморно, если ты её когда-нибудь забираешь из роддома, а там её же статую. - Боюсь это произойдет очень и очень нескоро, — нехотя сказал Павел.       Аня поняла, на что намекает Павел. Тот и слышать не хотел о детях, пока не встанет на ноги, да и в целом относился прохладно к маленьким людям. Плач, болячки и недосып не вписывались в его понятия о красивой творческой молодости.       Семен слонялся по комнате, рассматривая мебель и предметы. Около трюмо он наткнулся на стопку бумажных листов, оказавшихся акварельными рисунками зайчат, играющих в мяч, поливающих в огороде морковь, украшающих ёлку. - Это моё, - сказала Аня, чтобы не подумали на Павла. - Очень миленько, - похвалил Семён, - что ты будешь делать с этими рисунками? Вот уж союз двух художников! - Я мечтаю иллюстрировать детские книги, - призналась Аня, - хочу направить рисунки в издательство. - Ну не в таком же виде, - вмешался Павел, - это все пока так не профессионально. И не хватает индивидуальности. - Всего хватает. Уж не боишься ли ты, что Аня как художник будет успешнее чем ты, как скульптор? - засмеялся Семён.       Павел ничего не ответил. Что касается бюста, то его завершение скульптор всё же отложил до выходных. Усталость откровенно притупляла его внимание и точность руки. Тем более, он был одним из тех художников, которые половину времени, отведенного на работу, делают девяносто пять процентов труда, а остальную половину — подправляют штришки. * * *       В комнате запахло сигаретами, Аня закашлялась; в первое время она не придавала этому значения, терпела, а теперь заявлять о неудобстве уже как-то странно.       Позвонила мать. - Что вам привести? Картошку съели уже? Я бы огурцы захватила, но банки только трёхлитровые. - Не тащи, умоляю... - Что-что? Связь плохая, говори громче... - Не могу, он не любит, когда по вечерам шумят, а в однушке нигде не уединишься. - Забыла, я сейчас у Светы гощу. Раз у тебя отпуск, может приедешь к нам на пару дней, погуляем? Город соседний, на электричке или попутном поезде полчаса.       Света приходилась Ане младшей сестрой. Она училась в институте в соседнем городе и снимала в соседнем квартиру, ещё более тесную чем Анина. Стеснять её не хотелось, поэтому Аня отказалась,сославшись на дела.       Павел переоделся получше и ходил по комнате, разыскивая галстук и долго говоря с кем-то по телефону, сначала — с одним, потом с другим. Выяснилось, что он всё таки согласился на предложение Семёна о встрече компании. Аня напомнила про приготовленный пирог и желании провести вечер вместе. Скульптор посетовал на редкость таких дружеских встреч (да уж, конечно), и сказал,что пирог не испортится. Внезапно его лицо застыло с выражением ужаса. - Ты забрала мою посылку? Помнишь, я говорил тебе с утра, - обратился он к Ане. - Совсем вылетело из головы. Утром точно возьму, - ответила она. - Как же так? Я заказал новый инструмент, он понадобится мне прямо завтра. Ты же знаешь, что я участвую в конкурсе и... - не на шутку расстроился скульптор, - почему у тебя вечно все не так? - Наше отделение почты сегодня работает до восьми, еще можно успеть. - Придётся делать крюк. Черт возьми, так заказ оформляли на тебя, мне его не выдадут! - Знаешь, я сама съезжу на почту, мне надо проветрится, - неожиданно для себя предложила Аня, - а ты езжай на встречу со своими друзьями, если хочешь. - Ты успеешь до восьми... Это очень важная посылка. - Ой, да как будто я не понимаю.       Аня наскоро одела все, что положено, чтобы не замерзнуть студёным декабрьским вечером, схватила сумочку и пулей выскочила из квартиры. «Только бы успеть!» - думала она, летя вниз по лестнице и затем через улицу. Мело так, что нельзя было посмотреть прямо перед собой, приходилось идти вслепую, сопротивляясь потокам ветра и нарастающему сугробу. Холодные поцелуи крупных хлопьев снега неприятно касались лица и шеи, которую не спасал воротник пальто.       Автобус подошел к остановке сразу. Аня прильнула к стеклу. Казалось, и водитель движется во тьме наугад, на ощупь. Но здесь, в старом «Пазике» было тепло и убаюкивающе уютно. Её мысли вернулись к Павлу. Он приведёт себя в порядок, а затем возьмёт такси и прибудет в хипстерское кафе, где пахнет хорошим кофе, и играет ненавязчивая музыка. Там смеются, немного пьют, едят и, конечно, ведут интересные беседы.       Когда Аня предлагала Павлу, посмотреть какой-нибудь фильм, он сначала вежливо мялся, а потом забывал о предложении. Её любимая музыка вызывала на его лице смесь раздражения со снисхождением.       Мне не нравится угрюмый вид этой комнаты, - сказала она однажды, - я хочу что-нибудь изменить, хотя бы обои.       Аня сама начала ремонт. Павел терпел и мучился, старался не появляться в доме в такой раздражающий период жизни. Когда переделки закончились он покачал головой и сказал: - А, мещанские цветочки... Шучу, шучу, - и ушел на кухню.       Аня чувствовала себя одиноко. Она никогда не будет такой свободной и вдохновленной, как он. Мещанские цветочки и зайчата — это не искусство.       Она очнулась от мучительных мыслей и посмотрела на окно. Стекло запотело и начало замерзать с краев. Пришлось стереть наледь варежкой, чтобы разглядеть путь. Булочная, гипермаркет, здание полиции... Аня почувствовала, как на миг у нее всё внутри похолодело — она проехала остановку. Автобус свернул на мост через речку и помчался дальше по району, содержащему склады, ангары и всего одну остановку, от которой до почты — минут пятнадцать пешком ясным днем, но не в метель.       19:52 - такое время показали ей маленькие наручные часики. Аня вскочила с сиденья, бросилась к выходу, но слишком уж непроглядной и мрачной показалась ей улица ближайшей остановки. - Выходите? - спросил водитель. - Нет, - вдруг сказала она и села на ближайшее свободное место.       Город замелькал перед лобовым стеклом, даря пассажирке всю драгоценную роскошь своих огней — сначала одиноких, потом сплетенных в яркие кружева и бусы.       Через сорок минут Аня оказалась в нарядном здании вокзала старинной постройки. Людские голоса, диктор, объявляющий поезда, вернули её к жизни. Не зря многие истории либо начинаются, либо заканчиваются железной дорогой. Часто путешествие становится телепортацией из одного этапа жизни в другой. И нет ничего лучше сладкого чувства легкого страха и волнения.       Аня направилась к пригородным кассы и увала билет на ближайшую электричку. В очереди какая-то пожилая дама засмотрелась на нее: -Уж не невеста ли?       Аня отрицательно покачала головой, но не сразу поняла, причину такого бесцеремонного вопроса.       Девушка побежала в уборную, к зеркалу. Парикмахерский шедевр Вероники потрепался, но всё ещё смотрелся прилично. она потянула за атласную белую ленту и коса нехотя начала распадаться. Она не муза, не греческая богиня. Обывательница и второсортный дизайнер - да, такая и есть. И это Ане нравится.