Черное, белое

      Темно.       Глухой хлопок автомобильной дверцы рвется из глубины парковочной стоянки, проносясь по всему крытому залу коротким затихающим эхом. Коннор держит пистолет наготове. Убийца прячется где-то здесь – выжидает, напасть или сбежать незамеченным старается. Новый напарник Коннора, такой медлительный, неповоротливый до ужаса, остается далеко позади, так что сейчас вся ответственность перекладывается только на его синтетические плечи.       Они преследуют лихача по оживленной дороге, пока последний из рискованных маневров – резкий разворот на сто восемьдесят градусов, – не стоит им обоим служебной машины. Разбив капот вдребезги, они врезаются в пустой автобус и существенно отстают от подозреваемого.       Коннор, не ощутивший на себе никаких последствий от столкновения, тут же вскакивает с пассажирского кресла и продолжает преследование вдоль узких проулков между домами. Перед глазами – карта Детройта, датчик скорости угнанного автомобиля и таймер, установленный на оптимальное для поимки подозреваемого время. Методом анализа андроид легко выясняет, куда вероятнее всего мог свернуть преступник, и выходит к огромной подземной стоянке – угнанная машина как раз исчезает в темноте ее покатого тоннеля.       Стук раздается еще раз. На этот раз звучит из-за красной машины. Коннор медленно приближается, готовый выстрелить в человека, если тот начнет оказывать сопротивление. Его шаги отдаются от гранитного пола и теряются в холодной пустоте подземной парковки.       Секунда, и андроид перекатывается через бампер автомобиля.       Вторая, и бандит с усилием сбивает его с ног.       Коннор падает на диван. В руках пиво – Хэнк очень просит принести баночку, – и пульт от телевизора. На текущем канале крутят новости: немного о политике, о нагнетании третьей мировой, немного и о делах внутренних. Хэнк глядит на изогнутый дугой экран с тоскливым видом и брезгливо морщит светлые брови.       — Как же они задрали. Всю неделю одно и то же. В четырех стенах я скоро свихнусь окончательно.       — Ваш "Bud".       — Спасибо, Коннор.       Крышечка жестяной банки открывается с характерным шипением. Хэнк делает глоток. Коннор, оценив скучающее состояние своего собеседника, без спроса переключает канал.       — Эй-эй-эй, куда?       — На тринадцатом идет футбольный матч, — говорит Коннор со знанием дела. Подчиняясь его словам, на экране телевизора вспыхивают силуэты спортсменов, бегущих по полю. — Простите, переключить обратно?       — Да не, оставь, раз уж врубил... все равно заняться нечем.       Коннор задумчиво опускает голову. Диод на его виске быстро крутится.       — На тридцать девятом идет ваш любимый фильм. Может, посмотрим?       Хэнк вздыхает.       — Может, посмотрим.       Коннор вновь нажимает на кнопку, придвигается к своему человеку поближе. Сантиметр, другой, и вот уже оба они сидят бок о бок, разделяя на двоих тепло одного тела, и Хэнк непринужденно перекидывает свою руку Коннору через плечи.       Бандит свивает руки на шее андроида, словно бы этот жест может хоть как-то остановить бесчувственную машину. Коннору плевать, конечно же – давление чужих рук никак не мешает его функционированию.       Он сгибается, бьет человека локтем, высвобождает себя из захвата. Убийца весь скрючивается, хватается за ушибленное место и инстинктивно пятится от андроида в сторону. Коннор отталкивает его, так, что бандит падает на карачки, и грубо разбивает лицо коленом.       Кровь вязкой струйкой стекает на пол. Убийца хочет отползти, спастись бесполезным бегством, но Коннор резко хватает его за волосы.       Седые локоны путаются у него между пальцами, вьются, огибая гладкий пластиковый корпус. Хэнк засыпает, кажется, еще на половине фильма, и теперь устало прижимается головой к чужому плечу. Коннор гладит его по волосам, зарывается в них белоснежной ладонью. Подушечками пальцев, твердыми, как и весь робот, он массирует его мягкую кожу, и даже сам расслабляется постепенно, убаюканный ленивой атмосферой, царящей на их общем диване.       Хэнк сопит под его ласками и хлопает во сне пересохшими губами. Свободной рукою Коннор заправляет выбившиеся прядки Хэнку за ухо, а после, удовлетворенный получившейся картиной, целует экс-лейтенанта в макушку и приглаживает пальцами торчащую в разнобой бороду. Хэнк улыбается сквозь сон, сморенный легкой щекоткой, но век не размыкает – те лишь подрагивают мелко-мелко.       С глубокой нежностью Коннор продолжает огибать контуры его лица, пока не останавливает ладонь на щеке, от себя противоположной.       Грубая пощечина выбивает из бандита весь воздух. Он падает на холодный бетон, силясь сделать вдох и отползти от андроида как можно подальше. Но Коннор подходит, нагибается и заламывает тому за спиной руки.       — Где твой подельник? Ну?       Убийца хрипит что-то невнятное, и тогда Коннор заламывает руку еще сильнее. Плечо характерно щелкает.       — Отвечай!       Убийца вскрикивает от боли и, потеряв остатки самообладания, с жалким видом выпаливает детективу, что тот находится на другом конце города.       Напарник Коннора поспевает как раз вовремя. Получив всю необходимую информацию, андроид брезгливо отталкивает голову преступника к земле.       — Он ваш, офицер, — говорит Коннор, прежде, чем быстрой тенью скрыться на улице.       Легкий ветерок бередит каштановую прядку. Коннору нравится просто стоять на крыльце и наблюдать за тем, как Хэнк неторопливо выгуливает их собаку. Даже по меркам сенбернаров, Сумо теперь настоящий долгожитель – как и свойственно любому старику, он медленно перебирает лапами и порой ленится выйти даже за пределы домашнего участка.       С Хэнком хорошо, Хэнк не заставляет выходить на пробежки в парке, Хэнк разрешает понежиться на лужайке позади кухни немного.       Иногда Коннор присоединяется к ним, берет партнера под руку и просто ходит туда-сюда, рассказывая о своих делах на работе. Хэнк, хоть и называет его голос дурацким, жадно слушает все эти истории, предаваясь, временами, ностальгии по ушедшей молодости. Коннор успокаивает его – молодой вы еще, не надо печалиться, – и, нежно приподняв его руку, ободряюще проходится губами по каждому сантиметру широкой ладони.       Датчики на руке считывают температуру окружающей среды и твердость металлической поверхности, когда невзначай Коннор прикасается ими к поручню. Коннор отталкивается от него ладонью и в прыжке пересекает лестничную клетку.       Преступник пытается скрыться от него в глубине коридора, роняет стулья, запирает двери. Коннор не чувствует усталости. Он перепрыгивает препятствия, словно маленькие поребрики, и неминуемо приближается к выслеживаемой им добыче.       Преступник знает, что ему не скрыться. Он достает пистолет.       Пуля задевает Коннору предплечье. Проводки на месте пореза отходят и пульсируют синим.       Коннору плевать на это – обидно лишь, что всю зарплату вновь придется спустить на техобслуживание, – он ведет рукой и даже не хмурится.       Преступник стреляет еще и еще, но Коннор успевает уклониться в сторону. В два широких шага он настигает мужчину и, отбивая его удары, грубо вжимает того в стену.       Коридорная перегородка холодит Хэнку лопатки. Коннор целует его губы и скулы, повелительно разводит по обе стороны руки. Хэнк всегда позволяет вести, а сам плавится под этими твердыми напористыми прикосновениями, что в краску вгоняют, и заставляют жар в животе клубиться, а плоть внизу наливаться томительной тяжестью.       От поцелуев Хэнка у Коннора в голове, похоже, искрит, и путаются все проводочки, узлом вяжутся, хоть это и лишено какой-либо логики – с Хэнком чувствительность андроида всегда выкручена на максимум. Сосредотачиваясь на этих ощущениях – на шершавой ли коже, на жестких ли волосках, что щекочут сенсоры на шее, – он забывается и в некоторых местах ненароком теряет контроль над своей искусственной кожей.       Запустив руки в длинные волосы, Коннор оттягивает седовласую голову назад и опускается ниже, смакуя губами бронзовую шею, плечи, ключицы. Освободившейся рукой Хэнк лезет ему под футболку, оглаживает ладонями упругую грудь, скользит за гладкую спину.       Хэнка слишком мало, Хэнка всегда хочется больше. Коннору нужно чувствовать его всем своим корпусом, иррационально так хочется, до переписываемых на ходу строчек кода, до красной бегущей строки перед оптическим блоком. Коннор прижимается к человеку плотнее, твердое к мягкому, холодное к горячему, обнимает, отчаянно и неистово, так, как только может андроид, поставивший себе задачу. В такие моменты с особой ясностью он осознает – Хэнк в его власти, и никуда он от нее, всепоглощающей, не денется. Не спрячется, не скроется, да и не хочет, судя по виду его, распаленному, просящему, умоляющему.       Преступник молит его, хрипит что-то, пока в уголках глаз собираются слезы, но Коннор не отступает – выбивает из бандита всю дурь и сцепляет запястья наручниками. Затем он толкает его в подъехавшую полицейскую машину. Хорошо, что Коннор отправляет свои координаты напарнику еще до того, как пересекает порог этого злополучного места.       На допросе подозреваемый мнется, рассказывать ничего не собирается. Коннор заходит в комнату и решает его припугнуть. Ударяет ладонью по столу, сообщает, как совсем недавно сломал его приятелю руку: описывает в красках, какая кость хрустит, от какой силы и с каким приятным для ушей призвуком. Затем вываливает пачку фактов о деле, давит чисто психологически. Бандит сглатывает, отнекивается, но Коннор неотступен – забрасывает его теориями и обвинениями, повышая общую громкость голоса, кричит: "Признайся!" – пока подозреваемый, весь съежившись, опускает глаза, перепуганный.       — Пожалуйста... — мямлит он дрожащим голосом.       — Пожалуйста... — хрипит Хэнк жарким полушепотом.       Коннор склоняется над ним и страстно целует, рукой под резинку трусов проскальзывая. Сжимает ладонь – дразнится. Хэнк дергается, мычит ему в рот что-то невнятное, а Коннор чувствует, считывает датчиками, как резко подскакивает чужое сердцебиение.       Хэнк готов отдать ему все, что имеет – себя и жизнь свою, и свою душу, – так почему же Коннор до сих пор этого не забирает? Хэнк прижимается к нему, трется с вполне очевидным намеком, но Коннор, садист чертов, тотчас отстраняется.       Он мягко склоняется у него над ухом, наваливается сверху тяжелым корпусом. Открывает уста, шепчет похабно: о том, что сделает с Хэнком, как проведет дорожку поцелуев от пупка и ниже, как Хэнк вздрогнет и будет просить большего, когда холодный твердый нос упрется ему между бедер, а язык шаловливо пройдется вдоль пульсирующих от возбуждения яичек – и Хэнк, честно, кончить готов от одного этого шепота, дерзкого, вызывающего, такого... чтоб его!       Коннор пробегается по члену пальцами, мимолетом касается головки упругими подушечками. И Хэнк гнется ему навстречу – да войди ты в меня уже, блядский боже, – а Коннор ухмыляется и очень медленно, тягуче приводит свой коварный план в исполнение.       План Коннора срабатывает – убийца во всем признается. Дальше только суд, а Коннору – премия. В прессе все лавры, конечно же, достанутся его напарнику, никчемному, медленному и бесполезному. Потому что он – человек, а Коннор – андроид, и хоть Маркус уже долгое время отвоевывает им права, неравенство в любой сфере жизни все равно еще остается.       Коннор не дорастает пока что. Недостоин.       Хэнк думает, что Коннор достоин всех звезд на ночном небосводе, когда андроид вбивает его в матрас, точно игрушку. Хэнк думает – и мысли эти, хаотичные, слишком путаются, – что Коннор достоин луны и солнца, потому что и он такой же прекрасный, такой же холодно-красивый, такой же обжигающе горячий, такой же... ох, боже.       Коннор целует его, кусает за мочку уха – ты мой, лейтенант Андерсон, мой только, моя награда и моя отдушина, – оставляет на коже Хэнка красно-синие пятна, на плечах, на спине, на шее. Сердце Андерсона бьется как бешенное, на лбу проступает горячая испарина, а общая температура тела повышается, кажется, на один чертов градус... Коннор анализирует эти данные и чувствует, как его самого ведет от осознания того, что это он творит с Хэнком подобные метаморфозы.       Пластик к плоти, тело к телу, они сливаются в безудержном страстном танце, и Хэнк мычит, сжимает пальцами скомканное одеяло – еще, Коннор, мне мало этого, мало! – и наслаждение, поднимаясь вдоль всего его тела, ударяет в голову долгожданным прицельным ударом, фейерверком взрывается, плеядой семи миллионов оттенков. Коннор стискивает его плечи, отдавая Хэнку всего себя, всю любовь свою, свою страсть и нежность. И Хэнк дрожит, упирается в матрас головою, рычит: "Коннор, блять, что же ты со мной делаешь..."       Андроид выскальзывает из него и ложится рядом, заключая Хэнка в кольцо своих огромных сердечных объятий. Хэнк дышит тяжело и отрывисто, запыхавшийся весь, усталый, но жутко довольный. И Коннор тянется к нему, к лицу, расцветающему блаженно, счастливо, чтобы сорвать с искусанных губ последний неслышимый выдох и поцелуй, нежный, ленивый и ласковый, тягучий, самый мягкий и чувственный, на который Коннор, простая машина, только может оказаться способен. Хэнк прикрывает глаза, в противовес реальности ощущая себя в его руках маленьким, хрупким совсем, мальчишкой, любимым очень и очень, очень желанным.       С улыбкой на пластиковых губах андроид наблюдает за тем, как его человек погружается в тихую сладкую дрему.       На работе Коннор не улыбается.