Девятка

      Наверное, большинство людей (все его знакомые так точно) начинали глупо ухмыляться и думать обо всяких извращенных вещах, если встречали где-то номер 69. Неманье — и он нихрена этим не гордился — для подобного эффекта в принципе было достаточно одной лишь девятки. Он и не замечал раньше, как часто видит эту чертову цифру, но теперь она основательно действовала на нервы.       Каждый раз, когда он ехал на тренировку или возвращался с нее, навстречу ему ехал автобус под номером 9. Издевательски-красный, к тому же. Одного взгляда на него хватало, чтобы наполниться спортивной злостью и на тренировке сметать всех на своем пути, а дома — шататься по комнатам, не находя себе места и не зная, куда девать кипящую в венах энергию.       Девятка подмигивала на светофорах — то зеленым, то красным глазом, преграждая путь или приказывая поторопиться. Все они, девятки, такие — пытаются им командовать.       Девятка поджидала его в ресторане, и Неманья отменял бронь, мгновенно теряя аппетит. Столик номер девять, так удобно расположенный в укромном уголке, оставался пустым.       Приятель, сдуру предложивший встретиться где-нибудь в девять часов, едва не получил по морде. Рио, "в девятый раз ему повторяющий", кого из игроков опекать в следующем матче, — тоже.        Хуже всего было во время матчей с Ливерпулем. Девятка на ярко-алой ткани ливерпульской формы действовала на Неманью, как красная тряпка на быка — все тактические установки вылетали из головы, оставляя лишь желание догнать, сбить с ног и стереть, наконец, с лица Торреса эту долбанную кривую улыбочку. Торрес заарканивал его одним коротким взглядом через плечо и тащил по всему полю куда хотел, почти позволял настигнуть и ускользал в последний момент. Девятка на форме мельтешила перед глазами и мешала думать. ***       — Эй, Видич! Обменяемся футболками? — насмешливо крикнул Нандо ему в спину после матча. Неманья обернулся на звук его голоса и, как мог, попытался прожечь взглядом. Футболку Нандо уже стащил и теперь стоял полуголый, раскрасневшийся и блестящий от пота. Веснушки и родинки рассыпались по его груди маленькими звездами, светлые пряди потяжелели и липли к шее, а глаза сверкали так, будто он только что придумал охренительно смешную шутку. Или просто потому, что смотрел на него — в каждом матче против Торреса Неманья сам себе казался одной большой шуткой. Спортивным журналистам тоже: только ленивый еще не написал свою версию "Ночных кошмаров Видича".       — С удовольствием, — прошипел Неманья, заметив краем глаза уже направленные на них прицелы камер. Он рывком стащил собственную футболку, слыша треск ткани, и пошел к Торресу на негнущихся ногах. Между ними был какой-то десяток шагов, но Нандо не сделал ни одного. Он стоял на месте, по-прежнему улыбаясь и протягивая к Неманье руку с зажатой футболкой. Девятка на ней была смята тонкими светлыми пальцами.       Неманья выхватил футболку торопливо, будто обжигаясь, и пихнул собственную взамен. Нандо удовлетворенно кивнул, набросил ее на плечи и пошел к подтрибункам, не сказав больше ни слова. Пятнадцатый номер — его, Видича, номер, — украшал его спину. Вспышки камер со всех сторон провожали каждый его шаг. ***       Неманья не помнил, как принял душ, покинул Олд Траффорд и добрался домой. Футболку Торреса, которую изначально хотелось просто выкинуть, так сильно она жгла ему руки, он притащил с собой.       Дома, в тишине, полумраке и безопасности собственной спальни, он уселся на кровать и зарылся лицом в свой непрошеный трофей, вдыхая полной грудью и моментально пьянея от запаха своего персонального эротического кошмара.       Этот запах не заглушался парфюмом — Нандо никогда не использовал его во время игр. Был только запах пота, травы, земли, немножко — мыла и чего-то уникального. Чего-то, что было присуще только Торресу.       — Нандо, — прошептал Неманья, прикрывая глаза и чувствуя, как сладкая дрожь продирает все его тело, отдаваясь пульсацией в члене.       Торрес перед его внутренним взором снова улыбнулся раздражающей до невозможности улыбкой и поманил ближе, вольготно растягиваясь на широченной кровати. Неманья неловко, не открывая глаз, чтобы не рассеять ненароком морок, освободился от одежды и завалился на кровать, по-прежнему прижимая футболку Нандо к лицу.       Торрес в его воображении раздвинул ноги и выгнулся, демонстрируя себя во всей красе. Неманья хрипло застонал и перекатился на живот, представляя, как накрывает его своим телом, как скрещиваются на его пояснице эти прекрасные длинные ноги, как горячо и тесно будет внутри.       Неманья трется о простыни, лихорадочно толкаясь бедрами, и это почти слишком болезненно, чтобы быть приятным, но запах Нандо действует лучше любого обезболивающего, и лучше любого афродизиака.       Торрес в его воображении расцарапывает ему спину и требует назвать его по имени, и Неманья снова и снова шепчет: "Нандо... Нандо..." заплетающимся языком и зацеловывает каждую букву его фамилии, отпечатанной на футболке.       Когда он кончает, образ Нандо рассыпается снопом ярких искр за закрытыми веками, утекает, как песок сквозь пальцы, как последние секунды безнадежно проигранного матча, и Неманья вновь остается один. Простыни забрызганы его спермой, и запах его собственного пота и семени начисто заглушает запах Нандо.       Неманья без сил перекатился на спину и открыл, наконец, глаза, чтобы посмотреть на соседнюю половину кровати. Красная измятая футболка с чертовой огромной девяткой на ней была до боли похожа на флаг над захваченной крепостью.