Эвакуация…

Воздух трещал от силы выплеснутой реацу, всё живое рангом ниже офицера падало без чувств, не имея сил выдерживать напор тяжёлой и буйной энергии, а лейтенанты звонили в колокол и командовали срочную эвакуацию, словно это могло поднять обморочных на ноги и вынудить спасаться в любом направлении от источника. Будто этих направлений так много… Будто источник не может переместиться за мгновение в абсолютно противоположную сторону… — А я говорил, что их первая ссора сравняет весь город с землёй, — прозорливо отметил Кёраку, держа в пальцах пиалу с саке. А ведь день начинался так чудесно… И новая бутылочка саке оказалась выше всяческих похвал… А теперь вот приходится напрягаться, чтобы не пролить его, а пить в напряжение вредно для желудка и души. Два древних рода, ледяной цветок и дикий тигр… Ах, нет, это капитан Хитсугая решил попытаться угомонить буйных коллег… Кёраку с прищуром смотрел на то, как точка с ледяными крыльями стремительно нагоняет нарушителей, мгновение медлит, и уже летит вниз, отправленная восвояси комбинированной атакой цветка и тигра. — А если ещё и банкаи пустят… Но пока что до крайних мер не доходило, хоть и без них разрушений хватало. Подумать только, всего один капитан и один лейтенант могут превратить весь Сейрейтей в руины… — Капитан Кьёраку, брат… — Тише, — оборвал появившуюся Рукию вышеназванный капитан и безмятежно махнул рукой: — Пусть дети выясняют свои отношения, не стоит им мешать. Слова больше бы подошли его дорогому другу, но того не было с ними, чтобы нести миролюбие, а поэтому Кёраку попытался подумать логично: иногда просто необходимо выплёскивать скопившееся напряжение, и стоит надеяться, что после стычки эти двое сойдутся на мировой. — Может, у них вспыхнет любовь? Рукия замялась и ничего не ответила. Когда это началось? Ох, да уже давно. Их с Ренжи сын вырос и давно встал рядом с родителями, уже, кажется, поглядывает на девушек, а эти двое всё ещё собачатся, как… Вообще-то с самого начала всё шло вполне гладко — договорной брак, спокойные, как камни, наречённые, тихий разговор под тлеющее благовоние, слова согласия, срывающиеся с губ обоих, и в следующую минуту оскаленное лицо, совсем не похожее не девичье, грубые слова, смех… И скрестившиеся клинки. — «Вы думали, я так просто соглашусь на ваши требования?! Да вы щебень у меня под ногами — клан Кучики не достоин породниться с нашим!» Если что и могло разозлить Бьякую, то только такое неуважение к возглавляемому им клану. — «Наглых девчонок, не чтущих традиции, стоит наказывать!» Две реацу схлестнулись и с тех пор никак кроме агрессивно друг на друга не реагировали. Планы на брак отложились на дальнюю полку, но старики не спешили рвать их, между собой здраво рассудив, что молодая кровь она такая, горячая… — Капитаны! — добежал к ним запыхавшийся лейтенант двенадцатого отряда. — Кому доложить о случившемся? Рукия непонятливо посмотрела на Кёраку, тот здраво не стал указывать на такую явную ошибку, а сразу перешёл к делу: — И почему они крушат Сейрейтей? *** — Меерзкий… — прокричала, замахнувшись кулаком в трансформированном в кастет дзанпакто навстречу мчащемуся смертельному облаку лепестков, — тип! — И ударила, вкладывая добрую долю чувств в удар, чтобы воздушная волна и последующий взрыв получился побольше. — Похоже, так ты ничего не поймёшь, — признал порядком уставший Бьякуя и бахнул: — Банкай… — Банкай! — прорычала его противница, задержавшись всего на мгновение. Уровень реацу подпрыгнул так, что пара офицеров недалеко от них упала без чувств, но это мало кого беспокоило. И волна лепестков захлестнула противника, а в следующее мгновение тот оказался совсем рядом с Кучики, с большим трудом заблокировавшим удар кулаком. — Реви, Забимару! Банкай! Хихоцу тайхо! На глаза Ренжи медленно спланировал невесомый шарф, закрыв обзор на результат его атаки, направленной на успокоение двух разбушевавшихся, а когда он его отбросил — град лепестков, закрученных в нескончаемых воздушных волнах, обрушился на него, грозя отобрать жизнь. Был бы он на йоту слабее, и точно бы умер… — Абарай, — пробормотал появившийся рядом Синзи, и от следующих атак спасся простым побегом, прихватив с собой и почти отключившегося Ренжи. — Не лезь под руку. Кто там ещё бросился их останавливать они не видели, но могли определить по реацу. И явное поражение смельчаков тоже — меньше чем за минуту их энергии значительно уменьшились, а у некоторых и вовсе оборвались. — А они мило смотрятся, — заметил Синзи, не спеша вмешиваться. — Не лезь! — И с рёвом она обрушила новый удар на попавшегося под руку Кенпачи, а следом его вернул на землю поток лепестков… — Капитан, — пробормотал Ренжи, но Синзи зову совести, заговорившей голосом Абараи, не внял и снова шикнул: — Не лезь. А очень скоро глубокомысленно добавил: — У сильных женщин есть только одна слабость — сильный мужчина. Так не будем мешать Кучики самоутверждаться в её глазах. Бой уже явно перешёл все мыслимые границы, но под конец дня сдвинулся в заброшенные и до сих пор не отстроенные после последней войны районы Руконгая, так что капитаны выдохнули спокойнее и, зализавшие к тому моменту раны, принялись за наведение порядка. — Глупая девчонка! — рычал старший Кучики, ступая на порог покосившегося и мало уцелевшего домика, через крышу которого провалилась его противница. У него совершенно не осталось ни желания, ни терпения поддерживать выдержку и хладнокровие, а кроме прочего в крови бурлили все сдерживаемые годами чувства, наконец-то увидевшие брешь в холодной маске. — Ты, тварь, — сипела та, приподымаясь на локтях с пола, и одним движением дорвала на себе ткань, последние несколько минут висевшую лохмотьями, мешавшими движению. И неожиданно для неё собственный занпакто, принявший форму банкая, стёк с тела и звякнул простой катаной, теплившейся крохами жизни. Реацу у капитана Кучики оказалось всё же больше, но ему хватило чести отбросить своё оружие, чтобы продолжить схватку на равных. И плевать, что она похожа на детские пинки и кувырки по полу, но не бить же ему кулаками женщину? — Ты, мерзкий, нетерпимый, узколобый… Шипение прямо в лицо, короткая слабина и вот уже спиной на полу, а сверху рычит ответ, да так близко, что чувствуется дыхание: — Глупая, упрямая, пустоголовая… Ладонь в ладонь, дикое давление силы и веса, импульс, позволивший вновь оказаться сверху, ответ, полный мрачного превосходства: — …тердолобый… И снова переворот, снова быть прижатой к полу, снова наблюдать его сверху и слышать: — …легкомысленная… Злость, дающая силы вновь взять верх и сверху выплюнуть: — …высокомерный… — …самолюбивая… — …сноб! — …дикарка! Кровь кипела, дыхание срывалось, мышцы дрожали от перенапряжения, пот катился, зубы скрипели, а ещё что-то дикое и невероятное вспыхивало внутри, что заставляло его ещё сильнее вжиматься в неё бёдрами, а её выгибаться в попытке потереться кожей о кожу и жёсткую уцелевшую одежду. Яростный поцелуй, кусающие до крови губы, дикие улыбки… Бьякуя усилием сместил её руки и умудрился перехватить так, чтобы не давать ей двигаться, и выгибающееся под собой тело, до того горячее и желанное, что сознание затягивает туманом, теперь прижималось ближе. — Дикая кошка, — шепчет полностью севшим голосом и кусает её за ключицу, ведомый этой новой и непонятной пока что яростью, толкающей всё ближе и ближе к треску последних преград. Вместо ответной реплики она стонет, и это намного лучше каких-то там ругательств, потому что ему отныне хочется слышать этот голос только так. Чтобы как следует ухватиться за её грудь, ему приходится пустить удерживаемые руки, и это ошибка, понимает он, оказавшись снизу. Она впивается в его плечи ногтями, стоит только сжать руки сильнее и оттянуть соски, громко стонет, проводя пальцами и оставляя на его коже розовые следы в отместку за своё явное поражение, и хоть он не собирался так спешить — насаживается на стоящий член сразу, как грубо освобождает его от одежды. — Будь ты проклят, Бьякуя Кучики, — выдыхает, откидывая голову и закрывая глаза. — Уже, — признаёт, толкаясь в такт её быстрым движениям. — Ненавижу! — успевает сказать, прежде чем утыкается носом в грязный пол лачуги. — Ненавидь, — соглашается, притягивая её за бёдра так близко, что ей остаётся только прогнуться кошкой и глухо застонать в изгиб локтя, а следом и потребовать: — Быстрее, сноб, или ты и трахаешься как баба? Только начавшая утихать злость вспыхнула с новой силой, и он ворвался внутрь быстро и глубоко, давая ей и себе то, чего так хочется — дикость и безжалостность, преследующие как в битвах, так и, по-видимому, в постели. *** Не пришлось созывать отряды на поиски потерявшихся капитана и лейтенанта — распуганные сильной реацу, с пустыря убежали даже животные, оставив всего два маяка. Рукия приземлилась у стен едва держащегося домика и собралась подойти ко входу, чтобы соблюдать хоть какую-то видимость приличий, но волнение не позволило промедлить и разменяться на какой-то стук, и она осознала себя уже стоящей на пороге в попытке не упасть под весом чьего-то тела… Дверной косяк с треском рассыпался, и она упала, успев увидеть только мелькнувшие перед глазами чёрные волосы, а впереди — лейтенанта в капитанском хаори, целившего в них кидо. Мгновение и Бьякуя уже заламывает лейтенанту руки, прижимая к хлипкой стене, а на вскрик сестры даже не оглядывается, отдавая грубый приказ: — Рукия, исчезни! Вот никогда бы он не хотел, чтобы сестра стала свидетелем подобного, но медлить не мог — вырывающаяся из рук бестия уже порядком достала за это утро и часть ночи, а как способ заставить её замолчать поцелуи годились только первые пару раз… И всё же ему удалось дождаться лёгкого ветерка и исчезновения реацу сестры, прежде чем опуститься на колени, задрать на ней собственный хаори и приникнуть тем типом поцелуя, который заставил враз успокоиться и выгнуться, заходясь стоном, а потом и вовсе зарыться ему пальцами в волосы и прижать сильнее… — Будешь вести себя хорошо? — уточнил вновь Бякуя, касаясь её нижних губ, и издевательски медленно провёл языком, чтобы услышать выстенанное: — Да-а-а…