Минуты

Тошнота и темно по углам, скрип проржавевших петель, за блестяще-сияющей дверью сборище ученых с длинными аистовыми носами, звон пробирок, — стук, хлопок по плечу: эй, Ферро, отметим твой день рождения, вопрос с ухмылкой, алкоголь застревает пробкой в глотке, холод лезвия, резкая боль, у крови мерзкий запах, не привыкнуть, хоть сотни раз взрезай, всё равно будешь помнить первую нервно-кривую полоску, не бойся, дочка, тебя никто больше не тронет, папа успел, в звёздном свете — отражение желтых огней столицы, болезненное, как стены психушки, выпустите меня, я, сука, ни в чем не виновен, только лишь в том, что был неугоден, за то наградой укус-укол во вздутую вену и резко на поршень, слишком быстро, больно, она шипит, тянет палец в рот с набухшей ягодой крови, но перехватываю, с улыбкой держу пока золото магии исцеляет такую родную, такую любимую, её волосы — солнечный свет, нет, — чернильная тьма роскошными волнами, и как же счастливы-счастливы-счастливы, смех обрывается, воротник формы королевских глеф строго застегнут и на посту никаких ухмылок, это же первый день на службе, давай, соберись, и не важно, что её несмышленство показала язык за спиной отца-короля, зато вечером… я ухожу в ночь, подальше от свояков и заваленных мусором проулков, туда, в лес, к сиянию рунных камней и звенящим ручьям во мраке Мальмаламской чащи, на ближайшие двое суток — пропал, давай же, не запирай меня в четырех стенах, они давят, но не стану трястись и молить о пощаде, только не в первый год, не в десять, сколько их чертовых-невыносимых-тягучих-муть-ненавижу-з а ч т о? Вздох упал в прижатые к лицу ладони. Ардин потер зажмуренные веки, медленно открыл глаза. Светящиеся цифры часов подсказывали, что пробуждение заняло двадцать минут. С каждым утром становилось всё труднее. Ардин привыкал к жизни опасно быстро. Кожа раздражалась от грубых тканей, спина ныла, если не давать отдых, запахи еды дразнили, а горло вспомнило, что такое пересыхать. По-прежнему никакого смысла для тела, жизнь в котором поддерживала Скверна, но робкое удовольствие мало-помалу отравляло разум. — Могу предложить кофе. Ардин поднял голову и встретился взглядом с Верстелом. В руках тот держал две дымящиеся чашки. — Думаешь, что напиток мне поможет? — саркастично спросил Ардин. — Я подумал, что раз ты двадцать минут сидишь и смотришь в пустоту, кофе хуже точно не сделает. Попробуй, Эбони — гордость империи. Уникальный сорт, выдерживающий экстремально низкие температуры высокогорья… — Избавь меня от подробностей, — сдался Ардин. От обилия информации трещала голова. Когда-то казалось, что границы человеческого разума поразительно огромны. Стоило попытаться вместить в один череп рассудок бога — и оказалось, что места там слишком мало. Горячий кофе такой яркой горечью отдал на языке и прокатился насыщенным вкусом по горлу, что Ардин вздрогнул и сдержанно кашлянул. Верстел довольно ухмыльнулся. — Лучший вкус, верно? Я уже не могу по утрам без пары чашек. Тебе тоже не помешает. — Хм-м, — рассеянно протянул Ардин и поднялся. Кофе в самом деле оказался не так уж плох. Взбодрившись, Ардин мельком обратил внимание на зеркало: собственный вид удручал. Бледная тень былого, вызывающая лишь раздражение. Ардин небрежно достал кинжал и попытался прикинуть, насколько коротко стоит резать. — Я мог бы пригласить мастера для этого, — сообщил Верстел и сощурился. — Исходя из данных по текстуре твоих волос, такая смена имиджа обернется катастрофой. Оставь как есть. — Я рискну, — уклончиво отозвался Ардин. — Хотя бы возьми ножницы. Никто не прячет от тебя острые предметы, мы же цивилизованные люди. Этот совет, вопреки прочим, оказался сносным. У Ардина даже настроение приподнялось, когда яркие винно-рыжие пряди посыпались на пол рядом с ровно отрезанным хвостом. Такое облегчение. Ардин замурлыкал незамысловатую мелодию под нос, размеренно щелкая ножницами. — Как дикий чокобо, — оценил Верстел, попивая кофе. — Смехотворно. Ардин разворошил укороченные пряди на затылке и обернулся. — Замечательные птицы, не понимаю твоего недовольства. — Мне странно, что столь могущественное существо, как Адажиум, решит первым делом сменить причёску, — с долей шутки ответил Верстел. — Не называй меня так. Это прозвище, детская страшилка из утекших тысячелетий, единственный призрак его существования, было смехотворно. Сомнус стёр имя из истории, но, видимо, нужно было отпугнуть любопытных от острова. Или это память тех редких благодарных, нитью протянувшаяся через тысячелетия? Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Верстел заинтересованно обошел полукругом, остановился справа, вскинув голову. — И как же ты предпочитаешь, чтобы тебя называли? Не обижайся, но я как раз задавался вопросом, каким образом объявить о тебе императору. Ардин Люцис Кэлум — Ардин, — он сделал паузу, — Изуния. — Славно, — легко согласился Верстел, оживившись. — Уже есть мысли о дальнейших планах? Ардин поймал его взгляд в отражении и коротко усмехнулся. — О, мои планы весьма амбициозны и детальны, но прежде неплохо завести немного друзей, верно? Утренний морок развеялся, как дымка, что стелилась над камнями Ангелгарда перед рассветом. И так до следующего утра. Может, однажды минуты сольются в часы, пока Ардин наконец не потеряется в собственном рассудке. Если бы только боги позволили ему смерть разума, но в их пустых сердцах никогда не было места для милосердия.