Нет пути назад (или как удачно жениться и не налажать в процессе)

— Чтоооо я должен сделать? — возопил Гэвин отвратительно высоким голосом, — повтори-ка! Лакей склонился еще ниже и теперь стал напоминать не человека, а скорее горбатую кучу парчи, если бы куча парчи могла мелко-мелко кланяться и бормотать с придыханием восхваления этому засранцу Элайдже. — Ваш благословенный брат и его двадцать четыре супруги позаботились о вашем будущем, — проблеял он, — это большая честь. В гробу Гэвин видал такую заботу и уж тем более такую честь! Голограмма «благословенного брата», развалившаяся в голографическом кресле с бокалом голографического вина и окруженная голографическими же супругами номер четыре, номер семь и номер двадцать один, снисходительно улыбнулась Гэвину. — Сейчас ты возмущен, но это для твоего же блага, Гэвин. И благо тоже в гробу! — Ваш благословенный брат и его двадцать четыре супруги считают, что это для вашего же блага, сэр, — поддакнул лакей. Гэвин прищурил глаза, примериваясь засунуть это благо в жопу если не Элайдже, так хоть лакею. — И они сами предложили этот союз, — продолжал вещать Элайджа тем временем, — это такая удача, Гэвин, что мы не можем ее упустить. Да я бы сам согласился хоть сегодня, если бы мог! И по моим каналам удалось узнать, что ты не единственный рассматриваемый вариант. — А кто другие? — против воли поинтересовался Гэвин. Хотя он совершенно не хотел это знать. — У старого Манфреда двое сыновей, — Элайджа закинул ногу на ногу движением заправского стриптизера, заставившим Гэвина содрогнуться, и отпил из бокала. — И младший очень даже ничего. Младший был смазливый мажор, по мнению Гэвина, и гораздо лучше подходил в качестве «рассматриваемого варианта». И какого хера он сам вообще среди этих вариантов затесался? Да еще так, чтобы эти Эркеи сами предложили союз? — Да им-то это зачем надо? — не выдержал Гэвин. Элайджа пожал плечами. — Хотят приподнимать железный занавес. Это политическое решение, Гэвин, и им нужен союз с кем-нибудь богатым, публичным и с хорошей репутацией. Насчет хорошей репутации Элайджи Гэвин мог бы поспорить, да и богатств у Эркеев своих хватало, но насчет публичности была суровая правда. Элайджа обожал публичность. Гэвин предпочел бы, чтобы публичности у Элайджи — а заодно и у него, — было слегка поменьше. Сильно поменьше! — Вот пусть и берут Манфреда, — огрызнулся он. — Недальновидно желать удачи конкурентам, — печально произнес лакей, — это расстраивает вашего благословенного брата. Гэвин показал ему средний палец. — Может, ты полетишь на Аскелу и поцелуешь всех Эркеев в зад, а потом заодно поцелуешь Элайджу туда же? — и Гэвин ткнул пальцем в голограмму. — Я готов целовать вашего благословенного брата куда… — Давайте воздержимся от пылких проявлений чувств, — дипломатично встрял Элайджа, — Гэвин, документы уже подписаны с их стороны, наши юристы все проверили. — Ваш благословенный брат все подготовил, — лакей продемонстрировал небольшой серебристый чемоданчик, прикрепленный к его руке бронированной цепочкой. — Устрой сегодня мальчишник, развлекись, развейся, — Элайджа отсалютовал бокалом, — а завтра подпиши. И садись на корабль, праздничный банкет послезавтра у меня. Будто все уже было решено. — Но мне не нужна жена! — взвыл Гэвин. Элайджа снисходительно улыбнулся. — Не переживай, брат, я учел твои предпочтения… — Что?.. Элайджа просиял, как фейерверк на День Трех Лун. — Это будет не жена! Это будет… Но на этом месте Гэвин швырнул в головизор пультом, и разговор закончился.   Бросив сломанный пульт на кровать в спальне, Гэвин прижал ладони к лицу. Это все было пиздец неожиданно. Ожидаемо, да, и в то же время неожиданно. Внезапно! Конечно, он мог отказаться — Элайджа разозлится, ну да и хуй с Элайджей, Гэвин от него не зависел. У Гэвина была нормальная работа, и даже если бы Элайджа в порыве мстительности задумал испортить ему жизнь, Гэвин был уверен, что продержится. Просто испорченная Элайджей жизнь будет полное говно, и о нормальной легальной работе можно будет забыть. Всегда оставался шанс, что Элайджа слишком любит его, чтобы так поступать, но Гэвин покрутил этот шанс так и сяк и с сожалением отложил. Элайджа был тот еще сукин сын и ради «блага Гэвина» мог и расстараться. Но зачем все-таки Эркеям именно сейчас понадобилось жениться? Эркеи были закрытым кланом, и «закрытый» тут было нихрена не преувеличением. Сказочно влиятельные, сказочно богатые и считающие всех остальных людей бессмысленной тратой ресурса, они очень редко появлялись на публике, а когда появлялись, то непременно закрывали лица. Гэвин содрогнулся: а ведь его потенциальная не-жена мог оказаться тем еще страшилой. Может, они и скрывались потому, что были ужасающими уродами. Не то чтобы Гэвину было до этого какое-то дело — он ведь все равно не хотел ни на ком из них жениться. Планы Элайджи и его интересы, в конце концов, к Гэвину имели мало отношения. Не вовремя вспомнилась испорченная жизнь, которую Элайджа как нефиг делать мог устроить. Гэвин вспыхнул: да похрен! Прорвется! Вдохнув и выдохнув, он подошел к комоду и рывком выдвинул верхний ящик. Его личный портативный головизор устроился на стопке футболок и светился десятком неотвеченных вызовов. Рука будто сама по себе потянулась к мерцающей коробочке, пальцы быстро прокрутили список входящих вызовов. «Коннор». «Коннор». «Коннор»… В ярости Гэвин засунул головизор под футболки и захлопнул ящик, его лицо горело от гремучей смеси эмоций: одновременно гнева, обиды и зудящего желания перезвонить. Чтобы высказать Коннору все то, что накопилось на душе — и совсем немного потому, что они уже неделю не разговаривали и желание увидеть его лицо с каждым днем становилось все сильнее. Коннор был парнем Гэвина. Ладно, Гэвин считал, что Коннор его парень, и сох по нему, и даже предлагал пожениться и открыть собственное дело где-нибудь подальше от Элайджи — или поближе к Элайдже, потому что если Коннор хотел быть богатым, то Гэвин на все согласен… А Коннор, очевидно, как-то иначе к этому всему относился. Гэвин упал на кровать и потер грудь, пытаясь забыть, что у него есть сердце. Перед внутренним взором, как назло, встало идеальное лицо Коннора с этими темными глазами, насмешливо изогнутыми губами и родинками, которые сводили Гэвина с ума. Да что там, весь Коннор сводил Гэвина с ума, целиком и полностью. Гэвин представил, как Коннор стягивает рубашку, открывая живот и грудь — светлая кожа и все те же родинки, которые порой хотелось фломастером соединить в созвездия и построить какой-нибудь фантастический маршрут в дальний космос, и темные соски, напряженные от холода и возбуждения… У Гэвина во рту появилась слюна, а в штанах стало так тесно, что голова закружилась и дыхание застряло в горле. Громко застонав, он скатился с кровати и, поколебавшись всего мгновение, снова достал головизор. Быстро пролистал сохраненные записи. Затылок и спина моментально вспотели, а колени ослабели, когда он нашел то, что искал. Коннор сидел на невысоком диване, совершенно голый, смотрел в камеру и улыбался такой приглашающей улыбкой, что от одной только этой улыбки можно было кончить. — Привет, Гэв, — сказал он и облизнул губы, — я бы с тобой поболтал, но сегодня нет настроения болтать. О да, у Гэвина тоже не было настроения… болтать. Устроив головизор на кровати, он сам забрался следом, облокачиваясь об изголовье и не отрывая глаз от картинки. — Привет, Коннор, — прошептал он. Коннор, конечно, его не слышал, это была запись, но улыбнулся он так, будто слышал. — Я скучал, сегодня был тяжелый день, — расслабленно раскинув колени, он запустил два пальца в рот и принялся их облизывать, — но сейчас я наконец-то один. Его покрасневшие губы растягивались вокруг пальцев, язык играл с кончиками, оставляя влажный блеск слюны, — Гэвин сглотнул, настолько горячо это выглядело, и член Коннора уже налился кровью, тяжело покачиваясь между ног, когда Коннор вскинул бедра и запрокинул голову. И застонал. Гэвин застонал следом, спешно расстегивая ширинку — давление стало невыносимым, от него звенело в ушах, — стаскивая штаны с бедер. Прохладный воздух ни капли не охлаждал, наоборот, только сильнее распалял Гэвина. — Мне так тебя не хватает, — слегка задыхаясь, Коннор выпустил пальцы изо рта и провел по груди, задерживаясь на сосках, поигрывая с ними, — у меня такие планы… Гэвин помнил, какие у него чувствительные соски и рот, как однажды он скулил под Гэвином, кончая, пока Гэвин играл с его сосками губами, зубами, языком, одновременно трахая его рот пальцами, и сейчас от этого воспоминания член Гэвина сжался, а руки будто сами по себе залезли под футболку, проводя по груди. — Когда мы встретимся, то я сутки не выпущу тебя из постели, — пообещал Коннор, его рука спустилась по животу, пальцы сомкнулись на члене, пальцы второй руки снова скользнули в рот, и его бессвязные стоны заставили окружающий мир ненадолго померкнуть, — Гэвин… Гэвин… Гэвин толкался в свою ладонь, не решаясь даже моргнуть, чтобы не пропустить ни малейшего движения Коннора, ни единого выражения его лица: его выступающие на глазах слезы, искусанные губы, пятна румянца на скулах, носу, шее, груди, его вздрагивающие бедра. Хриплые вздохи, которые он издавал, выплескиваясь на свои пальцы и колени. — Гэвин, — прошептал он, обмякая, — люблю тебя… Тугая пружина в животе Гэвина лопнула, он зажмурился, не в силах терпеть, мучительно кончая в руку. А может, это и не в животе что-то лопнуло, может, это сердце у него треснуло от признания. Опустошенный, Гэвин потянулся и выключил головизор, пока Коннор не начал говорить — сейчас это было бы невыносимо, — откинулся на кровати, бессмысленно глядя в потолок. В душу заползала усталость. Между ними все было кончено, Коннор бросил его, точнее, он сказал «да иди ты!», а Гэвин вспылил и наговорил гадостей — и ушел, но обида была настолько сильна, что даже сейчас, неделю спустя, Гэвин все еще не мог через нее перешагнуть. И торопливая, нелепая разрядка совсем не помогла ему чувствовать себя лучше. Кажется, он — наоборот — чувствовал себя еще несчастнее.   С Коннором он познакомился год назад в Академии, куда Гэвина занес курс по механике. И его интересовала только механика — студенческая жизнь в двадцать пять лет казалась уже слишком… студенческой, у Гэвина была работа, которую нужно было выполнять, чтобы не зависеть от Элайджи, к тому же Гэвин и так никогда не был особо общительным. Шепотки за спиной «это же брат Камски!» нервировали и раздражали — сближаться ни с кем не хотелось. У него почти не было друзей, ну и что? Гэвина это устраивало. И угрюмая физиономия вкупе со злым языком позволяли ему сохранять такое положение дел. Коннору на все это было совершенно пофиг. Он подкатил к Гэвину после занятий на глазах у всех во дворе Академии на третий же день, весь такой идеальный в темно-серой форме и с насмешливой улыбкой на губах, и спросил: — Скучаешь? И Гэвин, сам не зная почему, ответил: — Больше нет. Тогда несколько часов пролетело как несколько минут, и Гэвин был так очарован, что даже не запомнил, о чем они говорили, а на прощание Коннор подмигнул — и вот это Гэвин помнил до сих пор, а еще помнил, как пялился на его задницу и воображал себе всякое. Интересное, и прямо посреди двора. Элайджа был бы в восторге от этой романтической истории. Коннор Элайджей нисколько не интересовался — уже на следующий день он принес Гэвину кофе и сказал: — Ну, ты же с Аскелы, — и больше к теме происхождения Гэвина не возвращался ни разу. Но тогда-то Гэвин ответил: — Слушай, отвали, а? — и кофе не взял, потому что ему не нужны были друзья и уж тем более не нужны были романы, а задница Коннора слишком уж настойчиво преследовала накануне и особенно перед сном, и Гэвина испугала эта внезапная и болезненная увлеченность незнакомым парнем. Своей грубостью он заслужил кривоватую улыбку, и Коннор отвалил вместе со своим кофе и своим дружелюбием. Отвалил, а образ его задницы, и темных глаз, и губ, и родинок остался, и уже пять минут спустя Гэвин готов был взорваться от собственной глупости, вот только было поздно. Гэвин терпел и страдал целую неделю, убеждая себя, что все дело в сперматоксикозе и больше ни в чем, что ему не нужны проблемы — а эти родинки сулили проблемы, о да, еще какие, — и он здесь всего на пару месяцев… Коннор, равнодушный к терзаниям Гэвина, постоянно попадался ему на глаза: то он разговаривал с друзьями возле Звездного Фонтана во внешнем саду, и от его смеха у Гэвина заныли зубы. И яйца. То пил какую-то синюю дрянь, наверняка относящуюся к национальной кухне, с рыжеволосой красоткой в кафе возле главного здания, а Гэвин так и не смог заставить себя пялиться на прелести красотки. Его слишком занимали другие прелести. Глаза Коннора сияли весельем, и Гэвин изо всех сил убеждал себя, что это кислое чувство внутри не имеет ничего общего с ревностью. Ага, как же. К тому времени он успел уже разузнать, что Коннор такой же слушатель, как и он, только изучает химию полимеров, что никто на самом деле не в курсе, откуда он, но вроде бы у него есть младшие братья, что он не живет в кампусе и интересуется как женщинами, так и мужчинами. Что ему не больно-то нравятся грубияны. Все это совсем не помогало Гэвину к нему охладеть. Но он держался — держался до самой пятницы.   По пятницам у слушателей была групповая физическая подготовка. Стояло чудесное утро: запах кабитовых деревьев разносился над открытой спортивной площадкой вместе с нежным ветерком, три луны клонились к горизонту, едва заметные в розовеющих небесах, а Гэвин стоял в толпе таких же сонных студентов и мечтал о своем аскельском кофе. Он не был утренней пташкой. — Не зевать! — рявкнул инструктор Андерсон. Вот уж кто явно встал до рассвета, был бодр и весел, и сейчас на его физиономии сияла довольная улыбка. — Как насчет чего-нибудь повеселее сегодня? Типа спарринга? Сонливость мигом слетела с Гэвина. В прошлую пятницу вся физподготовка свелась к скучнейшему бегу и не менее скучным прыжкам, и Гэвин морально готовил себя к повторению, но спарринг — это была крутая идея. Подраться Гэвин любил. — Конечно, для тех, у кого есть подготовка, — уточнил инструктор, — для остальных бег! Объявление было встречено коллективными стонами, но Гэвин быстро переместился в группу тех, у кого подготовка была, наблюдая в нетерпении, как персонал вытаскивает на площадку маты. Ему даже кофе расхотелось, так горячила идея размяться — ну и показать окружающим, чего он на самом деле стоит. И только обнаружив рядом Коннора, Гэвин со всей остротой осознал свою ошибку. — Привет, — сказал Коннор без особого дружелюбия, но на губах у него была насмешливая улыбочка. И Гэвину совершенно не нужно было рассматривать его в обтягивающей футболке и спортивных штанах, спасибо большое, его фантазии и так были достаточно красочными. — Составишь мне компанию? — Нет, — брякнул Гэвин прежде, чем даже успел подумать. — Почему? Брови Коннора поползли на лоб, придавая лицу такое интересное язвительно-удивленное выражение, что Гэвину моментально захотелось увидеть и другие выражения, которые там могут появиться. Сердитое. Возбужденное. Выражение «я сейчас кончу»… Гэвин откашлялся, пытаясь скрыть ход своих мыслей. — Да я тебе шею сверну, — заявил он. — Я чемпион по аскельской борьбе. Это была правда, но Коннор сказал: — Оооо, ну тогда тем более! У Гэвина не осталось выхода, кроме как уступить. Шагнув на мат, он развернулся, примериваясь. Коннор был стройным и на вид легче Гэвина, но мускулистым, и когда Гэвин присел и шагнул влево, Коннор тут же синхронно шагнул вправо. Он казался расслабленным, почти равнодушным, словно не принимал Гэвина всерьез, и это раззадоривало и в то же время напрягало. Вряд ли он в полной мере понимал, чего ожидать, а Гэвин совсем не хотел его поранить. Но и ходить так можно было до бесконечности. Гэвин рванулся вперед, просчитывая самые безопасные захваты, заранее сдерживаясь… …и едва не вскрикнул, когда все перед глазами мелькнуло, а его лицо и грудь впечатались в мат, плечо было вывернуто назад, а чужая коленка упиралась прямо в поясницу. — Ну как, чемпион? — спросил Коннор шепотом, наклоняясь к самому уху Гэвина. Это было… офигенно это было, и Гэвин точно знал, что его подвела самоуверенность, что если бы он был внимательнее, то смог бы этого избежать, но… Но моментальность и гладкость движений покорила его, а сильное, гибкое тело, прижимающееся сверху, вызывало мысли вовсе не о реванше. Точнее, о реванше не в смысле драки. — Недурно, — пропыхтел он, и Коннор, нажав последний раз, выпустил Гэвина и скатился, поднялся на ноги, торжествующе улыбаясь. Гэвин смотрел на него снизу вверх и не мог побороть ответной улыбки. Снизу Коннор казался особенно стройным и красивым. Ослепительным. — Пойдешь со мной на свидание? — спросил Гэвин. И Коннор ответил: — Нет, — улыбка ни на секунды не покидала его губ, — я не люблю грубиянов. — Я не грубиян, — сказал Гэвин. Он и не рассчитывал на быстрое согласие. Коннор покачал головой, но Гэвин видел интерес в его глазах. — Это мы посмотрим, — сказал Коннор. — Еще раз? Гэвин отродясь не пасовал перед вызовами. Неделю он потратил на полномасштабное наступление по всем фронтам — теперь пришла его очередь приносить кофе и ту синюю бурду, действительно оказавшуюся национальным напитком, придумывать темы для светской болтовни и игнорировать насмешливые взгляды рыжей приятельницы Коннора. Коннор сам не демонстрировал никаких признаков податливости: он вежливо улыбался Гэвину, отказывался от кофе и на флирт не реагировал. Но Гэвин задницей чуял, что он на верном пути. Что-то было такое во взгляде Коннора — что-то особенное. Намекающее. И в пятницу, на физподготовке, Гэвин из шкуры вылез, чтобы повалить Коннора на мат, изо всех сил стараясь выглядеть крутым, и сексуальным, и шикарным, что угодно, лишь бы эти темные глаза смотрели на него так внимательно, вообще смотрели только на него. Лишь бы эти губы улыбались только ему. — Пожалуйста, пойдешь со мной на свидание? — спросил он в сотый раз за эту неделю. Коннор смерил его прищуренным взглядом, словно оценивая и взвешивая все за и против, а потом широко, нагло улыбнулся. Полчаса спустя Гэвин повалил его на кровать в своей съемной квартире, они целовались, как безумные, и лапали друг друга, залезая руками под одежду, и это было охуенно. Охуенно. Трахался Коннор тоже охуенно — его рот, его руки и член делали с телом Гэвина невероятные вещи, которые раньше ему не доводилось испытывать — хотя он не был девственником, о нет. Но никогда прежде он не ощущал себя объектом настолько пристального интереса: словно весь мир любовника сосредоточен на нем и в жизни нет ничего важнее изучения его тела и извлечения из него чистого, голого удовольствия. — Как ты это делаешь? — спросил он, отдышавшись, его руки все еще гладили спину Коннора, потому что он не мог оторваться. — Как? Темные глаза Коннора блестели. — Просто ты мне нравишься, — ответил он. Теперь-то Гэвин понимал, что именно в тот момент он и влюбился, пропал без остатка в этих глазах, и губах, и улыбке. Коннор был настоящей сверхновой, неудивительно, что Гэвин в нем сгорел. А тогда он поспешил вернуть любезность, втрахивая стонущего и кусающего подушку Коннора в кровать, вталкиваясь в его горячее тело быстро, страстно, оставляя засосы на его спине и шее, синяки от пальцев на бедрах и ягодицах. Оставляя свои следы везде, где только можно. — Я согласен, — сказал Коннор, когда они лежали рядом, лица так близко друг к другу, что губы почти соприкасались, и это ощущалось как поцелуй. — Я согласен пойти с тобой на свидание. На свидание они пошли в тот же вечер, а затем продолжили дома у Гэвина, и если утром он едва шевелил ногами и все равно бежал, чтобы не опоздать на занятия, то не собирался об этом жалеть. Первые два месяца — время их учебы — прошли как во сне, как в сказке. Они ходили на свидания, они разговаривали: Гэвин о своей работе, о байках из детства, когда Элайджа не был еще таким говнюком, о немногочисленных, но надежных друзьях. Коннор не очень-то любил говорить о себе, но у него были братья, и он так часто упоминал их в разговорах, что Гэвин успел к ним привыкнуть. Они безудержно занимались любовью — всегда дома у Гэвина или в каких-то случайных местах, если не было сил терпеть до дома. Коннор не звал к себе, но Гэвину тогда это не казалось странным. Ему тогда ничего не казалось странным. Так что первые два месяца были волшебными. Проблемы начались потом. Оказалось, что отношения на расстоянии далеко не такая классная и романтическая штука, как Гэвин себе воображал.   — И, короче, мой благо… благословенный брат, чтобы его глубоководные рыбы-фонари сожрали… — Гэвин забыл, что хотел сказать, и навалился на Тину, — и он… и, короче, Коннор… он бросил меня, представляешь? — Конечно, приятель, — терпеливо сказала Тина, — сочувствую. — И я, короче… я первый его бросил! Потому что он не хотел на мне жениться… Представляешь? — Конечно, приятель, — Тина кивнула таксисту, но Гэвин был слишком занят жалобами, чтобы последовать ее примеру. — То есть, короче… не отказался… — уточнил Гэвин, выбираясь из такси, и безропотно протянул Тине карту-ключ, — просто он сказал, что нужно подождать и кое-что уладить, а сколько можно ждать, я и так почти год ждал? То есть, мы и договаривались подождать год, но… — Конечно, приятель, — Тина помогла Гэвину сгрузиться на диван и скептически оглядела сверху вниз, — ну, ты вроде как уже женишься? — Кто женится, я? А, да, да, я женюсь! Женюсь! — повторил Гэвин упрямо. — Раз он не хочет меня, то он пожалеет… и все поймет… и… Понимаешь? — Конечно, приятель, — Тина вздохнула, — не грусти. Уверена, завтра все будет не таким мрачным. — Завтра все будет еще хуже, — пообещал Гэвин. Но Тина все равно улыбнулась, и помахала рукой, и захлопнула дверь, оставляя Гэвина в одиночестве. Тот вздохнул и откинулся на спинку дивана, закрывая глаза. Он не так уж и много выпил, но алкоголь гудел в крови, смешиваясь с обидой, напрягая мышцы, заставляя сердце стучать быстрее. Ссора, от которой он за неделю, казалось, остыл, снова всколыхнулась внутри. Он отказывался считать себя виноватым — даже если тогда он действительно был на взводе, даже если невысказанные слова кипели у него внутри, когда Коннор поцеловал его в номере гостиницы, который они сняли для встречи. Все их встречи за девять месяцев проходили в таких вот номерах, и Коннор обещал, что скоро это изменится, что они смогут быть вместе, вот только Гэвину все труднее было в это верить. — Наконец-то, — бормотал Коннор, опрокидывая Гэвина на кровать и сдирая с себя брюки, даже не пытаясь снять рубашку, — я с ума сходил… — следом полетели штаны и белье Гэвина, — я так этого ждал! Мгновение — и он оседлал бедра Гэвина, прижимаясь своим горячим телом к его ногам. А потом сжал член Гэвина, исторгая из горла Гэвина короткий вскрик, — и без подготовки опустился сверху. От его протяжного стона Гэвин моментально покрылся потом с головы до ног, а в глазах потемнело. Он был горячий и такой тесный, что у Гэвина из глаз посыпались целые галактики, а все мышцы непроизвольно сократились. Никакие долгие вечера по головизору и откровенные записи не могли сравниться с этим сырым, выворачивающим наизнанку ощущением. — Ты уверен? — выдавил он, цепляясь за покрывало, чтобы не схватить Коннора за бедра и не насадить на себя до самого основания. — Ты как? — Я отлично, — выдохнул Коннор и сам принялся двигать бедрами. Гэвин любил трахать его так — любоваться, как изгибается от страсти его тело, как играют мышцы под кожей, а лицо искажается от удовольствия, как волосы падают на лоб, когда Коннор наклоняется, чтобы поцеловать его. Впрочем, сзади он тоже любил его трахать — оставлять укусы на его светлой коже, сжимать руками эти округлые ягодицы, запускать руку в волосы и дергать, запрокидывая голову назад и вбиваясь в его задницу, пока он не начинал кричать. Гэвину вообще в любой позе нравилось его трахать. А больше всего Гэвин любил, когда Коннор трахает его, вытворяя с его телом такие вещи, которым у него даже названий не было. — Сильнее, — простонал Коннор, до боли сжимая ладони Гэвина, которыми тот держал его за бедра, — Гэвин! И больше Гэвин не мог ни о чем думать, только о том, чтобы двигаться, и трогать, и сходить с ума. Оргазм наступил слишком быстро, накрыл его внезапной волной, и он согнулся, втискиваясь в Коннора и сквозь туман чувствуя, как тот сжимается вокруг него. Несколько секунд они тяжело дышали. — Я люблю тебя, — сказал Коннор, падая рядом и прижимаясь к плечу Гэвина губами. И какая-то темная неведомая сила заставила Гэвина тогда сказать: — Да ладно? Это все гормоны да беззащитные эмоции, но тогда он был совершенно искренен, а вся муть со дна души только всколыхнулась от долгожданной разрядки и начала подниматься на поверхность. — В смысле? — Коннор вскинул лицо, нахмурился, его глаза блестели непониманием, — Гэвин? Возможно, стоило тогда остановиться. Но Гэвин не смог. — Ну какая любовь, — съязвил он, перекатываясь на бок, — все эти тайные встречи и звонки — это не любовь. Тебе просто нравится со мной трахаться. Коннор прищурился. — Мне действительно нравится с тобой трахаться, — сказал он мягко, словно усилием воли заставил себя не идти на конфликт, и это почему- то только сильнее бесило. — Но разве мы не в отношениях? Гэвин горько засмеялся, ничего не смог с собой поделать. — Ты вот это все, — он обвел рукой гостиничный номер и себя без штанов, — называешь отношениями? Я думал, отношения — это когда люди встречаются, а не врут друг другу. Думаешь, я не знаю, что фамилия у тебя не настоящая и в базах тебя нет? Думаешь, не сообразил, что ты из каких-то богачей, которые могут позволить себе анонимность? Мне что, по-твоему, деньги от тебя нужны? Слова выплескивались из него теперь полностью по собственной воле, так же свободно и безудержно, как влечение всего несколько минут назад. Коннор скатился с кровати и поднялся на ноги, глядя на Гэвина сверху вниз. — Не в деньгах дело, — отрезал он. — А в чем? Сколько раз я предлагал тебе? — вспыхнул Гэвин. — Сколько раз предлагал — давай все бросим? Давай будем вместе? — А сколько раз я говорил, что не могу? — Коннор обхватил себя руками, но тут же выпрямился, вскидывая подбородок. — Мне надо слишком много чего уладить, урегулировать. Из-за семьи я не могу просто взять и жениться, мне нужно время! — Той самой семьи, о которой ты ничего не рассказываешь? Скажи лучше правду — ты не хочешь и все! — Я предупреждал, что не могу рассказать, и ты согласился, — Коннор вцепился руками в волосы, разлохмачивая их, — у нас была договоренность. Это верно, он говорил, что нужно подождать, — но Гэвин по горло был сыт всей этой секретностью. Похоже, Коннора устраивали их отрывочные встречи. Давняя и все еще острая, ледяная мысль — а что, если он был уже женат, что, если это все интрижка? — на миг затмила Гэвину мысли, оглушила и ослепила его. — Я по горло сыт твоими отговорками и враньем, — в сердцах сказал он. Да, он соглашался на такие условия, но это было давно, и терпение Гэвина истончилось. — Нахрен это все! Говори правду сейчас или давай завязывать. Ты от кого-то бегаешь, чтобы трахаться со мной? От жены? От мужа? Коннор отшатнулся и побледнел — словно Гэвин попал в цель, ну или предположение было настолько оскорбительным, что пробрало его до печенок. А затем он медленно выдохнул и будто бы успокоился. — Да пошел ты, — сказал он, поднимая и натягивая брюки. — Между нами все кончено, понял? — Что угодно, лишь бы не сказать правду? — заорал Гэвин. — И у тебя хватает наглости говорить, что ты меня любишь? — Ну, я же все время вру, — отрезал Коннор. — Конечно, я тебя не люблю. Иди ты, Гэвин. И, пока Гэвин хлопал глазами, он полностью оделся и исчез за дверью, прикрывая ее за собой с тихим хлопком. Будто его и не было тут. Только замятость на покрывале и его запах на коже Гэвина намекал, что он не примерещился Гэвину в горячечных фантазиях. — Коннор? — крикнул тот, выскакивая в коридор. Но Коннора и след простыл. И только тогда реальность навалилась на Гэвина. Все было кончено, они расстались, Коннор бросил его. Коннор бросил его! Насовсем.   Даже сейчас, у себя дома и нетрезвый, Гэвин чувствовал эту жгучую боль, как будто это было сегодня, будто только что Коннор в лицо ему сказал, что не любит и не собирается говорить правду даже под страхом расставания. Что предпочтет уйти, но не быть с Гэвином откровенным. Заноза сидела прямо в сердце и не давала дышать нормально, жить нормально. Не пора ли было с этим покончить? Странная, безумная идея вдруг захватила Гэвина. Не давая себе времени на размышления, он распахнул чемоданчик, оставленный лакеем Элайджи. Его затуманенный алкоголем и горькими воспоминаниями взгляд скользил по увесистой пачке бумаг, нескольким большим запечатанным конвертам — на одном даже было написано его имя красивым каллиграфическим почерком, — и споткнулся на брачном контракте… Места для подписей были помечены голографическими метками, к титульному листу была заботливо прикреплена ручка со специальными нестираемыми чернилами. В душе Гэвина бушевала буря, когда он вытащил ручку и хлопнул контракт на крышку чемоданчика. К. М. Эркей, его будущую «не-жену» звали К. М. Эркей, если судить по подписи, почерк был похож на надпись на конверте, но Гэвин не стал забивать этим голову. Быстро расписавшись — автограф вышел кривоватый, слегка дрожащий, ну и плевать! — он так же стремительно дошел до комода, достал головизор и сделал снимок своей подписи, а следом титульной страницы договора. И отправил Коннору. Послал копию Элайдже. А потом он закрыл чемоданчик, стянул обувь и упал на кровать, роняя головизор рядом, и забылся тревожным, но глубоким сном.   Пробуждение было ужасным. Еще не открывая глаз, Гэвин вспомнил все до единого события вчерашнего дня и застонал. Какого хрена он натворил — и ведь он даже не был настолько пьян, чтобы не соображать, что делает! Проморгавшись и потерев лицо, Гэвин обнаружил головизор на соседней подушке и в какой-то нелепой надежде — и изрядно трясущимися руками — активировал экран. Проклятье. Ох, проклятье… Двадцать четыре пропущенных вызова от Коннора и несколько сообщений. Гэвин отбросил головизор и вцепился в волосы. Что он натворил? Да, он был зол, и еще как, но такое? Что вообще вчера было у него в голове? Смутные мысли, что, хотя сейчас они с Коннором и расстались, но когда-нибудь потом, возможно, и смогут помириться — и все будет как прежде и даже лучше, — улетучивались. Вряд ли Коннор благосклонно воспримет его объяснения про «я просто психанул и женился, я нечаянно»… Снова неуверенно взяв руки головизор, Гэвин обнаружил два сообщения от Элайджи. «Поздравляю! Ждем тебя на Аскеле утром, банкет у меня, твой муж уже здесь, он конфетка». «Корабль заберет тебя сегодня в два». Часы издевательски демонстрировали полдень. Времени оставалось немного, но Гэвин потратил несколько минут, пялясь на значок сообщений от Коннора, — и так и не решился открыть.   Дорога до Аскелы на шикарном частном корабле Элайджи прошла в тяжких размышлениях. Коннор больше не звонил, и Гэвин подозревал, что и не позвонит теперь никогда. Несколько раз он едва не ломался и не звонил сам, но что он мог сказать? Сначала надо было решить вопрос со свадьбой. Гэвин раз пятьдесят прочитал брачный контракт, и условия развода там были зубодробительные. Но может, его новоиспеченный муж согласится все откатить, принять объяснения Гэвина, что он подписал документ по ошибке и в измененном состоянии сознания, и мирно улетит к себе, оставив Гэвина в покое? Надежда никак не желала отпускать, хотя разумом Гэвин понимал, что вряд ли удастся отделаться так легко. И вместе с тем накатывала апатия. Не пора ли признать, что с Коннором все кончено, и начать новую жизнь? Вряд ли этот брак вообще как-то повлияет на жизнь Гэвина — он сомневался, что неизвестный Эркей мечтает вить с ним семейное гнездо. Да скорее всего, после торжественного банкета он свалит, и Гэвин никогда его больше не увидит… Проклятье, по всему выходило, что это Коннора он никогда больше не увидит. К концу полета Гэвин все же решился набрать заветный номер и несколько секунд смотрел на застывшее фото Коннора, но звонок сбросился, а второй раз позвонить Гэвин не решился. Элайджа встречал его с делегацией из жен номер двенадцать, восемнадцать и двадцать три, и вид у него был как у человека, выигравшего в галактическую лотерею парочку плодородных планет. — Брат, рад тебя видеть! — воскликнул он и даже попытался прижать Гэвина к груди — к счастью, тот успел увернуться, — мрачный, как всегда! Но ничего, мы уж найдем, как тебя повеселить. Добро пожаловать домой! Улыбка у него была плотоядная. — Добро пожаловать домой, — эхом отозвались жены. — Где мой… — Гэвин сглотнул, — муж? Улыбка Элайджи стала еще шире. — Не терпится? — и он подмигнул, что заставило Гэвина содрогнуться, — очень хорошо тебя понимаю. Не волнуйся, у вас будет время наедине перед приемом. Воображал он себе явно что-то пошлое и развратное, и Гэвин открыл рот, чтобы возразить, но вовремя закрыл. Какая разница, что там Элайджа себе думает? Если б он знал, что Гэвин надеется расторгнуть брак, то уж точно не был бы так любезен и добродушен. — Да, хотелось бы немного поболтать перед тем, как все начнется, — выдавил Гэвин. Подготовка к приему явно шла с размахом: тропическая вилла Элайджи сияла пестрыми цветочными гирляндами, там и сям сновали жены Элайджи, возглавляющие стайки сотрудников с полными подносами еды, музыкальными инструментами и украшениями, и от полномасштабности происходящего Гэвина замутило. На глаза попалось даже несколько Эркеев: затянутые в плотные костюмы и с голографическими экранами на лицах, они спешили по своим делам и не обратили на Гэвина внимания. Все больше и больше накатывали сомнения, что все удастся остановить, и желание развернуться, броситься назад в корабль Элайджи, угнать его и скрыться в какой-нибудь дальней части космоса, лелеять свое разбитое сердце, становилось невыносимым. Но Гэвин не был трусом. По крайней мере, хотелось в это верить. Если был хоть какой-то шанс все уладить, то он собирался использовать его по полной. А потом позвонить Коннору и попытаться уладить все с ним. — Вот, тебя проводят, брат, — промурлыкал Элайджа. И Гэвин только сейчас заметил, что рядом с ними застыла парочка затянутых в черное Эркеев — экраны мерцали, почти полностью скрывая лица, но один из Эркеев отступил в сторону и сделал жест рукой, который при известной доле воображения можно было счесть приглашающим. Элайджа отвел гостям — свите дорогого мужа своего дорогого брата — целое крыло, и вот тут Эркеи кишели. Гэвину казалось, они все провожают его взглядами, когда он шел за сопровождающими в глубину коридоров, пока их маленькая торжественная группа не остановилась у двустворчатых дверей. Один из Эркеев поднял руку и постучал, а потом просто распахнул перед Гэвином дверь. Тот шагнул внутрь, и дверь закрылась за ним. Его… можно сказать, что муж, сидел в кресле, закинув ногу на ногу, опустив планшет, который читал, видимо, до прихода Гэвина. Его закрытое экраном лицо было повернуто в сторону двери, и даже через преграду Гэвин чувствовал его взгляд. На нем была одежда, очень похожая на одежду остальных снаружи, но более нарядная, в кресле он сидел с уверенностью хозяина, и Гэвин сразу почувствовал, что переговоры легкими не будут. — Привет, — пробормотал Гэвин, не зная, что еще добавить и с чего начать разговор. Сразу сказать: «Давай аннулируем брак прямо сейчас» казалось не самым удачным ходом. Эркей неторопливо поднялся, откладывая планшет, сделал несколько шагов — и Гэвин поежился, а во рту у него пересохло. Очень уж знакомыми казались его движения. Это… такого не может быть, у него галлюцинации или он вообще крышей поехал от любовной лихорадки… Эркей поднял руку и снял с лица что-то, по виду похожее на мерцающий кружок, и голографический экран тут же погас. — Коннор, это ты? — тупо сказал Гэвин. Его мысли метались. — Что ты здесь делаешь? Он не готов был сейчас говорить с Коннором, только не сейчас — когда все непонятно еще было с этой свадьбой, когда он не поговорил еще со своим незнакомым мужем, когда… Минуточку! Это… это разве не спальня его мужа? — В каком это смысле, что я здесь делаю? — удивленно сказал Коннор, рассматривая Гэвина так, словно не видел гораздо дольше недели. — Жду тебя. — Ждешь меня здесь? — проклятье, как он узнал вообще про этот ужас со свадьбой? — Кто тебе сказал? Кто тебя позвал? Это Элайджа? Выходка как раз была в духе Элайджи — найти любовника Гэвина и позвать на свадьбу. Ему это наверняка казалось забавным и даже милым. — Конечно, жду тебя здесь, — недоуменно повторил Коннор. Страшное подозрение начало закрадываться в сердце Гэвина, но он пока не готов был его осознать, потому что это было просто невозможно. Невозможно. — И это я пригласил Камски, вообще-то, потому что он твой брат. Вся кровь бросилась Гэвину в лицо. Больше всего это напоминало какой-то дурацкий розыгрыш, но внутри он уже чувствовал, что никакой это не розыгрыш, что все серьезно, по-настоящему. Что Коннор — святые небеса — ждал его здесь, чтобы поговорить. Об их браке. Нет, это в голове не укладывалось. Не укладывалось! — То есть ты и есть этот самый Ка. Эм. Эркей, с которым я поженился? — воскликнул Гэвин. Он должен был знать точно. — Какого хера, Коннор, ты Эркей? Лицо у Коннора все больше и больше мрачнело. — Конечно, я и есть Ка. Эм. Эркей. Почему ты задаешь такие вопросы, и кого ты ожидал тут увидеть? — он бросил свою металлическую штучку на столик и скрестил руки на груди. — Это какая-то шутка, Гэвин? Шутка? Проклятье, каким образом это было похоже на шутку? — Да какие шутки, я понятия не имел, что это ты! — Как это, ты не знал, что это я? Ты не знал, что женишься на мне? — Конечно нет! Лицо у Коннора сделалось просто ошарашенное, губы приоткрылись в чистом шоке. — Но почему ты тогда вообще согласился? И как ты мог не знать, если я написал тебе письмо и записал кучу посланий? И с документами была вся информация. И я писал тебе сообщения, а ты в ответ прислал подписанный контракт, я думал… — Да я даже не читал твои сообщения! — брякнул Гэвин, — и не смотрел документы. Я был так расстроен, хотел он сказать, что делал какие-то глупости, и вообще, ты мне врал все время, и разбил мне сердце. И вообще!.. — Ты мне врал, — он ткнул в сторону Коннора пальцем, но тот даже не моргнул. — Не врал, а не говорил всей правды — и обещал со временем рассказать, просто ты не хотел ждать. Вот как? — Сколько можно было ждать?! — Да я смотрю, ждать ты вообще не любишь! — Коннор покачал головой, — совершенно спокойно вышел неизвестно за кого, а ведь недели не прошло, как ты меня бросил… — Это ты меня бросил! — Недели не прошло, и ты готов выскочить за первого встречного? После всех твоих речей про любовь, про то, что мы можем быть вместе, про то, что ты хочешь пожениться? И ты меня обвиняешь во вранье? На щеках у него вспыхнул румянец, а глаза так сильно потемнели, что казались совсем черными, и за все время их отношений Гэвин ни разу не видел его таким злым. — Я… — начал Гэвин и вдруг забыл, что хотел сказать. — Я… Несмотря на гнев, он вдруг почувствовал, как ужасно скучал по Коннору. Вся эта неожиданная правда шокировала, выбивала из колеи, и Гэвину точно требовалось время, чтобы ее осознать и принять, — и ему все равно ужасно хотелось подойти к Коннору и поцеловать его. Разгладить эту складку между его бровей. Ощутить его запах, прикоснуться к коже. Коннор глубоко вздохнул, прерывая мысли Гэвина. — Ладно, — он как будто внезапно остыл, — ладно. О разводе не может идти и речи, по крайней мере, не сейчас, — он потер лицо руками с таким уставшим, выбитым из колеи видом, что у Гэвина сердце разрывалось, — нам не обязательно видеться. Я уеду сразу после приема, все вопросы решим потом по головизору. Я… рад был тебя увидеть, Гэвин. Последнее он добавил деловитым и сухим тоном, и лицо у него сделалось такое же деловитое и сухое. — Что? — опешил Гэвин, который только начал осмыслять все сказанное Коннором, — погоди, мы еще не поговорили! — Поговорили, — возразил Коннор. Поднял металлический кружок, налепляя его на лицо, и черты моментально скрылись за голографическим экраном. — Увидимся позже. И Гэвин даже не успел ничего возразить, как оказался за дверью, и та негромко закрылась прямо ему в физиономию. Коннор его выставил! — Коннор! — крикнул Гэвин, стуча по двери, — эй! Рядом тут же материализовалась парочка Эркеев, вроде как тех самых, что привели его сюда, а дверь не спешила открываться, и Гэвин медленно отступил. Ему надо было прийти в себя и все обдумать.   Банкет прошел как в тумане. Гэвин отвечал на поздравления, кивал в ответ на тосты и даже поднимал бокал, но на алкоголь смотреть было противно, и все веселье вокруг проходило мимо. Он так и не поговорил с Коннором, который сидел рядом с абсолютно невозмутимым лицом — все Эркеи ради такого случая поснимали свои экраны и светили лицами, и нет, страшилами они уж точно не были. Но думать об этом долго у Гэвина не получалось. Он слишком отвлекался на пальцы Коннора, до белизны в костяшках сжимавшие вилку, и коленку Коннора, которая была так близко от его коленки, и профиль Коннора с сурово сжатыми губами и прищуренными глазами, и… Проклятье, подумал Гэвин, он ведь любил Коннора и хотел на нем жениться, и вот они поженились, и почему же все идет не так? Почему все так сюрреалистично? — Нам надо поговорить, — настойчиво прошептал он, наклоняясь к уху Коннора. — Нет, не надо, — прошептал Коннор в ответ, почти на размыкая губ. — Нет, надо, — подчеркивая свои слова, Гэвин сжал его колено, и Коннор вздрогнул. Гэвин тут же отпустил. Хотя ему не хотелось. Хотелось оставить руку там, где она так удобно лежала. — Хорошо, — прошипел Коннор. И вдруг поднялся, сияя улыбкой насквозь искусственной, но очаровательной. — Мы бы хотели ненадолго уединиться. Гэвин поперхнулся вином, которое как раз в этот момент решился отпить — он же не думал, что так сразу! — гости одобрительно загалдели — даже некоторые Эркеи, он заметил, заулыбались, — а Коннор уже тянул его за руку, поднимая с места. — Конечно, — крикнул Элайджа, сияя, как двойное солнце, — мы все понимаем! И отсалютовал бокалом как раз тогда, когда Коннор повлек Гэвина к дверям. Тот явно намеревался идти в свои покои, но Гэвин вовремя успел взять себя в руки и затормозил. — Нет, идем ко мне, — у себя он чувствовал себя увереннее, чем в окружении чужаков, — здесь недалеко. Коннор сжал губы, но безропотно последовал за ним. Кровь гудела в жилах Гэвина, нервы были как натянутые струны, а пальцы Коннора, по-прежнему сжимающие его локоть, казались сделанными из раскаленного металла. Он понятия не имел, что сказать и что делать, но уж точно не собирался оставлять все так, как оно идет сейчас. Нужно было только придумать, с чего начать… Какие-нибудь удачные слова… Но дверь закрылась за ними, и единственное, что пришло ему в голову — это обхватить Коннора ладонями за лицо, притянуть к себе и поцеловать в губы самым горячим поцелуем, каким он только смог. Мгновение — и теплые губы Коннора прижались к его губам. Другое мгновение — и они приоткрылись, впуская язык Гэвина, языки столкнулись… Еще мгновение — и затылок Гэвина со стуком встретился с дверью. — Держи свои руки при себе! — отгрызнулся Коннор. Но не успел Гэвин как-то отреагировать, удивиться, расстроиться, — он сам прижался своим ртом ко рту Гэвина, сразу запуская язык внутрь и прильнув всем телом, и секундой позже его пальцы были в волосах Гэвина, его колено протискивалось Гэвину между ног, нажимая. Только что Гэвин способен был себя контролировать, но пара движений — и в голове у него остался только белый шум и оглушительное желание. — Коннор, — простонал он, задыхаясь. Они так давно не виделись, целую неделю не прикасались друг к другу и даже не разговаривали, это слишком долго, и теперь Гэвин никак не мог насытиться прикосновениями. — Проклятье, Коннор… Коннор его не слушал. Его глухой костюм раскрывался, как обертка подарка, обнажая кожу, а вместе с ним распахивалась и одежда Гэвина, а потом они оказались на кровати, прижимаясь друг в другу полуобнаженными телами и яростно целуясь, и Гэвин не мог заставить себя оторваться от его рта, но в то же время ему хотелось облизать и поцеловать все остальное… — Скорее, — шептал Коннор, выворачиваясь из штанов и сдирая штаны с Гэвина. Следом полетело белье, трусы Гэвина запутались на одной ноге, но никто из них не обратил внимания. — Не могу больше ждать. Его губы были на подбородке Гэвина, оставляли засосы на шее, пока рука протиснулась между ног Гэвина — и тот с готовностью развел колени, так быстро, что едва не потянул связку. Он хотел этого, хотел так сильно, что перед глазами все мельтешило, а в ушах стоял звон, и хриплое дыхание Коннора пробивалось через этот звон, доводя его до безумия. — Давай, — простонал Гэвин, — ну, чего ты ждешь? Коннор не стал ждать. Он трахал Гэвина так, что от каждого толчка у того в голове вспыхивала маленькая туманность, а по всему телу разносились жгучие электрические волны, и из последних сил Гэвин цеплялся одной рукой за его плечи, а другой вжимал в себя ягодицы, потому что одна только мысль разъединиться сейчас могла, казалось, убить его. Их губы сталкивались, Коннор стонал ему в рот, а Гэвин вскрикивал в такт этим охрененным движениям, раскидывая колени и подавая бедрами вверх, и он даже не почувствовал приближение оргазма. Его просто накрыло. С головой. Когда он пришел в себя, Коннор сидел рядом, скрестив ноги и глядя на него сверху вниз. Его волосы стояли дыбом, лицо было в красных пятнах, а глаза блестели, и сердце Гэвина так сжалось от любви, что ему стало больно. — Не знаю, что на меня нашло, — сказал Коннор негромко. Его руки подрагивали, когда он сцепил их на коленях. — Ты… ты хотел поговорить. Мне нужно готовиться к отъезду. Он явно так старался быть сдержанным и невозмутимым, что у Гэвина все внутри свернулось. — Не нужно, — он положил руку на колено Коннора, провел по бедру, наслаждаясь его дрожью. — Не нужно тебе никуда лететь. — Ты женился не на мне, а на К. М. Эркее, — ответил Коннор с неожиданной холодностью. — На первом встречном. Это был болезненный укол. Гэвин растерялся, выбирая, что бы такого сказать, а Коннор уже слез с кровати, поднимая и встряхивая свою одежду. — Да, я сглупил, — проскрипел Гэвин, и кто бы знал, чего ему стоило это признание. Он ненавидел признавать себя лажанувшимся. — Психанул вечером, выпил лишнего и решил тебя побесить. Проклятье, потом не знал, что делать. Думал, получится как-то договориться насчет аннулирования… — Мы ничего не будем аннулировать, — отрезал Коннор, — мне и так непросто было все устроить, я не могу все отменить. Просто разъедемся. И с этими словами он скрылся в ванной, пока Гэвин хлопал глазами, осмысляя сказанное. В каком это смысле он хотел разъезжаться? — Я не собираюсь с тобой разъезжаться! — послеоргазменная расслабленность улетучилась, и на ее место заползла тревога. И гнев. Соскочив с кровати, Гэвин рванулся следом. — Я хочу быть с тобой! Коннор включил душ. — Я же, по твоим словам, все время вру, — сказал он, не поворачиваясь. Гэвин сжал губы. Да, он так сказал — хотя на самом деле так не думал, но тогда он был обижен, и он имел на эту обиду право, а с другой стороны, у них действительно была договоренность… — Просто меня изводила эта секретность. — Мне нельзя было рассказывать, нам запрещено, я ничего не мог сделать, пока не согласовал брак, — вода хлынула из душа, съедая слова Коннора. — Ты соглашался. — Да, но… — И я, по твоим же словам, тебя не люблю. А теперь дай мне привести себя в порядок. Сказано это было таким тоном, что Гэвин невольно отступил на несколько шагов — и тут же остановился, когда сообразил, что делает. Ну уж нет, из собственной ванной его Коннор не выгонит. И из своей жизни так просто не выгонит даже самым суровым тоном и непримиримым лицом. — Нихрена, — отрезал он, — нихрена я не уйду, пока мы все не выясним. — Выяснили уже, — и Коннор с головой скрылся под душем. — Нет, не выяснили! Утратив терпение, Гэвин рванул вперед, схватил его за руку и развернул, обнимая. Коннор напрягся, и Гэвин напрягся тоже — почти ожидая, что вот сейчас в лучшем случае получит по лицу, — ожидая, но все равно не отпуская, потому что он сам сказал, что не уйдет, пока они не обсудят все, и не собирался отпускать. Но Коннор не дал ему по лицу. Он застыл на несколько секунд, пока вода продолжала на них литься, а потом медленно, осторожно выдохнул, слегка обмякая в объятиях. Потерся лбом о плечо Гэвина жестом одновременно нежным и усталым. — Я думал, ты окончательно меня бросил, но все равно рискнул сделать предложение, — негромко сказал он, — и ты согласился. Я был так счастлив, Гэвин. Чуть не сбежал сегодня перед приемом, когда ты сказал, что даже не проверил, кто я. У Гэвина буквально что-то треснуло внутри от этого признания, а вместе с тем кольнуло чувство вины. Он обещал, что выдержит отношения на расстоянии, что потерпит год, но он не выдержал. — Извини, — искренне сказал он. Нежелание извиниться вдруг показалось очень нелепым, едва ли не детским, когда на кону стояло так много. — Не знаю, что на меня нашло. — Это твой характер. — Ну, знаешь, — слегка возмутился Гэвин, — ты тоже не подарок. Коннор помотал головой, мокрые волосы прилипли к щеке Гэвина, и от нежности у того в животе защекотало.  — Я подарок, — возразил Коннор очень уверенно. Только сейчас Гэвин понял вдруг, как близко они стоят. Совсем голые, и мокрые, и — Гэвин вздохнул — возбужденные. — Я эту бурду вашу синюю пить не буду, — предупредил он, проводя руками по голым плечам Коннора. Тот задрожал под прикосновениями. — Тебе и не стоит. — И я не хочу носить эту штуку на лице. Коннор хмыкнул еле слышно. — Посмотрим, — дипломатично сказал он. Его руки спустились на задницу Гэвина. И сжали. — Хочешь еще поговорить? Гэвин сглотнул. Пожалуй, нет, он не хотел сейчас поговорить. Слегка отстранившись, он обхватил Коннора пальцами за подбородок и прильнул к его губам поцелуем. Поговорить можно было и попозже.