Под покровом ночи

– Он ей признался, точно тебе говорю. Что движет людьми, когда они совершают те или иные поступки? Порой человек и сам не может понять то, что испытывает, поэтому довольно проблематично составить правдивое суждение о ком-либо другом. Попробуй разобраться в своих чувствах, когда влюбленность подобна страху, а любовь граничит с ненавистью. Как разобраться в себе, когда голова и сердце не могут сосуществовать в мире и согласии? Вот и сейчас Драко не мог понять, почему презрение ходит за ручку с разочарованием, прокладывая путь от мозга к сердцу, изрядно притоптав пункт назначения. Несколько противоречивых чувств собираются воедино, дабы хорошенько потрепать расшатанные тяжёлой судьбой нервы. Ты всегда был уверен, что ненависть родилась вместе с тобой, выжженой на каждом миллиметре тела, а в груди всё равно противно ноет. Эта боль вряд-ли сравнится с физической. Рана на коже пропадёт так внезапно, как появилась, тогда как вероятность исчезновения душевной боли весьма мала. Лишь притихнет со временем, иногда позволяя сознанию напомнить о себе. Просто стоит. Просто смотрит. Смотрит, как объект его многолетней ненависти обрёл своё... счастье? Тогда почему же он сбит с толку, не в силах привести себя в движение. Всё, что ему полагалось испытывать сейчас – безразличие. Так почему? Потому что они враги, и он не желает ей счастья? Потому что потерял возможность врываться в её уединение с целью обменяться желчью? А может в нём говорит зависть? Её счастью или к её "счастью"? Порой человек не может не только понять, но и принять то, что испытывает, поэтому разочарование, разбавленное презрением, постепенно превращается в раздражение, вырастающее в гнев. И вновь сложно осознать, что послужило тому причиной: сцена перед глазами или собственные размышления. Гнев – одна из самых ярких, и в тоже время одна из самых трудноконтролируемых эмоций. В порыве агрессии людям свойственны опрометчивые поступки. В моменты злости сознание крайне остро реагирует на любой раздражитель. Однако эта эмоция проявляется у каждого по-разному. Кто-то начнёт разрушать всё вокруг, а кто-то будет искать более изощрённый способ дать себе остыть. Представителем последнего типа и являлся Малфой. Сжимая кулаки и распихивая столпившихся учеников, парень прошёл мимо обнимающихся Грейнджер и Уизли, стараясь максимально упорно сдерживать язвительный словесный поток. Кровь яростно бурлила, окрашивая багрянцем всегда бледное аристократическое лицо. "Посреди коридора, мать вашу. Ещё бы трахнулись на столе Макгонагалл". Вряд-ли Малфой мог выдвигать обвинения в сторону обжимающихся в коридоре парочек, когда те действительно просто обнимались. Стены школы видели сцены с более высоким рейтингом, в которых, между прочим, он нередко участвовал. Но сейчас его это не волновало. Мозг не может думать, не подкидывая никаких изображений, поэтому последние размышления были представлены с соответствующим сопровождением, вызывающим рвотные позывы. От желания развернуться и разлепить новоиспечённую парочку друг от друга начинало трясти, но он продолжал идти, абсолютно не выдавая своих эмоций. Он выразит их позже и...ярче. *** Вечер пятницы. Время, когда можно отложить мысли о домашнем задании и дать себе расслабиться. Поджав ноги сидеть на диванчике в гостиной факультета, будучи окружённой приятной компанией. Наблюдать за болтающими друзьями, не особо вникая в разговор, но невольно озаряясь улыбкой каждый раз, когда приподнимаются уголки губ на таких родных лицах. В подобные вечера, пропитанные атмосферой сентиментальности, хочется напомнить близким о своих теплых чувствах к ним. Решив, что давненько она не писала родителям, Гермиона отправилась в свою комнату. Достала из ящика стола перо, чернильницу, пергамент и принялась за письмо.

"Дорогие мама и папа, хочу узнать, как ваши дела? Погода довольно холодная. Надеюсь никто не простудился? Только скажите – я свяжу вам по шарфу и отправлю со следующей совой. Эта неделя выдалась довольно эмоциональной. Живоглот в последнее время плохо ест, но Мадам Помфри сказала, что он просто прочищает организм, так что с ним всё в порядке. Со мной тоже всё хорошо. Сегодня получила высший балл по трансфигурации. Не зря тренирую заклинания заранее. Я очень скучаю. Люблю. Ваша Гермиона"

Несколько раз перечитав письмо, девушка сочла его несколько коротким. Обычно её писанина занимает больше двух листов пергамента. "Ничего. Сухо, но суть сохранена". Часы показывали половину двенадцатого, когда портрет за Гермионой закрылся, а девушка двинулась в сторону совятни. Стук каблуков эхом растворялся по коридору, отчего складывалось ощущение, что движется далеко не один человек. Но бояться нечего: она – гриффиндорка и, по-совместительству, староста. Вход в башню встретил её холодным порывом ветра, резко пронзившим тело насквозь. Стёкол в окнах не было, поэтому температура, особенно в ночное время, была ниже оценок Рона по Зельеварению. Немного привыкнув к атмосфере, девушка сделала шаг к своей сове. – Любовные письма, полагаю. Уизел не ревнует? Голос за спиной заставил вздрогнуть от неожиданности, сбивая спокойный сердечный ритм. Надменный, ехидный тон. К Трелони не ходи – Малфой. Слизеринец ловко вырвал конверт из рук старосты и начал распечатывать его, когда та разворачивалась с тирадой гневных нравоучений. Нельзя бродить по школе в такое время. Негодование, недоумение и злость мгновенно окутали закипающую Гермиону. – Читаешь чужие письма? Где же твоё воспитание, аристократ? – Не думал, что тебе знакомы правила этикета, грязнокровка, – и как бы невзначай добавил, – в письме ни слова о Уизли? – А должны быть? – стараясь не обращать внимания на оскорбление, спросила девушка. – Разве родители не должны знать, с кем обжимается их правильная дочь в коридорах школы? – Может поспорим на тему того, кто обжимается в коридорах? И вообще, какое тебе дело? – Чисто из любопытства, Грейнджер, – немного склонившись вперёд и сменив тон на более серьёзный, – Вы спите? Шок объял Гермиону. Пальцы сомкнулись в ладонях, а дыхание спёрло от возмущения. Во-первых, они и до этого стояли ближе положенного, сейчас он почти уткнулся своим носом в её. Во-вторых, он прочитал чужое личное письмо. В-третьих, какого дьявола он задаёт подобные похабные вопросы?! Возмутительно! Желание вмазать по этой слизеринской морде, как когда-то на третьем курсе, росло с неимоверной скоростью, но нежелание тратить своё время оказалось выше. Она перевела взгляд на конверт и уже потянулась к нему, когда рука с письмом мгновенно взмыла в воздух. Терпение лопалось, разливая острое негодование по организму. Где палочка? "Чёрт! А ведь все всерьёз полагают, что ты умная". Пока два представителя противоположных факультетов сражали друг друга взглядами: Грейнджер гневным, Малфой насмешливым, палочка мирно покоилась на столе гриффиндорской спальни, благополучно забытая легкомысленной хозяйкой. Знала бы она, как нужна сейчас. Гермиона подняла голову. Напряжение нарастало, грозясь заискрить и ударить сокурсников сильным потоком электричества. Убийственный взгляд глаза в глаза. Холодная атмосфера башни приобретала градусы. Чем дольше они молчали, тем выше поднималась температура. И сложно было понять, помещение нагрелось, или жар исходил из стоящих друг напротив друга тел. Первой оборвать эту немую сцену вызвалсь Гермиона. Приподнявшись на носочках, чтобы высокий болван наверняка понял смысл сказанных ею слов, прямо в его губы злобно, с расстановкой, прошипела: "Мы не встречаемся". Выхватить пергамент из рук парня и запечатать конверт обратно после этих слов не составило труда. Передав нужной сове письмо, гриффиндорка поспешила к выходу. – Стой! – неожиданный повелительный тон схватил её за капюшон мантии, прерывая дальнейшее движение. Резкий, стальной голос получился довольно пугающим. Температура быстро опустилась, а тело сковал холод. Если бы не присущая факультету Годрика храбрость, то, возможно, девушка бы даже испугалась. Но если этого и добивается Малфой, то у неё для него плохие новости. Глухой звук приближающихся шагов. Стук каблуков мужских туфель заглушался соломой, которой был застлан пол Совятни. Перед глазами предстали две мужские руки. На их бледной коже отчётливо виднелись синеватые ручейки вен. Они тянулись от самых пальцев до краёв завёрнутых рукавов белоснежной рубашки, на несколько тонов отличающейся от кожного покрова. Ладони облокотились на дверь впереди, замыкая жертву в капкан. Дверь открывается на себя... – Докажи, – тяжёлый шепот в затылок. Прикосновение губ выбило все адекватные мысли из поцелованной головы. Он сделал...что? – Я тебе не верю, – спускаясь к шее он продолжал вдыхать запах магловского шампуня. Связь с сознанием утеряна. Понимание происходящего окрасило ланиты девушки в багровый цвет. Теперь она, словно хамелеон, запросто могла бы слиться с флагом своего факультета. Но умение здраво мыслить даже в самые необычные ситуации быстро вернулось к хозяйке. Она резко вывела себя из состояния оцепенения и, хлестанув волосами по аристократическому лицу, оттолкнула от себя слизеринца. – Не моя проблема, – дверь со стуком захлопнулась. Малфой остался один, окружённый ароматом клубники. Он любит клубнику.