Блэкам можно всё

      Беллатриса давно позабыла, что такое настоящая боль и ломка. Это хуже любого страха. Да и разве она когда-то чего-то боялась? Она всегда была безбашенной и сильной, но сейчас, лежа в постели, Белла чувствует, как её тело вот-вот вывернет наружу. И лучше бы это кончилось именно так. Как давно стало для неё привычкой просыпаться в луже собственной крови и рвоты? Привкус металла во рту не даёт долго пролежать на спине, она переворачивается на бок, склоняясь вниз, но привычного пустого ведра рядом с кроватью не находит.       — Какая же ты жалкая!       Она не сразу понимает, что говорят ей, пока крепкие руки не подхватывают её и не тащат в ванную.       — Блевать можно сюда, глупая, — голос звучит успокаивающе, в нём нет ни тени насмешки или презрения.       Белла склоняется над унитазом и чувствует, как её тело начинает ломить. Который вообще час? Пока она опустошает желудок, мужчина аккуратно держит её волосы. Её пальцы побледнели — настолько сильно она вцепилась в унитаз. Ощущение того, что каждый новый позыв вызывает дичайшую и жгучую боль в груди, её раздражает. Где, чёрт возьми, она вообще находится?       — Приведи себя в порядок. Одежда на вешалке. Полотенце там же.       Мужчина выходит, а Белла до сих пор ничего не может понять: почему же ей так плохо? Почему не звонил будильник? Почему Рудольфус не разбудил её? Почему она не дома и не у Тома? Какого хрена вообще вчера было?       За дверью она слышит тихий шум и ругань, но пытается даже не думать об этом — даже такая задача приносит ей боль. Кое-как поднявшись на ноги, Беллатриса с трудом разлепляет спутанные волосы, а затем очень медленно опускается в холодную ванну. «Нужно снять чёртову одежду. Сними её». Медленно, опасаясь очередной волны боли, Белла стягивает свою испачканную водолазку, а за ней и юбку. Следом летит белье. Использовать магию сейчас не в её силах. Она и вовсе не ощущает её в своём теле, словно силы покинули её навсегда.       Она так и сидит голая в холодной ванне, не смея даже протянуть руку к крану. Боль немного притупилась, желудок успокоился, а мысли из головы совсем исчезли. Впервые за долгое время она едва уловимо ощущает спокойствие.       Просидев так ещё пару минут, Белла всё же открывает воду, наполняя ванну тёплой водой. Она спешно, со злостью к себе, смывает с кожи и волос следы плохой ночи. Раздражение растёт с каждой секундой, и она пытается максимально быстро его унять. Выбравшись из воды, Белла нерешительно заглядывает в зеркало. Оттуда на неё смотрит бледное лицо с глубокими темными кругами под глазами. Обветрившиеся, некогда полные и яркие губы, сейчас бледные, как мел, а тело выглядит изломано и серо. Сглотнув комок отвращения к себе, Белла берёт с вешалки тёмные аккуратные брюки и зелёную блузу.       Зелёная, шелковая блуза.       Медленно одевшись, Беллатриса ещё раз заглядывает в зеркало, чтобы убедиться, что одежда села правильно. Но она замечает странную деталь сзади. Аккуратная вышивка на всю спину, большая чёрная буква Б, переплетённая змеей, и маленькая фраза внизу: «Блэки всегда чисты». И тут она понимает всё.       Резко, даже с грохотом, Белла открывает дверь и идёт на кухню, сжимая кулаки. Конечно, она не раз тут бывала. Не раз заходила в эту квартиру, в этот утончённый минимализм, который раньше любила и сама.       — Сириус! — её голос звучит резко и со злостью.       Она даже позабыла о жгучей боли в груди. Блядство, откуда вообще эта боль?       — Какого хрена я здесь делаю?! — голос сочится ненавистью и презрением, а затем, успокоившись, Белла добавляет: — Что вообще происходит?       Сириус невозмутимо смотрит на кузину, пока она поправляет мокрые пряди волос. Он механически откидывает такие же тёмные пряди назад, а затем медленно делает глоток кофе, словно не спешит с ответом.       Как давно он в последний раз видел её у себя в квартире? Как давно она просто приходила сюда? После замужества она всего пару раз бывала здесь — скрывалась от мужа и его тупого братца. Он единственный, кто помнит её сломленной и слабой; он помнит, какой чай она предпочитает; помнит, как она плачет. Но больше этого не происходит. И как она вообще умудрилась связаться с этим надменным мудаком Реддлом? Как давно потеряла себя настоящую?       — Белла, прекрати меня засыпать своими дурацкими вопросами. Присядь и успокойся.       Сириус говорит ровно и спокойно, отчего, на удивление, Беллатриса опускается на барный стул, снова проведя рукой по волосам. Перед ней возникает чашка любимого имбирного чая с мятой. Шумно вздохнув, она делает глоток.       — Ты проспала три дня.       Она резко поднимает голову, глядя на Сириуса круглыми от удивления глазами. Вот чёрт… она же разбила телефон. Тупой Рудольфус убьет её, а Том…       — Какой бред! Что я здесь делаю?.. Ещё и в этом?.. — Белла показывает на блузу.       — Её принесла Андромеда.       — Андромеда?!       Гнев Беллатрисы подступает прямо к горлу, а с ним и тошнота, поэтому она спешно делает глоток чая, пытаясь утопить оба чувства. Сириус покачивает головой, глядя на сестру, и тоже делает глоток кофе.       Она ненавидит её. Он знал это и всё равно сказал. Он мог соврать или сказать о Цисси. Но нет, он сказал правду, которую она не могла так просто переварить. Почему Беллатриса её так ненавидит? Из-за того, что Андромеда наплевала на семью и вышла замуж за жалкое подобие мага? Она ненавидела её за то, что у той хватило смелости наплевать на семью. Андромеда была её копией, лучшей копией, умная, сдержанная, счастливая.       Белла не позволяет эмоциям овладеть ею. Она поступила правильно, в отличие от этой дуры. Сестра поставила под удар Нарциссу, которой спешно пришлось выйти за Люциуса, дабы защитить честь семьи. Но, конечно, больше всего не повезло Белле. Чёртов блондин должен был стать её мужем, а хрупкой Цисси должен был достаться Рудольфус. Но этот ублюдок никогда бы её не получил.       Они обе имеют детей и мужей. Возможно, не всё так гладко, но, чёрт побери, они выглядят лучше Беллы в любом случае. Она же имеет только букет дурных привычек и тупых зависимостей, незаживающие раны и боль.       — Прекрати. Ты знаешь, что я общаюсь с ней.       — Я не понимаю, почему наша семья до сих пор общается с тобой! Особенно матушка.       Белла грозно сверкает глазами. Она знает, что сейчас ударила по-больному, ведь этот засранец жил с жалкими Поттерами, а ещё с этой тупой Лили, с неё-то всё и началось, будь она неладна.       Беллатриса кривится в отвращении, а затем смотрит в глаза Сириуса, ожидая ответ.       — С моим бизнесом мне нужна поддержка.       — Пф, тоже мне бизнес, — не упуская возможности, смеется она.       — Я пообещал ей, что женюсь на суке-чистокровке, если она простит меня. И примет моих партнёров.       — Партнёров… — Белла даже не скрывает недовольство, закатывая глаза. — Я смотрю, ты решительно настроен любить жену.       — Мне плевать, и ты это сама знаешь.       Сириус отставляет чашку с грохотом и переводит злой взгляд на Беллатрису. Она на секунду даже поражена такой переменой настроения, но внимательно смотрит на кузена.       — Ты-то сама когда перестанешь позорить Блэков? Совсем взбесилась от вседозволенности?       Беллатриса только смеётся в ответ. Да что он себе позволяет вообще?       — Я не Блэк.       — Ты — Блэк. Ты родилась в этой семье, в тебе эта кровь. Чёрный цвет самый безупречный и чистый, ведь его нельзя запятнать! Но твой чёртов кокаин белого цвета, сестрёнка.       — Не называй меня так! — Она вскакивает со стула, отчего тот падает на пол. Сириус невозмутимым жестом ставит его на место. — Я не Блэк! Я — Лестрейндж. И плевать, нравится мне это или нет. И прекрати тыкать в меня этими тупыми фразочками семьи.       Сестрёнка… Этот мудак знает, как легко её задеть за живое. Тишина становится тяжелой и липкой, она вновь возвращается назад, в далекие дни, вновь слышит шепот возле уха «Сестрёнка»…       Резко встряхнув головой, она нарушает всю атмосферу прошлого и снова смотрит на Сириуса.       — Еще раз услышу это — отрежу язык.       — Прекрати! Мы оба знаем, что тебе это нравится. До сих пор.       — Я замужем.       — Но трахаешься с Реддлом!       Белла лишь закатывает глаза. И это он смеет учить её жизни? Жалкий засранец.       — В субботу состоится семейный ужин.       — Я не приду, — резко отрезает Белла.       Она давно не показывается дома. Нет, в этом нет никакого стыда, просто все эти люди противны ей до глубины души. Сириус подходит ближе. Белла долго смотрит в его глаза, хмурясь.       — Нет. Ты придёшь. Состоится моя помолвка.       Беллатриса даже не пытается ничего ответить. Когда она заявила о своей свадьбе, должно быть, он был с таким же тупым лицом, с каким она стоит сейчас.       — Это Леберта Лестрейндж.       Белла нервно смеётся прямо ему в лицо. Боги, ей только семнадцать! Она же круглая, как бегемот, а больная на голову — похуже братьев.       — Чёрт. Просто скажи, что это шутка. Лучший парень закрытой магической школы женится на этом чудовище? А впрочем, что не сделаешь ради дорогой матушки?       Настала очередь Сириуса закатывать глаза. Будто он не знает, какого это, жертвовать чем-то ради чьего-то удовольствия.       — Послушай, сейчас не об этом.       Белла вздыхает, ну что он может сказать? Начнёт читать морали? Она медленно подходит к большому панорамному окну. Это было здесь? Она проводит механически по стеклу рукой. Сириус, наблюдая за сестрой, на миг замирает, охваченный общим воспоминанием. Но им не стоит думать об этом. Он подходит ближе, не осмеливаясь взглянуть на её лицо. Сунув руки в карманы, он смотрит на утренний Лондон и тихо спрашивает:       — Ты вообще помнишь, что произошло три дня назад?       Блядь. Она пыталась не думать об этом, но теперь жуткие пазлы складываются в единое целое. В тот чёртов вечер.