Долгий путь

      Корабль тихо покачивался на морских волнах, Федор всматривался в звездное небо, которое открылось после трех дней дождей. «Если ты окажешься за тысячи миль от родного края, и там не будет ничего напоминающего о Кислеве, ты всегда можешь посмотреть на звезды, и они напомнят тебе о нем», так говорил его дядя. Если верить Бастрыкину, то они уже утром войдут в порт Мариенграда или, как его называет купец, «Мариенбурга».       — Непривычно вдали от дома? — Сказал Василий, подходя к борту корабля. Федор не ответил.       — Я помню, когда в первый раз покинул гавань Эренгарда еще безусым юнцом вместе со своим отцом. Мы решили ввозить фрукты из Эсталии, но по дороге домой на нас напали норксийцы. Мы смогли отбиться, но мой отец был убит, а серьезная часть груза повреждена. То что осталось не покрыло бы даже жалования матросам не говоря уже о ремонте судна, но, к моему счастью, крупный купец с которым мы заключили договор распознал в кольце лидера северян какую-то древнюю дребедень ценной большей, чем весь груз. Тогда я понял, что мне лучше рискнуть и найти очень дорогую редкость, чем также рискнуть ради обычного товара в условия Кислевитской торговли. Ты наверное думаешь, зачем я тебе это рассказываю, но скоро история моих плаваний подойдет к концу. У меня уже накопились богатства, я приобрел статус, завел семью, а мои годы дают о себе знать, так что это плаванье будет последним. Собственно я так раскошелился с тобой, потому что хочу вернуться домой и наконец насладиться результатами своих трудов. На этой экспедиции мой путь закончится, а твой начнется. Да, да я вижу в тебе тоже, что было во мне: амбиции, гордость, целеустремленность и уж коль боги свели нас в такой судьбоносный момент, то грех старому не помочь молодому, правильно?       Федор внимательно слушал Василия, но не верил ему. Во что он верил так это в то, что купцу очень важно вернуться домой живым, но в ложности его альтруизма у Лицына не было сомнений. Скольким еще он говорил, что это его последнее предприятие, и сколько потом погибло? Федор заключил договор и собирался его исполнять несмотря на мотивы купца, но в ответ он ожидал выполнения им своей части сделки. Ничего личного, просто деньги.       На горизонте, через гущу белого тумана, проявился небольшой огонек, потом еще один, с каждой минутой их становилось все больше. На лице Бастрыкина отразилась радость вкупе с облегчением.       — Видишь? — С восхищением сказал купец. — Это огни Мариенбурга, самого крупного порта всего Старого Света.       Федор с недоумением посмотрел на Василия, не понимая, что так заворожило его в этом городе.       — Ты не понимаешь, но поверь стоит побывать в Мариенбурге и ты запомнишь его на долго. Он весь рассечен каналами, такими широкими и глубокими, что по ним с легкостью может пройти этот корабль. Над каналами пролегают мосты, под которыми может проплыть даже галеон, сами мосты могут уместить три… нет пять! Пять повозок выстроившихся в ряд! Горд огромен, больше Эренгарда, Кислева или Праага, честно говоря, никогда не видел города больше, а я видел много городов, уж поверь. Хотя надо сказать, что, несмотря на все это, там так тесно что местные строят дома узкие, как глаза унголов, но зато в пять этажей. Можешь представить себе дом в пять этажей? Так мало того, эти дома у них еще кренятся, так будто готовы рухнуть прямо на прохожих, как тот же унгол, напившийся кумыса.       Пока Бастрыкин продолжал разглагольствовать о Мариенбурге и нравах его жителей, о том как они распустились, что нет у них царя в голове, что по улицам уже спокойно разгуливают собаки и норксийцы, корабль продолжал приближаться к далеким огням.       Вскоре через густой туман стал проглядываться берег острава. Чуть позже стали прорисовываться стены, они были высоки, очень высоки, в три человеческих роста. Только в Эренграде Фёдор видел что-то подобное, а это самое богатое место во всем Кислеве. Через бойницы виделись пушки и катапульты, видимо остров защищал вход в город, ведь сам город на острове явно не поместился бы.       — Это остров Рийкерс, тюрьма и крепость одновременно.— Пояснил купец.— Никто не может войти в Мариенбург с моря, если гарнизон этого острова против. Я так думаю, что местный барон и олигархи на нее половину всех армейских расходов направили.        Корабль продолжал движение, держась от острова на некотором расстоянии и оставляя его позади. Еще две башни вышли из Мариенбургского тумана по обе стороны Рейка, следом за ними тянулись стены, они были чуть ниже, чем на острове, но, если как утверждал купец, стена окружала весь город, то это вызывало еще большее восхищение.       Туман продолжал отступать впереди и смыкаться за кораблем, "Элизабет" проходила мимо десятков небольших островов, застроенных настолько плотно, насколько это вообще возможно. Один из них фактически представлял собой единое здание, покрывающее весь остров, с небольшим выступающим пирсом. Состояние его было плачевным: дом перекосило на левую сторону, в стенах виднелись небольшие дыры, а доски прогнили столь сильно, что Федору оставалось только удивлять, как они еще не рассыпались. И тем не менее это четырехэтажное убожище, ведь домом он это не мог назвать, стояло и даже было обитаемо.       Остальные наемники начали выходить на палубу. Разминаясь и проверяя, то что они гордо именовали "снаряжением", наемники подходили к бортам, чтобы разглядеть столь прославляемый город. К счастью, "Элизабет" уже прошла не самые прекрасные стороны города.       Слева по борту плыли наиболее богатые районы города: Эльфтаун, Гудберг, Дворцовый квартал. Консолидированное богатство города. Проплыв под высоким мостом "Хогбрюг", корабль повернул на восток, к Суддоку где, как рассказал купец, находились главные порты города.       Этот район далеко не так впечатлял как Дворцовый квартал, но точно был лучше, чем мелкие островки до этого. "Элизабет" пришвартовалась к одному из пирсов, а отряд наемников сошел на берег со всеми своими вещами, Бастрыкин же пошел оплачивать портовые сборы с каким-то местным чиновником.       — Эх Мариенбург!— Вздохнул Борис.— Городок шлюх, бедняков и торговцев. Обожаю его.       Доки кипели жизнью, тысячи человек сновали между кораблями и зданиями. Практически все как в Эренгарде только в больших масштабах. Возможно все торговые города были похожи друг на друга и отличались только богатством и общей площадью. Только пирсы в Мариенбурге были каменные в отличие от Эренгарда.       За время плавания остальная часть отряда протрезвела и даже стала отдаленно похожа на людей. Федор принял это за хороший знак. Мариенбург оказал сильное воздействие на остальной отряд, бойцы активно обсуждали увиденные чудеса: мост, который может пропустить под собой целый корабль, дворцы местной знати и богачей, украшенные в самых причудливых стилях и конечно же эльфов, за небольшое время пребывания в городе кислевиты увидели больше эльфов, чем за всю предыдущую жизнь.       Настроение же Федора было угрюмым, еще более угрюмым, чем неделю назад. Погода была пасмурная, и мир представал ему сегодня серым, на корабле ему выспаться не удалось, что не добавляло ему радости, сухари подходили к концу, а город хоть и мог похвастаться некоторыми достопримечательностями, но по большей части он виделся Федору тесным, неухоженным и просто не нравился. В принципе как и все остальные места. Вероятно только родная Деканька виделась ему светочем цивилизации и уюта.       Наконец к ним вернулся Бастрыкин, по виду которого можно было понять, что он не любит платить подати. В Мариенбурге купец продолжал носить свой синий кафтан.       — Так, мы прибыли в город. Следующие наши шаги таковы: селимся на ночь в постоялый двор, закупаем необходимое оружие и прочее снаряжение, а завтра идем на дело. Все понятно?       Бойцы дружно закивали и Бастрыкин повел по городу. Они шли по узким мощенным улочкам Суддока между высокими домами местных жителей, им приходилось держаться вместе, чтобы поток остальных людей не смыл и не разделил их. Им шли на встречу местные жители, стремящиеся в порт или другие районы. Они были не похожи на горожан кислевитов: легче одеты, меньше ростом, более бледные лица и почти у всех мужчин отсутствовали усы и бороды, что никак не вписывалось в кислевитские понятия о мужественности. Федор списал это на туманы, в конце концов, как можно сохранить рассудок, если каждый день видишь не дальше двух метров.       Не сбавляя шаг, Федор достал из маленькой сумки на поясе золотистый сухарь с черной корочкой по краям, из родного кислевитского хлеба. Но, оглянувшись на окружающую его толпу, решил убрать его обратно, чтобы уже в более спокойной обстановке съесть этот драгоценный сухарь.       Отряд остановился, перед ними было здание с небольшой полусгнившей вывеской. Видимо это и был тот самый постоялый двор, хотя он не слишком отличался от остальных домов разве что был чуть выше, шире, и от него за версту несло потухшей капустой и некачественной выпивкой, которую местные называли пивом.       — Заходим! — Скомандовал Василий.       Отряд послушно последовал за своим нанимателем. Пригнувшись, Федор зашел в дом последним. Изнутри помещение казалось еще более тесным, чем снаружи. Пол был выстлан полусгнившими досками, покрытыми черной плесенью. Пахло сыростью, еще больше, чем на улице, пол, стены и конечно крыша были насквозь пропитаны влагой. При закрытых ставнях и двери единственным источником света была масляная лампа на стойке у противоположной стены помещения. За стойкой сидела старуха, она была скрюченной, лицо, вырываемое из тьмы светом лампы, покрылось морщинами, было похоже будто из этой женщины выжали все соки, и осталось только это дряхлое измученное тело. Глядя на старуху Федор еще раз убедился в словах старших, если в конце ждет это, то цепляться за жизнь, за каждый лишний ее год, бессмысленно.       Бастрыкин подошел к стойке, отстегивая с пояса калиту.       — Пять комнат на двух человек.— Сказал Бастрыкин, доставая пять серебряных монет.       Старуха, не отрываясь от подняла трясущуюся руку и указала на лестницу ведущую на второй этаж. Бастрыкин поднялся первым, за ним последовал остальной отряд. Федор был позади всех, а потому должен был подниматься последним, когда подошел его черед, старуха вдруг оторвалась от своей книги записей и уставилась на него. Взгляд был четким, незамутненным, глаза голубые, словно ясное небо. Все продлилось не больше минуты, но Лицыну казалось, что он потерял год жизни. Опомнившись, он поднялся вслед за остальными, сжимая свой медальон под кафтаном.       Второго этажа освещало всего две лампы: в начали и в конце коридора. Бастрыкин определил Федора и Бориса в одну комнату. Здесь было еще темнее, чем внизу. Борис, не теряя времени, достал огниво с фитилем, потом он нашел лампу стоявшую на ящике между двумя кроватями и зажег свет.       — Видел хозяйку?— Заговорил Борис.— В жизни не встречал таких старух, а я много что видел, будь мы на родине, я бы подумал, что это ворожея.       — А ты посмотрел на ее глаза?       — Глаза?       — Да, глаза. В Деканьке не было настолько старых, но даже у них взгляд был уже замутненный.       — Странно это, конечно, но в жизни всякое бывает. Лучше просто забыть об этом и на ночь вспомнить об Даже.       — Возможно. Отец рассказывал, что Юг кишмя кишит демонопоклонниками, ведьмами и мужеложцами, в особенности мужеложцами.       — Не знаю, как с мужеложцами.— Ухмыльнулся Борис укладывая вещи на кровать.— Но ведьм я здесь видел не больше, чем в Кислеве.       — И все же, лучше быть на стороже, особенно здесь, когда мы так дело от власти Урсуна и Тора.       — Ну, как минимум, солнце здесь тоже светит, а значит и Даж имеет тут силу.       — Да, ты прав. Как минимум Даж все ещё защищает нас.       — И уже этого я полагаю достаточно. Вместо того чтобы обсуждать богов да старух, пойдём лучше в город. Ты небось дальше своей станицы нигде и не бывал.— Борис подошёл к Фёдору поближе и похлопал его по плечу.— Давай, должен же ты хоть немного посмотреть на этот прекрасный город изнутри.       — У меня не слишком много монет.       — Не беспокойся, я если что добавлю. В конце концов нам с тобой ещё прикрывать друг другу спины.       Фёдора раздирали сомнения. С одной стороны он не хотел придаваться бездельничеству и праздности, с другой он действительно хотел посмотреть город, хоть и не подавал виду. Наконец Федор кивнул. От небольшой прогулки большого вреда не будет.

***

ПЯТЬ ЧАСОВ СПУСТЯ.       Гремели выстрелы. Федор высунулся из-за колоны и выстрелил в первого же попавшегося противника. Пуля прошла рядом с плечом студента и угодила в деревянную стену. Студент вновь вернулся за перевернутый стол, а двое его товарищей не остались в долгу и дали залп, заставив уже Федора вернуться в укрытие.       — Я же говорил будет весело!— Крикнул Борис, выстрелив в сторону неприятеля.— Иногда единственный способ развлечься это устроить хорошую потасовку в кабаке.— Добавил он, вернувшись за колону.       Федор шутки не оценил и продолжил заряжать пистолет. Сыпя порох на полку, он взвесил их шансы: 1) студентов трое, а их двое, пистолетов одинаково, 2) у студентов сабля одна, у Бориса тоже есть сабля, у Федора есть клевец, если удастся сблизится, то победа скорее всего будет за кислевитами, 3) скоро может прибыть стража, а она скорее всего встанет на сторону земляков, вывод: надо как можно скорее вступить в рукопашную и уходить.       Взведя замок, он толкнул брата по оружию.       — Прикрой меня.— Сказал ему Федор, вручая второй пистолет.       Борис кивнул и занял позицию, готовясь стрелять.       Уцелевший в прошлый раз студент снова показался из-за укрытия. Федор крепче сжал пистолет, если он промажет, то сам станет мишенью, если попадет, то сможет подобраться поближе и применить свой молот. Наконец Федор решился, он выставил вперед пистолет и вышел из-за деревянной колоны, служившей ему укрытием в этом кабаке.        В камине потрескивал огонь, остальные посетители жались по углам в надежде не попасть под огонь какой-либо из сторон, ахая при каждом выстреле. Казалось, что время стало течь медленнее, будто вязкая, густая сметана. Сердцебиение усилилось, противники встретились взглядом, нажали на спусковые крючки, высеклись искры, прозвучал выстрел.       Пистолет студента дал осечку, а пистолет Федора, нет. Молодой мариенбуржец упал замертво, на лицах его друзей отразился шок. Это был тот самый момент, момент о котором рассказывал его отец, момент когда одна атака может опрокинуть врага и принести победу.       Достав оружие, он ринулся на студентов, те попытались выстрелить в него, но были подавлены огнем Бориса. Федор взмахнул клевецом и обрушил молот на голову противника, проламывая тому череп, кровь забрызгала руки и оружие. Другой студент судорожно трясущейся рукой потянулся к сабле, подвешенной у него на поясе.       Федор уперся в труп ногой и вытащил из черепа молот. Третий студент нанес размашистый удар, но Федор заблокировал его рукоятью оружья. Студент ударил еще раз, Федор отпрыгнул. Потом сделал свой выпад, ударив студента в запястье и сломав его. Студент вскрикнул и сабля ударилась о пол, когда из-за колоны вновь высунулся Борис и выстрелил из пистолета, свалив последнего противника.       — Отлично, а теперь лучше уходить.— Сказал Борис, выходя из-за колоны.— Сомневаюсь, что местные стражи порядка проявят к нам понимание.       Уже направляясь к выходу, кислевиты зацепились взглядом за мешочек на поясе одного из убитых.       — Погодь-ка.— Остановился матрос. Он еще раз подошел к трупу и опустился на калено, протягивая руки к поясу покойного. Взвесив в руке кошель, Борис улыбнулся, видимо студент был из достаточно обеспеченной семьи. Достав из-за пояса нож, Борис срезал кошель и вновь пошел к выходу.       — На.— Бросил матрос кошель своему товарищу.— Считай, что это твоя первая добыча.       Никак не отреагировав, Лицын вышел на улицу. Снаружи было холоднее, таверна была на самом краю острова, в берегу была выдолблена небольшая лестница, у конца которой стояла лодка. Не теряя времени кислевиты спустились к лодке и налегли на весла. Благо оба кислевита раньше уже имели опыт общения с подобными плавсредствами и быстро скрылись от городского правосудия в сети каналов.       Убедившись в отсутствии преследования, они сбавили ход. Этот канал не был оживленным даже в лучшие дни, так что кислевиты могли не беспокоится о лишнем внимании.       За пределами различных таверн город уже спал. Улицы освещались фонарями со свечами внутри. Как ни странно именно сейчас небо стало ясным и на небе проявились две луны. Моррслиб - проклятая луна, покровительница всех нечестивцев и северян, начинала прибывать. Федор сделал себе пометку, что надо быть осторожнее.       Проплывая вдоль улиц, Федор заметил фигуру в темном балахоне. Случайно оступившись, она вышла на свет фонаря. Искоса Лицын увидел ее лицо из под капюшона. Он был готов поклясться, что это была хозяйка постоялого двора. Но до того как он успел сказать что-то Борису фигура скрылась в тенях. Еще раз взглянув на Моррслиб, Федор продолжил грести, оставив свои подозрения при себе.       Через час они подплыли к небольшому пирсу рядом с их временным пристанищем. Зайдя в постоялый двор, Федор вновь увидел хозяйку все также сидящую за своей стойкой. Ничего не сказав, он поднялся в свою комнату, поймав на себе лишь ненавидящий взгляд.