Кровь с молоком

Ты не чувствуешь боль. Зато меня это навязчивое ощущение пронзает тысячей игл. «Зачем мы живём? В чём смысл?» Не знаю, честно говоря. Чисто по иннерции. Любим, живём, умираем. Это же не имеет никакого значения. — И всё же на первом месте у тебя всегда было сердце. Тодороки молчит. И молчание убивает. Кровь стынет в его жилах, а Мидория лишь скалит зубы и режет полумёртвым взглядом. Тонкие белёсые шрамы на руках затянутся со временем. Шрамы в душе — тоже. Шото пытается в это верить. А тишина лишь нагнетает. Мозг разрывает беззвучие.

***

Мы проклятые дети в грешном мире. Нас уже ничто не спасёт. Мидория затягивается и выпускает струйку дыма прямо в лицо пленника. Разбитые губы ещё кровоточат. Но он продолжает растягивать их в самодовольной ухмылке, абсолютно игнорируя ноющие гематомы на теле и боль, осевшую в угольно-чёрной душе. «Спаси меня, если это ещё возможно» В глазах Тодороки нет ни боли, ни страданий. Ничего нет. Перед взором расплывается лишь тьма. Шото судорожно давится воздухом. Вдыхает и задыхается. — Это злая сказка, мой дорогой друг. Та самая, где главный герой — дракон, ищущий новую жертву на кровавый пир. — И кто же злодей? — Все остальные. Мидория смотрит в глаза того, кто пару дней назад готов был за него душу отдать. В одном отражается искренняя ненависть. Но гетерохромия штука презабавнейшая, потому как вторая сторона Тодороки ещё верит, что Изуку можно спасти. — Спасения нет. И не будет уже никогда. Никогда, слышишь? Деку прижимается губами к шее пленного, оставляет на коже заметный багровый след. Шото лишь молчит и молчание его начинает наскучивать. А однообразные и нудные ответы не интересуют кровожадного дракона. Потому он ищет лазейки. Тропки, ведущие к душе. — Мне стало слишком одиноко с тобой. Отреагируй хоть как-то. И тогда в гетерохромных глазах распыляется единое чувство. — Не желаю. — Почему? Ты ведь до сих пор любишь меня? — Больше нет. Стеклянный сосуд в форме сердца уходит к пяткам, но по пути разбивается и осколки ранят всё сильнее и сильнее. Мидория содрогается. А Тодороки лишь продолжает сверлить взглядом пространство вокруг. Теперь он точно знает, что больше причин говорить что-либо у него нет.