All the good girls go to Lucifer

Клянусь Шепфа, когда-нибудь мне точно придётся атаковать стену собственной головой. Желательно, с разбега. Чёрт меня дёрнул вступить в очередную перепалку с Фенцио! Единственным оправданием, которым я позволяю себе прикрыться, служит тот факт, что это пожилое чудо с чего-то решило, что я списала итоговую работу за семестр самым что ни на есть наглым образом. Воспоминания о долгих неделях, проведённых в честной стрессовой подготовке, просто не дали мне проглотить подобное хамство. Итогом моего честолюбия стал фрагмент какого-то ивритского текста, который я должна перевести и в лучшем виде предоставить учителю. Я так и не поняла, какое отношение порученное задание имеет к тематике нашего спора, но Люцифер, случайно ставший любопытным свидетелем кульминации развернувшейся сцены, невольно заставил меня принять вызов старого ангела. Загвоздка состояла в том, что в течение нескольких часов после инцидента я занималась тем, что пыталась разыскать в стенах школы хоть кого-то, владеющего ивритом. На удивление, среди учеников таковых не оказалось. Вернее, среди большинства учеников. Потому что одного крылатого я не осмелилась спрашивать. До последнего не хотела связываться с ним, догадываясь, какой ценой может достаться его услуга. Тем не менее, он нашёл меня сам.  — Как успехи у проблемной Уокер? — с нескрываемой издёвкой осведомился Люцифер, небрежно прислонясь к колонне у главного входа школы. Минутами ранее я вышла из этого самого выхода и в изнеможении опустилась на ступени, пытаясь сообразить, как решить очередную проблему, которой обязана моя языкастость. Как известно, беда не приходит одна, и в этот раз вишенкой на торте оказался один до жути заносчивый демон. С предложением помочь, как ни странно. Вскидываю голову, недоверчиво осматриваю ожидающего моего ответа мужчину, а губ срывается закономерный вопрос: — Тебе-то с этого что? Он будто ждал этого: озарённые азартным блеском глаза лукаво сощурились, губы растянулись в ехидной улыбке. — Услуга за услугу, Уокер, как и полагается всем порядочным демонам. — И какого характера эта «услуга»? — мне совсем это не нравится. Ой, как не нравится. Но непохоже, что у меня есть выбор. И мой «спаситель» прекрасно это понимает. Поэтому и позволяет себе следующую наглость, заведомо зная, что с крючка я уже не сорвусь. — Любого. Просто и коротко. Он смотрел мне в глаза с вызовом (достаточно уже вызовов на сегодня, чёрт бы меня побрал), проницательно следил за моей реакцией, с присущей ему насмешкой, будто он думал о том, что я в жизни не осмелюсь согласиться на подобное. Я бы и не согласилась, честно. В любой другой ситуации точно. Но я как никогда понимала, что сейчас без его помощи мне не справиться. Я понимала, в каком уязвлённом положении нахожусь, поэтому отвернулась от него всем телом, прежде чем набраться смелости и произнести: — Чёрт с тобой. По рукам. Летели секунды, за спиной сквозило молчание. Не дождавшись ответа, оборачиваюсь. Его будто и не было здесь. Так и осталась одна, на согретом солнцем камне центральной лестницы, одолеваемая сомнениями о том, был ли услышан мой ответ. Постепенно мысли о том, какую ответную услугу может запросить Люцифер, и что может прийти в голову этому высокомерному засранцу, стали для меня совершенно невыносимыми. Больше не вынесу этого. Резко поднимаюсь и стремительно возвращаюсь в свою комнату. Уровень адреналина превышал все границы допустимого, я влетела в комнату и хлопнула дверью так, что затрещал косяк. — От круговерти в твоей жизни совсем крыша съехала? — улыбнулась Мими, вздрогнув тем не менее от грохота. Никогда ещё малышка Мими не была так права. Если даже я не сошла с ума окончательно, всё однозначно к этому стремится, причём в геометрической прогрессии. Обессиленно растягиваюсь на кровати и кратко рассказываю о минувших событиях. Достаю из заднего кармана джинсов сложенный вчетверо пергамент, вручённый учителем несколько часов назад. Разворачиваю под любопытным взглядом Мими и безрезультатно вглядываюсь в витиеватые буквы. Перед глазами вдруг мелькнули наманикюренные женские пальцы, аккуратно, но крепко вцепившиеся в листок, выхватывая его у меня. — Хочешь сказать, что заключила с Люцифером сделку за этот клочок ивритского текста? — щебечет насмешливо, едва вчитываясь. Мой обречённый взгляд служит ей ответом. Мгновением позже меня озаряет осознание того, что, помимо Люцифера, я так же не спросила и Мими. Непрошенная надежда расцветает в груди. Может, мне ещё удастся избежать… — Сможешь перевести? Не могу скрыть волнение в голосе. Мими снова, на этот раз внимательно, всматривается в текст, скользя взглядом по строчкам, задумчиво поглаживая страницу пальцем. — М-м-м…нет, думаю, нет. Я учила этот язык когда-то давно, но сейчас едва ли узнаю два-три слова… — Мими виновато смотрит на меня, —… прости, я бы очень хотела помочь. Сейчас он не пользуется у нас популярностью. Прежнее состояние безысходности накатывает с новой силой. Сажусь на кровати, прячу лицо в ладонях, пропускаю пряди через пальцы и сжимаю их. Жизненно необходимо отвлечься. — Мими, — глухо мычу, поднимая голову, и нахожу её взгляд в отражении зеркала напротив, — я чертовски сильно хочу выпить. В ответ доносится неопределённый звук, напоминающий смешок, а через пару минут в меня летят несколько тряпок. Не сдерживаю нецензурного выкрика. — Хватит кидаться в меня непонятно чем! — Это не «непонятно что», а совершенно определённые наряды, — Мими показывает пальцами кавычки и расплывается в сладкой, дерзкой улыбке, внимательно следит за тем, как я рассматриваю брошенную в меня одежду. — Ты уверена, что это не нижнее бельё? — сомнение сквозит в моём голосе, поднимаю за лямку полупрозрачное боди, приятная ткань прохладой соскальзывает с ладони и падает к моим ногам. — Не думала, что делю комнату с монашкой, — девушка тряхнула головой и лукаво сверкнула глазами, — камо-о-он, я же знаю, в мыслях ты давно щеголяешь в этом боди перед восхищённой толпой крылатых, м? — Не все такие искушённые, как ты, Мими, — качаю головой и беру в руки очередной кусочек ткани, по странной ошибке называющийся «нарядом». — Примерь-ка это, думаю, тебе подойдёт, — девушка указывает на то, что я держу в руках, а сама подходит к своей постели, придирчиво осматривая какую-то ярко-красную тряпку. Эта вульгарная и до безумия смущающая хрень села как влитая, облепив силуэт подобно второй коже. Вставки из гипюра приятно прилегали к спине и бокам, шифоновая ткань шлейфом тянулась к полу. Надевать такое было странно, непривычно, но вместе с тем страшно интригующе. Я бы никогда не позволила себе выйти так в свет в прошлой жизни, но сейчас… Мельком бросаю взгляд на собственное отражение, вижу, как Мими — эта обворожительная красавица, собирающая на себе кучу вожделеющих взглядов ежедневно — жадно рассматривает открытые участки тела, и вдруг понимаю, что мне очень хочется узнать, каково это: быть воплощением страсти, похоти, недосягаемости. — А ты горяча, — одобрительно слышится сзади. Критически осматриваю себя. Наверное, так и есть. Резкий, нетерпеливый стук в дверь заставил вздрогнуть и судорожно начать искать взглядом любую тряпку, способную хоть как-то прикрыть полуголое тело. Мими, будто прочитав мои мысли, показательно сурово грозит пальцем, но выглядит это скорее комично, учитывая нашу существенную разницу в росте. Эта заминка становится решающей, и дверь распахивается под сильным напором чужих рук, с грохотом врезаясь в стену. Беспомощно оборачиваюсь в сторону дверной арки и вижу на пороге воинственно настроенного Ади. Он втянул воздух в грудь, открывая рот, начиная многообещающую тираду: — Мими, ты обещала прийти и приволочь с собой Вики ещё десять минут назад, нам что, вас до утра жда… — его ищущий взгляд остановился на мне, замершей в центре комнаты. Ади прервался на полуслове, с несвойственной ему нелепостью застыв, вперив в меня изумлённый взгляд широко раскрытых глаз. На долгие мгновения в комнате воцарилась тишина, прерываемая лишь нашим дыханием. — О-охереть… — необычайно высоким, даже немного истеричным тоном проронил Ади, скользя по мне взглядом с ног до головы, — Шепфа, неужели я дожил до этого… Под смешки Мими демон приблизился, обошёл по кругу, рассматривая меня, как музейный экспонат. Не сдерживаю широкой улыбки от разведённой клоунады и складываю руки на груди, за что тут же получаю тычок под рёбра. — Тебе-то всё хиханьки-хаханьки, а старичок Ади уже и не надеялся на такое чудо, — парень старательно строил из себя страдальца, то бросая на меня оскорблённые взгляды, то прикладывая ладонь к глазам. — Что, ж, видимо, Шепфа услышал твои похотливые молитвы, — голос Мими был немного приглушён из-за того, что девушка залезла в шкаф почти по пояс, отчаянно стремясь что-то найти. — Вот, — гордо протянула она, подлетая ко мне и протягивая раскрытую ладонь, на которой уместились ажурные полоски, — подвязки. — О, позволь мне, — не дожидаясь ответа и каких-либо иных комментариев, Ади выхватил подвязки у Мими и присел на одно колено. Эти действия были такими интимными, личными, что становилось жутко неловко. От прикосновений пальцев демона к внутренней стороне бедра я буквально почувствовала, как кровь приливает к щекам. Чуть ли не впервые в жизни. Рыжий чёрт вдруг замер, посмотрел на меня снизу вверх, соблазнительно так, что в горле пересохло почти сразу же. Пару мгновений изучал моё наверняка покрасневшее лицо, после чего наклонился к моему колену и запечатлел на нём практически целомудренный поцелуй. — Какая же ты миленькая, Вики, атас просто, — демон подмигнул, улыбнулся заискивающе и вскочил резво, стряхивая с джинсов невидимые пылинки. — Миленькая? — в притворном возмущении тянет Мими, оборачиваясь на выталкивающего нас к выходу Ади, — Ты подожди, пара бокалов Глифта и она превратится в сплошную эротическую фантазию! А когда я поведу её танцевать, о, Шепфа, что будет… — Ты вообще собиралась уведомить меня о твоих грандиозных планах с моим непосредственным участием? — выдёргиваю Мими из её мечтаний и не испытываю ни капли угрызений совести по этому поводу. — Я хотела тебе сообщить о предстоящей вечеринке, но ты сказала, что хочешь выпить, и я поняла, что все складывается самым что ни на есть удачным и своевременным образом, а значит, какой смысл в этих тонкостях? — Мими легкомысленно повела плечами, — Я бы тебе сказала, или Ади, или ты сама бы нашла это место, какая разница? Качаю головой, мол, что с тебя взять, и перевожу взгляд на странный объект, показавшийся между скалами на островке, куда мы приземлились несколько минут назад. По мере нашего приближения этот объект становился всё более узнаваем, несмотря на его откровенно неухоженный и заброшенный вид. — Поезд?! — не сдерживаю восклицания, приближаясь с ребятами ко входу, — Как вообще поезд оказался здесь? Вы разве пользуетесь транспортом, помимо собственных крыльев и морских драконов? — Ты уверена в том, что это именно то, что тебя интересует? — послышалось спереди. Представший перед нами вагон совершенно не казался обитаемым. Старый металл кое-где совсем расслоился, краска обшарпалась, да и природа взяла своё: по стенам ползли толстые стебли плюща, кое-где закрывая вагон листвой полностью. Гробовую тишину, царившую поблизости, кажется, можно было резать ножом. Ади хлопнул ладонями в предвкушающем жесте: — Лично меня интересует, сколько Глифта успели выжрать, пока мы с Сэми ждали, когда вы соберётесь, — демон обернулся к нам, сощурив глаза, — Если из-за вас мне не удастся как следует напиться, буду требовать ящик этого пойла! Ади помолчал немного, затем добавил, заходя наконец в первый вагон: — По ящику с каждой! Стоило нам пересечь порог, словно по волшебству, слух тут же уловил разнообразие голосов, буйство интонаций, звон бокалов. Крылатые заполнили собой практически весь вагон, из-за чего передвигаться, не задев кого-то, было достаточно проблематично. Каждый, мимо кого я проходила, считал своим долгом задержать на мне оценивающий взгляд, однако совсем скоро я практически не обращала на это внимания. Ади крепкой хваткой буквально протащил меня к барной стойке, одному из немногочисленных островков спокойствия в царившей вокруг вакханалии, усадив на высокий стул. Минутой позже передо мной выставили треугольный бокал, с исходящим от него белёсым дымом, немыслимым для моего сознания образом складывающимся в хрупкие, но точно узнаваемые фигуры ангела и демона. — Это жидкий азот? — кончиком ногтя разрезаю одну из фигур, очертания существа искажаются, открывая взору странно пахнущую жидкость с насыщенным голубым цветом. — Это заклинание, — Ади улыбается ярко и резко запрокидывает голову, выпивая содержимое своего бокала. С трудом отвожу взгляд от соблазнительно дёрнувшегося кадыка демона к своему напитку, вновь критически его осматривая. В баре на Земле я бы никогда это не выпила, слишком уж химозно, неестественно выглядит. — Эта дрянь убила бы обычного человека, — продолжил Ади, сверкая глазами с интонацией какого-то превосходства, искушения, — но нас лишь опьяняет. Прикасаюсь к стеклянной ножке бокала и неспешно болтаю сомнительное пойло. Жидкость плещется по стенкам и оставляет на стекле странный перламутровый блеск, призрачное мерцание. — Смелее! — восклицает Мими, не отрывая от меня взгляда. Не нахожу причин оттягивать неизбежное. В горле нещадно печёт, грудь обдаёт жаром и холодом, от остроты ощущений вдыхаю глубоко, опустевший бокал пальцами стискиваю. — Очень…странно, — в сомнении тяну, перекатывая на языке терпкое, слегка вяжущее послевкусие. Ладно, к этому можно привыкнуть через пару-тройку заходов. — Я бы сказал, гадость несусветная, — сзади появляется Сэми, взглядом давая понять, что полностью разделяет мою неоднозначную реакцию на коктейль. Ангел со спины прижимается к сидящему за стойкой Ади, зарываясь лицом в вороновы перья, заключая демона в кольцо собственных рук. — Вы просто ничего не смыслите в хорошем алкоголе, — демон фыркает надменно и рыжим вихрем разворачивается на стуле, прямо в объятиях, припечатывая вдруг свои губы к губам Сэми. Они целуются медленно, самозабвенно, руки ангела перекочевали с пояса к шее, обвивая, прижимая ближе, ладонь зарылась в волосы, золотом мерцающие в приглушённом свете вагона. Понимаю, что нужно тактично отвернуться, но отчего-то смотрю, без каких-либо ярких эмоций или чувств, даже взгляд не фокусирую, откровенно залипаю на ребят, отпуская все мысли, ставшие вдруг такими неважными. — Ничего не смыслю? — Сэми отрывается от чужих губ, облизывается, мило морщит нос, — После этого пойла твой язык неимоверно горчит! Ещё и губы печёт…ай, — негромко восклицает ангел, когда Ади, закатив глаза, властным жестом притягивает его обратно, вновь сливаясь в жадном, вожделеющем поцелуе. Ноги стали ватными, голова лёгкой, на периферии сознания тягуче протянулась мысль: «неужели всё это из-за одного бокала». Списываю всё на то, что я слишком давно не пила ничего алкогольного, и позволяю Мими увлечь себя на импровизированный танцпол, оставляя ребят позади. Девушка тряхнула волосами, чувствуя музыку, вливаясь в ритм, проводит ладонями по телу, по плотно прилегающему платью, собирая на себе взгляды окружавших нас крылатых. Однако сама девушка не отрывала глаз от моего лица, впитывая любую мою эмоцию, даря ощущение, что всё, что она делает, предназначается только для меня. Эдакий приватный танец на всеобщем обозрении. Мими двигается плавно, грациозно и сексуально до умопомрачения, так, как только она умеет. Смотрю на неё, не двигаясь, даже, кажется, дыхание задерживаю, что выглядит глупо на контрасте с танцующей толпой. Мими явно остаётся удовлетворённой произведённым эффектом и протягивает мне раскрытую ладонь в приглашающем жесте. Сцепляю наши руки и сливаюсь с ней в танце, полностью отдаваясь уносящей рассудок музыке, наслаждаясь басами, мягко ударяющими по слуху, приятной вибрацией проходящими по полу, от пола по ногам, по телу, вызывающими мурашки и желание забыться, полностью отделиться от самой себя, от всего происходящего вокруг, слиться с толпой и раствориться в ней без какого-либо остатка, хоть отдалённо напоминающего то, кем была Вики Уокер. — На тебя все смотрят, — я скорее угадываю слова, чем действительно их слышу. Дёргаю уголком губ, показывая своё пренебрежение выпавшему на мою долю вниманию. Музыка поглощает всё вокруг, всё внутри, заглушая мысли, пульсацией отдаваясь в висках. — И он тоже смотрит, — девичий шёпот удивительным образом прорывается сквозь ритмичные биты, достигая слуха. Сомневаться в том, о ком именно она говорит, не приходилось. Незаметным жестом Мими указывает мне за спину, не прерывая соблазнительного танца. Хочется обернуться, вот только оторвать взгляд от девушки не представлялось для меня возможным, ведь даже случайно, даже вскользь перехватить взгляд Люцифера было страшно до ужаса. Тревожные мысли сковали сознание, отчего движения стали скованными, деревянными. Я слишком волнуюсь. В грудной клетке сердце раненой птицей заходится, челюсти сжимаю упрямо, и к бару иду, снова. Ади и Сэми куда-то исчезли, среди пьющих и увлечённо перекрикивающих музыку крылатых нашлось одно свободное место у правого края стойки, которое я спешу занять. Хлопком ладони по стойке привлекаю внимание бармена — какого-то демона со старших курсов, вызвавшегося заведовать выпивкой на этот вечер — сжимаю в кулак все пальцы, кроме указательного, и через полминуты получаю точно такой же коктейль, который с интересом изучала не так давно. Смотрю, как магическое облачко рассеивается в духоте вагона, неспешно потягиваю напиток, стараясь не смотреть по сторонам лишний раз, опасаясь нарваться на того, на кого хотелось бы меньше всего. Соседнее место вдруг освобождается, а через пару-тройку минут вновь занимается кем-то. Боковым зрением вижу лишь чёрное пятно. — Как тебе? — не сразу понимаю, что вопрос адресуется мне, поэтому реагирую запоздало, слегка разворачиваясь корпусом. Встречаюсь взглядом с Ости. Она красива, как и всегда, но смотрит на меня без прежнего презрения и привычной надменности. Она была похожа на невозможно уставшего человека, забившего на всяческие ссоры и препирательства. Я решаю перенять её настроение и отвечаю так же нейтрально: — Приемлемо. — Надо же, обычно Непризнанные долго плюются от Глифта, — очередное указание на пропасть между прирождёнными крылатыми и Непризнанными прошло мимо моего слуха. Не знаю, дело ли в Глифте или в моём нежелании вестись на провокации и устраивать очередное шоу, неопределённо веду плечом в ответ и смотрю на неё слегка затуманенным взглядом. Мягкие черты напротив плывут перед взором лёгкими волнами. Ости усмехается, оценив моё поддатое состояние, и показывает бармену два пальца. — Ступай-ка ты отсюда, найди детишек из своей песочницы и тусуйся с ними, — беззлобно бросает она, принимая из рук демона два дымящихся бокала. Невольно провожаю взглядом удаляющуюся фигуру, заторможенно, без каких-либо целей, мыслей или опасений, даже не пытаясь разобраться в услышанных словах и их смысле. Ости искусно лавировала между беснующимися крылатыми, оберегая бокалы от резких взмахов чужих конечностей, приближаясь к нескольким диванчикам в отдалении, возле которых, на удивление, мало кто находился. Оттуда открывался отличный вид на танцпол, место было завидным, и я невольно задалась вопросом, почему такая удобная и приятная локация оставалась полупустой, в то время как многие крылатые ютились по углам и узким проходам. Ответ пришёл мгновением позже. Диванчики-то застолбила местная богема. Ости вальяжно, со странным достоинством приблизилась к диванчикам, где сидели около пяти-шести демонов, и заняла место рядом с мужчиной, протягивая ему коктейль. Взгляд фокусируется на мощных крыльях с бордовым отливом и на руках, неподражаемо, уникально запятнанных чернилами. От вспыхнувшего в сознании имени невольно подскакиваю на месте, но взгляда не свожу, рассматриваю. Ости жмётся, ластится к боку Люцифера, что-то щебечет на ухо, но сам демон едва ли её слушает. Он поворачивается туда, куда смотрел до возвращения Ости, на танцпол. Даже с такого приличного расстояния вижу, как его глаза бегают, будто разыскивая, высматривая кого-то конкретного. Вдруг Люцифер замирает, прислушиваясь к Ости, и я отворачиваюсь от него за мгновение до того, как он поворачивается в сторону барной стойки. Вновь слышу стук взволнованного сердца, по ритму и мощи ударов обгонявшего музыку, залпом опрокидываю остаток Глифта и с характерным стуком оставляю бокал на стойке, соскальзываю с барного стула и возвращаюсь к танцполу. Надеюсь затеряться в толпе, но крылатые, как назло, расступаются передо мной, разглядывая меня с ног до головы, перешёптываясь. Старательно игнорирую их и ищу Мими. Слышу, как меня окликают, и с облегчением нахожу девушку, прочно уже обосновавшуюся в центре импровизированной площадки. Вновь присоединяюсь к ней, активно взаимодействую в танце с другими, совершенно незнакомыми ангелами и демонами, и вскоре окружающие теряют ко мне интерес, заполняя площадку, теснясь, толкаясь, тем самым заслоняя обзор на меня с любых сторон. Наконец позволяю себе расслабиться, сливаюсь с толпой в единый организм и закрываю глаза, вновь отдаваясь ритму, увлекаясь танцем, страстными и откровенными движениями. Я бы точно не позволила бы себе ничего подобного на Земле. Но здесь, именно сейчас, соблазн слишком велик, и происходящее кажется совершенно естественным, правильным и будто самим собой разумеющимся, и совершенно не беспокоят чужие широкие ладони, возникшие вдруг на моей талии, скользнувшие вниз по бёдрам. Не беспокоит хмельной жар дыхания, обдавший макушку, невнятное бормотание на ухо: — Ты не хочешь… Просто не смотрю. Не вслушиваюсь. Лишь танцую, абстрагируюсь, отделяюсь от собственной личности. Я — часть общей танцующей массы, как и руки, нагло меня лапающие, а значит, эти самые руки — такая же часть меня. Всё в порядке. Всё так, как и должно быть. Глифт, похоже, окончательно вступил в свои права, затуманив сознание, и я не замечаю совершенно, как мой незадачливый кавалер отчего-то решает отступить, но, видимо, ненадолго, потому что через пару мгновений вновь чувствую хватку на талии, но как будто более горячую, властную, крепкую. Тело реагирует соответствующе. — Ладно, чёрт с тобой, хочу, — разворачиваюсь в объятиях, желая схватить незнакомца за руку и увести куда-нибудь подальше, но сталкиваюсь с издевательскими угольными всполохами. — Что такое, малышка Уокер уже хочет предоставить ответную услугу? — саркастически доносится до слуха. И как он только здесь оказался? Его голос звучал слишком громко и отчётливо, как будто в моей голове, дрожью проходясь по позвонкам, коленям, заглушая ритмичную мелодию. Я двигалась в такт музыке скорее, по инерции, судорожно просчитывая всевозможные выходы из ситуации. Люцифер с лёгкостью подстраивался под мои движения, создавая особый, единый тандем, взглядом выжигая нутро, ожидая ответа его дерзости. — Мне не составит никакого труда сдержать своё слово, — укоризненно качаю головой, но тут же жалею об этом, ведь картинка перед глазами размазывается. Меня ведёт. Полный расфокус. Кое-как собираю в кучу уплывающее сознание и отвечаю, благо, я выпила недостаточно для того, чтобы заплетался язык. Это было бы полным крахом. — Я вообще не виновата. Это всё Фенцио, я не хотела ввязываться, — стараюсь говорить так, чтобы это не выглядело, как оправдание, но получается так себе. — Ну конечно, — низкий, слегка насмешливый голос вызывал непрошенную дрожь в конечностях, — Про Фенцио и то, как же всё так получилось, расскажешь мне потом. На язык напрашивается дерзость. В любом другом состоянии я бы сдержалась, но Глифт в крови настойчиво подталкивает к поиску приключений. Не нахожу в себе сил к сопротивлению и приподнимаюсь на носочки, тянусь к его уху. — Ты ещё ничего не сделал для того, чтобы я рассказала тебе об этом. Сама удивляюсь тому, что сказала. Отстраняюсь, не глядя на демона, и, не дожидаясь его ответа, стремительно покидаю площадку. Иду, не разбирая дороги, чувствую невыносимую духоту и желание покинуть заполненное людьми помещение. Обхожу снующих туда-сюда крылатых с бокалами и нахожу взглядом узкую дверь в отдалении. Даже не знаю, что ожидаю за ней увидеть. Первое, что улавливаю в новом помещении — легкое дуновение ветра. Это маленькая комната непонятного назначения, с огромным оконным проёмом. Слева то ли стол, то ли комод, единственный источник освещения — луна и звёзды. Само окно разделено на четыре секции, одна из которых была раскрыта. Именно через неё прохладный воздух приятно ласкал взмыленное лицо. Больше ничего интересного. Подхожу к проёму ближе, позволяю ветру легко перебирать пряди волос, немного прихожу в себя. Засматриваюсь на открывшийся вид, и не сразу слышу звук распахнувшейся двери. Внутренне вздрагиваю от щёлкнувшего замка, но не подаю вида, рассматривая небосвод, звёзды, запутавшиеся в кронах неизвестных мне деревьев, острые пики скал. — Тебе известно, что уходить в середине разговора невежливо? — звук его шагов оказывается для меня громче звучащей снаружи музыки, — Особенно в такое место, как эта курилка. — Курилка? — переспрашиваю неловко и озираюсь снова, мельком. Тут же замечаю пепельницу на комоде, упущенную мною из вида ранее, да и в воздухе помимо свежих порывов ветра чувствуется едва уловимый сигаретный шлейф. — Понятия не имею, чем была эта комната раньше, но с тех пор, как сюда начали стекаться все, кому не лень, это место застолбили курящие. Люцифер ведёт плечом, достает из нагрудного кармана пачку сигарет слишком известной мне марки и прикуривает, прислоняясь к стене у окна с противоположной от меня стороны. Нас разделяет всего один оконный проём. Пару минут назад он прижимался ко мне так, что я едва могла дышать. От этих мыслей кровь разгоняется по сосудам. Курить хочется страшно. — Угостишь? — наступаю на горло своей гордости и кивком головы указываю на пачку Собрания, соблазнительно выглядывающей из кармана. Тот кусок ткани, который стал моим нарядом на этот вечер, не предполагал наличие каких-либо карманов, а сумок или клатчей у меня никогда и не было. Тоскливо вспоминаю о собственной пачке, лежавшей в нашей с Мими комнате, и переминаюсь с ноги на ногу, ожидая ответа. Люцифер и не слышал будто, но я заметила, как издевательски он затянулся, рассматривая меня бесстыдно, выпуская колечки дыма. Сжимаю челюсти. Какое позёрство. Демон перекатывает сигарету меж длинных пальцев, наклоняет немного голову, глаза в лунном свете щурит. — Перебьёшься, — слышу наконец в ответ, — даже если после этого расскажешь о том, как сцепилась со стариком Фенцио. — Серьёзно? — вздёргиваю бровь в сомнении, — Значит, не так уж тебе интересно, иначе подобное ничего бы тебе не стоило. Чем дольше нахожусь рядом с ним, тем быстрее возрастает потребность в никотине.Чёртов изверг. Люцифер едва качает головой, игнорируя выбившуюся прядь, вновь затягивается и говорит то, от чего у меня в горле пересохло: — Мне ничего не стоит предложить кое-что поинтереснее, а вот пепельницу вместо любовницы иметь совсем не хочется. Вместо…что?! Глаза против воли расширились в удивлении, я действительно сомневаюсь, что расслышала его верно. Мужчина усмехается, наслаждаясь моей реакцией. — Плату за услуги переводчика возьму авансом. Тоскливо оборачиваюсь на запертую дверь. Если сбежать…нет. Не сбегу. Люцифер уверен в себе жутко, прожигает меня багряным отблеском в глубине радужки. Ноги прирастают к полу. Я забываю, как дышать. Не свожу с него взгляда, понять пытаюсь, серьёзен ли он. Прислушиваюсь к себе. Внутренний голос предательски замолк в предвкушении. Бессмысленно отрицать, что Люцифер является объектом вожделения многих крылатых, вне зависимости от цвета крыльев и пола. Его пренебрежительный тон, надменные манеры, гордыня и тщеславие бесят неимоверно, я легко повторю это завтра утром, борясь с возможным похмельем. Но в чём я точно не признаюсь завтра, так это в том, что несмотря на все эти раздражающие, мерзкие качества, от него исходит такая энергия, такая харизма, что голова кругом идёт даже у самых неискушённых обывателей, вроде меня. Желание закурить давит на виски. Обещаю себе бросить эту дрянь незамедлительно, потому что привязывает к себе страшно, и при нехватке очередной дозы начинаешь вести себя как животное, топча гордость и приличие, желая лишь найти то, чем можно заполнить острую нехватку никотина. Сигарета в пальцах демона тлеет. Мои нервы натянуты струной, до предела. — Уступи хоть последнюю тягу, — обвинительно тяну я, мол, как можно, отказывать девушке в такой мелочи. Я, блять, на стену сейчас полезу. И тебе, заносчивое сатанинское отродье, лучше этого не видеть. Люцифер подносит сигарету к губам, в полумраке виднеется ярко-красная точка догорающего табака, после чего она исчезает, вдавленная в секло пепельницы. Выдыхаю сквозь зубы: ну, Люцифер, ну, сволочь… От ладони, накрывшей щёку, прерываю гневную тираду в мыслях. Следующей секундой чувствую прикосновение сухих, немного горьких губ к своим собственным, отчего неосознанно их размыкаю…и тут же поток дыма, на чужом выдохе, врывается в рот, заполняет горло, лёгкие. Вдыхаю, будто в последний раз, никотиновые остатки смешиваются с прохладным сладковатым воздухом, оседая внутри. Истосковавшийся по этой дряни монстр внутри меня затихает. Только вот Люцифер отстраняться не спешит. Струны нервов рвутся к чертям. Меня целуют грубо, напористо, невозможно…просто невозможно. Ладони крепкой хваткой вновь смыкаются на талии, но в этот раз чувствую, как стопы отрываются от пола. Он усадил меня на подоконник, сам меж разведённых бёдер устроился, прижимается, давит так, что затылком плотно упираюсь в оконное стекло. Ведёт сладко до ужаса от разницы температур и диссонанса в голове, разум вопит неистово, тревогу бьет, тело распаляется, норовит ближе стать к теплу напротив. Не знаю, что слушать, чему следовать, противоречивые и невозможные в своём контрасте ощущения на части разрывают затуманенное сознание. Внутри баталии происходят между душой и разумом, пожар разгорается нешуточный. Внешне же остаюсь невозмутимой совершенно, безвольной куклой нахожусь меж холодом стекла сзади и с ума сводящим жаром натренированного тела спереди. Никак не помогаю Люциферу в его действиях, слишком уж задумалась над правильностью и реальностью происходящего. — Что такое, Уокер, передумала? — больно прикусывает губу, лбом к моему лбу прижимается. Кровь бежит по сосудам под таким давлением, что слышу её пульсацию в ушах, заглушающую его слова. Пальцами чужую рубашку комкаю, сама не знаю, зачем. Дыхание никак восстановить не могу, на языке лишь перекатываю горькое послевкусие чёртового Собрания. Пожалела уже, что попросила. Потому что хочется лишь больше, дальше, глубже. — Мне показалось, ты только рада была уединиться с тем несчастным со второго курса? Низкий голос ловко играет с фибрами моей души, завладевая, обволакивая. Шею чужая щетина царапает, но его зубы на коже смыкаются больнее. Если бы хорошо знала Люцифера, предположила бы, что ревнует, наказывает таким образом, обозначивает мою принадлежность. Но я не знаю его, от слова совсем. И предполагать тут что-либо глупо. Мысли плавятся, поддаться хочется, повестись на соблазн прирождённого искусителя. Втягиваю холодный воздух сквозь зубы, отчего их сводит неприятно, в себя прихожу ровно настолько, чтобы вернуть привычную способность дерзить: — С тем несчастным — да, но почему здесь оказался ты? — задыхаюсь, содрогаюсь от мурашек, бегающих от согретых его губами участков кожи по спине и затылку. — Потому что я, очевидно, лучше, — от всполохов затаённого собственничества в глазах напротив руки мелко трястись начинают. Страшно становиться причиной таких эмоций, страшно продолжать такие игры. Особенно с таким противником, как Люцифер. Багряная радужка в прохладном полумраке комнаты огнём охватывает расширившиеся от желания зрачки. В его глазах вижу саму себя, и от этого так жарко становится, кровь к лицу мощным потоком приливает. Вместе с тем и понимание приходит: таких, как Люцифер, больше просто нет. — Очевидно тебе только, — плечом веду, отвечаю скорее по инерции, плотнее к стеклу прижимаясь, — у меня лично нет никаких оснований доверять твоим словам. Люцифер щурится вдруг, губы облизывает, да только из расчёта упускает тот факт, что слишком уж близко ко мне находится, а возможно, делает это намеренно. Его язык и по моим губам проходится, дразня, терзая им же оставленную ранку. Больно, влажно, от чужой слюны и моей крови, с привкусом табака, Глифта и перца чёрного. Ногтями в ладони впиваюсь, на коже красные полумесяцы оставляю, лишь бы вперёд не податься, лишь бы не ответить. — В таком случае, — шёпотом, как назло, на правое ухо, почти сливаясь с музыкой, — предоставлю тебе возможность убедиться в этом лично. Тело предсказуемо током прошибает, подскакиваю резко, себя за особую чувствительность проклинаю. Люцифер не мог этого не заметить. А может, знал об этом намного раньше. Затылком упираюсь в стекло, отстраняясь от мужчины на жалкие сантиметры. Расстояние уже совсем ничего не решает. Потому что Люцифер изнутри будто вещает, завладев всем моим естеством, сам к себе подталкивает, ближе и плотнее. — Потому что за моими словами всегда следуют действия, — путаюсь, понять не могу, его слышу, или собственные мысли. Глаза к потолку возвожу, в безмолвной, неосознанной мольбе. Открывшимся доступом к шее тут же воспользовались. Чувствую, как языком с нажимом ведут по пульсирующим отчаянно артериям и сплетениям вен, вверх, к челюсти, за ухо. Ладонью своей нахожу вдруг его руку, упирающуюся в подоконник совсем рядом с моим бедром. Пальцами едва обхватываю чужое запястье, сжимаю что есть силы. Спросил бы, зачем, я бы не ответила. Сама не знаю. Но он и не спрашивает. Хрящик уха лишь прикусывает, да мочку языком цепляет, губами обхватывая. Кажется, я даже всхлипываю. Оттого, что не выдерживает моё сознание всю гамму чувств и ощущений, которые заставляет меня испытывать сатанинское отродье. На такие случаи положено знать молитвы. Да только не учила ни одной, и навряд ли теперь это меня спасёт. Потому что чернильные руки перемещаются вдруг на бёдра, сжимая так собственнически, стискивая практически болезненно, что не сдерживаю судорожного выдоха. Мои пальцы, кажется, срослись с его запястьем, расцепить их становится непосильной задачей. Большим пальцем чувствую биение артерии. Не требуется считать удары в минуту, и так очевидно, что пульс бешеный. Не думаю, что человек выдержал бы такое. Но Люцифер не человек. И он вполне себе выдерживает. Ладони по бёдрам вверх двигаются, голую кожу оглаживают. Вся моя концентрация уходит на то, чтобы не сползти с подоконника прямо к его ногам, и чтобы помнить, как делаются вдохи и выдохи. Сердце бьётся где-то в горле. Мужские пальцы стискивают тазовые косточки, прямо за них ближе притягивают, к самому краю подоконника. Я точно сейчас упаду. Во всех возможных смыслах. Ладони оглаживают поясницу, но ниже не заходят, только ближе притягивают ещё совсем чуть-чуть. О прохладе стекла теперь не приходилось и мечтать. Я полностью находилась во власти жара чужого тела, вжималась так плотно, что чувствовала тяжёлую вибрацию от гулкого стука сердец. Только ничерта они не резонировали. Моё быстрее билось намного, так, что даже неловко становилось. И страшно от этого: вдруг не выдержит и остановится. Дышу часто-часто, загнанно, и от такого количества поступающего кислорода голова идёт кругом. Или только пытаюсь убедить себя, что состояние моё обуславливается именно этим, тогда как на самом деле сбитое дыхание — меньшая из причин. Люцифер сейчас кажется мне всем миром. Кроме его горящих похотью глаз в лунном свете ничего не вижу. Кроме его тела, скрытого всё ещё тканью, ничего не ощущаю. Кроме пожара, из-за него бушующего внутри, ничего не чувствую. Осознание лишь приходит откуда-то со стороны, что я саму себя теряю. Что себе больше не принадлежу. Что всё так, как и должно было быть. Воздух между нами раскалён донельзя, как бы на коже ожоги не остались от поцелуев, чуть влажных, шершавых, беглых, но необходимых до сумасшествия. Или, что даже уместнее, после сумасшествия, учитывая то, как отвечает моё тело, как отъезжает рассудок напрочь, как руки, в неуёмном порыве, против моей воли, обхватывают демона за плечи, вверх тянут, от основания шеи к губам. Впиваюсь нещадно, сама, рот чужой вылизываю, пью, впитываю остроту перца, пьянящий, но так и не определённый мной вкус Глифта и чёртов табак. «Из-за которого всё это началось» — выбивается одна мысль из оглушающей пустоты в сознании, но что-то подсказывает, тем не менее, что мы бы дошли до этого и без обоюдной страсти к курению. Пока изучаю с энтузиазмом первооткрывателя чужое нёбо и бархатистую внутреннюю сторону щёк, вылавливаю ещё одну мысль, впрочем, упрямо ускользнувшую от меня следующим мгновением: «А как мы вообще до этого дошли?» Язык сплетается с чужим, мы зубами сталкиваемся в борьбе яростной за право лидерства. Как будто и не знаю, против кого на этот поединок вышла. Увлекаюсь разверзшейся баталией и не замечаю, как лямки моего боди, приковавшего к себе так много чужого внимания этим вечером, стремительно ползут вниз, схваченные цепкими, жадными пальцами. Доходит только тогда, когда Люцифер отстраняется, оттянув нижнюю губу напоследок, улыбается удовлетворённо и спускается к оголённой груди. Чувствую, как затвердевший сосок плотно обхватывают губы, из горла стон вырывается, протяжный, бесстыдный. Первый. Незамедлительно нежную кожу опаляет резкий порыв воздуха. Он усмехнулся. Вот засранец. Не успеваю даже как следует разозлиться, чувствую кромку острых зубов, опускаю взгляд, и дыхание перехватывает от увиденного. Угли полыхают под полуприкрытыми веками, уголки губ растягиваются широко, соблазнительно, оголяя клыки, блестящие в лунном свете. Резцы сжимают бусину соска, осторожно, но ощутимо. Не больно, но до дрожи. Люцифер внимательно смотрит на меня снизу вверх, прямо взгляда, блять, не отводит, впитывает каждую промелькнувшую эмоцию, каждый подавленный мною стон. И языком чуть плотнее прижимает сосок к зубам, открыто демонстрируя мне то, что он делает. Черти заходятся в бешеном танце в красных всполохах радужки. Ощущение реальности стремительно утекает сквозь пальцы, волной наслаждения меня выносит за пределы этого мира, за пределы всех существующих миров. Я не знала, что это возможно, пока не встретила Люцифера. Я не знала, что это — меньшее, что он может мне дать. Его пульсирующие желанием зрачки затягивают неумолимо, неотвратимо, неизбежно. Вновь втягивает в рот покрасневшую, блестящую от его слюны горошину, посасывает, всё так же, чёрт его дери, смотрит. Наблюдает за реакцией. Упивается. Нутро ходуном ходит, ладонью в чужие пряди зарываюсь, оттягивая, пальцы сжимаю. Вымещаю всю ярость от бессилия перед ним. Абсолютного, очевидного, всепоглощающего. Боль — это иллюзия, но Люцифер смеётся вполне реально, утробно, хрипло, отстраняясь наконец от истерзанной, обласканной груди. Его смех злит лишь сильнее. Раньше, чем думаю, подаюсь вперёд резко, вгрызаюсь в кадык, судорожно дёрнувшийся, кожу прикусываю, оттягиваю сильно. Недостаточно. Мало. Тяну его за волосы назад, открывая исписанную рисунками шею, режу, царапаю тонкую кожу зубами, хочу больше боли причинить. Чтобы не думал о себе много, чтобы тоже что-то чувствовал. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу, блять, придурок чёртов. Не пропускаю ни единого сантиметра, облизываю, прикусываю, тяну. Отстраняюсь, оцениваю свою работу. Наливающиеся кровоподтёки едва видны в полумраке на очернённой узорами коже. Кровожадная сущность внутри меня разочарованно протестует. — Довольна? Люцифер забирает ту недолгую иллюзию контроля, подчинения, не дав полностью насладиться дозволенной мне властью над ним же. Всего лишь часть игры. Мой ход подошёл к концу, но я не отступаю, нарушая негласные правила, руками к его рубашке наконец тянусь. Пуговицы поддаются одна за одной, ткань расходится, открывая взору новые, невиданные ранее татуировки. Люцифер следит за каждым движением цепко, внимательно, позволяя мне удерживать превосходство ещё несколько секунд. Рассматриваю свидетельства демонической страсти к искусству: его тело относилось к тому типу тел, что будоражило умы художников и скульпторов, заставляя их ломать голову в попытке найти наиболее достоверную технику, стиль, чтобы запечатлеть рельеф мышц, резкость изгибов наиболее точно. С одной лишь загвоздкой — даже подобие Люцифера воспроизвести вряд ли когда-либо представится возможным. Потому что в искусстве нет совершенства. А Люцифер является его прямым воплощением. Я просто… — …Твою мать, — его кожа горит под моими пальцами. Это желание выше, сильнее меня. Очерчиваю витиеватые узоры, лица, целые — будь они прокляты — библейские предания, запечатлённые на холсте его широкой, мерно вздымающейся груди. Люцифер ждёт, позволяет себя рассмотреть, прикоснуться. — Неужели библия правдива? — спрашиваю скорее у самой себя, шёпот растворяется в доносящейся снаружи музыке. — Лишь на самую малую часть, — так же тихо доносится сверху. Скольжу взглядом по груди, всматриваюсь в лицо, пересчитываю звёзды, отражающиеся в зрачках демона. Он склоняется ко мне, за подбородок приподнимает двумя пальцами, высматривая в глазах что-то, ему одному известное. Через долгие секунды тянусь вдруг к нему, носом в истерзанную мной же шею утыкаюсь, веду вверх, к линии челюсти, покрываю её мелкими поцелуями, царапая губы о щетину. Не знаю, что делаю. Хорошо, что Люцифер снова не спрашивает, вообще никак не комментирует ласку, только шероховатыми подушечками пальцев проходится по спине, струной вытянувшейся под его рукой. Мужские ладони скользят по телу, сильно, ощутимо, жадно. Лишь по местам, где синяки уже успели проявиться, проходит едва уловимым касанием. Бережёт. Снова хочу силу проявить, дать понять, кто я и как сильно отличаюсь от его обыденных шлюх, тяну его за пояс, резко, властно. Одновременно со звоном пряжки слышу сверху хмыканье. Выдергиваю ремень из шлевок, за что получаю шлепок по бедру. — Не испорть, — слышится угрожающе. Усмехаюсь, расстёгиваю ширинку, пуговицу. В такой ситуации помнит о важности сохранения имиджа. Опрятен и безупречен при любом раскладе. Даже в маленькой комнате, неосвещённой ничем, кроме природных светил. Даже наедине с Непризнанной, запустившей руку под резинку боксеров. Держится слишком уверенно, ничем не выдаёт нетерпения, как будто его вовсе не интересует происходящее. Только налившаяся кровью плоть в моей ладони пульсирует отчаянно, выдавая напряжение хозяина, да руки чужие, стискивающие подоконник по двум сторонам от меня до побелевших костяшек. Не такой уж он и невозмутимый, каким хочет показаться. Обхватываю ствол плотно, пальцем смазку по головке размазываю, дыхание его сверху слушаю, слишком тихое для абсолютного спокойствия. Чем сильнее он пытается скрыть свою реакцию, тем очевиднее она становится. Глупый демон. Глупый Люци. Скольжу ладонью вверх и вниз, в своём собственном, неспешном темпе, голову задираю и на него смотрю. Моя очередь наблюдать. Он понимает, что я делаю и с какой целью, поэтому лишает меня удовольствия созерцания, глаза закрывает плотно, лишь глазные яблоки под веками двигаются судорожно. Так нечестно. Вынимаю руку и заставляю себя представить на языке самый кислый лимон на свете. Организм реагирует верно, выделяя достаточное количество слюны. Люцифер веки как раз чуть размыкает, узнать желая, почему прервалась. Убеждаюсь в том, что установила с ним зрительный контакт, и подношу ладонь к лицу, широко, мокро прохожусь по ней языком. Слышу странный треск слева и справа от меня, но не придаю этому особого значения. Всё моё внимание посвящено багряным переливам в радужках, сжатым плотно челюстям, закушенным губам. Мгновением позже замечаю, как острый клык упирается в нижнюю губу всё плотнее и плотнее, наконец протыкает её, и кровь под сильным давлением вытекает упрямо из маленькой ранки. Вперёд подаюсь, слизать хочу, но демон опережает, усмехаясь мстительно. Возвращаю такую же усмешку, пальцы снова на члене смыкаются, двигаясь нетерпеливо, смешивая слюну со смазкой. Не останавливаюсь на этом, тяну руку ниже, к поджавшимся яйцам. Усмешка слетает с его губ, лицо вновь становится сосредоточенным, мимика сдержанной. Мощная грудь проседает так, будто весь воздух разом вышибли. Несдержанный выдох теряется в ритмичной мелодии, доносившейся с танцпола. Внутренне отмечаю маленькую победу. Вот только радовалась я ей недолго, аккурат до того момента, пока не почувствовала грубые сильные пальцы, скользящие по внутренней стороне бедра, неумолимо приближаясь к самому сокровенному. — Ты… — начинает Люцифер, но осекается вдруг, вниз кивает, — Посмотри только. Слежу за его взглядом, опускаю голову и вспыхиваю моментально. Если Шепфа когда-нибудь планировал ниспослать какой-нибудь Апокалипсис, лучшего времени, чем сейчас, для этого не придумать. Никогда ещё не хотела так сильно под землю провалиться. Меж разведённых бёдер поблёскивает полупрозрачный выделившийся секрет, лужицей растекается по подоконнику. О том, что боди на этом месте вымочено насквозь, говорить не приходится. Всё очевидно, притом, нам обоим. Вновь поднимаю голову вверх и сталкиваюсь взглядом с Люцифером. Столько превосходства и удовольствия в нём я сегодня ещё не видела. Ещё бы. Потекла так, что с лихвой потешила демоническое эго, укрепила в его понимании репутацию сексуального гения. Ненавижу. — Не волнуйся, за комплимент сочту, — насмешливо доносится до слуха, а я не понимаю, убить его хочу или заплакать от того, как жалко выгляжу в собственных глазах. Кто я после этого? Отдалась так легко и очевидно… От следующих действий теряюсь не только во внешнем мире, но и во внутреннем, не имея сил схватиться за какую-либо мысль, утопая в физических ощущениях. Длинные пальцы сдвигают наконец последнюю преграду в сторону, вглубь проникают легко и уверенно, раздвигая, поглаживая нежные складочки. Свободной ладонью впиваюсь в мужское предплечье, сжимаю, чувствую пульсацию вен под пальцами. От поступательных движений хочется взвыть, потому что нуждаюсь в большем, нуждаюсь глубже. Сдерживаюсь, зажмуриваюсь крепко, лишь бы не озвучить своё желание, рукой по твёрдой, горячей плоти скольжу вслепую, оттягивая тонкую нежную кожу. Приглушённое рычание на ухо служит сигналом того, что я всё делаю правильно. Обвожу пальцами вены, член в кулаке скользит рвано, мокро. Вновь утыкаюсь в покрытое испариной плечо, соль с кожи слизываю. Сдохну, но не скажу, что в себя его хочу до бесстыдства отчаянно, будто это — последнее, чего желаю в своей жизни. Его пальцы наконец выскальзывают из меня, в сопровождении сочного звука, отчего вновь сжимаюсь внутренне, смущаясь. Вдруг ловлю поцелуй в ушко, лёгкий, почти нежный, совсем не понимаю ничего. Успокаивает? Благодарит? Широкие ладони следующим мгновением крепкой хваткой ложатся на ягодицы, приподнимая, удерживая на весу. Глаза против воли распахиваются в удивлении: неужели он…? — Направь меня, — шепчет, в щёку целует. Не смею ослушаться. Лицо пышет жаром, краснею донельзя, но руку просовываю между нашими телами, плоть обхватываю, в себя направляю. Головка надавливает на вход, от осознания происходящего сердце стучит нещадно, норовя к чертям пробить грудную клетку. Руками нахожу плечи мужчины, вцепляюсь в единственный доступный мне источник опоры. Люцифер за талию держит крепко, в глаза смотрит, меня на член опускает, насаживает. На резком выдохе вырывается стон, ладонь от плеча отстраняю, костяшку прикусываю, сдерживаюсь. Люцифер медлит, ждёт, пока привыкну. Этого не требуется физически, я растянута и увлажнена более, чем достаточно, но морально нуждаюсь в том, чтобы оттянуть момент подольше. Потому что рассудок не выдерживает. Потому что горячая плоть распирает меня, пульсирует внутри, проникает до основания. Инстинктивно обхватываю его бёдра ногами, не доверяя с лёгкостью держащим меня рукам, пытаясь закрепиться в странной, но давно интересующей меня вертикальной позе. «И как понял только?» Плотно скрещиваю лодыжки за спиной Люцифера, багряные, будто в крови вымоченные, перья его крыльев царапают кожу на голени. В спине прогибаюсь ровно настолько, чтобы видеть лицо демона. Смотрит снизу вверх, изучая, впитывая, а после пальцами талию крепче стискивает и приподнимает немного, на уровне груди оказываясь. Очередной след расцветает на ложбинке, по ней язык проходится. Слюна стягивает кожу, охлаждая, испаряясь в промёрзшем с наступлением ночи воздухе. Губы вновь приближаются к изученным вдоволь ключицам, а меня снова опускают. Чувствую каждый дюйм, увитый венами, сатанею от ощущения заполненности. И приподнимаюсь самостоятельно, вновь даруя себя недолговечную иллюзию контроля. Напрягаю бёдра, коленями упираюсь в чётко намеченные мышцы бокового пресса. Твёрдый, тёплый. Обнять бы, да вряд ли позволит, разве что в контексте похоти и растления. Скольжу вверх по стволу, сжимаю его сильно, отпускаю неохотно. Зубы демона на ключицах сомкнулись, дразня, подначивая. Ведусь и насаживаюсь резко, на громком несдержанном выдохе, вновь его принимая, вбирая в себя. Всхлипываю почти от крышесносного, чересчур интимного ощущения единения, во всеми забытой тёмной комнате, по размерам больше напоминающей клетку. Нас наверняка уже хватились, но вопрос, связали ли друзья между собой мою и его пропажу, остаётся открытым. Непременно придумаю оправдание позже, сейчас это совершенно не то, на чём нужно фокусироваться. А сосредоточиться действительно стоит хотя бы на том, чтобы не упасть, чтобы прижаться крепче, пока Люцифер пару шагов по направлению к стене совершает, не выходя из меня, перенося на руках. Чувствую спиной остуженные ветром камни, коими стена вымощена, по телу мурашки забегали нещадно, от контраста дикого. Взгляд плывёт, скачет с прямого взгляда красных глаз на противоположную стену, не фокусируясь нигде особо. В голове туман от полностью раскрывшегося в крови Глифта и от мощных толчков, вбивающих в стену, припечатывая, обездвиживая. Лишь бёдра раздвигаются бесстыдно, широко, увеличивая площадь прикосновений, принимая близко, плотно до безумия. Ногтями впиваюсь в широкие плечи, сама того не замечаю. И Люцифер, видимо, тоже, лишь рычит сдавленно, утробно, вжимается в меня бёдрами, с характерными шлепками, оглушающими даже на фоне звучащей снаружи музыки. Из-за шума в ушах все внешние раздражители становятся практически неслышимыми, лишь дыхание наше загнанное тишину в комнате разрезает, да сочные, стыдливые звуки меж бёдер. Затылком ударяюсь о стену, больно, но это совсем не волнует, всё внимание уходит на узлом стягивающуюся эйфорию внизу живота, в преддверии накатывающего оргазма. Перестала уже заботиться о громкости стонов, выкриков, всхлипов, лишь мечусь по стене, не зная, куда деться от вездесущих кусаний, поцелуев, прикосновений. На грани истерики и подводящего рассудка. На грани реальности и забвения. На грани отторжения и желания прижаться ближе, врасти в чужое тело, вселиться навечно. На грани… Слёзы по щекам текут неконтролируемым потоком, собираясь на подбородке, каплями срываясь вниз, на грудь, резонирующую с нечеловеческим темпом. Я не чувствую кожи на спине, наверняка, в кровь содрана о шероховатые выступы. Больно чертовски, сладко до ужаса. Вскрикиваю особенно громко, кажется, Люциферу даже рот мне зажать ладонью приходится, потому что себя не контролирую совершенно, руки в кулаки стискиваю, сжимаясь судорожно вокруг него, жмурясь до звёзд перед глазами. Плачу навзрыд почти, ведь Люцифер не останавливается, держит на весу обмякшее тело, себя до разрядки доводит. Амплитуда движений увеличивается, голову вниз опускаю и смотрю, как загипнотизированная, на чёткие линии натренированных мышц, на бисеринки пота, на плоть, вновь и вновь исчезающую во мне. Наблюдаю будто со стороны, как совершает последние движения, выходит, ладонь вдруг мою берёт, на член кладёт, своей рукой сверху накрывает. И ведёт…интимно, рвано, быстро. Утыкается лицом в шею, дышит тяжело, хрипло. Голову поворачиваю и вижу каплю пота, стекающую по виску. Подхватываю её губами, целуя взмыленную кожу, а в следующее мгновение демон выплёскивается в наши сцеплённые ладони, простонав вымученно, раскатисто. Была уже глубокая ночь. Температура воздуха заметно понизилась, отчего мёрзну почти сразу, как только меня сажают на тот же подоконник, смещая немного в сторону от открытой настежь форточки. Бёдра сдвигаю с трудом, их судорогой сводит. Неприятно. Поправляю боди, отворачиваюсь к окну, потому что на одевающегося Люцифера смотреть отчего-то страшно. Цепляюсь взглядом за странные вмятины на подоконнике. Их не было раньше. На периферии сознания проносится тот странный треск, на который внимания не обратила. Напрашивается нехитрый вывод: Люцифер в пальцах камни крошит. Совсем не хочется думать, что будет сейчас, что будет завтра, и повлияет ли это как-то…на что? Нас ничего и не связывало никогда. Сошлись случайно, опьянённые и страстные, так же и разойдёмся, оставив этот эпизод в самом потаённом уголке памяти, никогда более к нему не возвращаясь. Да. Так и будет. Я же сама в это верю? Ответ напрашивается нелицеприятный. Старательно гоню от себя все мысли, ссылаясь на вездесущую магию алкоголя, одиночества и невозможность отменить уже совершённое. Содрогаюсь от очередного порыва ветра. Уходить пора, но так не хочется вылезать куда-то за пределы этого маленького уютного мира. Нашего с ним мира. Чёрт. Не думай. На плечи вдруг ложится нежная ткань, не согревая, но защищая от сквозящих потоков холодного воздуха. Стискиваю пальцами чёрную рубашку. Оборачиваюсь на рядом стоящего Люцифера. — Я оставлю её себе, — пытаюсь спросить, но выходит скорее утвердительно. Слова произносятся так лениво, лепетом, только сейчас, когда организм исчерпал все силы, накатывает сильнейшая усталость и опьянение во всей своей мощи. Глаза слипаются. Так спать хочется. Жёсткий подоконник с острыми углами кажется сейчас лучше любой перины. Оставили бы меня так на несколько часов… — Зачем тебе? — ладонь на плечо ложится, встряхивая немного, отчего вздыхаю тяжко, обиженно. Бука Люцифер, заебал, расслабиться не даёт. Слышу вдруг низкий бархатистый смех, но при этом озорной такой, как у юноши. Запоздало понимаю, что высказала своё возмущение вслух, и прозвучало оно крайне двусмысленно. Незамедлительно решаю реабилитироваться в собственных глазах, демонстративно поправляю рубашку на плечах и бросаю со всей небрежностью: — Полы ей мыть буду. Вновь доносится смешок, открытый, беззлобный. Желание острить пропадает само собой. Молчим какое-то время, но не испытываем неловкости по этому поводу. Вспоминаю наконец о той злополучной сделке и решаю воспользоваться его расположением. Куй железо, пока горячо, сказала бы Мими, с её вездесущей любовью к земному фольклору.Не выдерживаю и усмехаюсь, чем привлекаю внимание демона. — Это же считается ответной услугой? — тяну, поджимая губы, интонация выше обычной на пару тонов, жалобная неестественная, забавная со стороны. — Ведёшь себя, как ребёнок, Вики, — демон глаза притворно закатывает, а меня вдруг резко ведёт в сторону, отчего веду головой, в попытке остаться на месте. Люцифер расценивает этот жест по-своему, усмехается и продолжает: — Подумываю спросить с тебя ещё одну услугу, за мою компанию в этот вечер. Испытываю вдруг такой сильный прилив раздражения, что стаскиваю с себя тряпку чёрную, да демону в руки всучиваю чуть ли не насильно. Откуда столько смелости взяла, не знаю. Сутулюсь, на Люцифера не смотрю намеренно, неожиданно находя в себе страсть к созерцанию вида за окном. Только сейчас замечаю, что на стекле, куда я не так давно прижималась голой спиной, остался запотевший след, почти исчезнувший. Люцифер тоже его видит, руку тянет, пальцем выводит две точки и три линии. Рассматриваю получившуюся злобно ухмыляющуюся рожицу. Ну и кто из нас здесь ребёнок?.. Люцифер пальцами мой подбородок вздёргивает, к себе внимание привлекает. — Завтра вернёшь выстиранную и выглаженную, — не просит — утверждает, рубашку вновь набрасывает небрежно, но убеждаясь, что спина укрыта полностью, — а ещё мы завтра отправимся в библиотеку, будь готова. Люцифер отстраняется, направляется к двери. Окликаю его чуть заторможенно: — Зачем? Демон приподнимает уголки губ в усмешке, волосами трясёт, которые я же и растрепала, тянет с явственными нотками превосходства в тоне: — Мне вообще не упало сидеть за этим грёбаным ивритом в одиночестве, Уокер, — Ответа не дожидается, разворачивается на пятках, но я вновь его окликаю, ставя в тупик своей фразой: — Погоди… — сосредоточенно свожу брови к переносице, задумываясь, — завтра, это послезавтра или уже сегодня? Люцифер вбирает в грудь воздух, намереваясь дать какой-либо ответ, но, за неимением такового, лишь голову вбок склоняет, да бровь вздёргивает, изучая меня. — Попроси Мими проводить до комнаты, с тебя хватит уже, — наконец отвечает, добавляя впрочем, — заведи себе часы или календарь, говорят, они помогают ориентироваться во времени. Мне совсем не смешно от его шутки. Злюсь только. Какой же глупый! Сейчас уже наверняка перевалило за полночь, это значит, что наступили новые сутки, а Люцифер мог не обратить на это внимания, поэтому и уточнить решила по-нормальному: завтра — это считая от новых суток или от старых ещё? За плотным потоком очень важных и серьёзных размышлений не замечаю, как Люцифер уходит, зато обращаю внимание на Мими, вскоре заглянувшую ко мне. Улыбаюсь широко и открыто. Я так соскучилась! Мими всегда была добра, всегда понимала, не то, что этот… Трясу головой снова, отчего чуть не съезжаю с подоконника, благо меня подхватывают вовремя. Вижу перед собой взволнованное личико. Тяну к ней руки, обнимаю крепко, показывая ей всю свою любовь и преданность… — Чёрт, как же ты так накидалась-то? — недоумённо слышится сбоку. Не верю своим ушам. И она туда же. Просто перебрала немного и устала чертовски, с кем не бывает? — Идём, тебе в душ нужно, срочно, — тоном заботливой мамы ведёт меня за руку к выходу. Не позволяю себя увести ровно до тех пор, пока не стащу с себя чужую рубашку. Складываю её так аккуратно, как только могу, и наконец покидаю вместе с Мими эту комнату. Злобная рожица всё так же скалилась в спину. Мими проводит меня через толпу, держится показательно непринуждённо, но плечо моё стискивает крепко. — Шаг влево, шаг вправо — расстрел, так бы у нас сказали? — честно пытаюсь пошутить, но, встречая недоумённый взгляд девушки, обиженно затыкаюсь. Кто бы меня понял… — Эй, сонц, а ты где подвязочку-то потеряла? — Ади вырастает словно из-под земли, указывает на мою ногу, — Я же лично их надевал, ты должна была их беречь так, как ничто другое! Медленно опускаю взгляд на собственные, всё ещё дрожащие ноги. Верно. Одна подвязка. Задумываюсь. Ноги у меня две. Хмурюсь. Значит, наверное, и подвязки должно быть две. Странно. Где же вторая? Мими взгляд тактично отводит, лишь дальше меня тянет, на улицу, молчит так, как молчат знающие люди. Смотрю на неё максимально подозрительно, в надежде расколоть силой мысли. Секунду…ещё немного…не поддаётся. Мне достался сильный противник. Подбочениваюсь вся, напускаю на себя максимально уверенный и серьёзный вид, спрашиваю: — Мими, а где моя подвязка? — Я не знаю, Вики, — смотрит на меня многообещающе, — тебе виднее. Понимаю вдруг, что завтра — или сегодня? — меня ждёт серьёзный разговор. Тю, какие мы угрожающие. Это её ждёт серьёзный разговор. Потому что понимает она намного больше, чем озвучивает. *** — …ей пора бы уже проснуться… Слух улавливает далёкие отголоски чужого голоса, а затылок пронзает болезненная вспышка от ударившего в глаза света. Шепфа, забери меня обратно… — Как вообще Непризнанные реагируют на Глифт? Пытаюсь вспомнить события минувшего вечера, но с усиливающейся головной болью зацепиться хоть за одно воспоминание не представляется возможным. Мысли лениво текут вязкой субстанцией. Плотнее смыкаю веки и переворачиваюсь на левый бок. Спиной к голосам, к свету, ко всему, мать его, мирозданию. Всё, чего мне хочется — это чтобы меня оставили в покое на пару-тройку вечностей. — Да нормально они реагируют! Ты помнишь, как Энди… Неконтролируемо сжимаюсь от особенно громкой интонации, мысленно смачно проклинаю говорящего. Из-за гула в ушах концентрироваться на словах чертовски сложно. — …и ничего, пошёл на следующий день на лекции, как ни в чём не бывало. — Ну ты и сравнил, она же впервые… — Вы оба, заткнитесь! Кто вообще додумался открыть шторы? Высокий тембр голоса вновь болезненным отзвуком раздался в голове. Следом слышится шорох тяжёлой ткани, и в комнате снова воцаряется приятный полумрак. Облегчённо выдыхаю. Пора бы уже заявить о своей жизнеспособности. С трудом размыкаю губы, во рту сущая пустыня. Кажется, что от вибрации голосовых связок по гортани пойдут трещины. — Пить, — шепчу на грани слышимости, потому что иначе просто невозможно, и морщусь от ноющей боли в горле. Спустя пару мгновений чувствую прикосновение прохладного стекла к губам. Рот заполняет живительная влага. Пью так жадно, что захожусь кашлем. — Ну тише, тише, — широкая ладонь проходится по спине, отчего резко отстраняюсь и наконец открываю глаза. Зрение не сразу фокусируется на веснушчатой мордашке склонившегося надо мной демона. — С возвращением в мир иной, дорогуша, — Ади расплывается в улыбке и следит за страдальческим выражением моего лица с нескрываемым удовольствием. Или, скорее, злорадством. — Второй бокал явно был лишним, Вики, — тут же слышится со стороны. Превозмогая ломоту в суставах, поворачиваюсь к Сэми, что прислонился к стене и не сводил с меня сочувствующего внимательного взгляда. Обычно родители так смотрят на детей, плачущих от того, что разодрали коленки. Где-то слева промелькнул силуэт Мими, и я перевела взгляд на неё. Она явно сдерживала себя, но поджатые губы и бегающий взгляд отчётливо выдавали её нервозность. — Жива? — всё же спрашивает Мими, подавая мне махровое полотенце. Машинально принимаю его и только после этого замечаю, что нижняя часть лица и шея мокрые от пролитой воды. Промакиваю тканью кожу и мельком оглядываю себя. На мне привычная ночная сорочка, вчерашнего наряда нигде не видно. Кожа испещрена небольшими синяками и характерным следами. Завожу ладонь за голову, зачем-то поправляя волосы, мимолётно замечаю, что они всё ещё влажные. Я всё-таки приняла душ, в таком состоянии?.. — Небеса вызывают Вики! — Ади щёлкнул пальцами прямо перед моим лицом, отчего я предсказуемо дёрнулась, чем вызвала смех демона. — Не издевайся, засранец, — мой голос ниже обычного, отчего звучит даже угрожающе, но Ади, кажется, забавляется только больше. — Это в моей натуре, милая. Демон подмигивает мне, после чего бодро вскакивает с кровати, хлопая ладонями по бёдрам. — Жива, вполне здорова, заторможенная малость, но ей это даже на пользу будет. Наш дружеский долг исполнен, а за сим, мы вас оставляем. Мими как будто хотела возразить, даже открыла рот и втянула в грудь воздух, но Ади опередил девушку, подлетел к ангелу, взял его под руку и буквально вывел за порог комнаты, махнув нам рукой на последок. Сэми успел только кинуть на меня очередной жалостливый взгляд, прежде чем исчез за тяжёлой деревянной дверью. Мы с Мими остались одни. Девушка ещё какое-то время смотрела на захлопнувшуюся за друзьями дверь, затем резко выдохнула и опустила голову. Я тоже потупляю взгляд, сосредоточенно пялюсь в стену. Начинать разговор совсем не хочется. Не представляю потому что, о чём уже говорить. Воспоминания о прошедшей ночи всплывают в сознании скомканными черновиками, стыдливыми обрывками, что позволяет уловить общую суть, без уничижительных деталей. Кожа до сих пор горит фантомным пламенем от прикосновений чужих рук. Ощущение смыкающихся на плечах и лопатках зубов заставляет то и дело вздрагивать. Я поддалась. Не справилась. С другой стороны, было ли вообще целесообразно тягаться с таким противником, как Люцифер? — Ты была последней, от кого я могла этого ожидать. Мими…никогда прежде я не слышала такой горечи в её голосе. С трудом находятся силы, чтобы преодолеть сковавший стыд и встретиться с девушкой взглядом. Серые глаза излучают вселенскую грусть. Не осуждение, не злость, лишь бесконечную печаль и небольшое разочарование. Она будто знала, что такое, вероятно, случится, но до последнего отказывалась верить. Так обычно провожают взглядом угасающую крупицу надежды перед чем-то страшным и неизбежным. От того, что причиной таких эмоций некогда сияющей оптимизмом девушки являюсь именно я, становится особенно гадко. — …какая я дура, он же всегда получал то, что хотел. Мими шепчет сбивчиво, вполголоса, отчего вычленить отдельные слова и связать их в предложения становится достаточно трудно. Очевидно, она говорит не со мной. Слежу за девушкой какое-то время и подмечаю вдруг, что выглядит она несколько хуже обычного. Волосы в несвойственном им беспорядке, кожа стала бледнее, да и под глазами залегли еле заметные тени. Странно…вроде, существо высшее, а на бессонную ночь реагирует в точности как человек. Одежда вчерашняя, не свежая. — От тебя не ожидала, а сама-то? — Мими в отчаянном жесте запускает ладонь в волосы и стискивает пальцы. Вот и объяснение такой взъерошенности. — Мими, — зову негромко, отрывисто, но она не слышит вовсе, полностью в свои мысли погружённая. — …из поля зрения упустила, пьяную, невесть куда, не заметила, что перебрала уже, не контролируешь… — Мими! Девушка дёргается, будто от удара, смотрит слегка потерянно, всё так же печально. Кто-то говорил мне, что демоны не способны испытывать вину. Сейчас я наконец в этом убеждаюсь. Ведь в мерцающих в полумраке серебристых радужках плещется необъятная палитра эмоций, но вины среди всех оттенков и ответвлений точно нет. Лишь сожаление о том, что всё случилось именно так. — Ну что? — наконец отзывается приглушённо, держится поотдаль. Так не пойдёт. Аккуратно поднимаюсь с постели, прислушиваясь к своему телу. Напрягшиеся мышцы тут же отзываются ноющей болью, но я упрямо сокращаю расстояние до поникшей девушки и обнимаю её, не реагируя на лёгкое сопротивление. В прочем, Мими сдалась довольно быстро, замирая где-то у меня на плече. Разница в росте позволяет мне удобно упереться подбородком в её макушку. Молчим пару долгих секунд. — Я достаточно взрослая для того, чтобы нести ответственность за собственные решения. Знаю, что мало чем смогу переубедить легендарного в своей упёртости потомка демона Мамона, но в тайне всё-таки надеюсь, что от этих слов ей станет чуточку легче. Сложно сказать, на кого девушка зла больше: на меня или на саму себя. Мими тут же качает головой, но из-за отсутствия между нами дистанции получается так, что она елозит своим вздёрнутым носиком прямо по моей ключице. Прямо трагикомедия какая-то выходит, в своей исключительной абсурдности. Мими всё ещё так напоминает ребёнка. — Ты не понимаешь! Ты же совсем-совсем недавно здесь, много чего ещё не знаешь, и много куда лезешь… Не сдерживаю лёгкой усмешки. Мими лепечет так досадно, что, кажется, вот-вот начнёт топать ногами. Никогда прежде не видела её такой. Минорные чувства смешиваются со старательно подавляемой яростью, и получившийся коктейль отчётливо слышится в её голосе. Мими очаровательна даже в таком проявлении. — Я была обязана тебя уберечь, ты ведь моя… Эмоциональный запал девушки резко прерывается, Мими вновь замирает, и, кажется, даже дыхание задерживает. Сказала то, что не должна была? — Твоя?.. — Хмурюсь непонимающе и переспрашиваю, интонацией указывая на то, что жду завершения. — Моя соседка, — наконец выдыхает, затем отстраняется ровно настолько, чтобы установить со мной зрительный контакт. — Ты никому ничем не обязана. Я сама виновата в том, что случилось, — стараюсь говорить максимально убедительно, но выражение лица напротив остаётся неизменным, — Это всего лишь я и моё безрассудство. Разве когда-то всё было иначе? Она смотрит на меня так внимательно, проникновенно, прожигает буквально маленькими вселенными. Одно простое слово, сорвавшееся с её губ, заставляет меня признать свою ошибку. Раньше всё и правда было немного иначе. И это «немного» оказалось решающим в случившемся. — Было. Перед глазами вновь проносятся некоторые сцены, но странно так, отрывисто, будто слайды, сменяющие друг друга с головокружительной скоростью. Деталей нет. Лишь силуэт и ощущения. — Шепфа… Мими резко отстраняется, чем возвращает моё внимание к себе. Смотрит на меня таким взглядом, что становится ясно — она видела. Возможно, даже больше того, что открыто мне самой. Мими страдальчески жмурится и трясёт головой, вновь запускает пальцы в волосы и даже проходится взад вперёд по комнате. — Я не хотела, — сорвавшееся с поджатых губ оправдание разбилось в потолочных сводах. Я не нашлась, что ответить. И когда Мими, не глядя на меня, направилась к двери, я не стала её останавливать. От характерного хлопка по спине прошла дрожь. Никогда прежде мне не было так одиноко в этих стенах. Блуждающий взгляд зацепился за одну вещь, явно выделяющуюся на фоне привычного интерьера. На чистой поверхности комода лежала сложенная в несколько раз ткань. Нас учили, что личные вещи способны сохранять энергию хозяина, но ощущается она обычно довольно слабо. Однако энергия с той ткани явственно чувствовалась даже с противоположного конца комнаты. Плавно сокращаю расстояние, осторожно тянусь к чёрному сгустку. Пальцы касаются холодного льна, но кожа на подушечках при этом улавливает тёплую пульсацию, исходящую от ткани на иных материях. Почему-то преследует ощущение, что эта вещь вот-вот вспыхнет пламенем прямо в моих руках и испепелит всё в округе. Я очень хочу ошибиться, но энергия слишком узнаваема. Поднимаю ткань двумя пальцами, отчего она разворачивается. Слышится лёгкий шорох. Пару секунд разглядываю чересчур узнаваемый предмет одежды. Как у меня оказалась рубашка Люцифера? Ответа предсказуемо не последовало. Как и идеи, что с этим можно сделать. Откладываю ткань до лучших времен, и нахожу причину того шороха. Это выпавшая из слоёв ткани бумажка, аккуратно сложенная вдвое. «На случай, если ты не смогла вспомнить некоторые детали этого вечера, в чём я практически не сомневаюсь. Библиотека. Тогда, когда прочтёшь это. Л.» Я не стала задаваться вопросом, как он успел оставить записку, и почему она не выпала по дороге в жилой корпус, ведь это казалось совсем неважным. По крайней мере, сейчас, когда я привожу себя в порядок настолько, насколько это возможно при моём состоянии, и выхожу в коридор, наглухо закрываю дверь, препятствуя тем самым своему дикому желанию запереться в своей комнате и не выходить оттуда чуть дольше, чем никогда. Не могу ослушаться. И дело вовсе не в страхе того, что Люцифер может со мной сделать, если посмею не прийти. Напротив, в любой другой ситуации я бы не упустила возможности сбить с него спесь, чтобы знал, что не может командовать всеми, кто ему вздумается. Всё ещё покачивает после вчерашнего. Немного штормит. Плюнуть бы на всё и поспать ещё немного, но моя неявка на встречу будет означать ещё более хлёсткий проигрыш. Как будто я испугалась или смутилась вчерашнего. Как будто это вообще для меня что-то значит. Выхожу во двор, чуть прохладный ветер обдаёт лицо, треплет недавно расчёсанные волосы. Вчера не случилось ничего экстраординарного. Зябко ёжусь и натягиваю рукава свитера к кончикам пальцев. Просто захотелось развеяться. Да, всё дело в моей скуке и паре бокалов Глифта. Так ему и скажу. Если спросит. Пусть мы и оба знаем, что это совсем не так. Он сделает вид, что поверил мне, предварительно позволив себе пару-тройку язвительных комментариев, а я, в свою очередь, проигнорирую стойкое ощущение того, что прошедшим вечером он взял мою подвязку в качестве трофея.