Nicht so wichtig

      Вечеринки на кампусе проходили каждую пятницу и особой популярностью пользовались после успешной сдачи экзаменов и перед праздниками. В подобных случаях разгребали библиотеку и переставляли всё немногочисленное оборудование из кладовки спортзала. А уж дальше и раскрывалась вся университетская романтика прямиком из подростковых сериалов: девчонки в своих самых моднявых юбках, пацаны, под влиянием алкоголя отпускающие неуместные комплименты, скромники-первокурсники в уголке зала, выпивка и тошнотный клубный рэп про неразделённую любовь. — Пей! Пей! Пей! — скандировала толпа вокруг первокурсника в полосатом чёрно-жёлтом свитере, хлебающего из пивного шланга. От напряжения всё его лицо раскраснелось, и на лбу вспухла венка.       Оторвавшись от трубки, парень звонко рыгнул. Толпа одобрительно заулюлюкала, но вскоре парень уже бежал через весь зал под аккомпанемент её звонкого смеха. Плечом парнишка задел какую-то девушку, та смерила его презрительным взглядом и крикнула вслед: — Аккуратней, пчелка!       Юнги вообще не нравились тусовки по поводу начала семестра. Толпы и толпы первокурсников ломились сами не зная куда с нелепой надеждой, что обретут новые знакомства, а может даже сойдут в обществе за своего, но получали только розыгрыши от курсов постарше и жутчайшее похмелье. — Ты принесла мне чипсы? — вкрадчиво спросила Джин, до этого одиноко болтающаяся где-то в конце зала. Её особенность жрать где угодно и когда угодно высококалорийную дрянь и не толстеть бесила страшно. — Девочка должна кушать, как птичка, — наставительным тоном сыронизировала Юнги. — А то мальчикам не понравишься. — Иди ты, мальчикам и моих бритых ног хватит. Я что зря весь вечер с бритвой провозилась? — проворчала Джин, выхватывая пачку чипсов из рук подруги. — Что прям уж так чешется? Купи себе вибратор и успокойся. — Ты видела сколько они стоят? Охмурить какого-нибудь пьяного Казанову куда легче. — Да, а потом будешь плакаться: «Юнги, он даже мне не позвони-и-ил». — Иди ты, — закатила глаза Джин. — Тебе-то легче. Твоя собачонка к тебе на порог прискачет, стоит тебе только свистнуть. — Но я умею сохранять дистанцию. — Ты умеешь мучить мальчиков, — констатировала Джин и закинула в рот горсть чипсов. Юнги закатила глаза.       Сокджин всегда была девочкой-девочкой, любящей розовый цвет, платья, короткие юбки, туториалы по «лёгкому макияжу на учёбу», заколки со стразами и заплетённые лентой волосы. Да и внешностью она была не обделена: овальное лицо, пухлые губы, большие глаза в обрамлении густых ресниц. С такой Юнги по собственной воле никогда бы дружбу не водила, если бы на первом курсе Джин не выглядела такой одинокой.       Юнги рядом с розовым недоразумением выглядела как мрак. В любое время года она ходила с одной и той же короткой стрижкой, мрачным макияжем, сделанном в фирменном стиле «у меня есть тушь и тёмная помада» и в одежде чернее ночи, на фоне которой её и без того бледная кожа выглядела как белое полотно. Она не была такой же красавицей как Джин, — круглое лицо, мягкий приплюснутый носик и узкие надменные глазёнки, — но парни за ней бегали куда охотнее. Юнги всё скидывала на темперамент и «спортивный интерес» мальчишек, желающих заполучить себе в коллекцию безответную ледышку. — А где коктейль? — вдруг спохватилась Джин. — Напомни, когда увидишь мою третью руку, — саркастично ответила Юнги, отпивая из стакана немного пива и сразу скривившись. — Господи, я отдала за эту мочу свои кровные? — А я говорила, что этим дебилам нельзя доверять выпивку. — В следующий раз, когда они будут побираться со своей банкой по столовой, я им её в жопу затолкаю, — фыркнула Юнги, отпив ещё. — И зачем ты тогда продолжаешь хлебать это пойло? — Здесь невыносимо скучно, я пытаюсь найти хоть какой-то плюс. — Ладно, может коктейли будут не такие противные, — объявила Джин и нырнула в толпу.       Юнги осталась одна, уставившись на доску групповых занятий в Общинах. Танцевальная студия… Литературный клуб… Собрание гиков, гордо носящее название «Клуб программирования и робототехники»… А вот клуб анонимных алкоголиков ей уж точно понадобится, если она не перестанет налегать на вино каждый вечер проведённый в одиночестве (да и в компании тоже).       Как бы Юнги ни презирала подобные тусовки, она отлично понимала, что они умеют приятно отуплять. Иной раз не хочется ничего, даже думать, и трясти задницей в компании подружек кажется куда более приятной альтернативой. Чем бы занималась этим вечером Юнги, если бы Сокджин не пригласила её потусоваться? Штудировала немецкую грамматику, в сотый раз нервно переписывала одно и то же предложение, как неуверенная в себе первокурсница. Или открыла бутылку вина, украла из общего холодильника мороженое, на которое покушалась уже не первый день, отложив диету ещё на пару недель, и бездумно глядела в потолок. А так вроде и не одиноко.       Увешанная шариками и гирляндами библиотека казалась совсем чужой. На первом курсе Юнги проводила много времени над книгами и учебниками, ожидая, что её могут выкинуть при первой же возможности за любые промахи. Колледж казался ей местом неприступным и серьёзным, а все студенты и преподаватели — полубогами, давно определившимися в своих целях и стремлениях, и ощущение отрешённости от общего таинства образования скребло её изнутри. Своими действиями (бессонные ночи, редкие перекусы вместо нормальной еды, отсутствие свободного времени) она быстро довела себя до нервного срыва и когда поняла, что придуманные ей теории далеки от действительности, успокоилась и начала работу в своём темпе.       Пока Юнги допивала своё пиво, Джин уже возвращалась со стаканчиком мартини в руках. С вермута её обычно сильно поддавало, поэтому Юнги насторожилась: — Хочешь, чтобы я тебя сегодня на руках выносила? — Там только хреновое пиво и клубничное мохито, а ты знаешь, как я отношусь к этой дряни. — Откуда мартини тогда? — Лично для меня бармен сделал небольшое исключение, — лучезарно улыбнувшись, сказала Сокджин. — Ну-ну, ври дальше, — отстранённо бросила Юнги и отдала подруге пустой стакан. — Мне нужно в туалет, постой тут.              К удивлению Юнги на этот раз туалет был почти пуст. Из шести кабинок оказалась занятой всего одна. Проблема заключалась только в поиске чистого туалета без следов чьей-то блевотины и кусков бумаги на полу. Странно, что в разговорах ходят слухи о том, что женские туалеты чище. Когда дело доходит до вечеринки, то там уж все равны.       Покончив со своим грязным делом, Юнги помыла руки и дотошно посмотрела на себя в зеркало. Наверное всё-таки стоит прикупить румяна, а то лицо как у покойника, с такой же мертвяцкой зеленцой.       Позади приоткрылась дверь кабинки и оттуда выглянула девушка. Почувствовав на себе чужой взгляд, Юнги настороженно обернулась, вопросительно выгнув бровь. — Не могли бы вы мне помочь? — жалобно выпалила девушка. — Чем именно? — У меня кровь… — Из вагины? — слишком уж резко и грубо прервала её Юнги. Она и сама не думала, что способна отчебучить подобный бред. Однако её предположение, видимо, оказалось верным, потому что девушка, краснея до кончиков ушей, кивнула. — У вас есть запасной тампон или прокладка? — Подожди минуту, — успокоила её Юнги и вернулась в зал. Джин была куда более предусмотрительнее неё, поэтому в сумочке, рядом с презервативами, записной книжкой, ручкой, зарядкой для мобильника и кошельком скорее всего завалялась и запасная прокладка.       Когда она нашла подругу в этой мешанине из потных тел и пластиковых стаканов, та уже кокетничала с каким-то парнем. — Не говори мне, что мне вас как собак разлучать придётся. — Юнги! — ахнула Джин, вытаращив на неё глаза. Юнги ангельски улыбнулась. — Дай запаску. — Рановато в этом месяце, — пробурчала Джин, роясь в сумочке. — Без лишних разговоров, пожалуйста.       Джин достала прокладку и вручила её Юнги. Всё с той же ангельской лыбой девушка удалилась, заметив, как весь романтический запал героя-любовника исчез с его лица. Все мужики одинаковые.       Юнги передала средство личной гигиены незнакомке, а сама осталась ждать неведомо чего у зеркала. Раз десять она успела поправить макияж и ещё сотню волосы. Возвращаться обратно в зал не хотелось. Теперь у Джин наклёвывается весёлая ночка, а присутствие Юнги в их грязной болтовне явно будет лишним.       Ей уже мать плешь проела с тем, что пора бы найти достойного мужика. В подростковом возрасте Юнги как-то пропускала её слова мимо ушей, глядя на то, как мальчишки из её класса стремительно тупеют и захлёбываются в слюнях при виде «буферов» их новой учительницы немецкого. Потом её больше волновало поступление, нежели отсутствие как таковой личной жизни. А сейчас всё было стабильно во всех планах, Юнги просто-напросто не видела рядом с собой парня и уж тем более не могла представить жизнь, полную сопливых эсэмэсок с пожеланием спокойной ночи, безвкусных подарков на годовщины а-ля «Неделю вместе» и свиданиями. Куда лучше быть одной — меньше мороки.       Девушка вышла из туалета, поправляя юбку. — Протекла? — поинтересовалась Юнги, хотя подобные вопросы можно было оставить и при себе и не вгонять незнакомку в краску. — Немного, но на юбке не видно, — тихо пробормотала она, тщательно намыливая руки. — Вообще такие топы носят без лифчика, — подметила Юнги, указывая на короткий топ с открытыми плечами из-под которого похабно торчали белые лямки бюстгальтера. — Либо заправляют лямки внутрь, чтоб не видно было.       Девушка растерянно посмотрела на себя в зеркало. В общем и целом, стиль у неё был девчачий, но не такой приторный, как у Сокджин. Красивый полуспортивный наряд с теннисной юбкой-шортами, короткой майкой с надписью «hope.» и гольфами контрастировал на фоне детских безделушек вроде огромного количества фенечек и громоздких браслетов. — Ну или можно приспустить до середины плеча и затянуть лямки. Конечно, нет гарантий, что не свалится, но как вариант.       Девушка снова уставилась в отражение. Аккуратно подцепив пальцем сначала одну лямку, потом вторую, она последовала совету Юнги. Та невольно разглядывала её спортивную фигуру и острые ключицы. — Занимаешься спортом? — спросила Юнги как бы невзначай. — Да, танцами. — Бальные? — Нет, хип-хоп, R&B — такого толку… — Не видела тебя раньше. Ты с первого курса? — Да, — застенчиво кивнула она. В её скованности Юнги заметила и свои повадки на первом курсе. — Я вообще не люблю такие тусовки. — Почему? Танцпол, выпивка, порви их всех!       Девушка прыснула смехом. — Я абсолютно не умею пить. Превращаюсь в опухшее краснолицее чудовище, лучше тебе не видеть! — Хах, ясно, — усмехнулась Юнги, лукаво прищурившись. — Пойдём отсюда? Ты одна? — Нет, с подругой.       Подругой оказалась Тэхён о которой Юнги была наслышана. Джин ей весь мозг прожужжала о том, что её малолетняя подружка в этом году поступает на факультет японоведения, хотя и на родном языке предложения выстраивает так, будто вещает с другой планеты. Иногда Юнги видела Тэ в коридоре в дорогих шмотках и вычурных украшениях, глядящую на каждого прохожего с надменным безразличием. Впечатление она производила устрашающее, однако стоило её разболтать, как перед вами представала обычная подружка-кокетка, обожающая «VOUGE», винтажные безделушки и разговоры о вечном под пивко. Она ждала подругу в другом конце зала, посасывая коктейль из трубочки с крайне скучающим видом.       Послышался лёгкий шлепок. — Ой! — вскрикнула девушка. — Классная попка, — пропел поддатый мальчишка с первого курса, вымахавший под метр восемьдесят. Девушка так и стояла, растерянно, но в то же время возмущённо до глубины души, уставившись на парня.       Юнги не растерялась и треснула его по лицу, с любезнейшей улыбкой заявив: — Милое личико.       После ответа парень быстро поумерил свой пыл и взглянул на Юнги, как нашкодивший ребёнок, но она была непреклонна. Снисходительно кивнув, Мин обернулась к месту, где должна была стоять девушка, но ту уже уводила вглубь толпы Тэхён, что-то энергично рассказывая. И только сейчас Юнги поняла, что забыла спросить имя незнакомки.       Наплевав на сей печальный инцидент, девушка отправилась на поиски Сокджин, но та будто бы испарилась. Раздосадовавшись, Юнги выпила у барной стойки (которая представляла из себя стол с пластиковыми стаканчиками, соком и увеселительными напитками под руководством какого-то прыщавого хиппи) ещё пару стаканов пива и ушла.              Стоя у двери своей комнаты в общежитии, Юнги поняла, насколько она скучная. У всех в корпусе двери были увешаны плакатами, наклейками и табличками «Не беспокоить» в самых разных интерпретациях от ванильно-розовых витиеватых буковок на двери Джин до кривых граффити какого-то татуированного парня. У некоторых девчонок висели полароиды, снятые где-то в темноте (на белых пятнах-лицах горят красные глазищи) или подвешенные за волосы куклы Барби с обезображенной ручкой лицом. У Юнги же дверь была белой и неинтересной до безобразия. В коридоре её комнату легко можно было перепутать с кладовкой или туалетом, а многие студенты так и вовсе считали её нежилой, настолько тихо Юнги себя вела.       Не отрывая глаз от пола, Юнги проковыляла до кровати и упала раскинув руки. Алкоголь, как она слышала, — сильнейший депрессант. Так вот почему так паршиво.       Заткнув уши наушниками и врубив самые громкие песни Rammstein, девушка провалилась в сон.              — Я вхожу! — по привычке предупредила Юнги, распахивая дверь в комнату Джин. Она была на ногах с семи утра и больше не намерена ждать. Кто-то бы назвал её действия эгоистичными и бестактными, но подобное проворачивала и Джин, когда в позднем часу ночи напивалась из-за расставания с очередным любовником двух недель.       Юнги ожидала увидеть в постели Джин капитана команды по футболу, скучного заучку с курса японоведения, сыночка богатых родителей, появляющегося на занятиях раз в полгода, да даже незрелого первокурсника, но никак не то, что возлежало на её кровати.       Издалека её можно было принять за парня: высокий рост, мощная комплекция, плоская грудь, стрижка под мальчика, но стоило присмотреться, как перед вами представала известная на весь колледж Намджун, которая, по слухам, своими знаниями английского могла заткнуть за пояс любого преподавателя.       Вообще всё в этой девушке можно было описать словом «слишком». Лицо у неё было слишком глупое: слишком узенькие глазки, слишком маленький нос, слишком пухлые губы. Для высшего образования она была слишком умная, для студентов слишком непонятная.       В её крупных габаритах были и минусы, например, неконтролируемая неуклюжесть. После неё регулярно ломался один из туалетов, локтем она умудрялась опрокинуть поднос с напитками, а некоторые учебники буквально разваливались у неё в руках. Обижать её по этому поводу не смели: Намджун задавит если не кроссовком сорок второго размера, то интеллектом.       И сейчас Намджун полусонная и растрёпанная валялась на кровати Сокджин в одних трусиках. — Выйди отсюда! — возмущённо вскрикнула Сокджин, то ли скидывая одеяло с себя, то ли прикрывая им Джун.       Юнги выскочила в коридор, пока подушка не настигла её свежего макияжа. Потребовалась минутка, чтобы понять, что произошло прошлой ночью между Намджун и Сокджин. Вернее, понятно всё было сразу, но принять это как данность оказалось куда сложнее.       Юнги и до этого слышала о бисексуальности, но считала это глупым течением, навеянным модной тенденцией на толерантность. Девушка могла смириться с существованием гетеро, лесбиянок, геев, трансгендеров, но на этом её списочек кружка по сексуальным предпочтениям обрывался. Для неё би было что-то сравни человеку неопределившемуся, а потому повесившего на себя удобный ярлычок «Открыт для мальчиков и девочек».       Ещё сложнее было представить Джин — девочку-девочку, принцессу в беде, — в объятьях девушки, пусть даже и такой сильной, как Намджун.       Дверь открылась, и из комнаты выбежала красная до кончиков ушей Джун. От волнения она нацепила очки на самый кончик носа и волнительно их поправляла каждые пару секунд. — Maybe see you later, — впопыхах бросила она Джин, неловко откланялась Юнги и удалилась.       После короткой паузы, Сокджин измотанно выдохнула: — Она, видимо, всегда говорит по-английски, когда волнуется. И зачастую всякую чушь. — А можно несколько вопросов? — с места в карьер начала Юнги, всё ещё стоя на пороге. — Валяй. — Во-первых — что это за розовая тусовка? Во-вторых — почему меня не пригласили? — Ха-ха, очень смешно, — отозвалась Джин, присаживаясь за туалетный столик и выводя стрелку пожирнее. — А куда ты так марафетишься? — Джун-а вчера уничтожила мой бюстгальтер. — Я думала только парни мучаются с крючками, — усмехнулась Юнги, облокачиваясь о дверной косяк. — Ты её сиськи видела? Ей вообще лифак не нужен, везучая… — Так что она сделала? — Да ничего! Попыталась снять, слышу — хрясь! Она эти крючки пополам переломила! Пополам! — Да уж, та ещё клямзя. — Зато милая, — сказала в противовес Джин. — А вообще, ну… Как тебе? — Даже не думай, что я буду об этом разглагольствовать! Тем более с тобой. — Ой, да ну, а что это во мне такого, расскажи. Маме своей что ли разболтаешь?       Джин недовольно фыркнула. Её взаимоотношения с матерью были идеальными, и разговоры не заканчивались на успеваемости и том, чем же Сокджин питается в этом треклятом колледже. С мамой Джин могла говорить по телефону часами, рассказывая шутки из колонки анекдотов и громко хохоча, пока мобильник наконец не отрубится от недостатка заряда. — Если тебе прям интересно… — протянула Джин с лукавой улыбкой. — Ну-ну, выкладывай.       Сокджин развернулась, с торжествующим видом сложив руки на коленях. — Это было неловко и странно, но только поначалу. Она была куда аккуратнее в своих действиях и… Знаешь, было ощущение, будто она такое уже не в первый раз делает. Пока что это лучший секс в моей жизни с первым встречным. — Ужас… — закатила глаза Юнги с истерической улыбкой. — Эй, а что в этом такого? Всего лишь секс. Всего лишь с девушкой. — С девушкой, — повторила Юнги, раскинув руки. — Ты могла просто пошерудить пальцами на ночь, и навряд ли бы что-то изменилось. — А чем отличается секс с парнем тогда? Ты могла просто купить себе дилдо и навряд ли бы что-то изменилось.       Юнги будто бы пристыдили. — Пойдёшь со мной за лифчиком? — Тебе так важно моё присутствие? Хочешь чтобы я оценила твои сиськи? — Иди ты! — рассмеялась Джин, нанося блеск на пухлые губы. — Ты всё равно вроде никуда не собиралась, да и ко мне зашла не просто так. Скучно без подружки-Сокджин-и? — Ладно, собирайся.              Набрав корзинку розово-кружевных бюстгальтеров Сокджин удалилась в примерочную, оставив Юнги бродить одну в этом бесконечном количестве спортивных топов, пуш-апа, балконетов, бандо, бралеттов и прочей женской ерунды, которая на кнопках Юнги (еле-еле первого размера) будет болтаться как мамино платье на четырёхгодовалой девчушке.       Даже у той девчонки со вчерашней вечеринки грудь была лучше. При её точёном спортивном телосложении аккуратные округлые груди, как два наливных персика, смотрелись максимально гармонично. — О чём ты думаешь? — прошептала под нос Юнги, ударив себя ладонью по лбу.       Свою нездоровую фиксацию на чужих сиськах она обычно пресекала, ссылаясь на зависть и дебильный недотрах, но возможно в этом могли крыться и другие причины. Так или иначе Юнги осознавала, что её привлекательность зависит не только от внешних данных, но и от бесстрастного обаяния этакой снежной королевы, якобы всегда рассуждающей холодно и здраво, не полагаясь на эмоции. — Могу чем-то помочь? — вкрадчиво спросила консультант. — А? — дрогнула Юнги. — А, нет, спасибо.              Всё воскресенье Юнги посвятила немецкому, зазубривая таблицу сильных глаголов в трёх формах, перечитывая отрывки произведений немецких и австрийских классиков и подготавливая «творческие задания», которыми преподавательница пичкала несчастных студентов, будто бы те так и застыли на уровне средней школы.       Под вечер Юнги ужасно устала, но встречаться с кем-то желания не было. Таки украв из общего холодильника ведёрко мороженого с кусочками мятных леденцов и стикером на крышке: «Пожалуйста не трогайте!», она уединилась у себя в комнате за ноутбуком. Слизывая с ложки неплохое на вкус мороженое, она долго и тщательно рассматривала весь спектр порнухи на соответствующих сайтах. Секс расслабляет. Как хорошо, что расслабиться можно и самой.       Но под каким бы углом и какими бы то ни было движениями у неё ничего не получалось. Фальшивые стоны и восхваления члена из уст сисясто-жопастой актрисы сбивали весь настрой, как и периодические порыкивания героя-любовника, долбящего тёлку как кролик в брачный период. На десятой минуте, когда актриса уже вот-вот готова была кончить, омерзение происходящим достигло своего пика. Юнги захлопнула крышку и задвинула ноутбук подальше.       Всё так грязно, но в то же время лощено и приторно. В подобном жанре все контрасты выкручены до абсурда — яркая страсть или сопливая нежность на фоне идеальных фигур актёров, вычищенных до блеска спален выглядит как блевотный фарс. Не подумайте, она понимала, для кого и с какой целью снимаются подобные фильмы, иначе зачем она зашла на порнографический сайт? Больше всего её раздражала собственная чопорность и неудовлетворённость, которой конца-края не видно.       Отвернувшись к стене, Юнги уснула.              Понедельник — день тяжёлый. Погрязнув в будничной суматохе, Юнги встретилась с Джин только в столовой, куда все студенты заглядывали между парами. Успев отхватить кружку чёрного кофе и сахарный рогалик, Юнги кое-как прорвалась к подруге. — Негусто ты набрала, — первое, что сказала Сокджин в тот день. Вид у неё был по-прежнему блистательно свежий. В руках девушка держала поднос с кучей всякой всячины (мясо, рыба, соусы, свежие овощи) и даже это не помешало ей взять с собой пачку лапши. Из-под выглаженной блузки проглядывали очертания нового лифчика. — Я на диете, — коротко ответила Юнги. — Сахарный рогалик в неё входит? Поделись сайтом, где ты нашла такое счастье, а то у меня ляжки что-то слишком заплывшие.       Юнги только закатила глаза. Теперь проблема заключалась только в поиске столика. Как назло, голодного народу было тьма и все стайками расселись на места: байкеры громко что-то обсуждали, хиппи трясли засаленными патлами над тарелками с веганским супом, девчонки дружно уткнулись в телефоны, амбалы, сидящие на спортивной стипендии, оценивали задницы своих одногруппниц. Впрочем, в такие моменты колледж не сильно отличался от старшей школы. — Ой, — охнула над ухом Сокджин. Юнги зыркнула в ту же сторону, что и она. За столом в полном одиночестве сидела Намджун и уплетала курицу, попутно уставившись в телефон. Видимо, читала она что-то очень интересное, раз угодила очередным кусочком мимо рта. — А это не Намджун? — Намджун, — кивнула Джин, как заворожённая.       «Бери пока дают, » — подумала про себя Юнги и, схватив подругу под локоть протащила её через весь зал. — Здесь не занято? Ага, спасибо, — не дожидаясь ответа, Юнги плюхнулась на стул и отпила немного кофе. Джин слегка потерянно улыбнулась Намджун. — Общайтесь, я вас не потревожу, — с набитым ртом сказала Мин.       Намджун почти не подавала признаков жизни, уставившись в прострацию где-то за плечом Джин, но впрочем не возражала, что незваные гости вдруг нагрянули к её столику.       Через минуту над Юнги нависла чья-то тень и послышался отчего-то знакомый хрипловатый девичий голосок: — Здрасьте…       Юнги подняла глаза и на мгновение оцепенела. Перед ней стояла всё та же девчонка с вечеринки, глядя на неё озадаченно-невидящим взглядом. Надо сказать, стилю она своему не изменяла, надев безразмерный свитер и джинсы прямого кроя с огромным количеством чрезмерно ярких побрякушек. — Хосок, а чего сегодня одна? — поинтересовалась Джун. — Тэхён сегодня не может, — поведала она, переведя взгляд на Джун. — У неё опять разборки с парнем. — Да ладно, они всего месяц встречаются, — скривившись, рассмеялась Намджун. — Но ей уже надо о чём-то серьёзном с ним поговорить. Я присяду? — Конечно. — Так вот, я ей говорю: «Тэ, зачем из всего устраивать телевизионную драму?» — а она: — «Хосок, чего ты знаешь, у тебя даже парня не было!». Вот когда дело доходит до её взаимоотношений, так сразу у меня не было парня. Аж бесит! — Хосок так разговорилась, что в ней и не признать было той скованной девушки, робко просящей запаску. Похоже, стеснялась она только в компании незнакомцев, а с Джун они были давними подругами. — Да, похоже на Тэхён, — вставила своё слово Джин. — А вы знакомы? — выразительно изогнула бровь Намджун. — Она никогда не рассказывала о других подругах. — Скорее всего, вы просто не поняли её инопланетный, — подшутила Скоджин. — Мы с ней, скажем так, давние подруги. В последнее время редко пересекаемся. — А откуда ты знаешь Намджун? — спросила Хосок, окидывая взглядом обеих. Девушки уставились друг на друга. В воздухе повисла напряжённая тишина. — Они переспали после той вечеринки, — пояснила Юнги, перетянув на себя всё внимание. Джун скептически окинула взглядом её фигуру, Джин с шумом втянула воздух. Очередного напряжённого молчания было не избежать, благо его быстро прервала Хосок: — Чёрт, у меня ощущение что тебя я тоже где-то видела, — задумчиво щёлкая пальцами, сказала она. — Прости, не могу вспомнить имени. — Мы пересеклись в туалете, имён друг друга не спрашивали, — поправила её Юнги, покосившись на Джин, чтобы избежать неуместной туалетной шутки. — Я Хосок. — Юнги, — кивнула она. — Ещё тогда заметила: любишь стиль девяностых? — Да, он мне достаточно близок, но я стараюсь сочетать его и с современной модой. — Мода не так важна, когда есть стиль, — встряла Намджун. — Ну, почему же, многие одеваются по моде и это вполне стильно, — перебила её Джин. — Ага, и выглядят, как одинаковые болванчики, — поддержала Юнги, допивая кофе. — Нет, ну почему, слова Джин имеют смысл. В пятидесятые тоже все были как одна блондинки с модной стрижкой, в платьях и макияже под Мерлин Монро, и тем не менее сейчас на это смотрят как на эстетику. Да, я немного перегнула со своим высказыванием, признаю. — Зря ты задела идола Юнги, — хитро промурчала Джин. — Я вообще не об этом! Мода рождается с медиакультурой. Что продвигается — то и носится. — И если эта вещь действительно того заслуживает, то она останется в вечности, а если минутна и бесполезна — канет в лету, — с примиряющим видом подытожила Хосок. — А ещё говорят, что девушки могут обсуждать не только шмотки, — не без доли самоиронии сказала Джин. — Тебе нравится Мерлин Монро? — спросила Хосок, обратившись к Юнги. — Она интересная личность, некоторые фильмы с её участием приятно смотреть. А ты что о ней думаешь? — Морально она застряла в девяностых, как видишь, — рассмеялась Джун, указательно тыкая в подругу большим пальцем. — Мне больше по душе те звёзды, знаешь, Энистон из «Друзей», Том Хэнкс из «Форрест Гамп»… Но ты так разрекламировала Монро, что мне даже стало интересно.       Юнги дёрнула уголком губ в лёгкой ухмылке. — Нужно начать с чего-нибудь лёгкого. «В джазе только девушки» — классика!              Юнги не любила, когда кто-то заглядывает в её «обитель тьмы». Дверь в её комнату всегда была под замком, так что даже Сокджин приходилось предварительно созваниваться с подругой, чтобы заглянуть к той на ужин (а бокалы для вина на их совместных трапезах были как никогда кстати). Верхний свет Юнги включала редко, да и шторы всегда задёргивала. Курила как паровоз, а потому к вечеру под потолком собиралось сизое облачко, ничуть не смущающее раздолбанный датчик дыма.       Но ради Хосок Юнги даже немного прибралась, смахнув пыль с полок и повесив все сваленные на стульях шмотки в шкаф. С вредной привычкой Юнги курить по поводу и без Хо уж придётся смириться.       Настойчивый, но в то же время аккуратный стук Хосок отличался от лёгкой небрежности Сокджин разительно, так что Юнги сразу вскочила с кровати, на толику секунды отрывая тлеющую сигарету от губ. — Ну, эм, привет, — поздоровалась Хосок, волнительно бегая глазками из стороны в сторону. Юнги от исходящего из коридора слепяще-яркого света недовольно нахмурилась. — Проходи, — коротко выпалила она, запуская девушку внутрь.       В бледном сероватом свете на фоне скучных чёрных шмоток и зеленовато-бежевых стен, сливающихся в одно размытое тёмное пятно без ясных очертаний, Хосок выглядела как нечто контрастное и чёткое. Казалось, будто она сошла с портрета некоего современного фотографа, желающего показать многогранность личности через окружающую её реальность. — А ты на каком факультете учишься? — поинтересовалась Хосок, уставившись на огромный чёрно-белый плакат с одутловатым лицом Тилля Линдеманна, висящий над кроватью.       Между фразами Юнги бегло пыхтела вьющимися в воздухе облачками дыма. — На филологическом, а ты? — Тоже. А по какой специальности? — Буду переводчиком немецкого языка. Коммуникации между разными странами сейчас важны, так что, как я думаю, быть посредником в подобных отношениях достаточно выгодно. — Как ты над всем глубоко задумываешься, — восхищённо прокомментировала Хосок. — А ты не задумывалась разве никогда? Это же твоё будущее! — Стыдно признавать, но я поступила только из-за желания папы. Мне куда интереснее сцена и танцы, нежели литература. — Так ты специализируешься на литературе? — Угу, — качнула головой Хо. — Ненавижу её. Особенно когда заставляют анализировать. Почему хорошая книга не может быть просто хорошей книгой? Может я и любила бы читать, если бы не постоянные поиски третьих и четвёртых смыслов. — Насильно мил не будешь. — Что правда, то правда. — После недолгой паузы, Хо вдруг вставила: — Джун любит читать куда больше, чем я. Когда нас заставляют читать какое-то длинное произведение, то она мне обычно «помогает». Я понимаю, что это несправедливо в какой-то мере, но с другой стороны, она сама говорит, что ей не в тягость. — Вот уж Намджун точно. Честно, я побаиваюсь за ментальное здоровье её преподов. — Ха-ха, что ты, она со всеми в хороших отношениях. — А ты? — А я… Раздолбайка, — пожала плечами Хосок, дёрнув головой. — Я стараюсь общаться только с теми, кто мне интересен и кому интересна я, а когда моя заинтересованность становится неискренней и обязательной, то я быстро холодею.       Юнги глубокомысленно кивнула головой, щёлкнув по нужной ссылке. — Может, посмотрим-таки фильм? — бегло затушив сигарету в пепельнице, спросила Юнги.              Хосок смеялась заливисто и громко, как ребёнок, но в то же время скрепуче-надрывисто, как несмелый взмах смычка по расстроенным струнам скрипки. И, честно, вместе с ней хотелось смеяться. Её гремящий хохот не был схож с карикатурно-девичьим хихиканьем Джин, срывающимся на звенящее шарканье, или кряхтящими смешками самой Юнги. После каждой остроумной шутки, прозвучавшей с экрана крохотного ноутбука, миловидное личико Хо загоралось: весело вспыхивали мягкие щёки, в уголках приветливых глаз собирались слезинки, а рот растягивался в широкую белозубую улыбку. — Хороший фильм, правда, очень хороший! — восклицала Хосок, уставившись на титры. — Юнги дерьма не посоветует, — нравоучительно произнесла девушка. — И английский тут не такой сложный, думаю, Намджун смотрела этот фильм в оригинале. — Она много чего в оригинале смотрела, — отрешённо бросила Хосок. — Кстати, я недавно общалась с Чонгуком, — после недолгой паузы продолжила Хосок, будто вспомнив какую-то забавную историю. Юнги непонимающе на неё уставилась. — Тот парень с вечеринки.       Теперь-то Юнги вспомнила. Подобные кадры она видела не в первый и не в последний раз, так что запоминать каждого напыщенного идиота не утруждалась. — И что? — Он так извинялся, говорил, что в трезвом состоянии себе бы такого никогда не позволил… В общем, оправдывался как мог. — Дружбу водить предлагал? — спросила Юнги с по-детски надменной усмешкой в голосе. — Да, сходить в кафе, выпить кофейку. Как думаешь, идти? — Хосок спрашивала так открыто и серьёзно, будто они с Юнги уже сто лет были знакомы. — Это твоё дело. Иди, если хочешь, я же не твоя мама!              Однако Хосок ходить к ней зачастила: когда за советом, а когда просто поболтать. Хо любила говорить, а Юнги умела слушать, время от времени вставляя скабрезные или сочувственные реплики. Так они пребывали в полной гармонии на протяжении нескольких часов кряду, не замечая, как пролетает время.       Беспрестанно Хосок жаловалась на своего куратора, так и не сумевшего ей разъяснить что к чему в этом неизвестном мире под названием «колледж», так что Юнги за сигареткой выдавала Хо всё, что сама знала. — Колледж — это огромный муравейник, — как-то сказала Юнги, рассевшись напротив Хосок по-турецки. — И главная матка у нас ректор. А мы — муравьи-трудяги, выстраивающие дорогу в жизнь, сами не зная зачем. — Ты не уверена в своём будущем? Уж о ком о ком, а о тебе бы я никогда так не подумала. — Мы с тобой похожи больше, чем ты можешь себе вообразить, — лучезарно улыбнулась Юнги. — У всех бывает такой период, когда ты просто чувствуешь себя потерянным и спрашиваешь самого себя: «А зачем это всё?», но потом все твои мысли снова схлопываются, и ты продолжаешь трудяжничать. Звучит примитивно, но скажи, что я не права? — Да… Да, ты права, — тихо согласилась Хосок. Кажется тогда она собиралась на тренировку, поэтому поспешила в Общины. — Хо! — окликнула Юнги подругу у самого порога. — Wer etwas erlangen will, muss die Mühe nicht scheuen! Так говорят немцы.       Хосок взглянула на Юнги растерянно, но экзотическая цитата явно её позабавила. — Ну, если перевести: «Кто хочет чего-то добиться, не должен бояться приложить усилия».              Хосок привносила в жизнь Юнги больше яркости одним своим существованием. Очень скоро Хо как бы невзначай, якобы по собственной забывчивости, оставляла у подруги яркие безделушки, которые потом с видом безгрешной наивности впаривала: «О нет, тебе очень подойдёт этот кулон! Померь, померь его сейчас же и больше никогда не снимай! Ах, у меня таких ещё сотня, не беспокойся!» Юнги искренне делала вид, что велась на её уловки, только чтобы увидеть, как у Хосок на щеках заиграют ямочки.       Хо же притаскивала бумбокс, предупреждая, что их тренер одолжил проигрыватель лишь на время по доброте душевной (и только персонально Хосок, как любимице), и по кругу врубала современных рэперш, рассеивая тяжёлый рокерский мрак вокруг почти бессмысленными песнями, приправленными неплохим речитативом. — А почему ты начала учить немецкий? — поинтересовалась Хосок, понизив громкость какой-то очередной песни Ники Минаж или Карди Би… Юнги пока не научилась их отличать.       Девушка выплыла из гипнотического транса учебника и мгновенье смотрела на Хосок невидящим взглядом. — Многие говорят, что немецкий злобный, но на самом деле он не хуже французского, ну, на мой взгляд, — наконец сказала она. — Такой шипящий, но чёткий… Думаю, произношение меня и подкупило. Не зря же я практикуюсь, а? — А что-то кроме Rammstein из немецкого ты слушала? — Тут уже сложновато. — С чего бы? — Немецкая культура на первый взгляд проста — пиво, сосиски и хмельные блондинки, — но в этом и заключается её сложность. Думаю, если бы ты углубилась, то увидела бы всю разницу наших менталитетов и даже была бы приятно удивлена.       Хосок пожала плечами, но слова Юнги не уняли её интерес. — В музыке они либо гремят неистово, что аж башка кипит, либо поют так приторно-сладко, что аж мутит.       Девушки уставились друг на друга, но обе думали об одном и том же — параллели. Параллели противоположны и никогда не пересекаются, но тем не менее похожи друг на друга как две капли воды. Как в одной нации могут сопутствовать друг другу две крайности, так и в огромном университете встретились две на вид разные особы.              Юнги пила много, но никогда не пьянела. Во время некоторых форс-мажорных ситуаций она могла сидеть поддатой на занятиях, трудолюбиво конспектируя материал и не подавая виду. Стоит признать, пару бокальчиков красного даже шли на пользу её способности к коммуникации.       Джин же могла пить в три горла, но от себя обычной отличалась лишь периодическими смешками без причины и слегка подрумяненными щечками.       В тот вечер они собрались с подругой как в старые-добрые, приговаривая вместе подсохшие канапе с сёмгой и две бутылки красного. Джин налегала на еду, Юнги задумчиво выпускала в потолок кольца сигаретного дыма. — Ну как, с Хосок ещё не перепутались? — Словом «перепутались» Джин обычно заменяла более грубое «переспали». — Конечно нет, не говори ерунды. Я по мальчикам. — То-то я гляжу на целомудренную девочку, ждущую своего принца на белом «Порше». — То-то я гляжу, ты стала знатоком в плане отношений. Не «перепутались» там с Намджун опять? — Иди ты, — в который раз фыркнула Джин. — А если честно? — А если честно, я не хочу с ней больше спать. Не потому, что мне хватило одного раза (первый раз был вполне себе неплохим, даже хорошим, — нет! — отличным), а потому что я, наверное, хочу чего-то большего? Боже, я такая инфантилка. — Схватив ножку бокала покрепче, она приложилась лбом к столу. Юнги, выпустив ещё струйку дыма, заявила: — Скажи ей об этом, делов-то. — На словах всё легко, — прохныкала Джин в копну чёрных волос. — Я никогда не делала первый шаг, понимаешь? — То есть ты только со мной эдакая девушка без комплексов? — Ну ты же моя подруга, — наконец показалось полное недоумения лицо, как будто Юнги отвергла что-то само собой разумеющееся. — Надо было в тот вечер сказать, что я по мальчикам, и проблем бы было куда меньше. — Ну не говори, — умоляюще простонала Юнги. — Ты же видела местных парней — мальчишки, да и только. Стипендия есть, тачка есть, снимают комнату за папочкины бабки и пантуются перед всеми, как петушки. Думаешь, подошёл бы к тебе какой-нибудь «король вечеринки»? Пф! Вздор! Потому что королям вечеринки не нужны красотки с мозгами, им нужны тупые курицы с модным личиком!       Джин внимала её словам, будто слышала истину в последней инстанции, а Юнги и рада потрепаться. К концу монолога подруги, Сокджин подняла бокал, где на дне ещё плескалось вино, и шёпотом произнесла: — Вообще все мужики — козлы, — всегда их посиделки заканчивались этой фразой. — Так что давай за нас!              Круг общения Хосок не ограничивался их незаметно образовавшейся женской компанией, и, помимо всего прочего, она общалась и с Чонгуком. Юнги Хосоковы рассказы про её приятеля раздражали, но из вежливости девушка не подавала виду и знала о носатом младшекурснике куда больше, чем хотелось бы.       В школе парень был капитаном команды по плаванию, параллельно занимаясь футболом и борьбой, поэтому уже в колледже он получал спортивную стипендию и был самым крупным в своей группе. Одежду он выбирал крайне контрастирующую с его смазливым личиком: тяжёлые ботинки, огромные чёрные футболки и безразмерные куртки, визуально увеличивающие его и без того немаленькие габариты. Вместе с друзьями он снимал квартирку в нескольких километрах от кампуса и рассекал по улице на чёрном блестящем байке.       Юнги такой типаж недолюбливала и предпочитала держаться на расстоянии от подобных личностей. Зачастую смазливое личико скрывало за собой человека крайне горделивого и самоуверенного до эгоцентризма, однако Хосок всегда говорила, что Чонгук — человек крайне застенчивый и обходительный, противоположный уже сложившемуся и устоявшемуся образу в голове Юнги. Мин не бралась судить, но на общение не выходила, лишь изредка пуская в ход вежливые кивки и улыбки.       Чонгук явно жил один на протяжении долгого времени, поскольку трудно было найти вещь, которую бы он не умел. Парень умел зарабатывать, готовить (к слову, он часто делился с Хосок своими кулинарными шедеврами), чинить некоторые бытовые приборы, да и вообще был рукастый. По учебе тоже проблем не было: Чонгук хорошо разбирался в физике и математике, знал японский, но и на английском шпарил прилично.       Ещё эта кроличья морда постоянно осыпала Хосок подарками и слащавыми комплиментами. Только ленивый бы не заметил с какими жеманными глазками Чонгук вручал Хо очередную безделушку, вскоре тонущую в куче таких же. И эта щедрость выводила Юнги из себя. Чонгук, разбрасывающий деньги направо и налево, со своим смазливым личиком не заслуживал и волоса с головы Хосок, не то что её взаимности. Всё-таки они в корне разные, но, если следовать негласному правилу: «Хорошие девочки любят плохих мальчиков на чёрном байке», то предположения Юнги уже не играют тут никакой роли.       Она не могла управлять Хосок, как минимум потому, что Хо — не вещь и принадлежит не кому-то, а себе самой. Юнги не лезла в чужие отношения, оправдывая всё чересчур громкими словами «Во благо!» и все мысли держала при себе ровно до того момента, пока сама Хосок не приходила за советом. — Юнни, — так Хосок иногда осмеливалась называть Юнги, — правда, он очень хороший. Он добрый, заботливый, щедрый… Я даже не знаю, почему он так за мной увязался.       Юнги скептически покосилась на подругу и закурила, потому что сказать ей было нечего. — Думаешь, я не вижу, как он из кожи вон лезет? Или просто веревки из него вью? Нет, я всё это замечаю. Ещё как замечаю! Просто…       Она задумчиво притихла, уставившись в потолок. — Но он так торопится… Как счётная машинка всё время: «щёлк, щёлк, щёлк!» Постоянно заговаривает о будущем, считает что-то, планирует. А это, наверное, не для меня. Нам ведь всего девятнадцать! Мне всего девятнадцать! Это такой непостоянный возраст… Сегодня я хочу одного, завтра другого, на третий день — третьего, а он хватает всё и сразу и ждёт от меня того же. — И что ты собираешься делать? — Я не знаю, — пожала плечами Хосок. — Я ни черта не знаю! Он хороший. Очень. Не думай о нём плохого.       Юнги только рукой махнула. — Я вижу, как злобно ты на него глазеешь! — возразила Хосок. — Не думай, что я слепая! — Ладно-ладно, — успокоила её Юнги. — Он хороший, — уже в сотый раз повторила Хо. — Но я даже не знаю, чего хочу от этих отношений…       Чёрный червячок ревности, так давно глодавший сердце Юнги, на время усмирел.              Юнги умирала от скуки. Джин на звонки не отвечала, у Хосок тренировка, так что девушка решила немного скрасить этот вечер. — Алло? — послышался в трубке бархатный приветливый голос Чимина. — Приедь ко мне пожалуйста. — Ты наклюкалась? — Этот вопрос Юнги восприняла как оскорбление и, задрав нос, надменно заявила: — Нет… пока что. Приедешь? — Хорошо. Что-то нужно купить? — Да. Вино. Сам знаешь. — Угу. — И сигареты. — Угу. — И резинки.       На последнюю просьбу скучающего «угу» не послышалось, что вызвало у Юнги лёгкую ухмылку. Вежливо распрощавшись, Чимин обещался приехать в течение получаса.       Чимина уже знали все на кампусе, хоть и учился он далеко от этого места. Некоторые даже не знали его имени, но запоминали мягкое личико с пухлыми губками и вечно печальными глазами, так ярко контрастирующее с его идеальным спортивным телосложением (парень профессионально занимался бальными танцами).       Чим учился на педагогическом и по окончании его должен был стать учителем физкультуры. Эту профессию Юнги предрекала приятелю ещё в старших классах, видя как тот балдеет в компании маленьких спиногрызов, ещё и умудряясь вычленять из лепета какой-то смысл. Девушка была уверена, что в своей профессии парень не пропадёт, как минимум из своего доброго нрава и гибкого характера, благодаря которым его все обожали.       В школьные годы, стоило Чимину всего на секунду заглянуть к Юнги домой, как у порога собиралась целая толпа, тут же перед ним жеманившаяся. Мама так вообще постоянно предпринимала попытки «свести вместе два юных сердца», однако сваха из неё никудышная, и всё скатывалось в скандал на ровном месте: «Дура ты, Юнги! Ты погляди, какой он! И красивый, и умный, и добрый, отлично учится, спортом занимается, а ты…» — говорила мама и махала рукой.       С поступлением в университет Юнги с Чимином наконец разделило расстояние, вот только теперь девушка чувствовала себя одинокой. Все её школьные подружки со временем перестали писать и, наверное, вовсе забыли о её существовании, а с Джин она тогда ещё не познакомилась. Однажды Юнги лишь из интереса позвала к себе Чимина и, надо же, он согласился. Они проболтали весь вечер и тогда же в первый раз переспали. Должно быть, это могло бы стать зарождением нечто большего, но вот Юнги не почувствовала ничего. Теперь редкие встречи ради траха стали чем-то сродни вредной привычке, от которой девушка никак не могла избавиться. Родителям они, конечно, ничего не афишировали, чтобы не подавать ложных надежд.              В этот раз ей даже не понадобилось вино, чтобы спать с ним, хотя обычно она могла себе это позволить только с помутнённым рассудком. Ей уже давно не нравился их тупой бездумный секс, но почему-то она всё равно приглашала Чимина к себе, поскуливая в трубку какую-то чушь про невероятную тоску.       Она целовала его жарко, мокро, до одурения, до темноты, лишь бы не видеть его и саму себя вообще. Она сама его оседлала и сама двигалась — грубо, напористо и неприятно. В животе собрался ком, каждый толчок сопровождался мерзким хлюпаньем и неприятным ощущением внутри. Юнги не стонала, а только пыхтела, покрепче вцепившись в чужую руку. Мокрая чёлка упала на глаза. — Юнги, медленнее, — деликатно просил Чимин своим учительским голоском. Юнги это только больше взбесило, и она начала двигаться быстрее. — Юнги, пожалуйста, медленнее! — повторил он, стараясь оставаться ласковым. — Пошёл ты, — процедила она в ответ сквозь зубы, вовлекая в очередной противный поцелуй.       Чимин отстранился и снова упал на подушку, бормоча, как на измене: — Юнги, я сейчас…       Откинув голову, Юнги зажмурилась до искр перед глазами, лишь бы от самой себя не стошнило, лишь бы всё это прошло как можно скорее. Всего одна очередная симуляция, всего одна новая ложь, всего лишь секс.       Юнги упала на кровать, уставившись на плакат Линдеманна. Эх, сколько же повидал этот старый немецкий развратник! Чимин завязал презерватив, бесхозно бросил его на пол и распластался на кровати, уставившись в никуда из-под полуприкрытых век.       Юнги стащила со стола новую пачку сигарет, ловко вскрыла её и закурила. Чимин знал толк в сигаретах, хоть и сам не курил никогда. — Не боишься кровать поджечь? — спросил Чимин, добродушно улыбаясь. Юнги, всем своим видом источая измотанность и презрение, ничего не ответила.       Когда Чимин попытался обнять девушку, она сбросила его руки. — Не трогай меня, — угрожающе сказала Юнги. — Что не так? — растерялся Чимин. — Мне неприятно. Я не хочу обниматься. Брось уже эти телячьи нежности!       Подскочив, Юнги открыла первую бутылку стареньким штопором и налила себе бокал вина. Она осушила его наполовину всего одним глотком. — Я опять что-то сделал не так? В прошлый раз ты говорила, что я слишком много на себя беру, поэтому я попытался… — Проблема не в тебе, ясно? — неожиданно выкинула Юнги, развернувшись на пятках. — И хватит уже дрожать от любого замечания в свой адрес. Мнение других людей не так важно. — Как же не важно? Я хочу, чтобы нам обоим было хорошо, поэтому и пытаюсь тебе угодить. — Не надо мне угождать! — Почему ты так ненавидишь внимание к себе? Почему ты бесишься, когда кто-то пытается проявить к тебе нежность? — Она вывела Чимина из себя. Ужасно. — Потому что мне не нужна твоя вшивая нежность! — Юнги тоже в долгу не оставалась. — Мы просто трахаемся!       С униженным видом Чимин встал с кровати и начал одеваться. Всё это время Юнги стояла в гневном молчании нагая и не двигалась с места. Сам по себе Чим был неконфликтный, но очень упёртый (даже больше, чем она). — Знаешь что? — вдруг вспыхнул он. — С чего ты решила за нас двоих? Кем ты вообще себя возомнила? — А что, ты думал, у нас что-то серьёзное? Не смеши меня, Мини! — с сердобольным видом заявила девушка, отпив ещё вина. — Может и думал! — воскликнул он грозно. — Может потому и прощал всё! — Что ты там мог прощать? — Твоё безразличие! Ты вечно смотришь на меня свысока, даже сейчас! Я люблю тебя, но ты ведешь себя иногда как бесчувственная стерва! Что бы я ни делал — ты злишься и гонишь меня! То ты зовёшь к себе, кидаешься на меня, целуешь, спишь со мной, а потом вдруг — бац! — и ты говоришь, что мы «просто трахаемся». — Боже… — затянувшись, простонала Юнги. — Задумайся ты хоть раз о моих чувствах! Я не хочу быть твоим мальчиком по вызову! — Я вроде не твой сутенёр, паспорт в сейфе не держу. Вот дверь и viel Erfolg! — Хорошо, спасибо, — выдохнул Чимин. В пылу ссоры он застегнул рубашку неправильно, так что воротничок перекосило. — Вот только не зови меня к себе больше, если захочешь «просто трахаться». Ты всё ещё моя подруга, но… — Он хотел завершить фразу чем-то грандиозным, но не смог. Так и остановившись на полуслове, парень ушёл в ночь, дожидаться своего автобуса на остановке.       Юнги тяжело вздохнула, запрокинув голову. Краем глаза она зацепила собственное отражение: голая, бледная, худая и слишком плоская. Странно, но от внешности своей ей не мерзко. Наедине с собой нагая она часто чувствовала себя увереннее, любовалась своим неидеальным телом, почёсывая эго. А вот голые парни вызывали у неё лишь отвращение. Может, дело воспитания.       «Что со мной не так?» — подумала она и выдохнула на зеркало струю сизого дыма. Просто так.              Однако если бы Юнги спросили, жалеет ли она о чём-то, то девушка с уверенностью бы скинула все свои ошибки на волю судьбы или подобную лабуду. Сделанного не воротишь, и хоть Юнги и понимала, как могла ранить Чимина, она решила дать ему (да и себе тоже) время и, сама того не осознавая, скучала по нему.       Нет, она спокойно спала ночами, не заливалась слезами под сопливые песенки и не напивалась вдрызг (для того чтобы напиться повод не так уж и важен). Она не скучала по каким-то там поцелуям, прикосновениям коротеньких пальчиков или его неуклюжей улыбке, совсем нет… Жизнь текла своим чередом, утопая в серых буднях, скучных лекциях и дедлайнах, и Юнги больше всего не хватало их с Чимином разговоров ночи напролёт, где парень, пьянея, придуривается, а девушка долго-долго изливает душу, не чураясь лишних подробностей.       Отношения Джин и Намджун постепенно превращались в «Санта-Барбару» за которой, признаться, очень даже интересно было наблюдать. Несколько раз Джун ночевала у Сокджин (Юнги заметила это по неожиданно появившимся в комнате наушникам и то тут, то там материализующимся книжкам, ничуть Джин не свойственным), но уходила в пятом часу утра, чтобы остаться незамеченной. Естественно вся общага знала о том, что они спят, но никто не подавал виду.       В столовой они так и сидели за столиком вчетвером: Джин, Юнги, Намджун и Хосок. Иногда к ним захаживала Тэхён, сразу наводняя разговор подробностями своей непостоянной личной жизни. Никто, конечно, особо её и не расспрашивал, однако девушка балаболила с необыкновенной харизмой и собственным иноземным шармом, так что слушать её было вполне себе интересно.       На занятиях Хосок продолжала жрать кактус, поэтому в перерывах всегда выглядела задумчивой и уставшей. Однажды она призналась Юнги, что до отца дошла её успеваемость, а потому он не хочет, чтобы Хо отвлекалась от учёбы на какие-то там танцы. Юнги посоветовала тогда ей что-то, но Хосок посмотрела на неё таким мутным и опечаленным взглядом, что Мин сразу поняла, что её слова в этой ситуации бессильны.       Когда Хосок грустила, всё вокруг будто бы затухало и теряло свои краски. Солнце пробивалось через облака холодным тусклым светом, играющим в струящихся по плечам каштановых волосах Хосок. В таком виде она больше всего напоминала замученную думами о судьбах норну*.       Иногда к ним заглядывал и Чонгук, уводя за собой Хосок, тут же натягивающую на милое личико беззаботную улыбку. И пока они удалялись, Юнги чувствовала, как под рёбрами что-то проваливается, оставляя за собой холодную пустоту.       Девушка и не заметила, как над ней с Хосок неведомым призраком повисла недосказанность. Им по-прежнему было весело друг с другом, по-прежнему интересно: Юнги не переставала рассказывать о немецкой культуре, иногда приукрашивая свои знания и умничая, а Хосок продолжала слушать; Хо как обычно притаскивала музыку и побрякушки (не так давно она подарила Юнги самодельный браслет из бисера, будто пятиклашка), но всё обрело новый подтекст. Внешне не изменилось ничего, но сердцем Юнги чувствовала, что каждое их слово и действие отныне пропитано не бездумным флиртом и игривой кокетливостью, а чем-то большим. Казалось, в Юнги проснулось чувство до сего момента спящее где-то глубоко внутри.               Юнги пришла на пятничную вечеринку в спортзал одна, не оповестив ни Сокджин, ни Хосок, ни кого бы то ни было. Впервые за всё своё пребывание в колледже она сделала максимально яркий макияж, который сама бы без стеснения назвала блядским.       И снова долбящая музыка, сдувшиеся шарики под потолком, перегоревшие гирлянды и толпа первокурсников, уже освоившихся в новых стенах. Только вот «Пчёлка» так и не научился пить и снова впечатал Юнги в стену плечом. — Лучше не пей, — раздражённо прикрикнула она, потирая ушибленное место. Сегодня лучше ко всему относиться проще, как-никак вся ночь впереди!       Расправив плечи, Юнги сделала присущий ей вид недосягаемой бесстрастной леди и направилась к импровизированной барной стойке. Не теряя лица, девушка отхватила бумажный стаканчик с сладковатым вермутом и ушла незамеченной. Без Джин было скучновато. Подруга всегда разбавляла удручающую картину молодёжного пристрастия к нездоровому образу жизни и блуду историями о чём-то обыденном, но по-семейному уютном.       Юнги одиноко стояла в укромном уголке, посасывая сладкий обжигающий вермут и морща нос. От подобных напитков у неё всегда болела голова, а в уголках глаз собирались слезинки, настолько жарко горело лицо и грудь. Чимин подобную дрянь готов литрами глушить и ведь не жалуется, чёрт…       Юнги переборола в себе желание позвонить ему, позвонить хоть кому-то. Потому что нужен хоть кто-то поумнее, хоть кто-то, кто сможет разрешить в ней всю ту неразбериху, что изнутри разъедает душу и так щиплет глаза. Что с ней не так? Усталость, безумство ли это или просто влюблённость? Как та, о которой в романах пишут целые трактаты, распинаясь о первой встрече, бабочках в животе, жарких поцелуях и нежных прикосновениях… И всегда в этой ванильной романтике, как в мечтаниях девочки-подростка, мечутся эфемерные разнузданные идеальные люди, чьи чувства предопределены волей автора, а диалоги — все о любви и возвышенном. А Юнги уже всё достало.       Она никогда не видела рядом с собой этот пошлый приевшийся образ идеального мужчины, — он казался таким далёким и туманным, как воспоминание из раннего детства, где белый свет затмевает смутные образы. Не хотелось ей и нежных прикосновений от Чимина, заслужившего у всех амплуа «идеального мальчика». Может отцовское свинство, может иллюзорное превосходство мужчин сделало Юнги настолько озлобленной и далёкой от людей, что она не может понять даже саму себя? — Что со мной не так? — просипела она над пустым стаканчиком.       Вся её уверенность — напускная, вся осознанность — фикция, «взрослость» — вздор! Хосок была куда умнее, куда лучше неё смыслила в своей судьбе. У неё свои стремления, увлечения, свой стиль и своё искусство. Несмотря ни на что Хосок гнула свою линию, находила выход из любых ситуаций и во что-то без устали верила. Многие скажут инфантилизм, а вот Юнги ответит — разум! Иной раз нерушимая вера преодолевает все горести и лишения: вера в себя, в светлое будущее. А Юнги ещё что-то ей смела советовать…       А с другой стороны всё не так уж и важно. Грубо спихивать свой кризис ориентации на других.       Юнги рассмеялась. Без малейшей на то причины хохотала до слёз и болящих щёк, но почему-то на душе стало гораздо легче. Неосмотрительно швырнув стаканчик на пол, девушка вышла на танцпол.       Как она тогда танцевала уже и не вспомнить. Должно быть, из рук вон плохо, но там никто не был хорош. Должно быть и играло что-то примитивное, вроде той музыки, что любила Хосок: долбящий бит, куча пантов, гонор и заедающий дроп. Но Юнги действительно получала истинное эйфорическое наслаждение от нахлынувшего на неё пьянящего отупения. В груди приятно закололо, а тело показалось лёгким и невесомым, все цвета и краски выкручены как в самом страшном, но в то же время приятном сне, пестрящем яркой чередой образов и короткими вспышками захватывающих мгновений. И всё почему-то имеет смысл, почему-то всё так торжественно, но привычно, будто Юнги просто не замечала, как на самом деле всё хорошо.              Вышла Юнги только чтобы перекурить. К тому же даже самые прекрасные вещи имеют свойство надоедать.       Сигареты действительно надоедали Юнги. Они были затратными и отражались на и без того хлипком здоровье, но у девушки в её двадцать с лишним уже крепкая никотиновая зависимость. Попробовав закурить однажды (просто так, ради крутости среди пустоголовых одноклассниц), она уже не смогла остановиться.       С сумерками на кампус спустился и холод. Лёгкий ветерок путался в волосах, щекоча уши игривым шепотом. На небе горели звёзды и белолицая луна высокомерно воззиралась на жизнь мирскую. Пошлость страшная, однако только так высокопарно описать сложившийся пейзаж и хотелось.       Рядом стояла какая-то девчонка: одета она была совсем по-летнему для такой-то погоды. На плечах развевалась безразмерная чёрная куртка, насквозь пропахшая мужским одеколоном. Особо не вглядываясь в свою потенциальную собеседницу, Юнги закурила.       Девушка тяжко вздохнула и поёжилась. Юнги аж рот открыла. — Хосок? — окликнула она, не веря своим глазам. Конечно Хо была танцовщицей, но появляться на подобных мероприятиях одной совсем не в её стиле. — У? — охнула в ответ девушка, поднимая на подругу осоловелый взгляд. Надо же, миловидное личико совсем опухло, щёки раскраснелись, а глаза сделались тёмными и уставшими. Никогда до этого Юнги не видела её пьяной. — Ты одна здесь? — вкрадчиво спросила Юнги, уже и забыв про сигарету.       Хосок покачала головой, мыча что-то в ответ. — Ты пила? — спросила Юнги так, будто не знала ответа. — Угу, — кивнула Хосок. На ногах она еле держалась. — Небось крышку от бутылки понюхала и сразу свалилась, — умилённо рассмеялась Юнги. — А где Чонгук? — Уехал, — пожала плечами Хо. — Чего это он? — Я сказала ему всё как есть, а он уехал. Куртку мне оставил, кстати, — сказала Хо, дёргая вещь за капюшон. — Скверно выглядишь. Может, пойдёшь к себе, поспишь немного, а? — Юнги говорила медленно и членораздельно, сосредотачиваясь на каждом слове, не столько чтобы скрыть своё опьянение, сколько чтобы донести смысл сказанного до Хосок. — Нет, я не хочу к себе, — хныкала Хосок, и её слова были больше похожи на шутливые кривляния Тэхён. — Можно я посплю у тебя?       Юнги молча уставилась на подругу. Что ей, откажешь что ли? И куда она тогда пойдёт на ночь глядя? Собирая в голове остатки здравого смысла, Юнги затушила сигарету и радушно поманила за собой: — Пошли.              Кое-как переставляя ватными ногами Хосок дошла до общежития, завалилась (вернее сказать, культурно заглянула) в комнату Юнги и сразу же упала на кровать. Чувствуя перед собой ответственность за пьяную девушку, Юнги тихонько подкралась к ней и стащила посеревшие кроссовки с промятой пяткой. Хосок — человек аккуратный, она старые драные вещи долго носить не будет, но видимо эти кроссовки ей особенно дороги.       Дурашка даже носков не надела и стёрла все пальцы в кровь. Под детскими цветастыми пластырями с картинками зверушек и машинок пузырились страшные мозоли, наползающие одна на другую. Даже смотреть на такие мучения было жутко, но тем не менее Юнги понимала, что эти несерьёзные ранения — лишь малая часть той платы, что Хосок отдаёт за мечту и красивое тело.       Ошибочно предположив, что Хосок уснула, Юнги легко провела кончиками пальцев от щиколотки до пятки, подушечками прощупывая каждый изящный изгиб, каждую косточку и венку. — Юнни, — промычала Хосок. Юнги вздрогнула и отпрянула. — А? — Это плохо, что у меня никогда не было парня? — Всему своё время, — заверила её Юнги, присаживаясь рядом на край кровати. — А если это время никогда не наступит? Если я так и останусь такой… маленькой девочкой?       Тут Юнги не нашла что ответить. Хосок рассмеялась и закрыла лицо руками. — Почему ты не куришь? Я стесняю тебя? — виновато спросила она, успокаиваясь. — Нет, просто не хочется… — Давай посмотрим фильм? Любой! Помнишь тот, с Мерлин Монро? «В джазе только девушки», вроде. Такой смешной… Мне он так понравился.       С каждым словом она расклеивалась, пусть и болезненная улыбка сияла на округлившемся личике. В смешливых, тёмных, как переспелые вишни, глазах дрожащей пеленой стояли слёзы. Казалось, будто с каждой секундой её голову обуревали чудовищные мысли, даже вдаваться в которые страшно. И уже не имело значения, кто и когда ей эти мысли вложил и хоть на секунду заставил девушку опечалиться, — хотелось только прижать её к себе и больше никогда не отпускать, потому что она так близко, так…       И даже такой она была восхитительно красива. В тусклой полоске света из окна горели алые щёки, мерцали глаза, как две вспыхнувшие на тёмном небе звезды; дрожал курносый маленький, будто птичий клювик, носик; длинные волосы раскинулись по подушке, так и маня прикоснуться к ним, зарыться в них носом и задыхаться в их запахе. Нежная бархатная кожа то тут то там была отмечена лиловыми синяками и неровными ссадинами. Юнги могла поклясться что обожает их так же, как ямочки на щеках или зоркий взгляд девушки.       Захотелось Хосок поцеловать. Не сдержалась. Поцеловала.       Чувства накатывали и растекались неспокойными волнами, и сердце билось им в такт. Разум Юнги опустел, а мысли стали столь урывочны и туманны, что уже не имели значения. Хотелось полностью отдаться поцелую, слиться в нём, передавая все до этого момента жестоко сокрытые любовь и безграничную нежность. И только сердце к сердцу и рука в руке.       На миг всё потухло, оставив за собой лишь черноту. Но стоило Юнги открыть глаза, как в темноте проявились до боли знакомые Хосоковы черты, искажённые безмерным удивлением. — Горько… — прошептала Хосок. Юнги непонимающе на неё уставилась. — У тебя г-губы горькие. — Сигареты, — качнула головой Юнги. — Ещё от тебя дымом пахнет. Очень сильно. — Не нравится? — Нет, всё хорошо…       На этот раз к губам припала сама Хосок и этот поцелуй объяснил всё лучше тысячи слов. Он казался таким неуклюжим, детским, а оттого и забавным. Хо всё не знала куда деть руки пока наконец не осмелилась прикоснуться к лицу Юнги и уже смелее обхватить ладонями пылающие щёки. Острым носиком Хосок уткнулась девушке в скулу, опаляя прерывистым горячим дыханием их губы.       Отстранившись, они долго лежали в тишине, глядя в потолок. Они понимали друг друга без слов. Юнги неустанно зарывалась носом в чужую макушку, Хосок, как слепой котёнок, тыкалась в грудь и ямку около острых ключиц. Они, не выпуская друг друга из объятий, сплетали пальцы, снова и снова утопая в бескрайней любви.       Наконец молчание прервала Хосок: — А кто мы теперь друг другу?       Вопросы глупый, но, наверное, необходимый. Юнги ответила коротко: — Это уже не имеет значения.                     P.S.        Прежде чем завершить наш рассказ, хотелось бы рассказать, как сложились судьбы героев после.        Намджун и Джин таки начали встречаться, но каждому встречному об этом не объявляли. Для многих студентов девушки так и останутся двумя фриковатыми подружками, одна из которых очень уж пытается походить на парня, а другая — просто одинокая красотка, чья активная социальная жизнь завершится после появления первой из грядущих десяти кошек.        Джун быстро осточертела учёба по направлению английского языка и литературы, так что она нацелилась на немецкий. Джин это желание поддержала, хоть её девушка и рисковала стать «вечным студентом». Вскоре в этой затее нашлись и плюсы: отец Джин работал в Германии, где смышлёные люди (уж тем более со знанием языка) пригодятся всегда.        На одном из обедов, где по обыкновению отсутствовала Тэхён, Джун с усмешкой объявила о появлении у подруги нового парня. Уж какого было удивление, когда на прилизанной инстаграмной фотке около высокой девчонки модельной внешности пристроился скромняга Чимин. Из следующего далее поста Джин смогла вычленить смысл: Тэ и Чим познакомились в парке наклюканные, аккурат в тот вечер, в который Юнги поставила в их с Чимином отношениях точку.        Конечно, подобная новость была неожиданной, но в то же время вполне целесообразной. Тэхён как раз была во вкусе Чимина, да и по характеру — простая и добрая. Наверняка от новой девушки его родители будут в восторге. Идеальные выбирают идеальных, и остаётся за них только порадоваться.        Чонгук, видимо, обид ни на кого не держал. Парень продолжал усердно учиться, заниматься спортом и выстраивал наполеоновские планы о карьере. Команда по плаванию на соревнованиях регулярно завоёвывала золотую медаль, и парень вскоре стал всеобщим любимчиком. Поговаривают, что он начал ухаживать за кем-то с гуманитарного факультета.        Хосок в один миг гнёта отца не стерпела. В пылу ссоры она ясно дала понять, что от танцев никогда не окажется, как бы те не влияли на её успеваемость и бросила трубку. Через несколько дней они созвонились снова и помирились.       Юнги счастлива, потому что в кои-то веки в её жизни всё так, как должно быть.