Мой

      Дельта впервые увидел слёзы Блинда, когда ответил на его чувства взаимностью. То было совсем не разочарование и вовсе не печаль, но Акане был обеспокоен. Обеспокоен ровно до того момента, пока не увидел искреннюю радость в синих глазах и не улыбнулся такой же счастливой улыбке. Тогда он впервые коснулся Блинда, его лица, чтобы стереть скатывающуюся по щеке слезу. Тогда он впервые ощутил эту мягкую бархатную кожу под своими грубоватыми от частых тренировок пальцами. Хотел убрать руку. Блинд не дал. Положил свою ладонь сверху и сказал, что Акане Дельта очень тёплый.       Тогда Дельта впервые почувствовал смущение.       А потом Блинд ДеВой начал присылать письма с приглашениями к нему домой. Дельта никому никогда не говорил, почему, держа в руках очередной конверт, так по-глупому счастливо улыбается. Всё время держал в тайне их встречи. Не потому что чего-то стыдился — не хотел, чтобы им помешали. Блинд против этого не был. Так действительно спокойнее.       И тогда они, только вдвоём, могли наслаждаться присутствием друг друга. Лишь присутствием: Блинд обычно не прикасался к Дельте. Поначалу. Потому что прекрасными произведениями искусства нужно любоваться. Блинд этим и занимался, когда щёки Акане предательски покраснели после таких слов.       Дельте отсутствие тактильного контакта дискомфорта не доставляло. Наоборот: ему самому было очень непросто привыкнуть. Привыкнуть к тому, что на тебя смотрят с таким восхищением, с такой нежностью и любовью, привыкнуть к тому, что сердце колотится сильнее, когда ДеВой оказывается слишком, непозволительно близко. Привыкнуть к самому Блинду.       Дельта не умел выражать свои чувства. Не умел говорить, что любит, не умел показывать, что благодарен Блинду за то, что испытывает. Потому что не любил ранее. Не смотрел дальше возможности стать ярчайшей звездой на небе. Но Блинд учил. Учил терпеливо, не спеша. А Дельту каждый раз словно пробивало током, когда ДеВой дарил ему лёгкие поцелуи и бережно касался его руки. Правда, все сильнее огорчало, что перчаток Блинд никогда не снимает. Ни в одну из их встреч. Поэтому в один день Дельта решился, проигнорировал своё смущение и, когда Блинд хотел его коснуться, снял перчатку с его руки. И ощутил его прохладную ладонь на своей щеке.       Акане Дельта был тёплым. Блинд ДеВой, словно на контрасте, холодным.       Но осторожные касания ДеВоя точно были самые нежные и ласковые. Блинд всегда касался его аккуратно, очень часто почти невесомо. Но именно это и проводило разряд тока по всему телу. Его осторожность и заботливость в движениях выслеживалась сразу, и сердце Дельты на время даже переставало биться. ДеВой никогда не был с ним груб. Ни в прикосновениях, ни в словах, даже когда злился. Просто не мог позволить себе навредить чему-то прекрасному.       Но Блинд ДеВой всё ещё оставался какой-то таинственной загадкой. Дельта не знал, о чём думал Блинд, когда смотрел на него, но в топазовых глазах всегда было столько любви, такой искренней, нежной, такой, которую Дельта бы никогда не увидел ни в чьих других глазах, что Акане просто забывал, как дышать.       В романах часто пишут про глаза сродни бездонному океану, в котором можно было утонуть. Но аквамариновые глаза Блинда не были им. Они были небом. Чистейшим и самым красивым небом, которому нужна только одна звезда. И из десятков, сотен и тысяч звёзд ярче всех сияла только одна — самая прекрасная, самая вдохновляющая и самая тёплая.       Дельта смотрит на собственное отражение в полных восхищения, нежности и любви глазах и чувствует, как что-то внутри постепенно оттаивает, заставляя ощущать очень странное, но приятное тепло. И не может не улыбнуться ему в ответ. Ведь так может смотреть только он, только Блинд ДеВой. Только у него такие прекрасные синие глаза, с красотой которых, на самом деле, небу не сравниться.       Блинду нравится, когда Дельта распускает его волосы и не спеша их расчёсывает. Дельта любит пропускать меж пальцев длинные виноградные пряди. А вот пахнут они лавандой. Лёгкой и приятной лавандой. Акане не сдерживается, подносит к губам локон и блаженно прикрывает глаза. Блинд тоже наслаждается моментом.       Дельте нравится наблюдать ДеВоя за работой. В большинстве случаев Акане был моделью и, как бы долго ни приходилось ему позировать, смотреть на столь сосредоточенного художника всегда доставляло удовольствие. Блинд любил, очень любил искусство. Любил уходить в себя, делая набросок, а затем отточенными движениями завершать будущий шедевр. Блинд любил своё хобби, которое не превращал в профессию. Потому что писал для души. А Дельта любил такого Блинда.       ДеВою нравится смотреть, как тренируется Дельта. Как он не жалеет себя и выкладывается на полную. Это вдохновляет. Дельте нравятся его кондитерские способности, потому что художник даже здесь создаёт из сладостей шедевры. Блинд любит смотреть в его киноварные глаза. Дельте нравится ДеВой в свете полной луны. Блинд полностью уверен в Акане, а Дельта…       Ревнует. Действительно ревнует. Ревнует, потому что в преддверии турнира, на котором GT3 будут представлять wbba., Блинду начали уделять чересчур много внимания. Самому Дельте, к слову, тоже, но ДеВой его сейчас волнует больше всего. Дельте не нравится, что к нему липнут. Не нравится, что в некоторых случаях, когда их приглашают на мероприятия, не дают к нему даже подойти. Не нравится обильное количество внимания, направленное на Блинда. Художник не любит шумные места, не любит большие толпы людей, потому и живёт вдали ото всех. Дельта это прекрасно знает, как и то, что ДеВою самому не в радость вся эта суматоха. Однако…       Вечером, в конце одного из таких выматывающих дней, сдерживаться уже не представлялось возможным.       Акане после прохладного душа, который, вопреки ожиданиям, совсем не смог привести мысли в порядок, заходит в их общую с Блиндом комнату. ДеВой уже сидит на краю кровати, застёгивая верхние пуговицы ночной рубашки. И тогда он решается.       Дельта подходит к художнику вплотную и нагло и бессовестно устраивается у него на коленях. Потому что таким образом сводить Блинда с ума гораздо приятнее. ДеВой даже не думает его оттолкнуть. Будто бы ожидал подобного. Акане мягко, но едва касаясь, целует его, нарочито дразня. Блинд не жалуется: сам же научил. А перед глазами Дельты просто прекрасное — интересно, что именно это слово зачастую использует художник, — зрелище: распущенные и слегка растрёпанные волосы насыщенного виноградного цвета, в которые парень зарывается пальцами; потрясающие синие глаза, что смотрят с безграничной любовью и теплотой, которая искореняет в Дельте весь привычный холод; неестественно бледная, аристократичная, но от того и прекрасная кожа, по которой Акане нежно проводит пальцами от щеки и до самых ключиц, повторяя контур лица и шеи; тонкие мягкие губы, которые мог целовать только он, только Акане Дельта.       Блинд ДеВой был утончённым, без единого изъяна. Его аристократичность проявлялась в лёгких жестикуляциях, мягком, бархатном голосе, ровной осанке и нежных касаниях. Это идеальное, но столь хрупкое на вид тельце так хотелось искусать и покрыть собственными отметинами. Не грубо — ласково и нежно. Так же, как делает это сам Блинд. Но даже если бы Дельта готов был перейти границу, он знал, что Блинд бы ему позволил. Знал, что он всё равно дрожал бы от удовольствия и восхищения, полностью отдавшись Акане. И, если честно, это тоже сводило с ума.       Дельта хочет опуститься к шее, чтобы оставить метку. Чтобы доказать всем, что Блинд только его. Чтобы более ни у кого не возникало мысли к нему подойти. Но Блинд его опережает. Открылся. ДеВой легко касается прохладными губами горячей кожи в районе шеи, параллельно залезая не менее холодной ладонью под рубашку Акане, заставляя Дельту вздрогнуть и прикрыть рот рукой. Блинд виртуозно находил его самые чувствительные точки. А холодные прикосновения только сильне распаляли. Особенно, когда его касался Блинд. И, как бы Дельта этого ни хотел, ничего не мог поделать со сводящей с ума нежностью, которой ДеВой никогда не пренебрегал по отношению к нему. Художник крепко прижимает парня к себе, ощущая его сердцебиение. И сам Дельта тоже чувствует, как быстро бьётся сердце Блинда. Их сердца никогда не стучали в унисон: у ДеВоя всегда был бешеный ритм. Акане же похвастаться подобным не мог, но это совершенно не значило, что он любил Блинда меньше.       В чужих объятиях было хорошо и тепло, пусть температура тела ДеВоя и была на порядок ниже. А руку, к сожалению для самого Дельты, Блинд всё же убрал. Правда, взамен сам, стоило Дельте только потерять бдительность, оставил на его шее аккуратный, но вполне заметный засос.       — Мне тоже это не нравится, Акане Дельта, — тихо почти шепчет он, и Дельта чувствует, как к щекам приливает кровь. Вот ведь… Он и забыл, что Блинд его читает, как открытую книгу. И, скорее всего, уже давно знал, что Акане ревнует.       Попытка отвернуться не увенчалась успехом: Блинд мягко ловит Дельту за подбородок и втягивает в долгий, сладкий и столь желанный поцелуй. А у него и в мыслях нет отстраняться. Акане отвечает охотно, с жаром, со всей своей любовью и желанием никому не отдавать Блинда. И ДеВой, естественно, прекрасно понимает его чувства. Он откидывается назад, падая спиной на кровать и утягивая Дельту за собой. Парень ложится рядом, на ощупь находя руку Блинда и переплетая пальцы.       ДеВой улыбается. Тепло. И смотрит со всё такой же нежностью, от которой Дельта готов был буквально расплавиться. Только нужно ещё кое-что сделать.       Акане всё же подаётся чуть ближе и припадает губами к фарфоровой коже на шее, всё же совершая задуманное: оставляя яркий засос. А Блинд совсем не против. Теперь можно позволить себе улыбнуться и расслабиться рядом с ним.       — Мой, — тихо шепчет Дельта, крепче сжимая в своей тёплой ладони прохладную ладонь Блинда. Акане прикрывает глаза, и сердце начинает биться сильнее, когда в полудрёме он чувствует, как художник его крепко обнимает.