***
Полет протекал медленно и спокойно, но, наконец, и он завершился. Приземлялись на закате в пустыне, включив всю возможную маскировку. После этого штурман принял решение, за которое в дальнейшем жестоко корил себя, уверенный в том, что именно из-за него арзакам пришлось бежать второпях, и их едва не поймали. Он приказал будить менвитов. Сперва нескольких, чтобы проверить, сработала ли усыпительная вода, а также, чтобы не вызвать подозрения у властей, когда Диавону обнаружат. Увы, результат превзошел самые ужасные ожидания. Вода не сработала, и даже троих разбуженных менвитов хватило, чтобы факт восстания рабов вскрылся. Случился переполох, включилась тревога, и остальные менвиты были выведены из стазиса безжалостной автоматикой. Как бы Кау-Рук ни пытался убеждать себя и арзаков в том, что остался верен себе и своему изначальному плану, это не помешало ему сделать всё наоборот. Когда стало понятно, что не только надежды арзаков пошли прахом, но и сами их жизни под угрозой, именно Кау-Рук замкнул внутренние сети звездолета и саботировал двери отсеков, благодаря чему повстанцы смогли быстро покинуть Диавону и скрыться до приезда оперативных служб Рамерии. Расследование длилось долго. Кау-Рук стал одним из главных подозреваемых по делу, чем радостно воспользовался Баан-Ну, давно уже точивший зуб на ненавистного полковника. Но полковник был умён, семнадцать лет он готовился к тому, что его будут допрашивать, знал, как это будет, и какие вопросы ему начнут задавать. Его пытали, но он был слишком стойким. К нему применяли гипноз, но один из его зубов был давно заменен на изумруд, и гипноз не действовал. На допросах он упрямо гнул свою линию: да, он посылал рапорт с беллиоры и был вынужден передать свои коды в руки мятежников, потому что бунтовщики угрожали убить всех менвитов на корабле. Да, он провел в плену семнадцать лет, и да, в конце втерся в доверие, воспользовался возможностью разбудить своих соплеменников. И нет, он не знает, кто ответственен за мятеж и кто саботировал отсеки. Раб Ильсор лишь исполнитель, он только вел Диавонну потому что он же ее и проектировал. В итоге вся ответственность за случившееся легла на плечи арзаков, а сам штурман вышел сухим из воды. За пособничество его разжаловали, в остальном он отделался только наблюдением, и то лишь из-за стараний Баан-Ну. Прочие сослуживцы были ему благодарны, понимая, что только из-за его содействия остались живы. К тому же, прегрешения штурмана меркли в сравнении с катастрофой куда больших масштабов, которую представлял бунт арзаков. Отстранение от службы не сильно попортило штурману жизнь. Денег, полагавшихся за экспедицию по исследованию Беллиоры каждому менвиту, в ней участвовавшему, а также пенсии и процентов в банках, набежавших по его вкладам за тридцать пять лет отсутствия, хватило бы ему на относительно безбедное существование до самой смерти. Всё было нормально, обычно. Но кое-что всё же изменилось. Теперь Кау-Рук был дома. Он ходил по родной планете, видел угнетаемых арзаков и надменных менвитов. Он вернулся к привычной жизни, но теперь жизнь эта стала для него слишком тяжела. Каждый день он пытался отделаться от назойливых мыслей о друзьях-арзаках, каждый день судорожно просматривал новости, стараясь читать между строк, и каждый раз облегченно выдыхал, когда не находил там никаких намеков на поимку мятежников.***
Через какое-то время он начал привыкать к такому существованию и в душе почти смирился с тем, что арзаки нескоро получат свободу, и с тем ещё, что Ильсора никогда больше не суждено ему будет вновь увидеть. И вдруг, как гром среди ясного неба, на него свалилась новость о мальчике-беллиорце, найденном в пустыне и бежавшем от спецслужб. А вслед за тем и ранвиш нарисовался у него в доме, всем своим видом и поведением так и подбивая на какую-то авантюру, похоже, как-то связанную с арзаками. И что-то восстало внутри Кау-Рука, его былые принципы не позволяли ему ввязываться. Он не хочет. Он не пойдет. Жизнь... Свобода… - Жизнь? Свобода? – переспросил он себя и зло расхохотался. – Да я в гробу видел такую жизнь и такую свободу! Спустя пять минут он уже крался вслед за ранвишем мимо агентов рамерийской разведки, что шпионили за его домом, и смеялся над их непрофессионализмом, а спустя ещё три - сжимал в крепких объятиях Ильсора. Невозможно было передать то, насколько Кау-Рук был счастлив вновь видеть его, да и сам Ильсор, казалось, был рад встрече. Но разговаривать времени не было. Только уже в подземных катакомбах под прекрасным радужным куполом они, в ожидании беллиорца, смогли наконец-то поговорить и рассмотреть друг друга получше. - Ты выглядишь изнуренным. Тебе тяжело пришлось… – сокрушенно покачал головой Ильсор, усаживаясь рядом с менвитом и сосредоточенно вглядываясь в его лицо. И действительно, выглядел тот не самым лучшим образом. На лбу залегла глубокая складка, губы были искусаны и потрескались, а пальцы, ещё недавно такие уверенные, стали нервными и то и дело дрожали от постоянных переживаний. Но звездный штурман совершенно не обращал на это внимания, он смотрел на арзака. - Я в порядке, – отмахнулся он. – А сам-то? Где вы скрывались после побега? - Мы разделились, – спокойно пояснил Ильсор. – Растворились в пустыне, разошлись по карьерам и соседним поселениям. Я работал в шахте в двух днях пути отсюда. - В шахте?! – вскричал пораженный Кау-Рук, но тут же смолк и, привычно закусив губу, отвернулся, не смея больше смотреть на друга. Он и так всё уже разглядел. Красивого арзака жизнь потрепала намного сильнее. Он похудел и осунулся на скудном пайке, под черными глазами лежали свинцовые тени, лицо и губы обветрились, а аккуратные руки были в грубых мозолях. Штурман не смог бы точно сказать, что именно его так шокировало. В конце концов, и на Беллиоре и здесь, на Рамерии, он не раз видел арзаков-шахтеров. Но шахтер из Ильсора? Нет, такого он представить не мог. Ильсор-слуга, почтительный и исполнительный; Ильсор-инженер, уставший, но увлеченный работой, — эти его ипостаси вызывали в Кау-Руке сочувствие. Ильсор-свободный — спокойный, веселый, компанейский, он нравился Кау-Руку сильнее всего. Собственное сердце штурмана что-то тихо пело и радовалось, когда он видел счастливым его, Ильсора-свободного. И вот, после семнадцати долгих лет свободы и надежд, жизнь закинула его в шахту. Это было ужасно неправильно, это не укладывалось в картину мира Кау-Рука. Сердце его болезненно сжималось от осознания такой жестокой несправедливости. - Это не так плохо, как может показаться. По крайней мере, мы живы и на свободе – вождь арзаков тяжело вздохнул, но голос его звучал бодро. – Пусть даже и вынуждены вновь притворяться рабами. Ничего, я что-нибудь придумаю. Штурман вздрогнул, постыдившись своей слабости в момент, когда поддержка нужна была его товарищу. Справившись с собой, он взял мозолистую руку Ильсора в свою и, кивнув ему, решительно произнес: - Клянусь, мы вместе вытащим их, наших друзей! Кау-Рук во что бы то ни стало решил теперь стать частью восстания. Его одиночество теперь тяготило его, положение арзаков тяготило его. Он должен был что-то сделать! Теперь судьба сама говорила ему, что пора. И он был с нею согласен. Он не вернется к привычной жизни, поможет освободить рабов и не позволит Ильсору снова работать в шахте! Вождь арзаков нравился менвитскому полковнику. Больше, чем тот догадывался, и больше, чем сам Кау-Рук считал приличным. У него, впрочем, не было ни времени ни желания признаваться в своих чувствах. На Диавонне они провели семнадцать лет, но штурман понимал, что будет глупо и подло отвлекать своего друга подобными вещами, когда лишь сокращается время до расставания и того ужасного мига, когда они вновь окажутся по разные стороны баррикад. Да, по разные... Тогда он ещё слишком сильно пекся о своей собственной жизни. Теперь всё было иначе. Да, он не имел сейчас права признаться, но мог искупить свою вину и сделать для Ильсора лучший подарок – дать арзакам свободу. Кау-Рук собирался уже что-то сказать по этому поводу, но не успел. Ранвиш, дремавший до того на соломе, вскочил и метнулся в один из тоннелей, из которого раздались приглушенные шаги. Менвит выпустил руку друга, вскочил, прикрывая его собой, и потянулся за оружием. Но тревога была ложной. Вскоре из темноты показались трое ранвишей и юный беллиорец.***
Дальнейшие события хоть и были пропитаны серьёзностью, но также принесли и немало веселья и удовольствия обоим рамерийцам. Беллиорец очень им понравился, напомнив своей очаровательной детской непосредственностью добрых жителей Волшебной Страны. Он нёс забавные наивные глупости, играл с непоседливыми ранвишами, и его образ невольно вызывал улыбку. Вместе с тем было придумано сразу несколько планов по организации восстания. Менвит с долей облегчения наблюдал, как заблестели глаза арзака, и как тот, попав в родную стихию, продумывал технические аспекты этих планов. Это возвращение, порция веселья от проделок ранвишей и беллиорца, а главное – новость о том, что Кау-Рук присоединяется к восстанию, оживило и преобразило вождя арзаков. Он снова стал напоминать прежнего себя, и при взгляде на него у штурмана радовалась душа. И Кау-Рук понял, что готов пожертвовать всем, лишь бы только чаще видеть радость Ильсора, его прекрасную улыбку. А затем был придуман изумрудный дождь. Наивная и рискованная концепция. Но она могла сработать. Ни один из присутствующих под радужным куполом не хотел войны и кровопролития. И потому они с радостью ухватились за призрачную возможность мирного разрешения восстания. Когда план был готов, а Ильсор, изрядно заставив остальных понервничать, вернулся с изумрудами, настал звёздный час Кау-Рука. Ему предстояло снова обмануть менвитское командование, вновь спасая арзаков и одновременно выгораживая себя. Правда, перед этим требовалось найти нужный волшебный камень. И ещё долго шли они вшестером по подземным тоннелям цепочкой: ранвиши, Кау-Рук, Крис и Ильсор. Последний всё глядел на едва различимую в полумраке спину звездного штурмана и не мог отделаться от мысли, что отправляет его на смерть. Менвит, похоже, был готов заплатить такую цену за свободу арзаков. Но Ильсор понимал, что не хочет этого. Кау-Рук был дорог ему, и терять его, только обретя вновь, было очень болезненно. Он не мог просить друга не идти, пытался заставить себя думать о высшем благе для арзаков, о том, что штурман вызвался добровольцем сам, понимая необходимость жертвы. И всё же, при мысли о том, что через несколько часов, когда арзаки получат свободу, они, быть может, получат также героя и мученика в лице Кау-Рука; что вместо живого друга у Ильсора будет на руках его бездыханное тело, сердце арзака обливалось кровью от горя. Он хотел рассказать Кау-Руку об этом, о том, как дорожит им и боится за него, но присутствие Криса и Пушистых смущали и сбивали с мысли. Вскоре они добрались до воздушного колодца, однако до заветного выхода оказалось слишком высоко. Было решено отправить на поверхность Криса и Пушистых, чтобы они спустили рамерийцам веревку, но и тут не обошлось без трудностей. Кау-Рук дальнейшем и сам удивлялся своей необычайной ловкости, с которой мог удерживать над собой на вытянутых руках арзака, так же удерживающего и беллиорца. Облегчало дело то, что ни тот ни другой почти ничего не весили для штурмана, плотно занимавшегося физической подготовкой даже после своего разжалования. Но даже так стоять ровно такой конструкцией было непросто, и когда мальчик, наконец, скрылся в отверстии колодца, штурман отступил на шаг и оттолкнул арзака, а затем ловко поймал его на руки. Ильсор даже не вскрикнул, хотя и испугался. - Ты это чего бросаешься? Я тебе что, мешок агората? – напустился он на друга с наигранным возмущением, неловко ёрзая у него на руках, смущенный такой близостью и собственным испугом. - Ну, прости уж, – усмехнулся штурман, с величайшим почтением ставя арзака на пол. Добавить он ничего не успел, сверху уже спускалась веревка. Ильсор приглашающе указал на неё, но штурман лишь покачал головой. - Давай ты. Ты легче, я поймаю, если что. Нет у меня как-то доверия к беллиорским навыкам вязания узлов. - Тогда рассчитываю на тебя, – отозвался Ильсор и полез вверх. В душе он был сердечно благодарен Кау-Руку за его уверенность, спокойствие, желание поддержать и подставить плечо. Когда тайник с изумрудами был спрятан, а все прочие приготовления к диверсии завершены, Крис Тал очень эмоционально попрощался со штурманом, даже обнял его, и затем первым спустился обратно в колодец. За ним скрылись и ранвиши. Ильсор пожал руку друга, пожелал удачи, и направился к провалу тоже, но уже у самого колодца развернулся и почти умоляюще глядя на Кау-Рука прошептал: - Ты только вернись! - Обязательно! – пообещал менвит, тепло улыбаясь. Он был готов к смерти, но он действительно хотел вернуться к друзьям, к арзакам, к Ильсору.***
Изумрудно-зеленая, нежно блистающая заря взошла над планетой, стирая скверну с менвитов и даруя арзакам свободу. Мир менялся на глазах, менялись и его жители. Кау-Рук чувствовал на себе влияние изумрудов, то, как его захлестывает волна любви ко всему живому. Ему хотелось делиться этими чувствами с миром, а главное – с друзьями. Но сделал он это не раньше, чем объяснился с ближайшими к нему менвитами и убедился, что они действительно на его стороне. Только после этого он отвел их на помощь к пленникам подземелья. Первым из колодца показался Крис, за ним троица неразлучных Пушистых, последним поднялся Ильсор. Штурман подал ему руку, помог подняться, взглянул на него и замер... Ильсор был так прекрасен в свете изумрудной зари! Глаза его блестели от счастья, темные отросшие волосы пребывали в беспорядке и очаровательно обрамляли его пусть и обветренное и исхудавшее, но всё ещё удивительно красивое лицо. И он, радостный, смотрел на Кау-Рука с восторгом, благодарностью и облегчением. Не вырывая руки из пальцев менвита, он улыбался, глядя на него. Вторая волна небывалой любви и нежности наполнила теплом сердце бывшего полковника. Повинуясь ей, Кау-Рук крепко прижал Ильсора к груди, поцеловал его в макушку и замер, наслаждаясь прикосновением и, словно ребенок, радуясь тому, что Ильсор обнимает его в ответ. Менвиты вокруг них одобрительно шумели, смеясь над проказами ранвишей, а вокруг парочки прыгал по песку беллиорец Крис Тал, напевая свою песенку: «Дождь над планетой прозвенит Хорошим, добрым знаком. И улыбнувшийся менвит Обнимется с арзаком…»***
Весь остаток дня был пропитан событиями. Ильсору и Кау-Руку пришлось координировать действия своих народов, объяснять всем суть произошедшего. Кое-как с грехом пополам удалось избежать беспорядков. Слуги-арзаки и вставшие на сторону народа менвиты предали верховного правителя. И вскоре вся верхушка власти, слишком закостеневшая в своих пороках, не раскаивающаяся в совершаемом ею зле, была посажена под замок. Некоторые арзаки, наиболее пострадавшие за годы рабства, желали им смерти, но их удалось утихомирить и объяснить, что преступники понесут наказания, однако самосуд устраивать никто не даст. По всем СМИ на планете быстро разнеслись новости. Вожди восстания выступили с официальными заявлениями. В течение нескольких часов о заключении мира между народами, о свержении правительства и об отмене рабства знал уже каждый. Предстояло ещё много работы, но в целом, во многом благодаря изумрудному дождю, всё обошлось спокойно и местами даже радостно, вплоть до отдельных случаев массовых гуляний. А ближе к вечеру из столицы потянулись первые колонны арзаков. Они покидали места работы и бывших хозяев, направляясь в пригороды. Многие были просто не в силах находиться рядом с их недавними мучителям. Это только показывало, насколько много ещё необходимо было сделать. Поздно вечером, вымотанные Ильсор, Кау-Рук, Крис и ранвиши завалились домой к штурману, чтобы отдохнуть. Мальчик почти сразу уснул в обнимку с Пушистыми в гостевой спальне, а взрослые, слишком перевозбуждённые прошедшими событиями, чтобы спать, перебрались в кухню-гостиную. - Будешь? – спросил у арзака менвит, доставая из серванта темную бутылку. – Урожая того года, когда мы отправились на Беллиору. Поможет успокоить нервы. - Я бы не отказался, – благодушно ответил Ильсор, – но неплохо бы его разбавить. Ваши менвитские вина для арзаков просто убойны. - Разбавлять хорошее вино!.. – возмущенно вздохнул штурман, но всё-таки плеснул воды из графина в рубиновую жидкость в одном из бокалов, протянул его Ильсору и присел на диван рядышком. - За победу? – неуверенно спросил вождь арзаков. Ему до сих пор трудно было по-настоящему свыкнуться с мыслью, что ужасный период для его народа закончился, что они все теперь свободны, что он сам свободен. Однако улыбка на лице друга, сидевшего рядом, живого и невредимого вселяла в него уверенность. - За победу! – подтвердил Кау-Рук и, на миг наполнив комнату звоном бокалов, пригубил вино. – Всё сложилось просто невероятно удачно. Но пройдет много времени прежде, чем менвиты полностью признают ошибки и исправятся, и ещё больше времени уйдет на то, чтобы арзаки нас простили. - Однако начало положено, – задумчиво проговорил Ильсор, отпив из своего бокала, – и какое начало! А всё благодаря Крису, ранвишам и тебе. - Мне? – Кау-Рук усмехнулся невесело, допивая вино залпом. – Да если бы не ты, мы бы до сих пор торчали бы на Беллиоре, если бы вообще остались живы. В крайнем же случае, меня усыпили бы вместе с остальными. Да и толку от меня было? Я едва всё не испортил! - Ты позволил нам уйти, рискуя собственной свободой и жизнью, – серьезно ответил Ильсор, и успокаивающе погладил друга по плечу. – А менвитов так или иначе нужно было будить. Ты ни в чем не виноват. Напротив, без тебя всё могло сложиться гораздо хуже. А теперь ты помог нам, как никто иной не мог бы помочь. Ильсор отставил пустой бокал и взял в свои ладони большие руки друга. Тот не препятствовал, лишь смотрел молча, да удивлялся тому теплу, с которым на него смотрели черные глаза. Он видел в этих глазах, как ему казалось, отражение тех же чувств, какие испытывал он сам. - Спасибо тебе, Кау-Рук, – продолжал арзак, – за всё спасибо. - Нет, это тебе спасибо, что верил в меня. Тебе и твоим арзакам. Вы помогли мне стать лучше. Он слегка изменил положение рук и сплел свои пальцы с пальцами арзака. Ильсор смутился, но даже не попытался вырваться. Темные глаза штурмана смотрели на него с такой же нежностью, с какой смотрели тогда, у волшебного камня, источника изумрудного дождя. Ильсор ощущал в себе ту же всепоглощающую нежность, и совершенно не боялся взглянуть в глаза этого менвита. - Ильсор… – тихо прошептал Кау-Рук и, склонившись к арзаку, легко коснулся губами его губ. Вдруг скрипнула дверь. Мужчины одновременно отшатнулись в разные стороны и заозирались. В проёме мелькнул длинный пушистый хвост. - Орра! – прорычал штурман. – Ну и вездесущие мелкие поганцы… Он был смущен и расстроен. Своеобразное признание в любви после стольких лет, и вся атмосфера ранвишу под хвост. Теперь-то уже нечего было ждать от Ильсора ответа. Однако штурман просчитался. Ильсор подсел совсем близко к смущенному другу и снова взял его за руку, сплетая пальцы. - Это всего лишь ранвиш, – тихо прошептал он, тоже немного смущенный. – Да, было бы нехорошо, если бы Крис, но так… Кау-Рук, пожалуйста, взгляни на меня. Кау-Рук взглянул, и его губы тотчас же накрыли теплые обветренные губы Ильсора. Не в силах вынести всей мощи новых ощущений, менвит обвил свободной рукой тонкую шею арзака, притягивая его сильнее, и прикрыл глаза. За приоткрытой дверью гостиной, благодарный ранвишу за прикрытие Крис Тал, вскочивший посреди ночи, чтобы попить, удивленно и завороженно наблюдал за самозабвенно целующимися мужчинами.The End.