Монетка

      Фумия был раздражающим. Именно раздражающим — ни больше, ни меньше. Но очень хорошим соперником. Амане признавал обе стороны монеты, которая в данный момент стояла на ребре, и не мог решить, какой стороной её повернуть сейчас.       С одной стороны, жалеть его сейчас не было причин: Киндо самодовольный и наглый болван, который всегда цепляется за любую возможность унизить Викториз и смешать их с грязью. С другой — Фумия действительно хороший блейдер и потрясный соперник, которого Амане уважает. Только как соперника.       Но смотреть на такого подавленного капитана Спарк Девилз Амане сейчас самому невыносимо.       К этому дубу Фумия стал приходить всё чаще. Наверняка после того разговора с Ичикой это место ему казалось одним из самых спокойных. По крайней мере, Амане так казалось.       И каждый раз, когда Киндо сюда приходил, Кусабе хотелось к нему подойти. Сесть по другую сторону круглой скамьи, огибающей дуб, обозвать Фумию болваном и попросить не париться из-за ерунды. Амане бы обязательно это сделал.       Было только одно «но», которое это сделать мешало: то была не ерунда. Ни гордость, ни их глупое соперничество на протяжении нескольких лет не помешали бы Амане подбодрить его. Только вот Фумия выглядит таким подавленным по действительно серьёзной причине. А Кусаба совершенно не знает, что может сказать в такой ситуации.       Был ли Фумия плохим капитаном? Нет. Был ли плохим другом? Амане не знает. Не дружил. Ичика с братом тоже не общалась достаточно, чтобы понимать его. Да и… Да и друзей у Фумии не было. Некому ему было открыться.       Поэтому они сидели в тишине. Только они вдвоём, Фумия и Амане. По разные стороны скамьи, совершенно молча. Но этого было более чем достаточно. Кусаба ничего не говорил, никак с Киндо не контактировал. Просто приходил и сидел неподалёку. Фумия молчал тоже, но Амане знал: капитану гораздо легче, когда он, Кусаба, рядом. Пусть и не было тем для разговоров, пусть и объятия или хотя бы ободряющее похлопывание по плечу были совершенно не в их стиле. Но Фумии было легче. И почему-то у Амане на душе от этого тоже было тепло.       Фумию Амане не знал совершенно. То, что не любил Викториз, — знал. То, что его самолюбие часто переходит все границы, — знал. То, что к Амане у Фумии особая неприязнь, — знал ещё лучше. Амане знал многое, но только не того, другого Фумию. Который сейчас сидит совсем недалеко и даже не пытается сказать какой-то колкости в сторону бывшего соперника.       Сейчас Фумия ему доверяет, и доверяет больше, чем кому бы то ни было.       И Амане это действительно очень и очень ценит.       Они оба сбились со счёта, какое количество вечеров проводили вдвоём. Возможно, месяц, возможно, только пару недель. И всегда, всегда в одно и тоже время. И никогда никто из них не опаздывал.       Амане не знает Фумию, но одну его черту, которая буквально у всех на виду, знает прекрасно: Фумия не умеет долго хандрить. Потому со временем эти молчаливые вечера из неловкого и странного способа утешения стали просто их маленькой скромной традицией. Они о ней не говорили никому, а на следующий день делали вид, что её и вовсе не существовало никогда и их извечное соперничество ничем нельзя сломить. Но стоило только Солнцу коснуться горизонта, как всё возвращалось на круги своя. Для них.       Только один вечер из всех был напряжённым и совершено не спокойным: вечер перед началом сражения Викториз и АДа.       — Если ты проиграешь, я перестану считать тебя своим соперником.       Утешать Фумия, как и Амане, не умеет совершенно. Он знает о Кусабе ровно столько же, сколько и Кусаба о нём. Но член клуба Викториз так же знает о Фумии одну-единственную вещь. А Фумия и не думает отставать. Киндо знает, что Амане никогда, ни при каких обстоятельствах не будет жертвовать их соперничеством.       И тогда Фумия получает обещание. Обещание, что Амане ни за что не проиграет команде АДа.