(your love is) suicidal

— Вы знаете Чон Чонгука? Вопрос простой и довольно естественный для сложившейся ситуации. Мозг Тэхёна, все ещё не оправившийся от недавнего тяжёлого перелёта и не спавший около суток, подкидывает такой же простой и естественный ответ: «Да». Однако, действительно, знает ли он Чон Чонгука? В голове всплывают случайные воспоминания, и вот Чимин, сидя на своём широком балконе в плетеном кресле говорит, что знание — это прямой и непосредственный результат познания. То есть, согласно теории времён Платона, для того, чтобы с уверенностью сказать, что знаешь что-то или кого-то, необходимо вначале детально изучить, исследовать это, по крупицам добывать это твёрдое «я его знаю». Необходимо порциями получать о нём знания, причём только истинные, достоверные, подкреплённые фактами, которые позже сложатся в единую, идеальную картину. Портрет. Только вот Чимин всегда был агностиком. В его понимании, практически невозможно сказать, что ты знаешь другого человека, потому что истинность фактов, от него полученных, всегда сомнительна. Например, сам Чимин никогда не говорил, что знает Тэхёна. Чимин с ним дружит, хорошо проводит время, они могли быть даже родственными душами, если бы кто-то ещё в них верил. Однако Чимин, глядя в глаза, уверенно говорит, что не знает Тэхёна, и Ким пока что неуверенно соглашается. Потому что Пак правда много чего о Тэхёне не знает. Люди не всегда открытые книги, из которых можно с лёгкостью вытянуть информацию. Иногда они говорят совершенно лживые вещи, создавая в чужих глазах абстрактный образ, который будет для них наиболее удобным. Они лгут, что им нравится джаз, чтобы угодить, а потом затыкают уши наушниками с тяжёлым роком. Лгут, что тоже любят искусство, ценят уникальность и необычность, а потом в порыве ссоры называют картины — пустой тратой краски, а тебя самого — чудиком, фриком, странным. Тэхён знал Чонгука. Но сейчас он не имеет ни малейшего представления о том, существовал ли тот Чонгук на самом деле, или же он просто плод воображения, ложные знания о котором Тэхёну вливали на протяжении долгого времени? Тэхён был с Чонгуком, или с тем, кто идеально под него подстраивался? — Мы пару раз встречались. Он работал в баре, где я часто отдыхал с коллегами и друзьями ещё до отъезда. Мы пару раз встречались. Да. Пару раз за месяц в течение… четырёх лет? Вроде бы да. Иногда реже, пропадая по несколько месяцев, а иногда чаще, сталкиваясь друг с другом по чистой случайности. Самый большой перерыв закончился сегодня и длился год, который Тэхён провел в Японии, а Чонгук, вероятно, в бесконечном кошмаре, из которого не нашёл иного выхода. — Вы знали о его зависимости? — снова спрашивает офицер, тайком разглядывая его несвежий вид в сочетании с дорогим, но простым светло-бежевым костюмом, светлой рубашкой и начищенными коричневыми лофферами. — Нет, — хмурится Тэхён, неловко запуская пальцы в волосы. — У него не было зависимости. Чонгук, которого он знает, зависим только от своих суисайдбойз, мотоцикла и отвратительного фастфуда. Он с громким цоканьем смотрел на сигарету, зажатую меж губ Тэхёна всякий раз, когда они встречались, а выпивку дозировал с точностью профессионального бармена, чтобы утром не мучиться он жуткого похмелья. — С какой целью весь этот допрос? Они с офицером вдвоём в небольшой комнате без окон с длинным зеркалом во всю стену справа от Тэхёна, но за ними никто не наблюдает. У камеры в углу давно не мигает красный огонёк, а за замаскированным под зеркало смотровым окном ни души, как заверил офицер Чан. Никто не хочет лишиться работы, если что-то из сказанного всплывёт не там, где нужно. Тэхён всё же всё ещё не последний человек, его ещё помнят те немногие, кому посчастливилось покопаться в его личном деле. Камеру офицер Чан выключил из остатков уважения и, может быть, жалости. — Чон Чонгук числится пропавшим без вести уже около полугода. Последнее место, где его видели, был бар в Хондэ. «Падший ангел», — офицер выкладывает на гладкий металлический стол с приваренной к нему конструкцией для крепления наручников пару глянцевых фотографий с камер видеонаблюдения, — Место считается одним из нелегальных и находится на контроле полиции и государства, — офицер говорит медленно и слегка опасливо, поглядывая на Тэхёна со своего стула напротив. — По большей части они занимаются торговлей синтетических наркотиков, реже — проституцией и палёным алкоголем. — Зачем вы мне это говорите? — ровно спрашивает Тэхён, поглядывая на фото краем глаза, не опуская головы, которая раскалывается от беспорядочного хоровода мыслей внутри. — Меня не было в стране чуть больше года, но вам это, думаю, и так известно. — В баре во время рейда был найден телефон господина Чона, и ваш контакт был единственным в телефонной книге, — офицер достаёт из кармана потёртый пятый айфон в запаянном пластиковом пакете для улик, — За последний год в журнале звонков вызовы совершались только на ваш номер практически каждый день по несколько раз, — офицер Чан, совсем ещё молоденький, тушуется и смотрит в пол, прежде чем забить последний гвоздь. — Он и в тот вечер, когда пропал, звонил только вам, сэр. Буквально за десять минут до своего предполагаемого исчезновения. — Я оставил старый телефон дома, в Корее, а в Японии пользовался новым, — тон всё ещё холодный и ровный, словно ему всё равно и вообще плевать, кто такой этот Чон Чонгук, который звонил ему каждый чёртов день, не получая ответов; который звонил ему, чтобы тот, вероятно, отговорил его совершать роковую ошибку. — Мы так и решили. В комнате повисает тишина, и Тэхён всё же бросает взгляд на телефон. Он до сих пор пользовался этим кирпичом. Тэхён поджимает губы и понимает, что проиграл, разглядывая мелкие трещинки, что паутинкой расползались по экрану, глупые наклейки, что он лепил на чехол прямо друг на друга, когда уже не хватало места, потому что «понтово выглядит, да?». Тэхён цепляется взглядом за особо глубокую трещину в правом верхнем углу, новую, и давится нахлынувшими воспоминаниями. Всё ещё постоянно роняет его. Глупый Чонгук, так и не уследил за своим телефоном. — Господин Ким? — словно сквозь толщу воды слышится голос офицера Чана, возвращая в реальность. — Я спрашивал о том, известны ли вам имена знакомых, друзей или родственников Чон Чонгука? В нашей базе он не числится, а информации о его родне нет никакой. — Мы не говорили о семье, — бред. — Друзей у него много, всегда было много, но сейчас… я правда не знаю. Вам стоило выйти на кого-то более, — Тэхён до скрежета сжимает зубы, — близкого. — На нём числится автомастерская, вам известно что-то об этом? — Разве вам сложно достать ордер и посмотреть самим? — огрызается Тэхён инстинктивно, заставляя офицера напрячься. — Мне нужно работать, долго ещё? — Нет, простите, но вы — единственная зацепка. Автомастерская по тому адресу, что у нас есть, была уничтожена в пожаре почти год назад, — Тэхён вскидывает вопросительный взгляд на парня, умоляя не говорить то, о чём он подумал. — Нет, погибших нет. Судмедэксперты не обнаружили тел, только останки металлических конструкций, мебели и прочего. Причиной послужил поджог, но владелец не стал выдвигать обвинений, и следствие замяли, списав на несчастный случай. — Поджог? — Тэхён хмурится. — Кому понадобилось сжигать автомастерскую в таком убогом районе? — Так вы о ней знаете, — с укором смотрит на него офицер и подаётся вперёд, склоняясь ближе и опираясь на оба предплечья. — Она принадлежала только Чонгуку? Помните, никто нас не слышит и не видит. Ким Тэхён прекрасно знает, кому понадобилось сжигать. Он надеется только сохранить лицо, сыграть ещё немного равнодушие, чтобы подстраховаться. Сейчас ему нельзя останавливаться. Тэхён думает об обещании, что дал Юнги чёртову сотню лет назад, и его лицо вновь приобретает непоколебимое выражение, когда он пожимает плечами и говорит, что был там лишь однажды и только с Чонгуком. Офицер устало вздыхает и машет рукой, откидываясь на спинку железного стула, прибитого к полу. Спустя секунду дверь открывается, и в помещение входит мужчина в чёрном классическом костюме с белой рубашкой и галстуком. — Никто не наблюдает, ха? — кривит губы Тэхён, вгоняя офицера в краску. — Вы знаете, что такое критические часы, господин Ким? — получив в ответ небрежное покачивание головы, вошедший продолжает: — Это время, за которое вероятность найти пропавшего или похищенного человека, если не был потребован выкуп, живым составляет максимальный процент. Тэхён закусывает щёку изнутри, но его маска не протекает. Пока. — Это 7 часов, господин Ким. С момента исчезновения Чонгука прошло 138. — И что я… — осекается, предательски сглатывая ком, что стоит в горле и давит. — Вы сказали все, что знали, верно? — кивок. — Тогда, вероятно, скоро мы будем передавать вам соболезнования. Возьмите мою визитку. Вдруг что-то новое вспомните.

***

Тэхён давно не курил. Он бросил, как только оказался в Токио, потому что там с этим очень строго, да и дяде никотин откровенно не нравился. Тот стал настоящим зожником, сидя на своих диетах и питаясь исключительно правильно. Сейчас же предательски дрожащие пальцы шарят внутри полупустой пачки l&m, что завалялась в тумбочке в пустой комнате старого семейного особняка, где из обитателей — лишь охранник, нанятый ещё отцом, и сам Тэхён. Он не включает свет, открывает окно и присаживается на широкий подоконник, всё ещё усыпанный подушками. Телефон в руке оповещает о том, что заряжен, и Тэхён с первой затяжкой снимает блокировку. Голосовая почта забита под завязку, а пропущенных сообщений не так много, как звонков. Телефон гордо пишет 999+ напротив зелёной иконки. Тэхён не станет перезванивать, потому что знает, что на том конце не возьмут трубку. Отвечать на сообщения тоже, потому что его ответ уже не будет иметь никакого значения. Он словно держит в руках своё прошлое, к которому теперь, кажется, не имеет никакого отношения. — Тэхен-а, — тянет хриплый голос из динамика, и внутри неустойчивая дженга, что он собирал весь год, попросту рушится. — Я ещё злюсь на тебя, но сейчас можешь ответить? Если нет, то я точно вляпаюсь в какое-нибудь дерьмо. Можно сказать, я уже на грани, и мне не совсем хочется, но если ты скажешь остановиться, я так и сделаю… Сообщение обрывается, и Тэхён резко давится горьким дымом, который обжигает лёгкие. Он открывает следующее, последнее сообщение. — Помнишь, — Чонгук говорит тихо, медленно, словно под кайфом, — мы обещали всегда отвечать. Как 911… — усмешка, что переходит в кашель. — Ты не ответил ни разу, Тэхён. «Пообещай, что всегда будешь брать трубку, придурок!». «Хорошо-хорошо, только успокойся». «Пока не скажешь вслух, не отпущу». «Я обещаю всегда отвечать тебе, Тэхён». «А я обещаю всегда отвечать тебе. Как служба спасения». Пачка уходит незаметно, пока у Тэхёна перед глазами рушатся небоскрёбы, подкошенные самолётами, тонут лайнеры, взрываются поезда метро и разбиваются друг о друга автомобили, сжимаясь гармошкой. Он сжёг все мосты, чтобы разобраться в себе и избавиться от всего, что на него давило. Он собственноручно задушил змею, что висела у него на шее и ограничивала каждый вдох. Он теперь свободен. Только вот он не заметил, что там, на другой стороне, кто-то побежал за ним следом вопреки всему, и пострадал в пламени, что охватила единственную переправу. Чонгук горел заживо, страдал от незаживающих ожогов и тянулся до последнего за Тэхёном, но получал в ответ лишь молчание, тишину, неизвестность. Чонгук всегда отвечал. Чонгук всегда приезжал. Чонгук всегда был. Просто был. Тэхён же просто не взял трубку. Он звонит по номеру из визитки, и после мучительных пяти гудков на том конце раздается голос: — Детектив Ким. — Это Ким Тэхён. Мне нужно знать, кто сообщил о пропаже Чонгука? — Чон Чонгук, — устало, почти отчаянно выдыхают на том конце. — Он сам и сообщил.