Не о чем жалеть

За ночь снег преобразил город до неузнаваемости. Первые проснувшиеся жители оставляли следы на нетронутой еще земле, заснувшей до весны. Снег не прекращал идти, и к вечеру грозил завалить сугробами узкие проезжие дороги. Вытянув руку, Акаши поймал в ладонь несколько снежинок и присмотрелся: у каждой из них был свой, причудливый и совершенно неповторимый узор, который уже через секунду начинал искажаться, и снежинки таяли на руках, превращаясь в маленькие капельки. Растерев влагу между ладонями, Акаши вдохнул свежий морозный воздух и поднял голову, заглядывая за металлическое ограждение, окружавшее школу. В это время года день был несколько короче, и солнце светило уже не так ярко, как ранним утром. Кажется, была уже вторая половина дня, уроки уже закончились, и ученики, не занятые в клубах, уже давно разошлись по своим домам. Акаши двинулся вдоль дорожки, ведущей к тому корпусу, где располагался музыкальный класс, и, выдохнув, наконец, задержанный воздух, выпустил изо рта клуб молочно-белого пара. В белоснежном пиджаке поверх голубой рубашки ему не было холодно. Цвет его одежды как нельзя лучше подходил к фону потонувшего в белизне зимнего города. Еще издалека Сейджуро услышал звуки какой-то красивой мелодии. Прислушавшись, Акаши улыбнулся – это было что-то из прелюдий Дебюсси: «Девушка с волосами цвета льна» или что-то другое, в музыкальных произведениях Акаши разбирался чуть хуже, чем в баскетболе или шоги, и у него были все права не помнить точного названия. Впрочем, эта музыка всегда напоминала ему о весне, и с той прохладой, пробирающейся под одежду, совсем не вязалась. А еще эта мелодия напоминала ему о Мидориме. Вспомнив об открытии у Шинтаро увлечения музыкой, Акаши слегка приподнял уголки губ. Иногда он прятался в музыкальном классе и слушал, как он играет, при этом не говоря ни слова и не обращая внимания на его присутствие в комнате. Акаши находил игру Мидоримы особенной, и, прислушавшись теперь еще внимательней, услышал, что в исполнении что-то было не так. Остановившись под окнами класса, Сейджуро вгляделся в окно кабинета, пытаясь разглядеть человека внутри. Впрочем, о том, что за фортепиано был не Шинтаро, он уже знал. - Разве ты не должен быть на собрании ученического совета, Акаши? – низкий, раскатистый голос послышался у Сейджуро за спиной. Нетрудно было догадаться, кому он принадлежал. - Его отменили. – Акаши сделал паузу, прежде чем обернуться. Мидорима недовольно рассматривал линзы очков в своих руках. Он никогда не любил снег – снежинки таяли на стеклах и мешали смотреть. Сейджуро усмехнулся. В поле зрения попал плавательный бассейн, расположенный прямо под открытым небом. Он столкнул в него Мидориму когда-то. До сих пор в памяти ясно стояла картинка промокшего насквозь Шинтаро, чудом выловившего утопающие очки, и все в его лице, начиная от изгиба бровей, губ, заканчивая выражением, застывшем в глазах, изображало немой вопрос «за что?». Акаши сам тогда упал в бассейн вслед за ним, и лишь беззвучно смеялся, развеселенный видом обиженного парня. Отсмеявшись, он протянул Мидориме руку, которую тот принял не сразу. Сжав губы в прямую линию, он окинул Сейджуро взглядом поверх очков и только потом черты его лица смягчились, и на нем появилось нечто вроде улыбки. Годы в средней школе Акаши вспоминал с тоской по тому беззаботному времени. Тогда, в самом начале, все на свете было намного проще. Взросление во многом изменило каждого из них, как и возросший талант, разъединивший некогда дружных ребят, выстроив между ними стены из непонимания и соперничества. Когда-то. До того, как все начало разрушаться. То, что он находится во сне, Акаши понял сразу, как увидел снег. Столько его не выпадало в их городе никогда, да и среднюю школу Тейко Сейджуро закончил много лет назад, и никак не мог находиться здесь в качестве ученика. Иногда память подкидывала ему подобные картинки, а сознание преобразовывало их в ирреальные сны. Мидорима был таким же, каким помнил его Акаши – собранным, серьезным, с прямой гордой осанкой. Вот только что-то в нем неизбежно изменилось. Взгляд. Шинтаро больше не позволял себе показывать свою другую, мягкую сторону и не давал остывшей теплоте внутри себя даже проскользнуть в его глазах. «Я больше не твой помощник, коротавший с тобой время за партией шоги. Мы больше не друзья. Мы соперники». Акаши помнил, как на этом строгом и красивом лице отражалась боль бессилия. Чувствовал, как что-то внутри Шинтаро сжималось, когда тот замечал, что глаза Сейджуро темнеют, и как смотрит он на тех, кто был слабее его. Он заметил тот момент, когда Акаши начал возвышать себя и искажать смысл победы. Мидорима видел, как он растрачивал душу на бессмысленную погоню за лидерством, на несбыточную мечту быть первым совершенно в любой стезе, не прислушиваясь ни к чему и ни к кому, потому что все его действия стали основываться на его собственном мнении. И пока внутри Сейджуро не стало совсем пусто, Шинтаро мог только стоять и смотреть. Тогда бесконечное презрение отражалось в алых, уже разноцветных глазах, и по венам ядом начинало растекаться тяжелое безумие. Казалось бы, больше их ничего не должно было связывать, но тянулась и не обрывалась между ними их красная нить, не давая полностью отречься друг от друга. Мидорима не был ему ни помощником, ни другом, ни соперником. Между ними существовала несколько другая, невидимая взгляду постороннего человека, связь, выражающаяся в постоянном и неизбежном возвращении друг к другу. - Ты знаешь, сколько уже времени прошло? – Акаши сложил руки на груди, склоняя голову набок. Он плохо чувствовал свое тело, как будто оно было чужим. Сейджуро вырос, вытянулись его кости и сам он немного раздался в плечах, но в целом его фигура мало чем отличалась от того, каким Акаши был в старшей школе. Изменения произошли скорее в его сознании, в его мировоззрении и восприятии. А вот Мидорима был таким же, каким он видел его в последний раз, в восемнадцать лет. - Рад видеть тебя снова, - в руках Шинтаро был очередной талисман в виде маленькой египетской пирамидки. Здания Тейко уже не было в поле зрения Акаши, и теперь они стояли среди припорошенных снегом деревьев. - Не ожидал, что мы когда-нибудь увидимся, Шинтаро. - Боюсь, что наша встреча будет недолгой. – Акаши сжал пальцы на своих плечах, когда Мидорима произнес эту фразу. Он не знал, что такое ограничения, и в данном случае прав диктовать условия у него не было. Но дело было не в этом. - Я бы хотел, чтобы ты вернулся. – Слова даются с трудом, и Сейджуро хмурит брови. Все слова он сказал Мидориме еще несколько лет назад, но сейчас ему хочется только схватить его и убедиться, что он настоящий. Но это лишь сон, и Акаши боится, что прикоснувшись к Шинтаро, он тут же проснется. Поэтому все, что ему остается – стоять, не решаясь сделать и шага навстречу. Мидорима так же оставался без движения, но ему мешала природная сдержанность, ведь, несмотря на достаточно суровую внешность, Шинтаро всегда был робок в отношениях и избегал лишних прикосновений. Снежинки лежали на его волосах, длинных ресницах, губах. Внимательно вглядываясь в черты его лица, Акаши чувствовал, как невыносимо больно стискивает сердце, и сколько забытых чувств снежной лавиной накрывает его. Он только-только начал забывать, оправляться, но этот сон – этот странный, слишком реальный сон, сон, которому не суждено сбыться – он заставляет его затянувшиеся раны открываться и кровоточить. Все стало плыть перед глазами, и образ Мидоримы, молча стоящего напротив, стал мутнеть, меркнуть, и Акаши подался вперед, одну руку прижимая к ноющей голове, а вторую протягивая к лицу Шинтаро. Мидорима выглядел слегка удивленным, но он не возражал, когда теплая ладонь Сейджуро легла на его холодную щеку. Акаши, внутренне обрадовавшись тому, что Мидорима не отшатнулся, прикрыл глаза и едва заметно улыбнулся. В этом жесте все, что он чувствует, вся его тоска и невозможность объясниться. - Вернись, - одними губами прошептал Сейджуро. - Мне жаль, но это невозможно, - тихо произнес Мидорима, когда Акаши смахнул с его густой челки упавшие снежинки. – Знал бы ты, чего мне стоила эта минута, Акаши. Мне так хотелось увидеть тебя, чтобы сказать, что я слышал, как ты со мной попрощался. - Так мои слова все-таки дошли до тебя? - Да. - И что? - Я должен попросить у тебя прощения. Мне не следовало допускать, чтобы все зашло настолько далеко. Мне следовало остановить тебя, когда ты заходил в вагон того поезда. Лучше бы мы остались в Токио. Лучше бы мы никогда не повстречались. - Не говори глупостей, Шинтаро. Я уже говорил, что разочаровался в тебе, так не разочаровывай меня еще больше. Если ты не понял меня в первый раз, повторю во второй: я ни о чем не жалею. Среди тех воспоминаний, что ты мне оставил, много хороших. Плохих и горьких моментов достаточно, да, но светлых все-таки больше. Даже если это мешает мне жить, я благодарен тебе за все, Шинтаро. Понимаешь? - Понимаю. - Мне не о чем жалеть, - твердым голосом произнес Акаши, убрав руку. – Не вынуждай меня повторять одно и то же сотню раз. Знай свое место, ты, глупый. - Тогда – до следующей встречи? – Растерявшись от такой несвойственной нежности со стороны Акаши, Мидорима поправил очки – характерный жест, означающий смущение. Но он не дождался, когда Акаши ответит, и вдруг начал таять. Акаши ринулся к нему, но, остановленный взглядом за толстыми стеклами, протянул руку и поймал лишь воздух. Тяжесть мира в ту же секунду упала на его плечи, придавив к земле, и до того, как проснуться, Сейджуро успел увидеть прощальную улыбку на тонких губах. «Я буду ждать тебя, Акаши». *** Лучи солнечного света упали на лицо и проникли сквозь веки. Поморщившись, Акаши с трудом открыл глаза и, ощутив неприятное покалывание в затекшей шее, поднял голову, упавшую на грудь. Его руки, лежащие на коленях, прикрытых пледом, еще минуту назад стискивавшие шершавую ткань, расслабились, и едва заметно подрагивали. Тебя нет. На лестнице веранды сидел высоченный парень с фиолетовыми волосами и громко хрустел чипсами, сидя спиной к нему. В этом мире уже месяц царила весна, и воздух пах цветущими растениями и ветром. Повернув голову, Акаши увидел на маленьком столике баночку с лекарством и наполовину опустошенный стакан воды. - Ацуши? – Прочистив горло, окликнул Сейджуро. Лениво развернувшись к нему лицом, Ацуши приподнял брови. - С добрым утром, Ака-чи-и-ин, - растягивая слова, сказал он. - Что со мной случилось? Я снова потерял сознание? - Ага-а, - Мурасакибара запустил руку в пакет, вынимая горстку поджаренных ломтиков. – А я было думал, что фантомные боли перестали тебя мучить. - Их я пока еще не научился контролировать, к сожалению, - больше для себя, чем для парня констатировал Акаши, прикрывая солнце рукой. Лучики проскальзывали между пальцами, слепя глаза, и мешали смотреть на горизонт. – Пойдем в дом, Ацуши. - Ты уверен, Ака-чин? - Да, по-моему, уже пора обедать. - Ура, обед! – Не забыв прихватить пачку чипсов, Мурасакибара резво вскочил на ноги, едва заслышав о еде. Подбежав к Акаши, он положил чипсы ему на колени и развернул его кресло к порогу. Когда колеса стукнулись о порожек, Акаши поморщился. - Полегче, Ацуши! – Слова прозвучали чуть громче, чем обычно, но этого было достаточно, чтобы приуменьшить энтузиазм проголодавшегося Мурасакибары. Замедлившись, он аккуратно нажал на ручки кресла, приподнимая его, и ввез Акаши в коридор. Через полминуты они уже были на кухне, где Ацуши вовсю гремел посудой, пока Сейджуро смотрел на улицу, отодвинув занавеску. Лепестки отцветающей вишни были чем-то похожи на снег. Ветерок кружил их в воздухе, разнося по улицам розовыми благоухающими облаками. Опустив занавеску, Акаши крутанул колеса, придвигая себя к обеденному столу. Пускай Сейджуро и лишился способности передвигаться на ногах, у него все еще оставалась жизнь, которую нужно было прожить несмотря ни на что. «До встречи, Шинтаро. Когда-нибудь мы с тобой увидимся снова»