***
Мягкие лучи закатного солнца мажут по мансардной крыше особняка и нагло заглядывают в окна, чертя узенькие дорожки по деревянным рамам и предметам интерьера. Багряный закат привлекательный и завораживающий, и пушистые облака приобретают малиновые оттенки с примесью фиолетового и розового. Словно смелый художник решил поэкспериментировать с яркими красками. Зрелище больше походит на сказку. Чьи-то тихие шаги за дверью заставляют приоткрыть глаза. Интерьер моей спальной комнаты заставляет удивиться, ведь прекрасно помню, что была на веранде. Благодарю человека, что решился взять на себя ответственность и отнес меня в комнату. Странно, однако, что я не проснулась. Мысль о том, что ночью нормально поспать не удастся из-за дневного отдыха, так и остается дрейфовать на краю сознания, ведь внимание привлекает тихий стук в деревянную дверь. Откликаюсь хриплым после сна голосом и сама удивляюсь его звучанию. Но он, к счастью, не вызывает у появившейся на пороге рыжеволосой служанки ни единой эмоции. Эту плутовку ничем не удивишь. — Все собираются к ужину. Мне отдать распоряжение, чтобы накрыли и на вас тоже? — В ее взгляде читается неподдельный интерес, заставляющий тихо усмехнуться. — Я не голодна, так что просто попроси приготовить ромашковый чай. Я спущусь через пять минут. Дверь за откланявшейся девушкой плотно закрывается, отрезая меня от суетливой жизни особняка. Разговоры приглушаются настолько, что кажутся теперь надоедливыми шорохами, изредка нарушающими звенящую тишину. Деревянная оконная рама пыльная, и слой белой краски слез в некоторых местах. Нужно будет устроить капитальный ремонт, чтобы вернулось чувство душевного спокойствия. Отвлечься от произошедших накануне событий и вернуться в прежнее беззаботное русло. Однако постоянным напоминанием о произошедшем будет служить чувство скорби. Но не всепоглощающее и удушающее, не в образе горького прозрения. Я прекрасно помню слова тетушки о том, что мертвые не нуждаются в слезах. Но все же еще долго не смогу свыкнуться с ее утратой. Отсутствие достойного собеседника в серьезном или шутливом разговоре погрузит в духовное одиночество. Не знаю, смогу ли кому-нибудь теперь доверить всякую мысль, какая бы не зародилась в моем сознании. Единственным достойным собеседником была тетушка. Удары столовых приборов о фарфор отрезвляют и нехотя возвращают в реальность. Поправляю подол платья, прежде чем приоткрыть дверь и переступить порог столовой, за широким столом которой сидят несколько человек. Детективы, если только чутье меня не подводит. Ловлю изучающий взгляд Александра, держащего в правой руке стеклянный стакан, наполовину наполненный прохладной водой, и отвечаю легким кивком головы. Вежливость на первом месте. — Ваш ромашковый чай, мисс Харрис, — худощавый мужчина с вытянутым лицом и бесстрастными серыми глазками опускает на блюдце фарфоровую кружку и отходит, убрав руки за спину. Пожалуй, Освальд является единственным во всем доме, кто добросовестно выполняет свою работу и не задает лишних вопросов. Серьезный и собранный. Именно такими и должны быть дворецкие. Ароматный напиток с нотками мяты теплый и вкусный. Догадываюсь, что чай был приготовлен именно Освальдом. Только он имеет привычку добавлять в этот напиток небольшое количество мяты, что делает его уникальнее и вкуснее. Привычный привкус ромашки оттеняется нотками свежести, а в зимнее время года к этому добавляется мед, реже — лимон. Дворецкий готовит превосходный чай. Приятный бонус к добросовестной работе. — Как вы себя чувствуете? — Кружка с характерным звуком опускается на блюдце, и я встречаюсь с голубыми глазами частного детектива. — Хорошо, благодарю за чуткость, — на его устах появляется сдержанная улыбка. Несколько минут в молчании. Монотонные звуки ударяющихся о фарфор столовых приборов немного нервируют. Чай слишком быстро заканчивается. Хочу попросить приготовить еще одну порцию, однако пытливый взгляд Александра останавливает. Чувствую исходящий от него порыв, словно немой вопрос застывает в глазах, который мне так и не удается разгадать. Он не двигается некоторое время, словно раздумывает над чем-то, и вдруг первым поднимается из-за стола и ловко подхватывает висящий на спинке стула черный пиджак. Догадка о том, что частный детектив собирается выйти на улицу, возникает почти что моментально, и я неспешно поднимаюсь следом. Вежливый кивок оставшимся в помещении детективам, прежде чем покинуть столовую следом за Александром. — Вам тоже стало душно? — Внезапный вопрос заставляет остановиться на последней ступеньке лестницы, заканчивающейся дорожкой из гравия с примесью мелких камешков. — Просто подумала, что вы хотите поговорить со мной наедине, — он оборачивается, и я замечаю в его правой руке папиросу. — Я ошиблась? — Нет, вы правы, мисс, — мужчина тихо усмехается и извлекает из правого кармана брюк спичечный коробок, — да, правы, — зажигает папиросу и делает шаг в сторону сада. — Вы интересная женщина. Очень проницательны и догадливы. Молча спускаюсь и ровняюсь с Александром, смотрящим себе под ноги. Идем по гравиевой дорожке на небольшом расстоянии друг от друга, и приятный и знакомый запах табака окутывает со всех сторон. Отчего-то на ум приходят воспоминания прогулок в компании отца и двух охотничьих собак, с которыми он ходил стрелять уток. Еженедельные развлечения по выходным, только если не был занят естественными науками. — Так о чем вы хотели поговорить? — Резкий порыв прохладного ветра путается в волосах и вызывает табун мурашек, и мужчина вздрагивает и несколько раз глазами хлопает, словно нехотя возвращается в реальность. — Ах, точно. Прошу меня простить, я размышлял над одним вопросом, — мой изучающий взгляд остается без ответа. — Я составил примерную картину произошедшего. Подумал, что должен рассказать вам об этом. — Правильно подумали. Останавливаемся возле искусственного пруда. У самого берега видно несколько декоративных рыбок, маленькая лягушка удобно устроилась на одной из широких кувшинок и теперь с неподдельным интересом нас разглядывает. Мы для нее являемся медлительными гигантами. Яркая бабочка пролетает совсем рядом и скрывается в кустах ежевики, где только начинают созревать темные ягоды. Александр поворачивается к деревянной беседке, собственноручно сооруженной моим дедом, и подходит ближе. Плечом облокачивается о ее стену и переводит взгляд на яркое небо. Сдерживаюсь, чтобы не озвучить крутящиеся в голове вопросы, и только аккуратно усаживаюсь на край скамьи. Стоит обновить слой краски. — Кто-то пробрался в дом между двумя и тремя часами. По боковой лестнице забрался на третий этаж. Он прекрасно знает расположение всех комнат в доме, ведь безошибочно нашел в темноте нужную дверь. По следам, оставшимся на ковре, предположу, что человек, которого мы ищем, мужчина. Размер его ботинок одиннадцатый, длина стопы около двадцати семи с половиной сантиментов. Проводим некоторые вычисления и получаем значение, приближенное к ста девяносто сантиментам. Исходя из этого предложу, что рост нужного нам человека примерно равен шести футам. Шести целым двум десятым, если округлить полученные цифры, — ненадолго замолкает, неотрывно глядя на меня, словно ожидает реакции или момента, когда я смогу переваривать поступившую информацию, и, к, быть может, его удивлению, я только сдержанно киваю головой и срываю с ближнего куста яркий цветок. — Самым интересным является то, что вначале он двигался аккуратно по ковру. И очень медленно, чтобы никого не разбудить. Однако уходил впопыхах, ведь вы слышали его быстрые шаги. По лестнице он спускался в спешке и даже умудрился повредить последнюю ступень. Делаю еще одно предположение. У него вывихнута нога. Мужчина замолкает на некоторое время, будто обдумывает какую-то мысль, надоедливо дрейфующую в сознании, но озвучить ее никак не решается. Яркий цветок в моих руках привлекает бабочку, которая опускается на него и замирает на долгие несколько мгновений, прежде чем вновь подняться в воздух. Слышится тихий шорох — Александр переступает с ноги на ногу. Проводит рукой по волосам и облизывает пересохшие губы. — Почему он так быстро покинул поместье, потеряв бдительность? Он шумно выдыхает и опускается на скамью на некотором расстоянии от меня. Его пытливый взгляд никак на не действует, да и вопрос не кажется странным или пугающим, ведь у меня уже есть некоторые мысли на этот счет. Стоит ли их озвучить? Принесет ли это хоть какую-то пользу расследованию? Поворачиваю голову, сталкиваясь с его глазами. Ничего, кроме пытливости и ожидания хоть какого-то ответа или реакции на вопрос. У него точно есть определенные мысли на этот счет, только озвучивать он их не спешит. Быть может, хочет убедиться в том, что мы мыслим в одном направлении? Если это и правда так, то зачем? Александр кажется сообразительным и смышленым, способным рационально мыслить и быстро составлять логические цепочки, так или иначе приводящим к верным выводам. Использует дедуктивный метод мышления. Работа частного детектива, без сомнений, подходит ему. Эта именно та область, где он может применить все свои накопленные знания на практике. Невольно провожу параллель с недавно прочитанным сборником рассказов Артура Конан Дойля и его главным героем. Смею предположить, что Шерлок Холмс чем-то походит на сидящего рядом мужчину. Определенные сходства имеются. Ну, или мне так только кажется. — Мисс Харрис, я поставил вас в тупик своим вопросом? — В голосе прослеживается плохо скрытое разочарование, но отрицательное покачивание головой заставляет Александра оживиться. — Он просто мог ошибиться с комнатой, — ни один мускул на его лице безупречном лице не дрогает. — Он мог быть уверенным в том, что ту комнату до сих пор занимаю я, однако поздно понял свою ошибку, уже когда тетушка проснулась. Ему не оставалось ничего, кроме как задушить ее и быстро покинуть особняк по боковой лестнице. Он кладет подбородок на сцепленные руки и прикрывает глаза. Никаких эмоций. Бесстрастность и серьезность, пока винтики в его голове крутятся, превосходно выполняя свою работу. Почти что невесомо пробегаюсь подушечками пальцев по ярким мягким лепесткам цветка, пока сидящий рядом мужчина молчит. Приятный собеседник, отличающийся от других своим мышлением. В этом он схож с тетушкой. Она тоже отличалась дедукцией и рациональностью. Даже странно, что вместо области, где могла так или иначе применить знания, выбрала театр. Хотя, конечно, было это вполне ожидаемым, ведь играла тетушка превосходно. Больше интересовалась искусством. Именно она научила меня безупречной игре на фортепиано и пению. Мы обе любили сонаты Бетховена, Шопена и Моцарта. — Он хорошо знаком с вашей семьей и был близок с погибшей, — откидывается на спинку скамьи и поворачивает голову в мою сторону. — Кто-нибудь из вашего окружения подходит под примерное описание? — Несколько человек, — выпрямляюсь, отряхивая подол легкого платья. — Частые гости, по выходным нас навещавшие. Они любили тетушкину игру на фортепиано. — Обязательно сообщите их адреса. Александр не спешит покинуть беседку, вместо этого достает еще одну папиросу и зажимает ее зубами. Не обращает внимание на сгущающиеся сумерки. Первые звезды появляются на темнеющем безоблачном небосводе, скрывающиеся в сочной траве цикады заводят свою шарманку. Трели становятся все громче и отчетливее. — Вы не собираетесь возвращаться в дом? — Надеюсь, что мой вопрос не отвлечет его от мыслей. — Я вернусь чуть позже, — отвечает почти сразу же, не поворачивая головы в мою сторону. — Я попрошу выделить для вас несколько гостевых комнат. Сколько человек планирует остаться в особняке? — Видимо, мой вопрос его озадачил, ведь его левая бровь выгибается, а взгляд скользит по моей фигуре, замирая на уровне глаз. — Я подумала, что на время проведения расследования детективы останутся в особняке. — Да, несомненно, не стоит подвергать вас опасности и оставлять без присмотра. Выделите, пожалуйста, четыре комнаты. Желательно, чтобы все они находились на разных этажах, — вновь отворачивается, опуская глаза на лениво облизывающие прибрежные камни волны искусственного пруда. — Я отдам распоряжение. Легонький кивок на прощание остается незамеченным. В последний раз пробегаюсь взглядом по приятным чертам задумчивого лица, после чего разворачиваюсь и чуть крепче сжимаю в руках яркий цветок, сорванный с куста пиона. Последние деньки его цветения. Дорога до особняка кажется слишком быстрой. Отдаю распоряжение, прежде чем подняться на второй этаж и скрыться в своей комнате. Начатая прошлым вечером книга на французском языке отвлекает от суеты особняка. Мягкий свет от керосиновой лампы позволяет вдоволь насладиться чтением.***
Пробегаюсь взглядом по последней строчке книги, но закрыть ее не спешу. Подушечкой указательного пальца правой руки провожу по чуть пожелтевшей странице, пока в уголках уст прячется улыбка. Альфонс де Ламартин является одним из моих любимых французских писателей. Тетушке его творчество тоже нравилось, так что в библиотеке целая полка была отведена под его печатные издания на оригинальном языке. Он был одним из немногих, чьи произведения я читала не на английском. Книга отправляется на край прикроватной тумбочки, пока мой взгляд пробегается по комнате. Звенящая тишина окутывает особняк, и только из приоткрытого окна доносится ленивый шелест листьев на деревьях. В комнате приятно пахнет жасмином с нотками полыни и нарядных цветов, аккуратно стоящих в граненой вазе. Красивая композиция, состоящая из пионов и трех веточек эустомы. Добавляет чуть больше красоты и уюта. Прохладный ветер, приносящий с собой свежесть и еле ощутимые нотки вишни и румяных яблок, заставляет полупрозрачные занавески, украшенные причудливой вышивкой, лениво покачиваться из стороны в сторону. Трели надоедливых цикад доносятся откуда-то издалека. Несколько мошек и ночных бабочек кружатся вокруг керосиновой лампы и время от времени с приглушенным и еле слышимым стуком бьются о стекло. Благо, комары не появляются. Этих насекомых редко можно увидеть в особняке. Ковер помогает избавиться от ненужных звуков. Приглушенный свет настенных ламп помогает ориентироваться в полумраке, и керосиновая лампа в моей правой руке служит проводником. Боковая деревянная лестница нисколько не освещена, и я хвалю себя за сообразительность и предусмотрительность. Пальцами левой руки крепче сжимаю накинутый на плечи шарф. На улице в такое время суток прохладно. Быть может, стоило прихватить и накидку тоже, а не ограничиваться легким шарфом? Мотаю головой, избавляясь от ненужных мыслей. Ступенька предательски скрипит под моим весом, но никого не будит. Слишком тихий звук, чтобы потревожить чей-то сон. Яркая луна вальсирует на ночном небе, окруженная тысячами и даже миллиардами звезд. На днях будет полнолуние. Останавливаюсь возле статуи, изображающую молодого человека в полный рост, и соединяю невидимыми линиями несколько пульсирующих точек в причудливые фигуры. Узнаю несколько созвездий. Моя матушка любила рассказывать байки про далекие миры и то, что мы не одни во вселенной. Что есть другие версии нашей планеты, где происходят те же события, что и здесь. А есть и такие миры, что чем-то отличаются от нашего. Без всех этих страшных событий, которые выпали на нашу долю. Будто там случилось все так, как надо, а не вопреки всему. Все может быть. И могут существовать миры, отличимые от нашего, о которых мы не знаем. А может, все это было лишь фантазией моей матушки. Однако какая-то часть меня надеется на то, что хорошие люди попадают в лучший мир. Быть может, и я тоже туда попаду после смерти и смогу вновь увидеть своих родных. Лишь мечты, что помогают не сойти с ума и дарят надежду и мужество. Дверь небольшого домика тихо скрипит, отодвигаясь. В лицо ударяет запах затхлости и пыли, заставляющий чуть поморщиться. Осторожно прохожу между рядами ненужных вещей, оставленных дедом и отцом, замечаю несколько грязных игрушек, некогда бывших моими друзьями. Давно забывшие подарки родных. Велосипед в углу, в колесах которого поселился паучок, и ящик с какими-то инструментами. Уже заржавевшими от сырости и времени, разумеется. Склад забытых вещей, куда я иногда возвращаюсь. Мое убежище, позволяющее отвлечься от тяжелых мыслей. Ставлю керосиновую лампу на крышку давно забытого пианино. Некогда он находился в гостиной, однако был заменен фортепиано, подаренным кем-то на тетушкин юбилей. Весь покрытый пылью и с облезшей в нескольких местах краской, но все еще находящийся в хорошем состоянии. Именно на нем я выучила свою первую сонату Бетховена. Усаживаюсь на край небольшого стульчика и пробегаюсь взглядом по пыльным черно-белым клавишам. Где-то на одной из полок находились потрепанные нотные тетради, однако прибегать к их помощи не хочу. Импровизация привлекала меня куда больше выученных произведений. С помощью музыки я выплескиваю все накопившиеся за долгий промежуток времени эмоции. Сейчас это было необходимым. Пробегаюсь пальцами по клавишам. До. Соль. Фа. Ми. Лучше начать по порядку. До. Ре. Ми. Фа. Приятное звучание. Несколько раз повторяю, прежде чем изменить порядок. Несмело и боязливо, но с каждой секундой все раскрепощеннее и отчаяннее. Мелодия заполняет собой все помещение, и ей вторит шелест листвы, в которой путается прохладный ветер. Сожаление смешивается с печалью и страхом. Боль с примесью отчаяния. Еще громче, чтобы выплеснуть абсолютно все накопленные эмоции. До. Сдавленный стон, хрип этажом выше и чьи-то шаги, затихающие в конце коридора. Ре. Неприятный скрип. Последняя ступенька боковой лестницы ломается. Ми. Беспощадное и отчаянное завывание ветра за приоткрытым окном, теряющееся в листве. Фа. Деревья протягивают к особняку свои скрюченные ветви, отбрасывая танцующие тени на стены. Соль. Резкий отчаянный крик служанки, заставляющий кровь застыть в жилах. Рыдание вперемешку с жадными вдохами. Ля. Глухие удары собственного сердца в ушах, сжимание пальцами одеяла до онемения. Застывшие в уголках глаз слезы, тупая боль в груди. Необъятный страх и сбившееся дыхание. Си. На ее месте должна была быть я. Последние аккорды громом раздаются над головой. Судьбоносный рок. Настоящий коктейль эмоций и чувств, подхваченный мелодией. Она затихает где-то вдали, прохладным ветром уносясь прочь. Пальцы обеих рук все еще находятся на клавишах, с силой нажимая на них. Они чуть подрагивают. Прохладно. Шорох заставляет вздрогнуть и обернуться. Чья-то мужская фигура виднеется у входа. Кажется мне знакомой. Руки скатываются с клавиш вниз, опускаясь на колени. Не замечаю, что пачкаю подол платья, и с интересом наклоняю голову чуть вбок, пока бровь вопросительно выгибается. Фигура оживает через несколько минут, проведенных в пытливой тишине. — Вы превосходно импровизируете, — единственное, что срывается с уст Александра, когда он подходит ближе и останавливается в нескольких шагах от меня. Сразу замечаю его подрагивающие руки и застывшие в уголках глаз слезы. От него исходит непонятный мне страх, смешанный с плохо скрытым волнением. Ему так и не удается скрыть свои настоящие эмоции. Его напугала моя игра? — Помогает выплеснуть накопившиеся эмоции... — Отвожу взгляд в сторону, цепляясь им за нотные тетради, чьи страницы уже успели пожелтеть. — Прошу меня простить, если я вас разбудила. — Я все еще не ложился, — он быстро смахивает предательские слезы и шмыгает носом. — Как раз собирался пойти в особняк, когда увидел вашу фигуру. Простите, что следил за вами. — Обычная формальность, ведь преступник не пойман, все в порядке, — улыбка теряется в уголках моих уст, и я поднимаюсь, беря в правую руку керосиновую лампу. — Вы не замерзли? — Немного. Прохожу мимо, легонько задевая его руку своей. Пальцы ледяные и чуть подрагивающие. Соврал, чтобы я не волновалась? — Давайте поскорее вернемся в особняк, — его вопросительный взгляд игнорирую и первой покидаю свое пристанище. По тихим шагам позади себя и возвратившемуся запаху папирос удостоверяюсь в том, что Александр послушно идет следом. Оба молчим, погруженные в свои мысли. Керосиновая лампа опускается на стол, и мужчина только сейчас возвращается в реальность и вопросительно хлопает ресницами. Погруженный в свои мысли, так и не заметил, что я привела его на кухню. — Я приготовлю согревающий чай, — ставлю чугунный чайник на плиту и поправляю чуть спавший с правого плеча шарф. Мужчина кивает и опускается на край ближайшего к нему стула. Кладет подбородок на сцепленные руки и прикрывает глаза. В помещении тепло, однако его плечи все еще мелко подрагивают. И зачем только он все это время провел на улице? Шарф как бы невзначай опускается на его плечи. Он вздрагивает от неожиданности и резко поворачивает голову. Слишком близко. Несколько сантиментов разделяют нас, и я замираю на несколько мгновений, прежде чем сделать несмелый шаг назад. Сердце предательски делает маленький кульбит. Он привлекательный. — Вам он нужнее, — тихо кашляю в ладонь и отхожу обратно к плите. — Не боитесь простудиться? — Могу задать вам тот же самый вопрос, — мимолетный взгляд в его сторону. — Мой пиджак теплее вашего шарфа. — Вы пробыли на улице намного дольше меня, — ловко подхватываю апельсин из плетеной корзинки. Тихий смешок теряется в надоедливом писке чайника. Снимаю его с плиты и ставлю на некотором расстоянии от себя, чтобы ненароком не обжечься. Спиной чувствую внимательный взгляд Александра, что следит за каждым моим действием. Позволяет сделать все самой и не снимает с себя шарф. А на первый взгляд выглядит самостоятельным и не принимающим ничью помощь. Или же он решил сделать исключение из правил? Две фарфоровые кружки опускаются на ровную поверхность. Приятный аромат облепихи смешивается с медом и нотками мяты. На языке остается приятное послевкусие. — Никогда прежде не пробовал ничего подобного, — делает еще один небольшой глоток. — Рецепт был придуман моей матушкой. Черный чай с добавлением облепихи, меда и двух листочков мяты, — усаживаюсь на соседний стул, пододвигая чайник чуть ближе. — Необычное сочетание. Кажется, она любила экспериментировать. — Вы правы. Ей приносило удовольствие приготовление разнообразных напитков. Она даже вела блокнот, куда заносила все свои рецепты. К сожалению, я не знаю, где он хранится. Опускаю взгляд на фарфоровую кружку и провожу подушечкой указательного пальца по ее краю. Александр внимательно слушает и кажется заинтересованным. Приятная компания. — Заранее прошу прощения за бестактность, однако мне все же интересно, где вы жили с родителями до их гибели. Кажется, этот особняк принадлежал вашей тетушке, — подпираю голову левой рукой, чтобы удобнее было глядеть на собеседника, и ненадолго затихаю. — Хотя, знаете, забудьте. Простите меня. — Нет, все в порядке, я отвечу. Мы жили в небольшом поместье в пятнадцати минутах ходьбы отсюда. Сейчас оно принадлежит мне. — Отчего же вы не переехали и не стали жить в нем? — Не хотелось покидать тетушку. Она считала меня своим единственным другом. Мы были с ней близки в духовном плане, словно родственные души. — Неужто пятнадцать минут ходьбы могли повлиять на вашу дружбу? — Просто тетушка не хотела, чтобы я покидала ее особняк, а я была не против. Вы были правы, когда говорили о том, что у нее есть другие родственники, однако я и правда была ближе всех к ней. Не просто племянница, а близкая подруга и хорошая собеседница. Чуть отодвигаю от себя кружку с остатками чая и опускаю руки на колени. Александр задумчиво поглаживает подбородок, словно размышляет над моими словами. — Я часто посещала родительское поместье, однако за ним уже давно никто не следит. Уйдет много сил и времени на полное его восстановление, — провожу рукой по деревянной отполированной столешнице и улыбаюсь. — Кому теперь достанется этот особняк? — Поворачиваюсь к нему, но он все также безмятежно пьет чай, смотря куда-то перед собою. — Не знаю. Завтра должен приехать нотариус тетушки. — А родственники? — Неопределенно пожимаю плечами, ведь не знаю ответа на его вопрос. Александр кивает головой и, отодвинув от себя кружку, поднимается. Стягивает с плеч шарф и протягивает его мне. Улыбается широко и непринужденно, и я могу лишь надеяться на то, что эта беседа не была очередным допросом. — Могу ли я рассчитывать на повторное чаепитие? — Сердце пропускает удар. — Только давайте в следующий раз устроим его пораньше, — он согласно кивает, прежде чем поклониться и покинуть комнату. На кончиках пальцев моей правой руки остается влажный след от его поцелуя.***
Вечер туманный и прохладный, навевающий смутные подозрения о надвигающейся непогоде. Прогулка в одиночестве по саду оставляет после себя неприятное послевкусие и какую-то грусть, засевшую глубоко внутри. Сборник стихотворений малоизвестного французского автора не помогает отвлечься от надоедливых мыслей, путающихся в голове. Александр с раннего утра не появляется. Единственный оставшийся в особняке детектив — невысокий мужчина лет сорока с широким лбом и маленькими темными глазами — сообщает о том, что он ушел допрашивать соседей. Сперва пугаюсь, что совсем забыла оставить адреса, однако быстро успокаиваю себя, ведь еще с вечера оставила бумажку с необходимой информацией на кофейном столике гостиной. По ее отсутствию предполагаю, что Александр нашел ее и взял с собой. Игра на фортепиано немного отвлекает. Музыкальное сопровождение, пока Освальд убирается в просторной гостиной и перебирает большой книжный шкаф, ведь многие книги находятся не на своих местах. Он сортирует их в хронологическо-алфавитном порядке. Только несколько сборников, среди которых, в основном, поэзия. Те печатные издания, что прочитывались тетушкой чаще всего. — Ты собираешься перебрать книги и в библиотеке тоже? — Уже заведомо знаю ответ на свой вопрос, однако все равно задаю его, чем приковываю его внимание к своей персоне. — Да, мисс, начну с завтрашнего утра, — Освальд убирает несколько книг на место. — Я помогу, чтобы работа шла быстрее. Все равно хочу взять несколько рукописей. — Заметки вашего отца по анатомии? — Улыбаюсь, ведь он попадает в точку. — Хотите вернуться к препарированию? Стоит ли мне связаться с институтом, чтобы они выделили несколько образцов для изучения? — Отложим это пока что, — поднимаюсь с пуфика и убираю руки за спину. — Мистер Харрисон не уточнял, во сколько приедет? — К шести часам, мисс. Должен появиться через десять минут. — Позови, когда он приедет. — Несомненно, мисс. Дворецкий кланяется и возвращается к последней книжной полке. Не припомню, чтобы хоть кто-то просил разбирать книжные шкафы. Это не входило в его обязанности, однако Освальд делал это раз в месяц, чтобы всем было удобнее. Мысль о том, чтобы увеличить его жалование, сама появляется в голове и остается на некоторое время, пока медленно поднимаюсь по центральной мраморной лестнице на второй этаж. Большая библиотека находилась в южной части особняка, прямо напротив моей комнаты. Приятный бонус. Прежняя спальня, последний месяц занимаемая тетушкой, располагалась рядом с центральной лестницей и была единственной жилой на третьем этаже, за исключением еще одной, в северной части, где на время расположился помощник частного детектива. Еще одно помещение было отведено под кабинет, где я некогда проводила препарирование животных и ставила опыты над препарированными органами. В последней комнате располагалась просторная ванная. Можно сказать, что раньше весь третий этаж был полностью в моем распоряжении. Просторная библиотека встречает привычным ароматом полыни с примесью мимозы и книг. Она является самым большим помещением всего особняка. Множество стеллажей упираются в потолок, и маленькие таблички, служащие указателями, прикреплены к полкам. Я так много раз была здесь, что никакие путеводители мне уже не нужны. Быстро нахожу нужную мне секцию и прохожу между рядов. Тихие шаги, подхватываемые эхом, затихают в самой дальней части библиотеки. Подушечки указательного и безымянного пальцев правой руки пробегаются по одной из полок, и моментально появившийся на них слой пыли заставляет тихо усмехнуться. Идея рассортирования книг больше не кажется мне сумасбродной. Уборка и правда не помешает. Ловко достаю толстую тетрадь с пожелтевшими страницами и открываю ее наугад, попадая на внутреннее строение шпорцевой лягушки. Пробегаюсь взглядом по картинке с многочисленными заметками, переворачиваю несколько листов и закрываю, чтобы вернуть на место. Прохожу чуть дальше в надежде найти то, что искала. Несколько минут поисков — в моих руках появляется толстая тетрадь. Дневник, который вел дедушка во время своего последнего плавания. В эту секцию не заходил никто, кроме меня, и уж тем более не листал тетради и блокноты, ведь обычно в них находились подробные описания внутренних органов самых разных животных и проводимых над ними опытов. Многочисленные дневники, оставленные отцом и дедом, никому они не были интересны, кроме меня. «29 июня, 1849 год, побережье пролива Ла-Манш недалеко от города Борнмут. Девятнадцатый день плавания. Один из участников экспедиции доложил о странных существах, которых увидел в водах пролива. По его примерному описанию установить вид не удалось, но могу предположить, что им была замечена стая дельфинов или белух. Однако странность заключается в том, что данные виды млекопитающих ранее не были замечены в водах пролива. Главной версией было принято считать столкновение с небольшой стаей дельфинов.» «1 июля, 1849 год, двадцать первый день плавания. Один из участников экспедиции, мистер Джонс, пропал без вести. Находящийся с ним в одной каюте мистер Бейкер утверждает, что слышал чье-то чудное и завораживающее пение, сравнимое с гипнозом, и всплеск воды. Еще несколько участников экспедиции подтвердили, что слышали пение. Массовое помешательство? Стоит поскорее вернуться на берег.» «2 июля, 1849 год, двадцать второй день плавания. Пропал еще один участник, мистер Смит. Ночью я тоже слышал женское пение. Днем мне показалось, что видел в водах прекрасную девушку, однако она быстро ушла под воду. Было жарко, так что это могло быть лишь игрой моего разума, однако эту версию под сомнение ставит то, что находящийся рядом со мной мистер Бейкер тоже ее видел. До берега остается около десяти миль. Нужно ускориться.» «3 июля, 1849 год, двадцать третий день плавания. Стая девушек с рыбьими хвостами была замечена мистером Бейкером с правой стороны корабля. Они сопровождают нас до берега. Еще двое пропали. Четыре человека из пятнадцати. К завтрашнему утру мы будем в порту. Остается лишь надеяться, что оставшиеся одиннадцать человек никуда не денутся.» Переворачиваю страницу и внимательно разглядываю рисунок. Существо с женским телом, плавно переходящим в длинный рыбий хвост, покрытый чешуей. Длинные темные волосы, перепонки между пальцами рук, видимо, чтобы удобнее было плавать. В занесенных рядом заметках отмечается неестественная бледность кожи с оттенком бирюзового и черные глаза, абсолютно ничего не выражающие. — Мисс Харрис? — Скорее убираю дневник на прежнее место и даже успеваю поправить подол платья, прежде чем в узком проеме между стеллажей появляется вытянутое лицо Освальда. — Мистер Харрисон ожидает вас в гостиной. Рассеянно киваю и иду следом, чинно сложив руки на уровне солнечного сплетения. Краем уха слышу доносящийся снизу тихий разговор и даже различаю голос Александра. От мысли, что он наконец-то вернулся в особняк, невольно улыбаюсь. — Мисс Харрис, добрый вечер. Вы прекрасно выглядите, рад вас снова видеть, — полноватый мужчина поднимается с места и спешит поцеловать тыльную сторону моей ладони. — Жаль, конечно, что при таких обстоятельствах. Примите мои соболезнования. В ответ сдержанно киваю и усаживаюсь на край мягкого кресла. Изучающий взгляд частного детектива кажется тяжелее и пытливее обычного. Но Александр молчит и вместо ответа на немой вопрос, застывший в моих глазах, поднимается с места и отходит к камину. Его руки тянутся к чудным языкам пламени. Треск поленьев вызывает склизкое и неприятное чувство, засевшее глубоко внутри. — Я зачитаю завещание вашей тетушки, мисс Харрис, — мужчина поправляет спавшие на кончик носа очки и шмыгает носом, и я только сейчас замечаю в его руках плотный лист белой бумаги. — Хотя, конечно, можно обойтись и без формальностей, ведь из родственников здесь только вы. — Если так вам будет удобнее. — Тогда сообщаю, что вы являетесь единственной наследницей почившей Аннет Сильвер-Харрис, — он протягивает мне листок бумаги, и я пробегаюсь по нему глазами, удостоверяясь в правоте его слов. Что-ж, это было ожидаемо. Мужчина высмаркивается в белый платок и, аккуратно сложив его в несколько раз, убирает обратно в передний верхний карман пиджака. Все находящиеся в комнате люди молчат, но не от удивления. Казалось, что содержание завещания моей тетушки было им уже известно. Мистер Харрисон нужен был лишь для того, чтобы сообщить об этом мне. Сдержанно благодарю мужчину, который оставляет на кончиках моих пальцев невесомый поцелуй, и взглядом провожаю его до выхода из гостиной. Воздуха не хватает из-за едкого запаха горящих поленьев. Слишком жарко и душно. На улице свежее и прохладнее. Провожаю взглядом машину нотариуса и неспешно спускаюсь вниз по лестнице, чтобы прогуляться по саду. Тихие приближающиеся шаги наводят на смутную мысль о том, что следом за мною вышел Александр. Оборачиваюсь через левое плечо, лишь чтобы удостовериться в этом. Ледяные глаза смотрят внимательно, и я не сразу замечаю находящуюся в его руках накидку. Интересно, откуда он узнал, что она принадлежит мне? Короткие рукава летнего платья и правда не очень подходят для прогулки в такую погоду. — Это становится забавной традицией, — он опускает вещь на мои плечи и делает шаг назад. — Что именно? — Забота о здоровье, — не уверена, что эти слова подходят под описание, однако ничего лучше не могу придумать. — Я бы назвал это предусмотрительностью, — тихий смешок. Опускаюсь на знакомую скамейку и пинаю камушек, который, откатившись, останавливается рядом с правым ботинком чужих туфель. На сей раз обходится без папирос. Закончились или просто не хочется? Александр внимательно разглядывает куст пионов с левой от меня стороны и поглаживает подбородок правой рукой, пока левая убрана в карман. Его определенно что-то волнует. Какие-то новости, касающиеся расследования? — Я опросил соседей, — его тихий голос прерывает молчание. — Есть успехи? — Да, кажется, мы нашли убийцу. Протянутая к одному из бутонов рука замирает в воздухе. Слышу, как мужчина усаживается рядом и вздыхает. — Одна из женщин видела шедшего в сторону вашего особняка мужчину, который подходит под описание. Она узнала в нем мистера Джозефа Смита. Вы знаете его? — Да, он был близок с моей тетушкой, — легкое прикосновение к цветку. — Верующий человек. Все твердил о каких-то мифических существах. — Он сын мистера Смита, который, по словам женщины, погиб во время последней экспедиции, организатором которой был ваш дедушка, — лист остается в моей руке. — Несчастный случай. Несколько человек тогда погибло. — Поговаривают, что причиной всему послужило столкновение с русалками. Уже две части листа остаются в моих руках. Задумчиво наклоняю голову набок. Чувствую его внимательный взгляд на себе, игнорирую пустившееся в пляс сердце. Избавляюсь от оставшихся частей зеленого листа и аккуратно складываю руки на коленях, прежде чем неспешно повернуться к Александру и вопросительно вскинуть бровь. — Это никак не связано с убийством моей тетушки. — Вы уверены в этом? Тихий смешок вызывает улыбку на чужих устах. Мужчина выпрямляет спину и сладко тянется, переводя взгляд на небо, неспешно окрашивающееся в цвет багряного заката. Кажется, и завтрашний день будет прохладным. Небольшая стайка птиц на миг появляется в поле зрения и, впрочем, быстро скрывается в густой листве нескольких растущих рядом дубов. Александр поднимается на ноги и убирает руки в передние карманы брюк. — Все равно мы не можем ничего утверждать наверняка, пока не найдем того мужчину, верно? — Вопрос кажется риторическим, так что я оставляю его без ответа. Он кидает на меня мимолетный взгляд, прежде чем пойти обратно в сторону особняка, что теперь принадлежит мне, однако на повороте останавливается и оборачивается через левое плечо. Быть может, почувствовал, что я смотрю на него? — Вы обещали повторное чаепитие, — он улыбается, чуть поворачивая корпус в мою сторону. — Я буду ждать вас на кухне. — Время не самое подходящее для разговоров наедине, — сказанные мною слова заставляют его ненадолго замолчать. — Могу ли я тогда некоторое время провести в библиотеке? — Как вам будет угодно. Только когда его фигура скрывается за поворотом, я перевожу взгляд на мягкие волны пруда. Мысль о плавании так и остается дрейфовать на краю моего сознания.***
Ночь долгая и бессонная, наполненная завыванием путающегося в ветвях деревьев леденящего ветра. Отцовские и дедовские дневники помогают скоротать время, пока керосиновая лампа светит нехотя и приглушенно. Все же стоит заменить в ней керосин. Убираю последний дневник в нижний ящик прикроватной тумбочки и выпрямляюсь. По приглушенной возне в соседней комнате понимаю, что Освальд уже приступил к рассортировке книг. Старенькие настенные часы лениво приближаются к десяти часам. Особняк постепенно просыпается. Желудок неприятно урчит, сообщая о потребности в пище. Что-ж, лучше начать день с чашки бодрящего кофе и свежих вафель с каким-нибудь джемом. От этой мысли слюнки появляются сами собой. Еще на лестнице слышу приглушенные голоса, раздающиеся из-за приоткрытой деревянной двери, что ведет в столовую. Детективы прерывают разговор, как только видят мою фигуру в дверном проеме, и с непринужденными улыбками кивают в знак приветствия, прежде чем вернуться к завтраку. Только Александр хмурится и отхлебывает бодрящий кофе из своей фарфоровой кружки. — Завтра обещают шторм, — как бы невзначай замечает помощник частного детектива, словно разряжает обстановку. — Это лишь обещание, — педантично поправляю салфетку и вежливо улыбаюсь в ответ. — Однако же обещаниям свойственно сбываться, так что стоит быть предусмотрительнее. Море находится в нескольких милях отсюда. — Во время недолгой прогулки перед завтраком я видел чаек, — сидящий справа от меня худощавый мужчина поправляет манжет на правом рукаве белой рубашки. — Если это так, то лучше завтра воздержаться от любых прогулок. В этих краях они являются предвестниками непогоды, — опустившаяся передо мною тарелка с румяными вафлями отрывает от дальнейшего разговора. Детективы о чем-то тихо спорят, однако их фразы доносятся лишь отрывками. Сложно уловить целостность, да и я не стремлюсь к этому. Румяные вафли с клубничным джемом интересуют куда сильнее каких-то споров. Лишь задумчивый взгляд Александра, направленный в мою сторону, немного отвлекает. Приятно, конечно, однако не во время моей трапезы. Где-то на третьей минуте не выдерживаю и поворачиваюсь к нему, и, к облегчению, мужчина все же отворачивается и переключается на свой постепенно остывающий крепкий кофе. Больше ничто не отвлекает. — Мисс Харрис, а вы верите в реальность мифологических существ? — Цепкий взгляд одного из детективов приковывается ко мне. — Каких, например? — Позволяю служанке забрать пустую тарелку. — Ну, например, ведьм или домовых, — мужчина кашляет в ладонь. — Русалок. Убираю с колен бумажную салфетку и, сложив в несколько раз, откладываю в сторону. В его голосе нет издевки или насмешки, лишь любопытство. Делаю еще один глоток кофе под обращенными на меня взглядами. — Верю, — один из детективов пренебрежительно хмыкает. — Мой дедушка столкнулся с ними во время своего последнего путешествия. Несколько членов экспедиции погибло. — Это лишь одна из возможных версий. И самая маловероятная, на мой взгляд. — Не думаю, что в своих личных дневниках он мог делать ложные записи. — Только если это не массовое помутнение рассудка из-за долгого плавания, — отзывается мужчина и, поблагодарив за завтрак, первым поднимается из-за стола и покидает столовую. Оставшаяся часть детективов тянется следом, только Александр остается на прежнем месте и все еще лениво потягивает крепкий кофе из фарфоровой кружки. Вот уж кто действительно наслаждается напитком и умеет растягивать удовольствие. Отодвигаю от себя кружку с остатками напитка и аккуратно промокаю салфеткой губы. — А вы верите в русалок? — Отправляю салфетку на край стола и опускаю руки на колени. — В этом мире есть много необъяснимых явлений, да и моря и океаны слишком мало изучены, так что опровергать их существование бессмысленно. — Другого ответа от вас я и не ожидала, — ловлю его взгляд и спешу пояснить: — Имела в виду, что вы... — Нет, все в порядке, — ведет носом из стороны у сторону и отставляет в сторону кружку, прежде чем выпрямиться. — Я знаю, что вы не имели в виду ничего дурного. Александр накидывает на плечи пиджак и одаривает меня мягкой улыбкой, после чего разворачивается, чтобы покинуть комнату. У самых дверей он останавливается и оборачивается через левое плечо. Подозрения насчет того, что же именно мужчина хочет сказать, заставляют расплыться в сдержанной улыбке. — Не забудьте тепло одеться, если соберетесь выйти на улицу. Именно то, о чем я и думала. Согласно киваю, и только после этого Александр окончательно покидает комнату, оставляя после себя привычный аромат кедра и папирос. И как только я успела привыкнуть к этому? Быть может, все из-за схожести с моим отцом? Дверь за моей спиной предательски скрипит, и Освальд оборачивается ко мне, держа в руках несколько книг, и приветствует привычным кивком головы. Аккуратно сложенная на небольшом рабочем столе стопка печатных изданий на французском языке является знаком того, что дворецкий уже успел проделать много работы. Поправляю подол платья и подхожу ближе, пробегаюсь мимолетным взглядом по корочкам книг и вытаскиваю одну из них. Сборник стихов, которые советовала тетушка. К нему добавляется еще один. Уборка действует расслабляюще. Неспешно, пока тишина окутывает со всех сторон, изредка прерываемая тихим бормотанием Освальда. Приятный запах мимозы и полыни избавляет от тяжелых мыслей, заменяя их размышлениями на какие-то отстраненные темы, касающиеся, в основном, произведений, что появляются в моих руках. Некоторые книги отправляются в отдельную стопку, чтобы потом у меня была возможность отнести их в свою комнату, ведь прошлую порцию я принесла обратно еще на прошлой неделе, оставив себе лишь один роман на французском языке. Стоило бы и его вернуть на прежнее место. — Нужно ли переставить книги по анатомии поближе к рабочему столу, мисс? — Голос Освальда отвлекает от чтения форзаца находящейся в моих руках тоненькой книжонки. — Не стоит, пусть они стоят на прежних местах, — мужчина кивает, меняя местами несколько учебников, чтобы удобнее было в них ориентироваться. — Ты завтракал? — Да, мисс, около половины восьмого. Решаю, что не стоит больше его отвлекать своими надоедливыми расспросами, так что возвращаюсь к стеллажам. Небольшая книжка, посвященная препарированию, привлекает внимание многочисленными заметками. Уже моими, наспех занесенными во время одного из первых моих экспериментов. Тогда я на практике доказала одну из многочисленных отцовских теорий. Первый шажок и начало подогретого интереса к естественным наукам. Быть может, привлекают они меня потому, что связаны с природой? Не уверена. Но, может, так оно и есть. Отец и дедушка являются для меня примерами для подражания, а оставленные после них многочисленные рукописи — гордостью. Личные дневники помогают ответить на некоторые мучающие меня вопросы, однако на один я и по сей день не могу ответить. Ни одна из записей не наталкивает меня на нужную мысль. Точнее, некоторые заметки помогают разобраться, но лишь немного. Поверхностные данные, не объясняющие самого главного. Словно поверхность льдинки, которую лишь немного видно над океанической гладью, однако в глубине, под водой, она превращается в огромный айсберг, поражающий своими размерами. Необъяснимо и непонятно. Пока что это остается загадкой. Тайной, над которой я ломаю голову множество лет, однако не приблизилась к разгадке ни на шаг. Быть может, это просто невозможно объяснить? — Мисс, запланированный на сегодня объем работы я сделал. К оставшейся части библиотеки вернусь завтра, — возвращаю книгу на ее законное место и соглашаюсь кивком головы. — Только не разбирай самые дальние стеллажи. — Я помню, что там находятся рукописи ваших отца и деда, доступ к которым прислуге запрещен. Освальд спешит покинуть просторное помещение, кинув последний мимолетный взгляд на небольшую стопку, которые намереваюсь отнести в свою сторону. У самого выхода все же оборачивается и интересуется, стоит ли помочь с их переносом, однако я отказываюсь. У него и так много работы. Не хочется добавлять еще больше. Он кивает, однако замирает еще ненадолго, словно о чем-то вспоминает. — Вы ведь будете ночевать в родительском поместье, — мужчина поправляет белые перчатки. — Сегодня полнолуние. — Разве оно не завтра? — Чуть крепче сжимаю в правой руке книгу. — Нет, мисс, оно в ночь с сегодня на завтра. — Твои расчеты точнее моих. Значит, и правда сегодня. — Будьте осторожнее, мисс, не забывайте про шторм, — киваю головой в ответ. Освальд окончательно выходит из библиотеки, оставляя меня одну, и я осторожно касаюсь ледяного амулета. Чуть пульсирует. Значит, правда сегодня. Со всей этой суматохой умудрилась ошибиться в своих расчетах. Перед тем как покинуть особняк, вспоминаю слова Александра и все же одеваюсь чуть теплее. Меняю платье и добавляю накидку на плечи, чтобы можно было защититься от резких порывов ледяного ветра. Складываю в тряпичную сумочку несколько свечек и пачку спичек, личный дневник и ручка отправляются туда же. На всякий случай захватываю зонт, ведь небо затянуто тяжелыми тучами. Неясно, когда начнется дождь. — Мисс, вы ведь вернетесь к ужину? — Освальд выглядывает из-за приоткрытой двери кухни. — Да. Возьму с собой что-нибудь для завтрашнего перекуса и ромашковый чай. Помню, что в прошлый раз он закончился. — Я все приготовлю, — дворецкий скрывается за дверью. До родительского поместья необходимо идти каких-то жалких пятнадцать минут. Узенькая тропинка, позволяющая сократить расстояние, петляет между высокими деревьями и низенькими кустарниками. По широкой и доступной всем дороге продолжительность пути увеличивалась почти в два раза, так что пользовались ею изредка. После гибели родителей и моего переезда к тетушке о поместье почти никто не вспоминал, да и надобности в этом не было. Оно считалось теперь заброшенным и, в целом, таковым и являлось, если не учитывать мои редкие визиты, о которых не было известно никому, кроме тетушки и прислуги. А об их истинном значении знал один Освальд. Уже и не помню, как именно решилась рассказать ему об этом, ведь произошло это давно, несколько лет назад. Однако о них он знает и напоминает, если я забываю. Осторожно пролезаю через дыру в заборе, огибая многочисленные заросли крапивы и сорняков. С внешней стороны выглядит плачевно, полностью заросшее виноградником и колючими кустами шиповника и белых роз. На когда-то давно посаженной яблоне зреют румяные яблоки. Пока что недостаточно спелые, однако уже привлекающие соседских ребятишек и любопытных птиц. Замечаю несколько молодых берез, что немного подросли с моего прошлого визита, и останавливаюсь на несколько мгновений перед ведущей на веранду лестницей, прислушиваясь. Никаких лишних глаз. Радует. С прошлого раза оставленные ключи находятся под обшарпанным ковриком, и я дважды прокручиваю нужный в замочной скважине. Дверь с противным скрипом открывается, пропуская внутрь. Редкая мебель собирает на своей поверхности пыль. Мысль о том, что все же стоит привести поместье в порядок, кажется подходящей и даже в какой-то степени вдохновляющей. Место, куда смогу сбегать, мне точно не помешает. Быть может, что-то на подобии летнего домика, находящегося в некотором отдалении от поселения. До ближайшего жилого участка десять минут ходьбы. Мой отец специально построил поместье в этом месте. Каких-то жалких двадцать минут — и ты оказываешься на краю обрыва, с которого открывается чудный вид на пролив Ла-Манш. Некогда любимое место мамы. Мы часто устраивали там пикники. Оставляю принесенные вещи на небольшом комоде. Прохожусь по всем комнатам, чтобы убедиться в том, что ничего не изменилось за последний месяц, и достаю с одной из настенных полок обшарпанную книжку в толстом кожаном переплете, которая отправляется на кофейный столик гостиной. Удостоверяюсь в том, что чай и правда закончился, и аккуратно складываю тряпичную сумочку в несколько раз. Шум за окном дает знать о начавшемся дожде. Сильном, но непродолжительном. Максимум тридцать минут или час. Ливни у нас заканчиваются быстро. Опускаюсь на край дивана и чихаю из-за поднявшегося в воздух столба пыли. Стоило быть чуть предусмотрительнее. Шум дождя убаюкивает, и воспоминания о детстве, проведенном в этом особняке вместе с родителями, постепенно заполняют все мысли. Приятно возвратиться домой.***
Оставляю намокший зонт у порога и снимаю с плеч накидку, аккуратно вешая ее на крючок. По приглушенным разговорам, доносящимся из гостиной, понимаю, что детективы вернулись. Кажется, очередной день не завершился успехом, однако эта мысль может быть ошибочной. Не стоит делать поспешных выводов. Мое появление остается незамеченным, так что я отхожу к приоткрытому окну, чтобы выглянуть на улицу. По-прежнему моросит. И что только я хотела увидеть, если только зашла в особняк? На этот вопрос не могу найти подходящего ответа. — Мисс, вы уже вернулись. Нас предупредили, что вы посещали родительское поместье, — помощник частного детектива задумчиво потирает подбородок, не сводя с меня пытливого взгляда. Немного нервирует. — Да, вы правы, — подхожу ближе и останавливаюсь позади кресла, на котором удобно устроился Александр. — Есть какие-нибудь новости? — Да, мисс, мы нашли вашего убийцу, — мужчина смахивает капельки пота со лба и шмыгает носом. — Больше он вам навредить ничем не сможет. Атмосфера не кажется мне расслабленной. Словно есть еще что-то, о чем детективы не спешат мне сообщать. На мой вопросительный взгляд Александр поджимает губы и прикрывает глаза. Что-то не так. — С ним что-то случилось? — Его нашли на берегу Ла-Манша, в нескольких милях отсюда. Утопление. При нем была предсмертная записка, в которой он сознается в преступлении, — Александр поправляет манжет и оборачивается через плечо. — Он и правда хотел убить вас, а не вашу тетушку. Видимо, не знал, что вы поменялись спальными комнатами. Он поднимается и ерошит темные волосы. Не выглядит удовлетворенным, несмотря на раскрытое преступление. Что-то в его поведении кажется мне странным. Какая-то импульсивность, граничащая с отчаянием и даже каким-то непониманием всей ситуации, что ли. Его глаза останавливаются на мне. Несколько минут в молчании, прежде чем он быстрым шагом покидает комнату. Остальные детективы не спешат уходить. Решаю оставить их одних. Кажется, будто им не очень нравится моя компания. Нахожу Александра на заднем крыльце особняка, зажимающего зубами папиросу и пристально рассматривающего небосвод. Мои шаги заставляют его обернуться и качнуться, однако он не сдвигается с места. Папиросный дым быстро растворяется в воздухе. — Я вам не мешаю? — Мужчина отрицательно покачивает головой, однако выглядит это не очень убедительно. — Хорошо, простите... — Нет, останьтесь, — он порывается взять меня за руку, однако его ладонь застывает в воздухе и потом медленно возвращается в передний карман. — В записке было что-то еще? — Кажется, попадаю прямо в цель, ведь его брови сводятся ближе к переносице. С ответом Александр не спешит. Лениво делает несколько затяжек, будто размышляет над ответом, а я так и не решаюсь прервать поток его мыслей. Терпеливо жду, разглядывая привлекательный профиль, пока сердце болезненно бьется в груди. Предчувствие чего-то нехорошего, что обязательно наступит. Противное и склизкое чувство, засевшее глубокого внутри. — Просто он писал, что должен совершить возмездие. Отомстить за своего пропавшего отца, исчезнувшего с судна вашего дедушки, — ведет носом из стороны у сторону. — Око за око и все в этом духе. Кажется, он был больным человеком, помешавшимся на мифологии. Он переступает с ноги на ногу и отмахивается в ответ на мой пытливый взгляд. Не очень-то верится в то, что Александра удовлетворил такой исход событий. Будто все еще есть какие-то несостыковки. Что-то, что волнует его и никак не дает забыть о расследовании, в котором поставлена жирная точка. Смею предположить, что все дело в предсмертной записке. Око за око. Осознание электрическим током пробегается по всему телу. Он видел все собственными глазами. Наблюдал со стороны, чтобы удостовериться в своих догадках. Но почему так долго ждал и находился в тени? Месяцами отсиживался, прежде чем рискнуть, ведь с тетушкой он был знаком с прошлого года. Сближался, чтобы раздобыть необходимую информацию? Быть может, добраться до библиотеки, чтобы самостоятельно прочитать дневниковые записи, а потом просто наблюдать. Он все знал? Или банальное стечение обстоятельств? Бросок наугад. Прямо в цель. — В любом случае, мисс Харрис, это дело закрыто, — он тушит подошвой туфли папиросу и поправляет чуть растрепавшиеся волосы. — Составите мне сегодня вечером компанию в распитии чая? — Давайте прямо сейчас. К сожалению, позднее не получится. — Отчего же? — Кажется, моя фраза его озадачила. — Ночую в родительском поместье. Традиция, повторяющаяся каждый месяц. — Вот как... — Чешет затылок и согласно кивает, прежде чем махнуть рукой в сторону двери. — В таком случае, давайте сейчас. — Но не на кухне, там много лишних глаз. — Нет? Тогда где вы предлагаете? — В моей комнате? Соглашается легким кивком головы и мягкой улыбкой. Фарфоровые кружки опускаются на небольшой круглый столик. Кидаю взгляд на приоткрытое окно, после чего поворачиваюсь к удобно расположившемуся в мягком кресле Александру. Выглядит расслабленным и спокойным, с интересом осматривая спальную комнату. Его нога монотонно покачивается вверх и вниз. — Вы живете в Лондоне? — Решаю пойти ва-банк, раз уж расследование закончилось. Можно позволить отбросить все формальности и просто немного поговорить по душам. Все же Александр кажется хорошим собеседником. Быть может, подходящим. — Да, снимаю небольшую квартиру в районе Марлебон, на пересечении Оксфорд и Бейкер стрит, — ловко подхватывает одну из кружек с ароматным напитком внутри. — Прямо как Шерлок Холмс. — Вы тоже знакомы с творчеством Конан Дойля? — В его глазах заметен неподдельный интерес. — Дедуктивный метод мышления, описанный в сборнике его произведений, заинтересовывает. Отличный пример того, что стоит обращать внимание на мелкие детали. — Смею предложить, что и вы сами используете этот вид мышления для раскрытия преступлений, — усаживаюсь на край кровати, поправив подушку. — Увы, раскрывать преступление у меня получается не так хорошо, как у Шерлока Холмса, — его тихий смех очаровывает. — Однако же вам удалось за два неполных дня раскрыть это преступление. Впечатляет. Отмахивается, однако по нему заметно, что мои слова ему приятны. Улыбка все еще красуется на его лице. Она идет ему намного больше серьезности и задумчивости. — А вы, кажется, увлекаетесь естественными науками? — Киваю в знак согласия, грея руки о стенки чашки. — Откуда такая заинтересованность? По словам дворецкого, вы спокойно препарируете животных. Прошу простить, если прозвучит грубо, однако вы кажетесь хрупкой женщиной. Трудно поверить в то, что вы проводите множественные опыты. — Просто тяга к естественным наукам — это семейное. Мой отец специализировался на анатомии, дедушка — на ихтиологии. Все, что так или иначе связано с животным миром, всегда было мне интересным. Александр понимающе кивает, откидываясь на спинку кресла и подпирая голову левой рукой. — Почему частный детектив? — Чтобы на практике... — Применять знания и опыт. Рациональность и дедукция, точно. Глупый вопрос, простите, — смущенно опускаю глаза и прикусываю нижнюю губу, краем уха слыша тихий смешок со стороны мужчины. — А почему вы изображаете только море? Поднимаю голову, отрываясь от роя ненужных мыслей. Неужто он видел абсолютно все мои картины? Не помню, чтобы Александр разглядывал все холсты, когда был в мастерской. Просто предположение, попавшее в цель? Если так, то впечатляет. — Потому что оно олицетворяет свободу, — озвучиваю первое, что приходит на ум, и, кажется, ответ вполне его устраивает. — Бескрайний простор, влекущий моряков, — до этого ритмично качавшаяся вверх и вниз нога замирает. — Море завораживает и пугает одновременно. Кто знает, какие чудища скрываются на большой глубине, куда не доходит солнечный свет? — К сожалению, мне это неизвестно. Однако я уверена, что некоторые из них очень опасны. Намного опаснее акул или касаток. — И больше в размерах. Молча киваю в знак согласия и чуть крепче сжимаю в подрагивающих руках фарфоровую чашку с остатками ароматного чая. Тихое копошение со стороны Александра заставляет поднять голову. Мужчина отряхивает брюки, заранее поставив кружку на круглый деревянный столик, и зарывается в своих волосах. Порывается было что-то сказать, однако свои мысли так и не озвучивает. — Вы кажетесь приятным собеседником, — поднимаюсь и поправляю подол платья. — Надеюсь, еще удастся с вами встретиться, но уже в более непринужденной обстановке. — Надеюсь на это, — тихо усмехается. — Обязательно как-нибудь навещу вас снова. Один ваш чай стоит того, чтобы приехать. — Значит, чай впечатлил вас больше, чем я. Что-ж, вы правы, я довольно скучна. — Ни в коем случае. Прошу меня простить, если я вас обидел, однако у меня не было никаких плохих намерений. Просто утверждение, что вы готовите превосходный чай. — Я просто шучу. Мы вместе тихо смеемся, пока за окном начинают сгущаться сумерки. — Тогда до завтра. Будьте аккуратнее по пути в родительское поместье. — Благодарю, Александр. Спокойной ночи. Выговоренное мною имя заставляет мужчину широко улыбнуться и обнажить ряды ровных зубов. Очаровательно. — Спокойной ночи, Агата. Невесомое прикосновение его губ к тыльной стороне моей ладони и тихий скрип закрывшейся за ним двери, больше походящий на прощальный.***
Мои родители погибли пятнадцать лет назад. Кораблекрушение, в котором удалось выжить лишь мне одной. Многие назовут это чудом, однако я тихо прошепчу, что это проклятие. Кто только не скрывается в глубинах морских и океанических вод. И страшные чудища, своими размерами в разы превосходящие известных науке китов, и уродливые рыбы, питающиеся падалью, и мифические существа, изредка появляющиеся на поверхности, чтобы унести с собою нескольких моряков или же, наоборот, спасти тонущего от неминуемой гибели. У них нет какой-то определенной цели. Они просто живут, скрываясь от человеческих глаз, и порой дают о себе знать. Всплеск их активности приходится на растущую луну и достигает своего пика в полнолуние. Цикл, повторяющийся каждый месяц. Я помню ледяную воду, окружившую меня со всех сторон. Корабль шел ко дну вместе со всеми членами экипажа, среди которых были и мои родители. Чудное пение, доносившееся до ушей, раздавалось со всех сторон, и чьи-то многочисленные светящиеся глаза внимательно разглядывали меня из глубины пролива. Я не ощущала никакого страха. Только спокойствие и приятное чувство, будто возвращалась наконец-то домой. Странное ощущение, теплом разливавшееся по всему телу: от головы и до самых кончиков пальцев. Холод воды больше не ощущался, как в самом начале погружения, несмотря на март. Она приятно обволакивала все тело, и я медленно погружалась все глубже, видя перед собою лишь сверкающие глаза и постепенно появляющиеся очертания чудных фигур. Красивые нагие девушки с длинными темными волосами, бледной кожей с примесью бирюзового и хвостами. Самыми настоящими хвостами, в которые плавно переходила их верхняя часть тела, полностью покрытыми чешуей, прямо как у рыб. К груди ее становилось все меньше. Плавный переход от кожи к мелкой и забавно переливающейся чешуе. Несколько особей подплыли ко мне и были совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Большие черные глаза не выражали абсолютно ничего. Бесстрастные, лишенные всяких эмоций. Они внимательно разглядывали меня и только протягивали ко мне свои руки, пальцы на которых были соединены перепонками и заканчивались заостренными когтями. Уже позже, когда одна из них открыла рот, я заметила ряды заостренных зубов. Они общались на недоступной для человеческого уха частоте. Все погрузилось в тьму. Чувство невесомости и какой-то свободы. Я не ощущала ни своего тела, ни холода воды, ни прилипшей к коже одежды. Абсолютно ничего. Слышала только откуда-то издалека доносившееся тихое пение. Чудное, гипнотизирующее, расслабляющее. Словно колыбельная матери или же пение ангелов, хотя, конечно, окружавших меня существ ими назвать было невозможно. А потом все резко стихло. Не знаю, как долго я находилась в этом состоянии. Где-то на пересечении жизни и смерти, словно одновременно находясь в этих двух реалиях. Меня нашли моряки у северного побережья Ла-Манша, в нескольких милях от Лондона. Все называли чудом то, что мне единственной удалось выжить и вернуться невредимой домой. И я тоже так думала, пока не наступило полнолуние. Я долгое время считала это чей-то злой шуткой или же игрой моей разбушевавшейся фантазии. Будто находясь во сне, вечером одного дня доходила до поместья, заброшенного после гибели родителей, и просыпалась утром следующего. Какая-то неведомая сила овладевала мною, и я просто шла у нее на поводу, не в силах сопротивляться. Постоянное чувство, что возвращаюсь домой, преследовало меня в такие моменты. Только после наступления четырнадцатилетнего возраста я постепенно начинала понимать. Будто все мои воспоминания о подобных вылазках разблокировались одно за другим. Осознание реальности происходящего приходило медленно и нехотя. Постепенно. Причина, по которой я смогла выжить, заключалась в спасших меня мифических существах. Точнее будет сказать, что перерождение в одно из таких существ, что бороздят воды пролива Ла-Манш. Я принимала облик человека и спокойно жила среди людей, однако в ночь полнолуния возвращалась в родное для меня тело. Словно ритуал, когда я отдаю дань уважения спасшим меня существам и на одну ночь примыкаю к ним. Теперь море являлось моим вторым домом. Вот откуда было то чувство спокойствия и расслабленности. Ощущение, будто наконец-то возвращаюсь домой. В теперь уже привычную для меня оболочку. Ветер зловеще завывает, путаясь в кронах деревьев. Наступаю босой ногой на ветку, что тут же ломается под моим весом, и морщусь, игнорируя стрельнувшую боль. Сорочка не спасает от холода. Мысль, что свеча может не зажечься из-за ветра, так и остается дрейфовать на краю сознания. Выхожу на обрыв и подхожу к самому краю. Волны разбиваются о прибрежные скалы, и пена виднеется на их гребнях. На сей раз погода не такая плохая, как в прошлом месяце. Яркая полная луна привычно вальсирует среди тысяч игриво перемигивающихся звезд, и я замираю на несколько мгновений, завороженная красотой. Резкий всплеск воды нехотя возвращает к реальности. Облизываю пересохшие губы и замечаю несколько знакомых фигур, подплывших к прибрежным скалам. Они ждут. С третьего раза зажигаю свечу, бросая использованные спички себе под ноги, и подхожу к краю обрыва. Прикрываю глаза. Где-то вдали сверкает яркая молния, на миг озаряя все вокруг. Порывы ветра путаются в волосах, и из-за них сорочка неприятно липнет к телу. Dhat kann ec it niunda. Ещё один шаг к пропасти, крепче сжимаю в руках свечу. Ef mic nauth um-stendr. Жар свечи обжигает, пламя приобретает голубоватый оттенок. At biarga fari minu a floti. Оно становится ярче и больше, горячий воск скатывается на пальцы, застывая на них. Vind ec kyrri. Резкий порыв ветра подхватывает пламя, чувствую внутренний всплеск энергии. Vagia. Свеча тухнет и выскальзывает из рук, падая куда-то в траву, приятное тепло разливается по всему телу. Oc svaevic allan sae. Последнее слово теряется в раскате грома. Шаг в пропасть, с обрыва. Вода приятно обволакивает тело. Десятки внимательных глаз устремляются на меня, слышу тихие перешептывания, перерастающие в один беспорядочный гул. Удается разобрать лишь то, что на обрыве на мгновение появился кто-то еще, сразу следом за мною. Решение не появляться на поверхности до отплытия на безопасное расстояние принимается единогласно. Неприятное чувство вновь оседает внутри. Склизкое, противное, до отвращения знакомое. Оборачиваюсь несколько раз, прежде чем окончательно успокоиться. Внимательные глаза плывущих рядом существ и их тихие разговоры постепенно успокаивают. Возвращаюсь в особняк к обеду, прихватив с собой найденную утром на крыльце коробочку с ромашковым чаем. Непривычная тишина удивляет и даже пугает. Освальд помогает снять и повесить на крючок накидку, и я прохожу в столовую. Убеждаюсь, что в доме и правда никого нет. — Неужто все уже уехали? — Голос предательски дрожит. — Так точно, мисс. Рано утром под предлогом работы, — до отвращения спокойный дворецкий протягивает мне кружку с ароматным чаем. — Спасибо, что принес забытый мною чай. — Это сделал мистер Нильсен, мисс. Я пытался его отговорить, однако он желал подышать свежим воздухом и немного прогуляться. — Вот как... Какая-то ниточку внутри обрывается, принося с собою тупую боль, стрельнувшую в грудную клетку. Чуть крепче сжимаю в подрагивающих руках кружку и устало киваю головой, прежде чем откинуться на спинку деревянного стула. — Он передал что-нибудь? — Нет, мисс. Был молчаливым и на удивление рассеянным, — он молчит некоторое время и потом тихо добавляет: — Он все видел? Ответом служит молчание. Освальд кланяется и покидает столовую, а я остаюсь в звенящей тишине, зачем-то повторяя про себя название двух улиц Лондона.