Шан и Реван

      Когда она лежала рядом, крепко стиснув мягкую подушку, и осторожно улыбаясь сквозь сон — Реван ощущал себя как никогда счастливым.       Бастила проснулась, с трудом разлепив глаза. Зевнула, потянулась, растягивая до дрожи каждую мышцу в горячем после дремы теле.       Реван улыбнулся: — Ты всегда спишь допоздна. Где же хваленая джедайская дисциплина?       — Я в отпуске, — выдохнула Бастила, — так что сейчас можно.       Реван любил смотреть ей в глаза: его собственные были карими, узкими, холодными, а вот глаза Бастилы были светлыми, почти серыми, с темным бархатным кантом по краю радужки. Теплыми.       Он потянулся к окну и задернул штору.       — Все, я погасил свет, теперь можешь еще поспать.       Бастила изогнула бровь — темнее ведь не стало. Сквозь невесомую ткань просвечивало утреннее корусантское солнце, расцвечивая лица влюбленных во все оттенки золотого. Бастила усмехнулась: — И ты дашь мне уснуть?       Реван поцеловал Бастилу и делал это долго, наслаждаясь каждой секундой, ведь он знал, что больше никто не заберет ее у него.       — Не дам. — прошептал он, любуясь как лучики света играли на ее бархатной коже, ползли по ней, отражаясь от мерцающих, почти кошачьих, глаз. Блестели на копнах шелковых каштановых волос. Реван намотал одну прядь на палец, вдохнул аромат. Ему всегда чудился запах персиков, хотя Бастила никогда не душилась.       — Я люблю тебя. — сказал Реван, и тихо засмеялся. Произнося это, он не чувствовал себя в своей тарелке: больно нежные слова для великого героя мандалорских войн. И для бывшего Лорда Ситхов.       — Кстати, — встрепенулся он, — а с Советом Джедаев точно не будет проблем из-за нашей свадьбы?       — Точно, — улыбнулась Бастила. — Они разрешили, но велели помалкивать об этом. Видимо поняли, что лучше так, чем ссориться с нами. А к чему вопрос? Когда это тебя волновали джедайские правила?       Бастила улыбнулась уголком рта, но Реван — нет, только кисло покривился: — Прошло много времени с тех пор, как меня они не заботили.       Бастила скептически выгнула бровь.       — Ну ладно, — хохотнул мигом расколовшийся Реван, — сейчас тоже мало заботят. Но теперь я к ним прислушиваюсь.       — И все равно делаешь по своему.       — Делаю, — кивнул Реван. — Но делаю это с ноткой тревоги, совести и беспокойства.       — Не беспокойся ни о чем, — мягко ответила Бастила. — Ни о Совете, ни о будущем, ни о прошлом.       — Это сложно, — отвел взор Реван, поджимая тонкие губы, — я столько всего наворотил.       — Любовь моя, это правда уже не имеет к тебе отношения, — Бастила мягко коснулась небритой щеки любимого. — Дарт Реван мертв. Малак убил его, когда обстрелял мостик «Воспрещающего». Теперь ты другой человек. Просто Реван.       — Ну да. А потом мертвец воскрес и уничтожил Малака, — горько усмехнулся Реван. — Я не о том, что сделал с мандалорцами. Не о том, что повел за собой других джедаев, или плюнул на учения Ордена. Мандалорцы были угрозой, их следовало остановить. Пусть и очень высокой ценой. Не Дарт Реван меня заботит. А то, что я был готов пасть во тьму вслед за тобой. Снова. После стирания памяти. Не важно на чьей стороне — я желал быть только с тобой.       — Нет, важно. Ты же в итоге вернул меня к Свету.       — Но сам я…       — Да. Темный. В глубине души, — понимающе прошептала Бастила. — я вижу твою злость, гнев. Жажду чего-то большего. Страсть. Любовь. То, что в тебе есть что-то, что принято считать злым, что-то дикое, что-то первобытное, еще не делает тебя ситхом, сколько бы титулов «Дарт» ты на себя не навесил. Ты просто являешься человеком. Со злом и добром внутри. Чувствующим и то, и другое. Но это все ничего не значит, потому что то же самое в душе у всех. Нас определяет исключительно наш выбор. И ты выбрал Свет.       Реван горько улыбнулся: — Нет. Я выбрал тебя.       Он обнял Бастилу, его ладони заскользили по голым бокам, очерчивая изгиб талии. Бастила лениво повернулась, улеглась на спину.       — Иди ко мне…       — Бастила… — медленно произнес Реван, смакуя каждый звук ее имени. Оно напоминало песочного цвета шелк. Блестящий и освежающий, как платок, наброшенный на голову в жаркий Татуинский день.       Бастила тихонько рассмеялась.       — Что такое? — слабо улыбнулся Реван.       — Да вот подумала, какие мы два опытных джедая, и как будем детей воспитывать. Я им буду о Светлой стороне рассказывать, а ты о Темной. Будем взращивать критическое мышление.       Реван поцеловал супругу, с трепетом положил руки на ее большую грудь. Но Бастила поймала его пальцы, сплела их со своими, и нежно поцеловала каждый. От такой ласки Реван почувствовал как затряслись поджилки. И эта дрожь передавалась в Силе, Бастила застонала, выгнулась навстречу Ревану.       У них было прекрасное утро, полное близости. Чтобы Бастила не делала в постели, Реван ни в чем не мог найти и крупицы развратной пошлости, хотя молодожены ни в чем не стеснялись друг друга. И в самых смелых эротических начинаниях, они видели в партнере прежде всего любовь. И не было нужды целовать как в последний раз — оба они твердо знали, что страсть ведет только к поражению. Только ее надо держать в узде. Но страсть не то же самое, что любовь.       И каждое движение Ревана, отдающееся волнами в теле Бастилы, было преисполнено любовью. Когда Реван был сзади, он скользил языком по лопаткам Бастилы, а та смотрела через плечо из-под томно опущенных ресниц. Длинных и пушистых. И каждое прикосновение друг к другу отпечатывалось симметричной лаской на их телах. Реван легонько кусал плечо, и чувствовал влажное дыхание Бастилы на своем. И ее быстрый, юркий язык.       Когда они были вместе, они рассыпались фейерверками в Силе, колоссальных размеров снопами искр Темной и Светлой стороны: кроваво-красных и ярко-голубых.