Три кубика счастья

«И звёзды светят мне красиво И симпатичен ад» Агата Кристи — Опиум для никого

Это вышло случайно. Ну, в первый раз — случайно. Он и так частенько испытывал на себе собственные разработки — был в этом какой-то раж учёного. Как Пастер. С подопытными в НИИ было туго, а в тот раз Катамаранов в скипидарном угаре опять выпустил всех лабораторных мышей на свободу. Сроки поджимали, Виктор Сергеевич давил — нужно было описать эффект сыворотки как можно скорее и сдать отчёт. Инженер на всякий случай дождался, пока все уйдут. Он немного волновался и пальцы его подрагивали, пока жидкость набиралась в шприц. Даже зажмурился, когда колол. Целую минуту ничего не происходило, но потом стало жарко, пульс подскочил. А затем — холодно. Холодно так, что кажется температура каждой клеточки тела опустилась до абсолютного нуля. Но после… Случилось что-то такое, что навсегда изменило его. Тело окутало мягким одеялом нежности и покоя, окружающий мир преобразился: тусклая лампочка вдруг засияла тысячей солнц, а в воздухе запахло счастливым детством, которого у него никогда не было. Он парил в сладком эфире и уже не волновали ни Виктор Сергеевич, ни зарплата в двести копеек, ни капризы Особы. Концентрированное блаженство. Рай, который и не снился ни одной религии мира. «Какой же я молодец…» — шептал Инженер, откинувшись на стуле. Он улыбался. Он так и не сдал отчёт. *** — Это, конечно, очень хорошо…но как-то вообще нехорошо… — бормотал Инженер, застёгивая рубашку перед зеркалом. Ему влетело от Виктора Сергеевича из-за несданного отчёта, но он заверил, что разработка оказалась крайне неудачной и работать над ней дальше смысла нет. Начальник пожурил его за потраченные впустую время и реактивы, и на том инцидент был исчерпан. А вот перед Особой пришлось долго извиняться. Она прождала его всю ночь, а он так и не пришёл тогда с работы и даже позвонить додумался только в середине следующего дня. Ох и злилась же она… Но Инженер пообещал загладить свою вину каким-нибудь её любимым блюдом и клялся, что больше не будет задерживаться на работе. Прошла почти неделя, всё вроде бы забылось и успокоилось. Но не для него самого. Ему порой снились очень красочные сны — обрывки тех ощущений, которые испытал от сыворотки. После таких снов он чувствовал себя разбитым, будто прекрасная сказка обратилась унылой реальностью. Инженер ловил себя на мысли, что повторяет про себя формулу этой неудачной разработки. Он мог бы в любой момент сделать её снова. Если бы захотел. А он хотел… Но это было очень, очень неправильно. *** — Идите в бухгалтерию, там премии за прошлый новый год раздают! — Стажёр ворвался в лабораторию и чуть не сшиб стойку с пробирками. Лёшка с Инженером переглянулись: раствор титровался уже два часа и вот-вот должна была произойти реакция. — Да переделаем потом! — махнул рукой Лёшка. — Премии же… Инженер колебался секунды полторы, прежде чем сдаться и побежать за Лёшкой и Стажёром. Возле бухгалтерии уже собралась очередь из работников НИИ: с горящими глазами они бодро обсуждали возможный размер премии и кто на что её потратит. — Может, как раз на ингредиенты хватит, — Инженер мечтательно запрокинул голову, — ну, чтобы тортик для Особы составить: маслицо там, мармелад… А то вот всё время не хватает, приходится заменять — маргарином всяким, курагой… Но это ж не очень полезно — я про маргарин говорю. А курагу она не любит совсем, я её выковыриваю, дос-достаю… Пока Инженер мысленно готовил торт, его оттеснили в самый конец очереди. Он мялся, не решаясь возразить, и просто ждал, пока в коридоре не осталось никого. Тогда он постучал в дверь и вошёл в бухгалтерию. — З-здравствуйте, а я за премией… Ну, новогодней которая… Бухалтерша Нина Мариновна смерила его взглядом. — Больше нет премий, закончились они. — Ну как же это…я же… Тоже ведь здесь работаю… И-и на новый год работал: и в этот, и в тот… — Вот список, — она ткнула пальцем в бумагу на столе, — все, кто должен был получить — получили и расписались. — Н-но я ведь… — Выясняйте с начальством, — бухгалтерша вздохнула и жестом попросила убраться из её кабинета. — Да что же это такое, — Инженер рвано выдохнул, закрывая за собой дверь, — я вот прям сейчас к Виктору Сергеевичу пойду, а то как это — все получили, а мне шиш, ничего? Ну это же нечес… Несправедливо как-то. Вообще… Он решительно шагал по коридору, внутри всё клокотало от обиды. Как же это так? Выходит, премии получили все, кроме него — даже Стажёр получил, даже уборщица тётя Лида. А ведь он работал больше всех их вместе взятых. Наверное, это ошибка какая-то, иначе просто быть не может — бухгалтерия эта вечно что-то перекручивает, перепутывает. — В-Виктор Сергеевич! Виктор Сергеевич! — Инженер забежал в кабинет начальства даже забыв постучать. — Ну чего тебе, чего? — начальник отвёл полный меланхолии взгляд от окна. — Что там, случилось что-то опять? Снова кто-то в котёл с кислотой упал? — Н-нет, никто не упад…упал, там премии раздавали, а моя где-то протерялась, в бухгалтерии поп-перепутывали всё… — Премии? Какие премии? — Виктор Сергеевич почесал бороду. — Ах, те что за новый год! — Ну да, дааа! Я про то и говорю, — Инженер закивал. — Так и что ты хочешь? — Ну как что, мне премию не дали мою: всем дали, а мне — нет, как так-то… — Хм… — Начальник целую минуту размышлял о чём-то, пока Инженер переминался с ноги на ногу. — О! Так ты на разработку эту свою сколько добра потратил, реактивов… Они у нас на деревьях не растут, да… Спирта! Спирта хорошего сколько слил! И отчёт не написал даже… Нас хоть по бумагам и нет давно, но отчёты все быть должны — вдруг проверка какая приедет. А ты чего побледнел так, скукожился весь? Ты не переживай, там этой премии — мышь наплакала, копейки сущие. Ты радуйся: из зарплаты тебе зато не вычтут ничего. — Но я же… Работал… — Вот и работай, работай. Может, в следующем году премию получишь свою. Но отчёты сдавай. Всё-всё, иди, некогда мне тут… — Виктор Сергеевич вздохнул и снова отвернулся к окну. Инженер закусил губу. Горло сдавило, будто чьей-то крепкой рукой. Он поплёлся назад в лабораторию. Вместо клокочущего возмущения внутри растеклось горькое вязкое разочарование, обволакивающее мышцы, отчего всякое движение давалось с трудом. — Слушай, — подскочил к нему Лёшка, как только увидел, — подсоби, а? Дотитруешь без меня сегодня, ладно? А то там «Слёзы Сентября» скоро начинаются… Только отчёт заполнить не забудь, хорошо? — бросил он, уже надевая пальто. Инженер собирался сказать «нет». Твёрдое и колючее «нет». Он тоже хотел посмотреть «Слёзы Сентября» да и Особе обещал пораньше прийти домой. — Х-хорошо… — «нет» — это прекрасное, замечательное слово, но Инженеру всегда было трудно его произнести. Слово застревало где-то в горле как большая таблетка и не доходило до языка. Оно всегда превращалось в привычное и мягкое «хорошо». Но ничего хорошего в этом не было. *** — Алло? Алло? — Особа? Привет, мне тут…я задержусь немного, меня Лёшка, он ну очень по-попросил, но я…алло? Алло… Откл…разъединили звонок, наверное… Инженер вздохнул и положил трубку. Капля титранта набухла и наконец-то сорвалась со стеклянного носика. Реакция всё не проходила, раствор в колбе оставался таким же янтарным и не хотел синеть. Инженер досадовал, что не может ускорить процесс и заставить капли падать быстрее — регулировочный шарик держался на честном слове и у него было только два режима: капли либо падали раз в полгода, либо неистовый поток наполнял колбу за мгновение. Это всё казалось таким бесполезным. Кому вообще это нужно? Даже если в итоге из опыта и получится что-то, похвалят за это Лёшку. Лёшка, конечно, хороший, но мог бы и сам свои опыты проводить. Инженер представлял как возвращается во времени и отказывается ему помогать. Он был бы сейчас дома, с Особой, они бы смотрели вместе «Слёзы Сентября». Формула собственной разработки опять всплыла в памяти. В ней не было ничего сильно сложного, тяжело было только найти нужную пропорцию ещё на этапе расчётов. Наверное, тогда он и допустил ошибку, из-за чего сыворотка производила такой интересный эффект. Если пошариться по тумбочкам, можно найти все нужные реактивы. Просто попробовать. Вдруг тогда он что-то напутал, взял не ту колбу — Лёшка всегда подписывал реактивы как воробей лапой. Титрование будет идти ещё долго, ему просто нужно чем-то себя занять… Жидкость в пробирке получилась такого же тёмно-фиолетового цвета с переливами, как в прошлый раз. Будто бескрайний космос, растворённый вместе со звёздами, планетами и пустотой между ними. Инженер набрал три кубика, пальцы теперь подрагивали больше от предвкушения, чем от страха. Всё повторилось: жар, холод и чувство абсолютного счастья. *** Сентябрь моросил первыми дождями. За окном мир был серым, но даже этот холодный свет резал Инженеру глаза. Часы в лаборатории тикали слишком громко, слишком раздражающе — хотелось снять ботинок и швырнуть в них, заставив умолкнуть навсегда. — Слушай… — Лёшка почесал затылок. — Ты тут немного напутал с замерами, наверное… Вот, где значение объема израсходованного титранта ты написал: «Вселенная бесконечна, а мы в ней одинокие атомы углерода, мечущиеся бесцельно в пустоте и холоде собственного существования, обречённые уйти в забытьё, заключённые в тюрьму придуманных нами условностей и не способные понять, насколько всё в действительности бесполезно»… А мне кажется, что там где-то между шестидесятью и восьмидесятью миллилитрами должно быть… — Да напиши что хочешь, всё равно эти отчёты д-дурацкие никто не читает, — проворчал Инженер, оскалившись. С каждым звуком, издаваемым Лёшкой, в виски впивались тысячи иголочек, будто накануне он выпил весь свой алкоголь, дожидающийся праздников в серванте. — Я тут… Мне надо… Пойду, — совсем сбитый с толку и немного напуганный, Лёшка поспешил убраться. Если раньше запахи лаборатории его успокаивали, то теперь они казались слишком резкими, слишком химическими. От этого желудок скручивался в морской узел, а к горлу подступала тошнота. В слабой попытке скрыться от этого вездесущего запаха, Инженер спрятал лицо в ладонях и опустил голову на стол. Было гадко, гадко — внутри и снаружи. Ещё и Лёшку ни за что обидел. Инженер пообещал себе, что больше никогда-никогда не будет колоть эту сыворотку снова. Плевать, что с ней так хорошо, если после неё так плохо. *** Он нарушил своё обещание уже в следующий четверг. *** Октябрьские деревья не оделись в золотое, их листья проскочили этот этап, сразу поржавев и покрутившись. Может, виной этому стало соседство с радиоактивными болотами, хотя Инженер и не очень верил в их существование. Дожди прекратились неделю назад, уступив бабьему лету. Земля немного подсохла, но лес ещё хранил влагу прошлых промозглых дней. Инженер сказался больным и ушёл в середине пятничного дня. Виктор Сергеевич, глянув на его белое лицо, отпустил без вопросов и посоветовал принимать какие-нибудь витамины. Вспомнив этот разговор, Инженер ухмыльнулся. Он пришёл на эту, уже облюбованную им поляну, именно для того, чтобы принять свои «витамины». Здесь было тихо, спокойно — место совсем не грибное и он не боялся наткнуться на кого-то. Инженер мог расслабиться, ввести свои три кубика и остаток дня слушать разговоры ветра в верхушках деревьев. Он теперь всегда носил с собой баночку с сывороткой и шприц. Но, конечно же, не злоупотреблял — не больше трёх раз в неделю он позволял волшебству разлиться по венам и окутать сердце любовью ко всему миру. Сыворотка преображала даже вещи, которые обычно его раздражали: карканье ворон становилось музыкой, а будущее наполнялось надеждой. И каждый миг казался необыкновенным, ценным. Каждый вздох обретал смысл в своей бессмысленности — дышать просто ради того, чтобы дышать, чтобы лёгкие наполнялись кислородом. Быть маленькой частью огромной экосистемы — не более, но и не менее значимым, чем муравей. Инженер улыбнулся, нащупав в кармане пальто заветную баночку, когда услышал позади голос: — Здорово, отец. Плечи тут же напряглись, дыхание участилось. — Грибочки собираем, да? — лидер ОПГ «Железные Рукава» возвышался над ним в своих неизменных тёмных очках и костюме, но без остальной свиты. — Я-я тут… Да, вот на зиму готовлюсь, чтобы…ну, кушать зимой… — они уже вроде как не враждовали, но Инженер всё равно чувствовал себя как загнанный зверёк рядом с этим человеком. — И много насобирал? — ухмыльнулся Лидер. — Э-э-э… Да место какое-то безгрибное. Безгрибье какое-то… Н-но я так, птичек вот решил пос-послушать здесь… — Птичек, значит. — А вы…ну, почему тут…здесь делаете? И без друзей ваших, всё у-у них х-хорошо? — Инженер тут же пожалел о своём вопросе — насколько он знал, в лесу бандитники бывают только затем, чтобы закопать следы своей бандитской деятельности. — Тут озеро неподалёку, — сказал Лидер своим тоном, от которого у Инженера по спине пробегали мурашки, — мы с ребятами туда на рыбалку приехали. Карасиков половить, дно прощупать. Может, с нами хочешь? Как говорят американцы: лучше рыба в руках, чем грибы…не в руках. — Да я, спасибо большое, п-правда, но мне уже идти надо эээ…к Особе моей. Она там д-дома ждёт. М-меня. — А что же ты эту Особу свою с собой не взял, отец? — спросил Лидер как-то уж слишком язвительно. — Ну, она не очень любит в лесу прохаживаться, комары там, мошки всякие не любит. Она у меня капризная, — Инженер вздохнул, — но красииивая… Лидер скрипнул зубами, а может Инженеру только показалось. — Ну, ладно, тогда бывай, грибник, — он протянул руку в перчатке. Лидер стоял в шаге от Инженера и тому пришлось встать, чтобы пожать протянутую ладонь. Когда он поднялся, в глазах вдруг потемнело и накатила волна слабости. — Э, отец, ты чего? — Лидер успел схватить Инженера за плечо и не дать ему упасть. — Не здоровится тебе? — Нет-нет, у-уже всё хорошо, — Инженер заморгал, обеспокоенное лицо перед ним перестало расплываться. — Э-э-э… Спасибо. Вам. — Да чего ты как неродной, на ты можно. Тебя как звать, отец? — Ин-иннокентий я… — А меня Роман звать, — Лидер всё так же сжимал плечо Инженера. — Я вот как решил, Иннокентий… Надо бы нам наладить контакты. Приходи в воскресенье вечерком, рыбки поесть. И свою эту… Особу приводи. С Наткой моей посидим — познакомимся, побеседуем. — Д-да, я…мы… придём обязательно, да, хорошо, — Инженер быстро закивал головой. — Вот и хорошо. Тогда на связи, — Лидер наконец-то отпустил его плечо. — И это… Береги себя. Иннокентий. — Я да, б-буду, хорошо, с-спасибо, и вы…ты т-тоже. Хорошего д-дня и рыбалки…х-хорошей. Инженер смог выдохнуть только когда Лидер скрылся в деревьях. Он сполз по стволу берёзы и закрыл глаза. Ему не верилось, что он согласился на ужин с бандитниками, да ещё и Особу обещал с собой взять. Очень хотелось вколоть сыворотку и забыться, но о том, чтобы делать это здесь, по соседству с бандитниками, теперь не могло быть и речи. — Проблемка… — прошептал Инженер. *** Особа отнеслась скептически к предложению поужинать с его друзьями. У них не особо ладилось в последнее время, то и дело вспыхивали какие-то разногласия. Инженер, который раньше пытался сгладить острые углы, теперь и сам порой бывал острым и раздражительным. Несмотря на всё это, она согласилась, и в воскресенье, ровно в семь вечера позволила взять себя под руку и отвести в ресторан «Канарейка». Их встретили и повели в зал, где уже ждали Лидер со своей женой. Нателла Стрельникова произвела неоднозначное впечатление на Инженера. Ее наряд казался ему слегка откровенным и было в этой женщине что-то такое, спрятанное за её напускным легкомыслием, что внушало в него страх и тревогу. Он подумал, что вряд ли бы выдержал такую компанию, если бы в нём ещё не теплился остаточный эффект от сыворотки. — А как вы познакомились с моим муженьком? — поинтересовалась Нателла, впившись взглядом в Инженера. — Н-ну…мы в поезде. Я-я как раз к Особе моей ехал, вот и п-познакомились…там. В поезде. — В поезде, да… — со знанием дела хмыкнула она. — И с тех пор, значит, вы не разлей вода? — Да… Н-не разлей… — Инженер взглянул на Лидера, размышляя, не перегнул ли он палку с фамильярностями. — Я абы-кого к себе на ужины не приглашаю, — авторитетно заявил тот. — Конечно-конечно, это я знаю, — Нателла захихикала, пригубив вина. — А с Особой вашей очаровательной познакомились как? Если это не секрет… — Нет, ну какие секреты, мы очень просто с-с ней познакомились… — Может, дама расскажет? — Нателла растянула губы в улыбке, отчего рот её достиг невероятной ширины. — Я каждый день бегала на стадионе… — прошелестела Особа. — А Кеша тоже там был, но почему-то всё время только на трибуне сидел. Мне показалось, что я ему понравилась, но он никогда не пытался со мной познакомиться. А однажды пришёл с красивым букетом, но подарил его какому-то мужчине, который тоже на стадионе бегал. Мне стало интересно — может тот мужчина какой-то известный спортсмен… И я спросила. Оказалось, что Кеша хотел букет мне подарить, но сильно засмущался и разволновался. Мне показалось это очень милым… — А ты романтик, — ухмыльнулся Лидер. — Я… Н-ну да. Ч-чуть-чуть… — Ладно, хватит болтать, рыбка стынет, — Лидер махнул рукой остальным участникам банды и те присоединились к столу. Звон вилок и бокалов прерывался поверхностной беседой о погоде и недавних событиях в городе. Иногда Нателла задавала разные, вроде бы невинные вопросы, над ответом на которые Инженеру приходилось ломать голову: про НИИ, про бывшего президента и про Особу. Лидер всё это время сидел молча, бросив только пару общих фраз, как и Особа, увлечённая фаршированным карпом. — Вы так красиво ухаживаете за вашей дамой, надо же, — Нателла проследила взглядом за тем, как Инженер подложил Особе на тарелку ещё кусочек рыбы — пожирнее, как она любит. — Бери пример, муженёк. — Ну чего ты, — Лидер оказался застигнутым врасплох. — Я, кажется, вниманием тебя не обделяю. — Ага-ага, — Нателла многозначительно отвела взгляд, — и новые сапожки мне купил, как же… Лидер вздохнул и, достав из нагрудного кармана пухлую зелёную пачку бумажек, шлёпнул её на стол. — Я своё слово держу, — сказал он деловым тоном. — Там ещё на безделушки всякие тебе хватит. Нателла опустила руку с длинными красными ногтями на деньги и притянула их к себе. — Ах, романтика… — она улыбнулась, пряча пачку в сумочку. Инженер увлечённо изучал содержимое своей тарелки в этот момент. Вино ударило ему в голову сильнее, чем обычно и он изо всех сил сдерживался, чтобы не ляпнуть что-то такое, после чего мог бы оказаться где-нибудь на дне реки. Ужин подошёл к концу. — Так приятно с вами познакомиться, да. Я надеюсь, мы ещё встретимся? В чисто девичьей компании — пошушукаем, посплетничаем? — сказала Нателла Особе и захихикала. — Было бы замечательно, — застенчиво улыбнулась та. — Ну и мы тоже. В мужской. — Лидер откашлялся и протянул руку Инженеру. Инженер пробормотал что-то неразборчивое, но утвердительное. — Ребята, отвезите гостей домой, — махнул Лидер своим, — а то время позднее. *** Инженер сидел, подперев голову и смотрел на часы. Время тянулось медленно, делать ничего не хотелось. Без сыворотки в крови он чувствовал себя как сдувшийся шарик и думал лишь о том, как по окончанию рабочего дня пойдёт на лавочку в пустынной части парка и введёт заветные три кубика. Он мог теперь не беспокоиться о том, чтобы быть дома вовремя: Особа сдружилась с женой Лидера, и хоть такая дружба ему не сильно нравилась, теперь она хотя бы не устраивала сцен, жалуясь на одиночество. Самого Лидера… Романа… Инженер не видел с того ужина. Но он и не рассчитывал на частые посиделки, догадываясь, что бандитники — очень занятые люди. — Там… — Лёшка вбежал в лабораторию весь красный и упёр руки в колени, пытаясь отдышаться, — там собрание опять. По-поводу тебя. Инженер окинул Лёшку ленивым взглядом. Такие собрания не предвещали ничего хорошего, но он не чувствовал из-за этого страха. Лишь равнодушие. Он встал и пошёл в кабинет, где, вероятно, сейчас должна была решаться его судьба. — Тут на тебя жалуются… — начал Виктор Сергеевич. — Люди. То пристаёшь к работникам с какими-то вопросами странными, то агрессивно ведёшь себя — оборудование вон разбил на днях. Инженер едва не закатил глаза: та центрифуга давно дышала на ладан, а то, что от неё отвалилось… всё, когда он стукнул по крышке — это могло произойти с каждым. — Работаешь без энтузиазма как-то, без огонька, — продолжал начальник, — опаздываешь, а то и вообще без причины уважительной уходишь. Может, у тебя случилось что? Нездоровый вид какой-то… Инженер пожал плечами — ему совершенно не хотелось что-то говорить. Случись такое собрание пару месяцев назад, он был бы в ужасе и пытался бы как-то оправдаться, но теперь ему было плевать. — Мы тут посовещались, — Виктор Сергеевич переглянулся с остальными, — и решили, что тебе отдохнуть надо. В отпуск тебя отправим. Лёгкий. Подлечишься, с проблемами своими разберёшься. А Лёшка пока вон на твоё место сядет. А ты подлечись, подлечись там. Инженер посмотрел на Лёшку — тот виновато разглядывал свои ногти. Стажёр сидел невозмутимый, но Инженер догадывался, что именно он настучал про центрифугу. — Л-ладно, — это было всё, что он выдавил из себя. В кабинете было душно, его мутило, хотелось скорее убраться подальше. — Ну, отдохни. Чтобы как огурчик был, — бросил Виктор Сергеевич уже в спину Инженеру. Тот не обернулся. *** Он укололся прямо в туалете НИИ и покинул здание окрылённый, совершенно не переживая о том, что может больше никогда сюда не вернуться. *** — По какому поводу я вас здесь всех собрал…вас здесь? — Инженер сидел за кухонным столом, и смотрел на баночки, разложенные в ряд перед ним. В темноте жидкость казалась не фиолетовой, а смоляной — уже не космос плескался внутри, а четырнадцать маленьких Чёрных Дыр. — Так вооот… — Особа всегда спала крепко что и пушками не разбудишь, но он всё равно шептал. — Меня тут в отпуск сосл…отправили. Но вы знаете об этом, к-конечно-конечно. Лёгкий, да. — Но вот сколько он п-продлиться — никто не знает. Это тайна… — Инженер наклонился, его шёпот стал заговорщицким. — Может, на недельку до второго я уеееду в К… Неважно. А может, м-может, на месяц. Или двадцать т-три века — никтооо не знаааает… Он захихикал, баночки задрожали. — И у нас есть проблемка, — Инженер надул губы. — У меня же дома нет реактивов с-совсем. Вообще… А нет реактивов — нет будет вас. Тише-тише, тссс, Особу разбудите мне. Что вы, м-милые мои, я без вас никуда, нет-нет. Я всё придумал, да. Я такой молодееец… Всёёё сделаем в лучшем виде, н-не переживайте. Инженер встал, пошатнувшись. — Вы пока спрячьтесь, а я п-пойду. Важное дельце сделаю… И всё-всё будет з-змечательно. *** — Ну что ж ты, голубчик, творишь-то такое, а? Ай-яй-яй, интеллигентный человек, наукой занимаешься — одет должен быть с иголочки, а выглядишь будто с другой иголочки слез, ху-ху-хууу… Полковник Жилин поправил фуражку и покачал головой. Инженер смотрел на него сквозь решётку камеры пустым взглядом. — Ты скажи мне, зачем в НИИ вломился посреди ночи? Сторожа, понимаешь, напугал, а он старенький уже, сердечко больное. Все люди нормальные спят по ночам, а ты что-то химичить собрался, да? Мне вот начальник твой сказал, что тебя в отпуск отправили — так отдыхал бы себе, на дачу бы съездил… Ну чего ты? Это ж взлом, проникновение. Вот не сиделось тебе, а теперь посидишь. Долго посидишь — пятнашечку. — М-меня Особа ждёт… — Вот теперь подождёт, да. Передачки носить тебе будет, ага. — Т-товарищ милицейский, я случайно, пеп-перепутался, Я-я не хо-хотел… — День с ночью перепутал? Днём солнышко светит, птички поют. Ну что как маленький, в самом-то деле. Спирта накануне, небось, надышался своего, вот и перепуталось у тебя всё. Ай-яй-яй, учёный человек, светило, понимаешь… «Девятый, приём…» — на столе включилась рация. — Да-да, на связи, слушаю… А? И где он? Ай-яй-яй, да, нехорошо… Да, щас буду, да. Полковник достал карманное зеркальце и, поглядевшись в него, пригладил усы. — Тут Игорь Натальевич наш опять расшалился, — заулыбался Жилин, — надо поймать его пока город вверх тормашками не поставил. А ты… Давай, иди — отоспался тут… Иди-иди, нечего место зря занимать, тут другие желающие есть. Толкни там посильнее, открыто. Инженер вышел из камеры на ватных ногах и опёрся о стену. — Хуууу-х, ноги не держат, да, совсем? — полковник покачал головой и подойдя к Инженеру, придержал того за локоть. — Ну ладно, давай отвезу тебя домой — настроение у меня хорошее, добрый я сегодня. Нам по пути всё равно, будет тебе личный кортеж. Инженер прошептал рваное «спасибо», а полковник махнул рукой и, напевая что-то под нос, потащил его к милицейской машине. За окном мелькали деревья — совсем голые, мёртвые. Он пытался вспомнить был ли на дворе ноябрь или уже началась зима, но дни и числа слились в голове в один поток. Пока Инженер следил за тем, когда принимает сыворотку и ходил на работу, он ещё примерно ориентировался в днях недели. Но теперь работы у него не было, а за шприц он брался при любом удобном случае. Ему казалось, что он провалился в какую-то дыру и теперь существует вне времени. Он не чувствовал себя частью этого мира, весь его мир теперь заключался в баночках, спрятанных в шкатулке под диваном. *** — Нам надо поговорить, Кеша. Особа стояла в дверях кухни, теребя ткань юбки и покусывая губу. Инженер оторвал взгляд от чашки, где в водовороте кружились чаинки, и посмотрел на неё. Белокурые волосы обрамляли её лицо, но вместо самого лица он увидел только майское небо, затянутое грозовыми тучами. Лишь янтарные глаза проступали через эту картинку, будто ещё не родившиеся молнии. — Кеша… Ты слушаешь меня? Я устала… Я больше не уверена, что знаю тебя. Ты так изменился. Ты… Ты стал совсем другим. — Д-да не изменилось ничего, может при-причёска, ну, волосы ч-чуть-чуть… — Я не об этом, — она вздохнула. — Ты водишь дружбу с бандитами, не ходишь на работу и не говоришь, в чём дело. Пропадаешь где-то, а потом тебя привозит домой милиция… Ты похудел, тебе всё время плохо и ты странно себя ведёшь. Что происходит, Кеша? — Ничего. С-совсем ничего не происходит. Уже много-много лет… — Ты снова ведёшь себя странно, меня это пугает, — Особа обняла себя руками, будто ей стало холодно, хотя отопление уже включили. — Ты такая хорооошая, моя Особа… — улыбнулся Инженер. — Такая красивая. З-зачем нам ссориться опять, ну? Всё же так хорошо… — Да ничего не хорошо! — воскликнула она, хотя никогда раньше не повышала голос. — Ты постоянно говоришь, какая я хорошая, когда делаешь что-то плохое. Ты… Называешь меня «Особой», хотя меня зовут Лида! — Н-но… Ты ведь моя Особа… — Боже, Ната права… — Лида покачала головой. — Ты не видишь во мне живого человека. Я… Я просто красивый образ для тебя — «Особа», которой можно хвастаться перед другими, доказательство того, что ты не одинок. Но я ведь живая! Я человек, у меня есть чувства! И ты… Ты делаешь мне больно… — Ну не плачь, ну чего ты, зачем… — Я ухожу, Кеша, — прошептала Лида. — К-куда? В магазин не надо, у нас вс-всё есть же… — Я от тебя ухожу. — Но… Почему? — Инженер нахмурился, смысл и суть разговора ускользали от него, а все слова, что вылетали из уст Особы размазывались и расплывались. — Так будет лучше. Для меня. Надеюсь, что и для тебя тоже. Я переживаю за тебя, Кеша. — Д-давай я тебе с-салатик сделаю, у меня где-то ре-рецепт твой любимый бы… — Нет. Я уже собрала вещи. Я… Я влюбилась в другого человека, Кеша. Прости меня, но я думаю, что и ты меня не любишь. Никогда по-настоящему не любил. Когда за ней захлопнулась входная дверь, в квартире стало очень тихо. Инженер сидел, сжимая чашку и хмурился, пытаясь осознать произошедшее. — От меня Особа… Ушла? — спросил он у стены напротив. Стена задрожала, превратилась в волну и хлынула на него, погребая под собой. И не осталось ни звука, ни света вокруг — только чёрная вода. *** — Завтра кто-то говорит «до свидания», потом э-э-э…ещё кто-то там скажет «прощай», — подпевал Инженер грязной тарелке, которую поставил вместо пластинки в проигрыватель. Он полулежал на полу, прислонившись к дивану. Пустая баночка и шприц валялись рядом с его рукой, из которой, по ощущениям, пропали все кости. Шнур от телевизора как змея прополз мимо ноги и вцепился зубами в розетку. На экране появился ведущий «Загадки Дыры». — С ним водиться…что в крапиву садиться!!! Когда-то он был уважаемым человеком, перспективным учёным и даже хотел жениться на девушке, а теперь он смотрит выключенный телевизор и обречён умереть в бесславии и одиночестве. Как же он докатился до жизни такой? Я выясню…в программе «Загадка Дыры»! — Странный какой-то выпуск… — пробормотал Инженер. — В этой квартире больше не разносится запах приятных женских духов, — ведущий шагнул из телевизора и начал прогуливаться по комнате, — теперь тут стоит зловонный аромат смерти… — Эй! — Инженер возмутился. — Н-никаких зло-злословных ароматов тут не пахнет! Кыш! Залезь обратно! — Он злится на беспристрастную галлюцинацию, когда гневаться-то нужно на себя самого, — Журналист не смотрел на Инженера, продолжая обращаться к несуществующим зрителям. — Потеряв человеческий облик и связав свою жизнь с употреблением наркотиков, он лишился работы, товарищей и той пресловутой девушки, которая теперь станет не его женой. Всего один укол уничтожил всё его будущее. А может… Никакого будущего и не было! — Что значит — не было? Вс-всё у меня был…есть! И никакой я не употребитель наркотиков, я-я просто разработку тестирую, оп-пыты с-ставлю… — Бедное безрадостное детство со строгими родителями ампутировало его лидерские качества и силу духа, взрастив из него бесхребетное, жалкое существо… — Х-хватит меня оскорблять в м-моём же собственном до…квартире… — Первая жена ушла от него, не выдержав его зацикленности на химических элементах и унылого характера, с Раисой тоже не вышло и вот, очередной последний лучик света в этом тёмном безрадостном царстве — так называемая Особа — умчалась прочь, вить гнёздышко в более благоприятной компании. Инженер невероятным усилием воли смог пошевелиться и бросил в ведущего журналом «Наука и Жизнь». Журнал пролетел сквозь него, разбив стеклянную дверцу серванта. Журналист присел, поднял с пола осколок и сказал, разглядывая его: — Собрав воедино все кусочки этого дела, я понял, что разгадка всё это время лежала… Здесь! — он указал осколком на Инженера. — Это и есть причина всех бед того несчастного человека — злодей, разрушивший всю его жизнь! И теперь он поплатится за это преступление! Инженер едва успел прикрыться рукой, ладонь обожгло порезом. Он шарахнулся в сторону, а Журналист вцепился в воротник его рубашки и швырнул Инженера прямо на осколки разбитого серванта. Тот зашипел от боли, стекло впилось в бок. Журналист склонился над ним и с задумчивым видом направил на него микрофон: — Как вы это прокомментируете? Инженер затрясся в беззвучных рыданиях, царапая ногтями ковёр. — Всё ясно. Дело закрыто. *** В дверь настойчиво звонили. Сначала Инженер решил, что это снова галлюцинация и решил не открывать, но звук был таким противным — будто сверлили его собственный мозг. Он всё-таки дополз до двери и распахнул её. — Здорово, отец, — Лидер и остальные участники банды столпились на лестничной клетке. — Здорово, отец… — тупо повторил Инженер и этим выполнил свой максимум по коммуникации на данный момент. — Разговорчик есть, — Лидер прокатился по нему взглядом и махнул рукой своим ребятам, — Погуляйте пока. Он оттеснил Инженера, вошёл в квартиру, нахмурившись из-за запаха, царившего в ней, и закрыл за собой дверь. — Беспорядок у тебя тут. — Го-гостей н-не соб…ожидалось… Лидер прошествовал на кухню, окинул взглядом баррикаду из табуреток у окна. — Э-э-э…так надо, — пояснил Инженер. Остатки разума убедили его, что рассказывать, как огромный летающий сом ночью пытался проникнуть в квартиру через это окно — не стоит. — Ладно, к делу, — сказал Лидер. — Твоя Особа мою Натку увела. — Ч-чего? Куда по-повела? — Бросила меня Натка, ради этой твоей… Развод хочет. — Это они…вместе н-нас бросили, пол-получается? — Инженер медленно моргнул. — Получается. — Дааа, история… Они молчали какое-то время. Инженер не мог долго стоять на ногах и сполз на грязный кухонный пол. — Сам-то как? — Лидер так и стоял над ним. — Кто это так тебя разукрасил? — С-споткнулся, — Инженер пожал плечами: всё его тело было в порезах, а некоторые осколки он так и не смог достать. — Аккуратнее надо быть, отец. Аптечка есть? — З-зачем? — Как говорят американцы: время лечит все раны…но их…обработать… всё равно тоже нужно. Аптечка была в спальне и пока они дошли туда, Инженер весь вспотел — даже такая физическая нагрузка давалась ему с трудом. Отдав аптечку Лидеру, он скорее упал, чем сел на кровать. Перед глазами мелькали тёмные мушки. Баночка с перекисью не поддавалась перчаткам, поэтому Лидер с тяжёлым вздохом стащил зубами правую и размял пальцы. — Рубашку сними, — сказал он. — З-зачем? — Она в крови вся. Инженер покорно начал расстёгивать рубашку, но пальцы дрожали и не слушались. Лидер покачал головой и, оттолкнув его руки, сам расправился с пуговицами. Он замер на секунду и, едва касаясь, провёл пальцами по выступающим рёбрам Инженера: — Совсем не кушаешь? — Кушаю… И-иногда, — на самом деле, он не мог вспомнить, когда ел в последний раз. Увидев загноившуюся рану на боку, Лидер поджал губы и нахмурился — ему доводилось разное видеть в своей жизни, но от этой картины почему-то делалось дурно. И дело было, скорее, не в самой ране, а в том, на ком она была. — Лучше ляг, — скомандовал он, взяв себя в руки, — на бок. Другой. Инженер подчинился. Ему были приятны прикосновения другого человека: даже если это был его бывший злейший враг, даже если прикосновения эти причиняли боль. Он прикрыл глаза всего на секунду, но физическое истощение взяло своё и вскоре он провалился в забытьё. Лидер методично обработал все порезы, которые увидел. Конечно, он заметил следы от уколов на сгибе локтя. Много-много следов. Закончив с повязкой на боку, он укрыл Инженера пледом — осторожно, чтобы не сильно тревожить больные места. Молча просидел рядом на кровати какое-то время, рассматривая заострившиеся черты лица. А потом Лидер поцеловал Инженера в висок и покинул спальню. В гостиной перед ним предстали результаты боя Инженера с сервантом: всюду валялось стекло, а ковёр был весь в коричневых пятнах уже подсохшей крови. Он достал телефон и набрал знакомый номер. — Да, всё нормально прошло. Но тут нужно прибраться немного. Нет, не жмура, так мусор вынести. Нет, не тот мусор, обычный мусор. Давайте, жду. И хавчик какой-нибудь принесите. Всё, на связи. Лидер присел на диван, размышляя, как решить ещё одну проблему. Ему доводилось убивать людей — это было совсем не сложно. Но вот не дать человеку убить самого себя… С такой задачей он столкнулся впервые. *** Утренний свет пробивался сквозь небрежно зашторенное окно. Инженер зашевелился и движение отозвалось тупой болью в боку. Вставать с кровати не хотелось, но сон безнадёжно ушёл и, к тому же, его мучила жажда. Зубы стучали от холода. Он поднялся с кровати и, завернувшись в одеяло, подошёл к шкафу. Выбрал одну из запасных рубашек в синюю клетку. Из отражения в зеркале на него глядел кто-то совершенно другой: исцарапанный, осунувшийся маргинал с синяками под глазами. На кухне было чисто: стулья на своих местах, никакой грязной посуды, а на плите стояла кастрюля. Напившись из-под крана, Инженер приподнял крышку кастрюли и обнаружил там куриный бульон. Он улыбнулся, подумав, что это Особа позаботилась о нём, и налил себе тарелку. Бульон был ещё тёплым. Он смог съесть только пару ложек, прежде чем его вырвало желчью в раковину. И пока его желудок выворачивался наизнанку, мозг милостиво напомнил о том, что Особа его бросила и вряд ли бы пришла, чтобы накормить и убраться в квартире. Обрывки вчерашнего дня начали всплывать в памяти: тёмные очки, перекись и прикосновения рук к коже. Неужели, это всё… Роман? Но зачем? Инженер прошёлся по квартире, в которой теперь пахло хлоркой, а не гнилью. Из серванта не торчали осколки стекла, а ковёр куда-то исчез. И тут его прошиб холодный пот: если Лидер или кто бы там ни было так вычистил его квартиру… — Нет-нет-нет… — Инженер бросился к тайнику в диване. Он вздохнул с облегчением: шкатулка была на месте. С благоговейным трепетом открыв её, Инженер тут же погрустнел. Одна-единственная полупустая баночка с сывороткой лежала там. Всё, что осталось. Шприц, к счастью, нашёлся в аптечке. Инженер не знал, что будет делать дальше. Было страшно представить жизнь без сыворотки. Игла всосала всю жидкость из баночки, как ненасытный комар — там было больше трёх кубиков, может четыре или пять. Последняя доза счастья. Последняя возможность почувствовать себя хорошо, нырнув в беззаботное море покоя. Он надеялся, что из-за большего количества, эффект продлиться дольше. Ему не хотелось думать о том, что произойдёт после. Привычная волна жара прокатилась по телу. Потом холод. Холод. Холод… Он упал на пол, забившись в припадке. Вместо тёплого одеяла нежности его окутала темнота. *** Он стоял на какой-то поляне. Вокруг клубился молочный туман и ничего не было видно дальше вытянутой руки. — Такое место странное… — пробормотал Инженер. — Ау! Чел… Люди! Е-есть кто жи-живой тут? Хотя он пытался крикнуть громко, звук получился какой-то совсем глухой. — Я что… Того? — Инженер обнял себя руками. — Не м-может… Не может этого бы… Эй, кто-нибудь! — Вышел Игорь из т-тумана… — перед ним возникла расплывчатая фигура в оранжевой каске. Инженер протёр очки и теперь сумел разглядеть Катамаранова, который нетвёрдой походкой приблизился к нему. — А-ну бр-р-рысь отсюдава! — тот, хлебнув скипидару, толкнул Инженера с такой силой, что ему показалось, будто в него врезался грузовик. Всё завертелось, в ушах зазвенело. «…еша…» «Ке…» «Не смей…» «Что ж ты наделал, отец…» *** Всё было белое вокруг. Слишком много света. И среди этой белизны контрастно выделялся тёмный человеческий силуэт. — Апостол Пе… П… — зрение сфокусировалось и Инженер прохрипел, — Роман?! — Так меня ещё никто не называл, отец, — усмехнулся Лидер и присел на край кровати. — Ну… А ч-что… Где… В-в к-каком месте я, ну, нахожусь… — На этом свете пока. В больничке. Теперь он заметил, что из руки торчит непонятная трубка, да и вообще эти трубки были повсюду — опутали его, словно какой-то спрут. — Тише-тише, не дёргайся так, — Лидер схватил его за руку и прижал к кровати, — спокойно лежи. Ты конечно… Намутил делов, отец. Врачики еле откачали. Они все в непонятках: какой дрянью ты себя травил. — Ни-ничего я не т-травил… — Меня-то за лоха не держи. Инженер захлопнул рот и опустил взгляд на простынь — она вдруг показалась очень интересной. — Ну и зачем? — спросил Лидер. — Я не знаю… — прошептал Инженер. Ему было так плохо. Так стыдно от того, во что превратилась его жизнь. Он давно пропустил все стоп-сигналы, давно повернул не туда и теперь благополучно слетел в кювет, без всякой возможности что-то исправить. — Ладно, это лирика всё. Вот, — Лидер ткнул в него какими-то бумажками и ручкой, — автограф твой нужен. Вот здесь. — Эт-это ч-что? За-зачем? — спросил Инженер, расписываясь. Рука дрожала. — Надо так. Местечко я хорошее одно нашёл — натуральный курорт. Подлечишься там. — Я здо-здоров… — Оно и видно. Инженер откинулся на подушку и прикрыл глаза. В целом, ему было всё равно, куда там его собирались отправить. Хуже уже точно быть не могло. — Рад, что ты… С нами, — Лидер отвёл взгляд к окну. У него до сих пор перед глазами стояла картина лежащего тела на полу, слишком бездвижного, слишком холодного. Слишком… За окном пролетали первые снежинки. *** — Мы обещаем вам наивысший комфорт, клиника Марковой Людмилы — одна из лучших в стране, — улыбаясь, сказала девушка в белом халате. Инженер вздрогнул, когда за спиной закрылись огромные железные ворота. Что бы ни говорила эта девушка, а ему уже было очень некомфортно. — Здесь у нас сад — в тёплое время года он, конечно, выглядит посимпатичнее, — яблони стояли стройными рядами припорошенные снегом: было видно, что за ними ухаживают и не дают вырасти сильно выше человеческого роста. — Там у нас спортивная площадка — занятия спортом очень важны для выздоровления пациентов. «Выздоровление» мало волновало Инженера, спорт — тем более. Но он молча кивал на каждое слово, время от времени поглядывая на Лидера, который внимательно слушал девушку. — Какие гарантии вы даёте, что сможете поставить этого человечка на ноги? — деловито поинтересовался он. — Мы используем новейшие методики и индивидуальный подход, но очень многое зависит от стремления и желания самих пациентов, — девушка пожала плечами. — Ладно, — было видно, что Лидера такой ответ не слишком удовлетворил. — Сам-то как, отец? Нравится тебе здесь? — Хо-хор… Мило. Зд… Тут… — произнёс Инженер, спрятав заледеневшие руки в карманы. — Тогда на связи, — Лидер неловко похлопал его по плечу, но потом всё-таки сдался и сжал в крепких объятиях. — Всё нормально будет. Как говорят американцы: не ссы в компот…там повар ноги моет. Я заскочу потом ещё. — Первый месяц мы не допускаем посещений пациентов, — как-то виновато улыбнулась девушка. — Это может повредить лечению. Но как только закреплённый лечащий врач будет уверен, что пациент готов, то, конечно. В специальные дни и часы для встреч. — Звонки? — Да, звонки разрешены. — Вот визиточка моя, — Лидер засунул Инженеру в карман обрывок тетрадного листка с нацарапанным на нём номером, — если что, звони. В любое время. — Д-да… Хо-хорошо… — Пойдёмте, я покажу вам вашу палату. Она вам понравится, очень уютная. *** Палата была… Хорошая. Светлая. Две кровати, две тумбочки, шкаф. На стене висела репродукция какого-то известного художника, имени которого Инженер вспомнить не мог. Закат на море, кораблик — наверное, это должно было успокаивать нервы пациентов, но Инженера картина угнетала. Казалось, что этот корабль уходит в своё последнее плавание и обречён погибнуть среди волн. А одеяла были в розовых танцующих бегемотиках. Будто они все тут не наркоманы, алкоголики — конченые личности, а дети в детском садике, и после тихого часа их ожидает ложка рыбьего жира с солёным огурцом, а потом сладкая каша и какао. Хотя какао тут и правда давали. И рыбий жир тоже. Да и относились к ним как к детям — по-доброму так. Многие пациенты между собой говорили, что отношение тут не такое, как в диспансере, но, конечно, дорого очень. Не каждый себе позволить может. Публика здесь собралась элитная: музыканты, писатели, художники. Инженер чувствовал себя лишним, его не волновали те высокие материи, что они обсуждали. Он читал книги, но скорее из-за того, что заняться больше было нечем. Когда его не вытаскивали на процедуры и в столовую, он просто лежал в своей палате и смотрел в окно или в стену. Иногда водил глазами по едва заметным трещинам на штукатурке — так могло пройти несколько часов. Сначала он немного злился на Романа за то, что тот засунул его в это место — элитную, но всё же тюрьму. Злился на Особу, за то, что бросила. Она часто ему снилась, но черты её лица во сне постоянно менялись, трудно было вспомнить даже настоящий цвет глаз. Голубые? Карие? Может, она была права в чём-то. Если ты любишь человека, то уж цвет его глаз запомнишь. Ещё его зачем-то заставили почти каждый день ходить к мозгоправу. Огрядная женщина в годах — она постоянно почему-то спрашивала про его детство. Инженер терялся и бормотал: «Нор-нормальное у-у меня дет… детство. Детство к-как детство…» — и дальше разговор как-то не клеился. Шли недели. Он делал то, что ему говорили, но не более: на лечебной физкультуре всё время старался спетлять и жаловался на спину, а во время прогулок говорил, что замёрз и побыстрее возвращался в палату, на свою кровать. Он ни разу не звонил Роману. Просто не знал, что сказать. Да и не хотелось ему ни с кем разговаривать. Радовало только, что никого к нему не подселили. Пока. В столовой раздавали мандарины. Тогда Инженер обратил внимание на то, что коридоры украшены дождиком, а в холле стоит ёлка. Так он понял, что наступил Новый Год. *** — Ну что, встречайте соседа! — радостно сказала медсестра, заглянув в палату. — А то вам тут грустно одному, невесёлый тут сидите. На пороге переминался с ноги на ногу парень: рыжий, в такой же клетчатой пижаме, что и все пациенты здесь. Инженер не сразу его узнал, но потом не удержался от восклика: — Ше-Шершанский! Яшка… — Здрасьте… — Яшка присел на свою кровать. — О, вы знакомы, это замечательно, — улыбнулась медсестра. — Сосед мой… Ну, раньше был. Н-ну и сейчас то-тоже, получается… — Вот и отлично, покажешь ему тут всё, — пропела медсестра и упорхнула. Оставшись одни, они сидели молча, каждый неловко разглядывал свои руки. Это было странно. Инженер знал Яшку, знал его родителей — очень уважаемых людей. Раньше парень вызывал в нём неодобрение с лёгким налётом зависти — с такими родителями тот мог бы стать… Тоже очень уважаемым человеком. Но он начал играть непонятную свою музыку, спился и принимал всякие плохие вещества. А теперь они, получается, были на равных. Яшка — уже совершеннолетний, но всё равно молодка ещё, и Инженер… Хотя, теперь просто Иннокентий. Вряд ли его возьмут обратно в НИИ с таким-то послужным списком. — Т-тебя… Род-родители отправили сюда? Т-твои… — попробовал завязать разговор Иннокентий. — Ну, не… Это Роза — сказал, е-если я в группе хочу играть, то должен зашиться ваще… — Этот волосатик? Ну, друг твой? — Иннокентий удивился, он-то думал, что это именно белобрысый Яшку сбил с праведного пути. — Ну да… — А как же родители? Н-ну, твои… — А я им больше не сын, — буркнул Яшка и лёг на кровать, отвернувшись к стене. Иннокентий поджал губы, но не стал пытаться снова завести разговор. *** — К вам посетитель! — К-как… Ку-куда… К-ко мне? — Иннокентий поправил очки. — Да, к вам, дорогуша, — сказала медсестра. — Мужчина… Солидный такой. Иннокентий спустился в холл — там возле входной двери стоял Лидер. Один, без своей банды. — Здорово, отец! — он улыбнулся и обнял Иннокентия. — Зд-здравствуй… — тот неловко отстранился. — Давай, одевайся, пойдём-выйдем, — сказал Роман. — На лавочке там посидим, а то тут слишком много ушей. Иннокентий накинул пальто и покорно последовал за Лидером. Снег скрипел под ногами, вокруг лежали огромные сугробы, но лавочки были чистые благодаря стараниям уборщиков. — Ну как ты тут? — спросил Роман. — Кормят нормально? — Д-да, хорошо, вкусно и разно…блюд много всяких… Кот-котлетки с пюрешкой вот бы-были… А ты ка-как? Ре-ребята твои там… Как д-дела вообще? — Дела — делаются, — пожал плечами Лидер. — Нормально всё. Иннокентий сглотнул. Что за дела там делались ему узнавать не хотелось, воображение и так рисовало всякие картины. — На, держи, — Роман протянул ему коробочку — подарочная лента на ней была разорвана, будто её уже открывали. — Они тут шманают, — поджал губы Лидер, — порядки у них такие. С Новым Годом, отец. — С-спасибо, я-я не ож…не ждал сув…сов…совсем… — Иннокентий прижал к себе подарок. — А у-у м-меня и нет ни-ничего, ну, тебе подарить ч-чтобы… — Потом как-нибудь, — махнул рукой Роман. — Сочтёмся. — Я-я… Мо-можно? — Открывай уже! Иннокентий снял крышку и увидел красивые, дорогие часы. — Я заметил, как ты на мои поглядывал, — пояснил Лидер, — ну и решил, что тебе тоже такие пойдут. Ну и вот… Тебе как, нравится? — Д-да, красивые… Ну… Очень, — на щеках появился румянец, но, скорее всего, просто от холода. — Рад, что… Ладно, я пойду… Дела… Делать там… На связи и… Я ещё зайду. Потом. — За… Приходи… — бросил Иннокентий в спину убегающему Лидеру. Тот, казалось, засмущался. Но разве бандитники вообще смущаются? — Подарок мне подарили… — заулыбался Иннокентий, глядя на заснеженные деревья. Он улыбался впервые за долгое время. *** — Яшка, ну ты у-уже достал тарамбанить, ну дай поспать уже, ну! — Уснуть не удаётся… — проскрипел Яшка, прекращая отбивать ритм по железной спинке кровати. — У вас там не завалялся спирт случайно? Или зелёнка какая-нибудь… — Ну чего ты… — Иннокентий вздохнул и, подбив подушку, сел на кровати. — К-какой спирт, ну… Ты же лечишься тут, ну чего ты… — Мне плохо очень… Прям сильно надо… — А как же д-друг твой? Хри-хризантема, который. Он же волнуется за тебя, хочет, чтобы ты поправился, а ты опять… — Роза… — А? — Роза зовут его… — Вот расскажи мне про Розу, чем вы занимаетесь, му-музыку там играете как. — Роза хороший, — губы Яшки тронула улыбка. — Заботится… Мы в тур ехать собирались, но я здесь… Застрял… — Так это же не всё время, ну… Не нав-всегда же. Выйдешь, поедете с ним в ту-тур этот свой, здоровый образ жизненный вести будешь. — Пятый раз я тут… Иннокентий замолк. Яшке было… Восемнадцать? Двадцать? И он уже не раз пытался бросить за свою юную жизнь. Сможет ли вообще когда-нибудь? А сам Иннокентий? Вдруг, он как только выйдет отсюда, опять попытается вломиться в НИИ… По спине прошёлся холодок от осознания, что такой сценарий очень вероятный и хотя сыворотка давно выветрилась из организма, но какая-то частичка её сидела в тёмном уголке мозга и звала… — Меня барабаны успокаивают, но тут нельзя… Палочки забрали… — Яшка упёрся лбом о спинку кровати. — Так, может, поговорим там с кем-то? Может, разрешат? И-или кастрюльки в столовке спр…попросим. Будешь себе бомкать, только, ну, утром. А то ночью спать надо. — Может… — Сестру, может, позвать? Она пилюли даст, ну, для сна. Хо-хорошие, будешь спать как прибитый. Гизь…гузь… «Гдетотампам» называются, вроде… — Не надо, я так посижу тихонечко. Иннокентий пожал плечами и лёг обратно. Остаток ночи Яшка всё так же барабанил по кровати, но он больше ничего ему не говорил. Успокаивает это человека — ну и ладно. Ему самому уже больше не хотелось спать. Иннокентий всё думал о судьбе: яшкиной, своей. Он думал о будущем и ему было страшно. *** Весна растеклась лужами и пригрела солнцем. Мелкие жучки и мошки ожили после зимнего оцепенения и теперь беспокойно копошились в молодой траве. — Давайте, дорогуши, на трудотерапию, — медсестра вошла в палату и упёрла руки в боки. Иннокентий, следивший за мухой на подоконнике, обернулся и пробормотал с надеждой: — С-спина… — Давай-давай, у тебя всё время то спина, то левая пятка, — засмеялась медсестра. — Идём, полезным делом сегодня займётесь, деревья будем сажать. — Н-ну, может… — А то я всё Ларисе Львовне твоей расскажу, — пригрозила она пальцем. Иннокентий со вздохом встал и поплёлся за медсестрой. Ему не хотелось расстраивать Ларису Львовну — свою психотерапевтку. Хотя вначале она ему не понравилась и задавала странные вопросы, но постепенно он проникся доверием к этой женщине и теперь болтал на сеансах без умолку. Ему даже как-то… Легче становилось. Пациенты, одетые в спортивные костюмы, собрались у края сада под руководством пары врачей. Каждому выдали лопату, саженец и чёткую инструкцию. Иннокентий стоял, растерянно моргая на то ли вишню, то ли грушу в своих руках. То ли вишня, то ли груша была ему по пояс и на тоненьких веточках только-только появились почки. Он прослушал, что, когда и куда надо было насыпать, но переспросить стеснялся. Вздохнув, он аккуратно положил сажанец на землю и принялся копать — как минимум нужно было сделать ямку, это он точно знал. — Вот вы представьте: посадите сейчас деревья, будете ухаживать за ними, а они уже через пару лет плодоносить начнут, — говорил один из врачей — молодой совсем. — И другие пациенты потом с вашего дерева будут фрукты есть. У нас ведь как — все яблочки в столовой — они с наших деревьев. И те, что вы сегодня ели — их такие же пациенты как вы сажали. А яблоки, действительно, вкусные были. Иннокентию вдруг захотелось, чтобы на его собственном дереве выросли самые-самые хорошие фрукты. Пусть он и не попробует их никогда, но где-то здесь, в саду, будет расти его дерево. Что-то полезное. Что-то хорошее. Он смотрел, как делают другие и старался всё в точности повторить. В конце концов, деревце торчало из земли — хрупкое, тонкое. Ему стало страшно — а вдруг не приживётся? Вдруг он как всегда что-то напутал? Или морозы ударят… Или жуки съедят… Это почему-то стало очень важным для него. Чтобы дерево выжило. Он поливал его исправно, прогонял жуков. Ему казалось, что если это хрупкое деревце выдержит и выстоит перед всеми опасностями мира, то и он сам, возможно, сможет. *** — С-слушай… А по-почему ты вообще… Со мной? Ну, время проводишь? — Иннокентий показывал как раз Лидеру свой сажанец, на котором уже зеленели первые листочки. Тот посмотрел на него долгим взглядом, но за очками было не разобрать, что это за взгляд. — Своих не бросаем, — сказал Роман и дёрнулся, будто захотел взять Иннокентия за руку, но передумал. Ко многим здесь никто никогда не приходил. А Лидер приходил. Каждую неделю. Иногда даже по нескольку раз. Иннокентий давно не злился на него, да и страх ушёл. Можно было сказать, что они стали друзьями. Теперь Иннокентий не вздрагивал, услышав «Здорово, отец», а расплывался в улыбке и радостно махал рукой. Ему нравились эти встречи, разговоры и прогулки. Он очень их ждал. Иннокентий даже делился теперь с Романом своими страхами и мыслями, не боясь осуждения. — Мой психотеле…пере…пели…тот…торт?.. Ну, враче-чея моя сказала, в общем… — Иннокентий весь вспотел, пытаясь вспомнить и выговорить слово, и едва не забыл основную мысль. — Так что она тебе сказала? — улыбнулся Лидер. — Что злость — это…нормально, — Иннокентий понизил голос, будто говорил о чём-то неприличном. — Что, ока-казывается, нет ничего плохого в том, ч-чтобы, ну, злиться. А если ты себе запрещаешь, то это всё потом внутрь заливается и там тебя отр…травит т-тебя. — Ну, тут она права, отец. Если злость не показывать, то тебя рано или поздно сожрут. Или ты сам себя — как в твоём случае. — Но я знаешь, что думаю? — Что же ты думаешь? — Роман любовался тем, как Иннокентий мило щурился из-за яркого весеннего солнца. — Я дум…ну, считаю, ч-что это вообще про чуй…чувства. В целом. Нужно не бояться, не прятать их, по-показывать. Ну, перед нужными людьми, наверное… К-кому до-доверяешь… — А если никому не доверяешь? — Ну как же… — погрустнел Иннокентий. — Надо д-доверять. А то как это т-так — так жизнь не очень… удачная получается… Всё время ждать подвоха и не верить ни-никому… Одинокая жизнь выходит… — А ты кому-то доверяешь, отец? — Лидер приблизился к его лицу и наклонил голову в бок. — Т-те… А почему ты меня всё время так, ну, называешь? Те-тебе сколько лет? — Иннокентий покраснел и поправил очки. — Ну, допустим, тридцать…шесть, — приподнял брови Лидер. — Ха! А-а мне тридцать четыре! Выходит, это ты — отец, — захихикал Иннокентий. — А я, действительно, отец. Сын у меня есть. — Сы-сын? — Да, Юрчик. Он со мной и с ребятами делами занимается. Семнадцать исполнилось недавно. — Ого, эт… Поздравляю… Ну, с рождением с-сына. Се-семнадцать лет назад… — Ну, спасибо, — хмыкнул Лидер. — И вы с Нат… Нат…так долго… — Она не родная мать ему. Мачеха. Родная умерла. Семнадцать лет назад. — П-прости… — Ничего. Как говорят американцы: жизнь, она такая штука… Неприятная. Иногда. Иннокентий робко обнял Романа. Может, они обнимались слишком долго, но ему было плевать. *** Яшку выписали в конце апреля. За ним приехал радостный Роза и всю дорогу ему что-то увлечённо рассказывал, размахивая руками. Иннокентий смотрел на них из окна и чувствовал себя немного одиноко. Было непривычно от того, что кровать по соседству теперь пустует. Несмотря на разницу в возрасте, они неплохо поладили и Яшка даже рассказал про свои отношения с родителями. Те оказались не такими хорошими людьми, как думал поначалу Иннокентий. Они слишком давили на Яшку, запрещали ему заниматься музыкой и хотели, чтобы тот стал госслужащим. Как оказалось, Яшка начал принимать наркотики ещё до встречи с Розой. И родители его, вместо того, чтобы помочь своему ребёнку, просто выгнали Яшку из дома. Так он поселился у Розы. Иннокентий очень надеялся на то, что у Яшки всё получится, что он будет бомкать на своих барабанах, поедет в свой тур. И больше никогда не вернётся сюда. Он размышлял и про своих родителей. Нет, они не были плохими, просто… Мама порой слишком сильно его опекала, не разрешала многое, что делали другие ребята, кутала зимой в десять шуб, хотя он всё равно умудрялся постоянно болеть. А папа вспоминал о нём только тогда, когда Иннокентий делал что-то не так. Он старался хорошо учиться, но его не хвалили за отличные оценки, а вот за тройки по физкультуре постоянно отчитывали. А в школе… Один единственный раз он постоял за себя в школе. Бросился на задир с кирпичом, как Игорь Катамаранов ему посоветовал. В результате у одного мальчика был перелом ключицы, а его чуть не исключили из школы. Мама плакала, а папа долго и громко на него кричал. Больше Иннокентий Игоря не слушал, а задирам старался просто не попадаться на глаза. Хотя, после того случая его никто больше и не трогал. *** — Собирайся, отец. В одно местечко заскочим. — Ч-что? Ку-куда, мне ж нельзя! — Я покурлыкал с твоей докторшей, она не против. Говорит, тебе полезно будет. — Н-ну я… М-может не надо? — Давай-давай, а то ты приуныл совсем. Оденься поприличнее. Иннокентий сидел на заднем сидении, зажатый с обеих сторон участниками банды. По правую руку располагался Лидер и Иннокентий старался не думать о том, как приятно быть вот так близко к нему. Он пытался отвлечься догадками, в какое место его везут. Оказалось, что в парк аттракционов. Они разорили работника тира и одному из банды пришлось попотеть, утрамбовывая все мягкие игрушки в багажник. От колеса обозрения Лидер отказался, но не потому что боялся высоты, а потому что он «не обязан вообще отвечать и ты оборзел, отец, такие заявочки делать». Поэтому они сходили ещё в комнату смеха, покатались на карусели и, в конечном итоге, просто сидели на лавочке и ели мороженое. — Развёлся. Официально. — сказал вдруг Лидер, глядя на пробегающих мимо мальчишек. — Натка полцарства отсудила. — Ром… — Иннокентий закусил губу и положил руку Лидеру на плечо. — Н-не трогай их… Пусть… Пусть живут себе. — Да кто их трогает? Сами там друг друга трогают. — Ром… — Не буду, сказал же. Они на моря умотали. Натка умеет на дно залечь, но у меня тоже связи есть. Захотел бы — достал бы. — Прошлое надо уметь отпускать… — со вздохом медленно покивал Иннокентий. — Это тебе врачиха твоя сказала? — Нет, ну, э-э-э… Это я так, фи-философствую иногда. — У тебя мороженое на носу, философ. Иннокентий вытерся рукавом и пожал плечами. — Знаешь, а я даже рад, ч-что так получилось, — заявил он. — Ну, что О-Особа брос…ушла. Я думал, что у нас вс-всё хорошо и что она такая хо-хорошая… А оказалось, что не очень. Нет, она хорошая была, да, но я её не… А можешь снять очки? — Это ещё зачем? — растерялся Лидер из-за такой быстрой смены разговора. — Ну, на мин…секундочку, — Иннокентий потянулся к его очкам и замер. — М-можно? Просто и-интересно, какого цвета у тебя глаза… Роман сглотнул и кивнул. Иннокентий кончиками пальцев взялся за дужки и спустил очки как можно ниже на переносицу. Он встретился с пристальным взглядом Лидера. Дыхание перехватило и Иннокентий быстро вернул очки на место. — Ну и какие у меня глаза? — ухмыльнулся Роман. — Шо-шоколадные. Красивые… Хо-хорошие глаза, да, — Иннокентий покраснел с головы до ног и дрожащей рукой поправил свои собственные очки. — Как и твои. Тоже… Шоколадные, — сказал Роман, не глядя на него. *** — Ла-лариса Ль-Львовна, а вы уверены? Ну, мо-может мне ещё недельку тут… — Я уверена, что вы достаточно окрепли — физически и морально. Пора возвращаться в социум. Теперь вы готовы. Она улыбалась, подписывая бумаги на выписку. Иннокентий уже в своей собственной одежде, а не больничной пижаме, стоял у стола и теребил ремешок подаренных часов. — Ну я, если честно, н-не очень себя го-готовым чувствую, может, мне ещё при…подготовиться не-немного здесь, а? — Ну, у вас есть ещё десять минут, — рассмеялась Лариса Львовна. — Послушайте, волноваться — это нормально. Вы пробыли здесь полгода, конечно, вам страшно возвращаться в обычный мир. Но когда вы выйдете отсюда, то поймёте, что мир этот не такой уж и страшный. Да, там могут случатся плохие вещи. Но и хорошие тоже. Разве вы хотите провести всю жизнь в клинике? — Я-я… Н-нет, конечно… Но… Что если я, ну, — Иннокентий опустил взгляд. — Что если я опять… — А вы хотите? — Нет! Не хочу! — Никто не застрахован от ошибок, Иннокентий. Все мы люди. Но вы несёте ответственность за свою жизнь, вы — и никто другой принимаете решения в ней. Всегда можно сдаться, забыться в наркотиках или алкоголе. А можно попробовать и побороться за себя. Узнать себя настоящего. И строить свою жизнь так, как вам хочется, не убегать от неё, не прятаться. Вам не нужны наркотики, чтобы быть счастливым. Это есть внутри вас, просто нужно это отыскать… Она тепло улыбнулась. — Пока что пропьёте таблетки, рецепт я напишу — просто для поддержания организма, чтобы вы не откатились в депрессию назад, да? Мы об этом говорили. Иннокентий кивнул. — Вот и всё. Удачи вам, Иннокентий. Надеюсь, мы больше никогда с вами не увидимся, — подмигнула Лариса Львовна, протягивая ему бумаги. — Д-да. До сви… То есть, хорошего вам…в-всего. Он ехал в машине молча, время от времени оглядываясь в окно заднего вида, пока клиника не исчезла за густой листвой. Иннокентий думал про Ларису Львовну, про своё дерево — ему сказали, что за ним теперь будет ухаживать садовник. — Ну что, откинулся, отец? — Н-ну я же не в тюрьме был… Там кормили вкусно. — Ничего, я тоже тебя буду вкусно кормить, — Лидер сжал его ладонь. Иннокентий застенчиво улыбнулся. *** Возвращаться было… Странно. За окном был совершенно какой-то другой мир — мамочки с колясками прогуливались в тени, прячась от жаркого летнего солнца, прохожие куда-то спешили все. Иннокентий чувствовал себя пришельцем с далёкой планеты и теперь нужно было снова привыкать к этому всему, адаптироваться. Даже собственная квартира теперь казалась чужой. Здесь всё было чисто, ни единой пылинки — наверное, ребята Романа постарались. Сервант застеклили, на пол положили новый ковёр — почти такой же, как старый. Иннокентий прошёлся по комнате, дотрагиваясь пальцами до книг, до пластинок. Повертел в руках фотоаппарат и вспомнил, как ему нравилось фотографировать. Раньше, до всего этого. Хотя и сейчас что-то внутри откликалось теплотой, когда он держал камеру. — Порядок? — осторожно поинтересовался Лидер. — Да. Ты останешься? — Если не прогонишь, — ухмыльнулся он. — Ос-останься… *** Лидер только перестал говорить с кем-то по телефону, не скупясь на угрозы, и теперь просто гипнотизировал ковёр на стене. Иннокентий подошёл к нему со спины и осторожно обвил руками, положив голову на плечо. Лидер застыл, даже дышать перестал. — Ты ведь только хочешь казаться таким… — прошептал Иннокентий. — Ну, страшным бандитником. Но я-то знаю. Кус… Раскусил я тебя. Ты на самом деле мягкий. Х-хороший-хороший. — Откуда такая информация щас пошла? — дрожащим голосом произнёс Лидер. — Был бы плохим, н-не нянчился бы со мной так. — Может, я не по доброте душевной, а…по личному…интересу… — По личному, з-значит… — Иннокентий, потёрся носом о его висок. Лидер издал что-то среднее между вдохом и писком. — Надо было взять пример с девочек, — выдавил он. — Раньше. — М-мы… Наверстаем. *** Они наверстали. *** — Думал о том, чем дальше заниматься собираешься? По жизни, — Роман играл с волосами Иннокентия, пока тот лежал на его голом плече. — Думал, но как-то не очень придумал, — вздохнул Иннокентий, поглаживая руку Романа. — В НИИ? — Н-не думаю, что возьмут. — А хочешь? Могу порешать. Иннокентий подумал о том, что заставило его стать инженером. Его мама работала в НИИ. И папа тоже. И бабушка. И вторая бабушка. И дедушка… — Не очень, если честно… — признался он. — Да и соблазн будет, ну, по-понимаешь… — Как говорят американцы: нарики они ведь не потому что они…нарики. А потому что несчастливы. Ты счастлив? — Я не знаю… Н-ну, в смысле, с тобой я счастлив, прям очень счастлив сейчас, да… Но счастлив ли я сам, ну, сам по себе?.. Роман крепче его обнял и поцеловал в висок. — Наверное, фотографировать…ну, фотографией займусь. Попробую, может… Вдруг получится хорошо и ме-меня в газету какую возьмут… Фотографистом… — Получится, отец. Всё у тебя получится. — Ну, Ром, ну просил же меня так не называть, это не уд…неловко так и я себя старым чувствую, а я ведь младше и вообще у-у меня и-им… — Базара ноль, Кеша, — закатил глаза Роман, специально выделив имя, чтобы позлить, и заткнул его поцелуем. Иннокентий укусил Лидера за губу и на удивлённый взгляд ехидно ответил: — Ты мне рот не затыкай. А потом сам утащил в поцелуй. Большой. Ну, по-французски. Со всеми делами.